Спросить
Войти

События середины 1930-х гг. На Карельском перешейке в судьбах финнов-ингерманландцев

Автор: указан в статье

Ю. А. Ступин

События середины 1930-х гг.

на Карельском перешейке в судьбах

финнов-ингерманландцев

Ступин

Юрий Александрович,

Санкт-Петербургский

государственный

университет

(Санкт-Петербург,

Россия)

Временной отрезок с 1930 по 1947 г. стал для финнов-ин-германландцев Советского Союза периодом целой череды принудительных переселенческих акций, которые, в конечном итоге, привели к практически полному удалению финнов с территории их традиционного проживания. Эти переселения оказали существенное влияние на дальнейшую судьбу финского населения нашей страны, став одним из факторов, которые предопределили стремительное «угасание» данной этно-территориальной группы во второй половине XX - начале XXI в. Подчеркнем, что в условиях резкого усиления миграционных процессов в этот период и связанного с ними распространения этнически смешанной брачности, стимулировавшего развитие ассимиляционных процессов, сокращение численности финнов все равно имело бы место. Не менее существенное значение имели события Великой Отечественной войны, в эпицентре которых оказалась территория традиционного проживания финнов, в результате чего они понесли тяжелые демографические потери. Тем не менее, репрессивная политика советских властей по отношению к этому народу, приведшая к расколу его традиционного ареала расселения на три крупных и ряд мелких пространственно разобщенных очагов, способствовала значительному ускорению негативных послевоенных тенденций его демографического развития.

Среди череды принудительных переселенческих акций, проведенных среди финнов, значимое (хотя, как нам представляется, и не первое) место занимает выселение гражданского населения, проведенное в 1936 г на Карельском перешейке. Это событие сложно назвать хорошо изученным вопросом. Обычно

© Ю. А. Ступин, 2016

оно рассматривается в работах более общего характера, посвященных либо истории российских финнов, либо истории советских репрессий против отдельных этнических групп СССР. В работах по истории Ингерманландии и российских финнов, как российских1, так и западных2, данная акция рассматривается совместно с переселениями 1935 г, из чего складывается впечатление, что это было некое единое мероприятие, что переселения 1936 г — лишь продолжение событий предыдущего года. Каких-либо нормативных актов, регламентировавших переселение, не упоминается; кто был его организатором, остается неясным. Сведений о том, куда были направлены выселенные, приводится немного, ничего не говорится и о юридическом статусе переселенцев. Ставшие общим местом данные о 26-27 тыс. выселенных (в том числе 20 тыс. — в 1936 г.) заимствованы из финляндской литературы. Заметим: эти цифры появились «по горячим следам» событий в середине 30-х гг. и в последующие десятилетия некритически воспроизводились в финляндских изданиях. В постсоветский период, когда данная тематика перестала быть запретной в нашей стране, указанные цифры перекочевали и в российскую научную литературу. Они до сих пор не подверглись пересмотру, хотя очевидной задачей исследователей было верифицировать их на основании отечественной документальной базы. В настоящей работе предпринята попытка частично закрыть это значительное «белое пятно» в истории российских финнов.

Основу источниковой базы исследования составили неопубликованные материалы фонда 7179 (Ленинградский облисполком) Центрального государственного архива Санкт-Петербурга. Именно Леноблисполком (далее — ЛОИК) и стал организатором переселения с Карельского перешейка в 1936 г. Такая специфика, как нам представляется, и стала одной из предпосылок малоисследованности темы. Документы по истории принудительных миграций советского времени специалист первым делом будет искать в фондах силовых органов (НКВД-МВД, МГБ и т. д.). Однако в рассматриваемой переселенческой акции ключевую роль играли местные органы власти. Вспомогательное значение для настоящей работы имеют статистические материалы по населению Ленинградской области, отложившиеся в фонде 95 Центрального государственного архива Санкт-Петербурга. Имеющиеся статистические публикации по региону относятся, в основном, к первой половине 30-х гг., что предопределяет необходимость использования в первую очередь архивных источников.

Напомним, что к концу 1920-х гг. финны-ингерманландцы являлись крупнейшим этническим меньшинством Ленинградской области (далее — ЛО). По данным переписи 1926 г., в регионе насчитывалось 119,1 тыс. финнов; кроме того, в Ленинграде и Кронштадте — 6,7 тыс. Наиболее крупные очаги расселения финнов располагались в центральной части ЛО, и первый из них был локализован на Карельском перешейке. В административном отношении это были Куйвозовский, Парголовский и Ленинский районы. Финские поселения занимали большую часть его территории, доходя на юге до Колтушской возвышенности. Русское население занимало западную часть перешейка, прилегающую к Финскому заливу, и населенные пункты близ Ленинграда и вдоль линий железных дорог В городских поселениях русские также преобладали. Всего в трех районах Карельского перешейка сосредоточивалась почти треть (31 %) финского населения ЛО. Здесь они составляли 44 % населения, а в Куйвозовском районе — почти 80 %, в связи с чем с 1931 г этот район имел статус национального финского.

Помимо района, на территории Карельского перешейка функционировали и низовые национально-административные единицы — финские национальные сельсоветы. Последовательно проводя политику так называемой коренизации, государство активно формировало такие сельсоветы, стремясь максимально охватить их сетью территории проживания этнических меньшинств. По принятым в начале 30-х гг. правилам, национальный сельсовет включал от 300 до 3000 человек, из которых не менее 66 % должны были составлять титульный этнос. Национальный сельсовет мог создаваться как путем присвоения такого статуса уже существующей административно-территориальной единице, так и путем «выкраивания» из одного или нескольких смежных сельсоветов населенных пунктов с преобладанием соответствующей национальности. Национальный сельсовет является как бы «маркером» наличия на той или иной территории достаточно крупной локальной эт-нотерриториальной группы. Для этногеографической характеристики территории это существенно, учитывая малочисленность этнических групп на изучаемой территории и че-респолосность их расселения. В районах Карельского перешейка была создана густая сеть национальных сельсоветов: к середине 30-х гг. здесь из 40 сельсоветов было 27 национальных финских, а в Куйвозовском районе лишь 3 сельсовета не имели такого статуса.

Немаловажно, что на Карельском перешейке проходила граница между СССР и Финляндией, контакты с которой, несмотря на строгость пограничного режима, у ингерман-ландцев отнюдь не прекращались. Именно в приграничных районах Карельского перешейка перепись 1926 г. зафиксировала наибольшее число финнов неингерманландского происхождения: всего в Ленинградской губернии их было 11 053, в том числе в Ленинградском уезде (с Ленинградом) — 8317. Из этого числа в Ленинграде проживало 3940 человек, в Куйвозовской волости — 1721, в Парголовской — 1371, в Ленинской — 504 и т. д. Во всем Троцком уезде таких финнов было лишь 1804, в Кингисеппском — 705 3

Второй крупный очаг расселения финнов-ингерманландцев располагался юго-западнее Ленинграда, на северо-восточной окраине Ижорской возвышенности, примерно вдоль линии Петергоф — Стрельна — Красное Село — Пудость — Большие Колпаны. Почти исключительно финскими были и населенные пункты по верхнему и среднему течению Ижоры (выше Колпино). Административно это Красногвардейский (Гатчинский) район, восточная часть Урицкого и северо-западная часть Детскосельского (Павловского) района. Здесь сосредоточено около 40 % финнов ЛО. В середине 30-х гг. здесь функционировал

21 финский национальный сельсовет. В то же время нужно отметить, что в этом районе финны господствуют лишь в сельских населенных пунктах сельскохозяйственного типа. В промышленных, транспортных и т. п. поселках, весьма многочисленных здесь (из-за близости Ленинграда), финское население практически отсутствует.

В остальных районах Ингерманландии финское население было менее многочисленным, оно образовывало меньшие по площади очаги, расселяясь чересполосно с русскими, ижорой, водью, эстонцами. Сравнительно крупные локальные этнотерриториаль-ные группы финнов можно отметить, например, на Кургальском полуострове, в верховьях р. Назия и др. За пределами двух главных очагов расселения финнов к середине 30-х гг. было образовано всего 6 финских сельсоветов, что лишний раз подчеркивает малочисленность и дисперсность расселения финнов в этих частях Ижорской земли.

Финны ЛО во второй половине 20-х гг. являлись почти исключительно сельским этносом — доля городского населения среди них составляла всего 3,8 %, в то время как в целом по региону она превышала 36 %.

С 30-х гг. в среде финнов-ингерманландцев начинают набирать силу негативные демографические тенденции. С одной стороны, все больший масштаб приобретают процессы генетической и культурной ассимиляции финнов. Особенно это заметно на периферии ареала их расселения. Так, в период с 1926 по 1939 гг. численность финнов в Кингисеппском районе уменьшилась на 33,5 %, а их удельный вес — с 9,8 до 6,0 %. В Волосовском районе число финнов за межпереписной период уменьшилось на 9,3 %, а доля понизилась с 17,3 до 14,9 %.

Позиции финнов в центральной части Ингерманландии существенно «подтачиваются» из-за массового притока населения в эти районы, непосредственно прилегающие ко второму по величине индустриальному центру СССР. Правда, приезжие оседают в основном в городских поселениях, но набирающий темп процесс урбанизации не обходит стороной и финнов. Уровень урбанизированности финского населения заметно подрос за межпереписной период 1926-1939 гг. и достиг 12,5 %, хотя он по-прежнему далеко уступает среднерегиональному.

Определенную негативную роль играет и пониженный естественный прирост среди финнов. Как видно из таблицы 1, уровень естественного прироста у финнов стабильно и заметно уступал общеобластному показателю.

Таблица 1. Индекс Уипля населения ЛО в 1935-1939 гг. 4

1935 1936 1937 1938 1939

Все население 160 142 216 188 195

Финны 133 103 142 153 141

В 1939 г. коэффициент рождаемости у финнов ЛО составил 34,1 %о, смертности — 24,2 %о. У всего населения региона рождаемость находилась на аналогичном уровне, а вот смертность была несколько ниже — 20,1 %о5. Правда, у финнов наблюдалась более низкая младенческая смертность: в четырехлетие 1936-1939 гг. ее коэффициент равнялся 180,6 %о против 190,6 %о у всего населения ЛО.

Еще одним фактором, способствовавшим развитию негативных демографических тенденций среди финнов-ингерманландцев, стали принудительные переселенческие акции советских властей, развернувшиеся в 30-е гг. и в значительной мере коснувшиеся исследуемой этнотерриториальной группы. Первой из них стала «кулацкая ссылка», которой было затронуто и финское население ЛО. В отечественной литературе, посвященной истории российских финнов, утвердилось мнение, что в период коллективизации из ЛО было выселено 18 тыс. финнов. Автору настоящей работы данная оценка, имеющая финляндское происхождение, представляется преувеличенной, но детальное рассмотрение этого эпизода истории финнов-ингерманландцев в нашу задачу не входит.

С 1935 г. в СССР начинается резкое ужесточение внутренней политики. В районах, прилегающих к западным границам страны, эти изменения были наиболее заметными.

Одним из наиболее известных проявлений резко изменившейся внутренней политики в приграничных районах стала проведенная в этом году очистка погранполосы ЛО и Карелии от «кулацкого и антисоветского элемента». Согласно распоряжению наркома внутренних дел, в первую очередь (1-25 апреля) очищалась 22-километровая полоса вдоль границы, во вторую — 100-километровая в ЛО и 50-километровая в Карелии. Выселению подлежало 3547 семей, в том числе 1000 — в Таджикистан, 316 семей (из Карелии) — в Западную Сибирь, 2231 семья — в Казахстан. Этот документ широко известен в отечественной литературе по истории Ингрии.

В российской историографии широко распространено мнение, что под «кулацким и антисоветским элементом» подразумевались финны или вообще национальные меньшинства. Прямо об этом писал такой авторитетный исследователь истории «кулацкой ссылки», как В. Н. Земсков6. В этой связи хотелось бы обратить внимание на собранные В. А. Ивановым данные о территориальном распределении числа лиц, подлежащих выселению из погранполосы7 Из них складывается впечатление, что «национальный акцент», если вообще присутствовал в операции, выражен был крайне слабо. Из 3078 семей на долю участков погранполосы с преобладанием финского населения (5-й погранотряд, Отдельная Шлиссельбургская комендатура, Куйвозовский и Пригородный районы) приходится лишь 858 семей (27,9 %). Еще 582 семьи (18,9 %) предполагалось выселить из Кронштадта и с участков 6-го и 7-го погранотрядов (участок между Финским заливом и Чудским озером). В Кронштадте русские составляли свыше 90 % населения, а на южном берегу Финского залива крупнейшим этническим меньшинством были ижоры,

а не финны. Последние, по данным переписи 1926 г., составляли 8,4 % населения Кингисеппского района, 11,1% Котельского и 15,2 % Ораниенбаумского. Эстонцы были значимым меньшинством лишь в Кингисеппском районе (14,8 % населения).

Однако самую большую часть, 1332 семьи (43,3 %), надлежало удалить с эстонской и латвийской границы. На этом участке лишь к северу от Пскова в состав населения входило значимое по численности эстонское меньшинство. По данным переписи 1926 г., в Се-рёдкинском районе доля русских составляла 93,0 % (эстонцев — 6,7 %), в Полновском — 81,1 % (эстонцев — 18,4 %), в Гдовском — 90,9 % (эстонцев — 8,4 %). К югу от Чудского озера население было почти исключительно русским. В Псковском районе доля русских составляла 99,4 %, в Палкинском — 99,5 %, в Островском — 98,6 %, в Красногорском — 99,5 %, в Опочецком — 97,9 %. Более разнообразный этнический состав имел лишь Псков, где русских было всего 87,3 %, а самыми крупными национальными меньшинствами были латыши, евреи и поляки8. Следует отметить, что в упомянутом плане выселения большая часть приходилась на долю именно южного участка (9-й и 10-й погранотряды и Псков), а не северного.

Таким образом, операцией предполагалось более или менее равномерно охватить территорию приграничья, вне зависимости от национального состава населения. Количество семей, предполагавшихся к выселению, зависело в первую очередь от численности населения района.

Другое дело, что первоначальное плановое задание было перевыполнено в полтора раза. По сведениям В. Н. Земскова, в результате операции было выселено 5059 семей общей численностью 23 217 человек. Из этого количества 1556 человек оказались в трудпоселках Западной Сибири, 7354 были направлены в Свердловскую область, 1998 — в Киргизию, 3886 — в Таджикистан, 2122 — в Северный Казахстан и 6301 — в Южный Казахстан9. Эти хозяйства вошли в состав «кулацкой ссылки», причем в качестве особого подконтингента руководством Отдела трудпоселений не вычленялись, «растворившись» среди сосланных в начале 30-х гг. Всех выселенных В. Н. Земсков считает финнами. Несколько иные данные о числе выселенных приводит В. А. Иванов, но разница с приведенными выше цифрами незначительна.

В. И. Мусаев, констатировав отсутствие в документах, подготавливавших операцию, сведений о наличии в ней национального подтекста, пишет, что «на практике получилось именно таким образом»10, то есть что выселение проводилось именно по этническому признаку. Каких-либо доказательств этого тезиса автор не приводит. Таким доказательством могли бы послужить, например, сведения о порайонном распределении числа выселенных — если окажется, что план перевыполнялся за счет районов с высокой долей этнических меньшинств, конечно, можно будет вести речь о наличии в операции национального подтекста. Вспомним, что в тексте «записки Ягоды» говорится, что

«на каждую семью должно быть вынесено постановление УНКВД Ленобласти». Если эти постановления сохранились, на основании их анализа можно было бы также ответить на этот вопрос.

Автору настоящей работы хотелось бы обратить внимание на следующие два документа, которые ставят под сомнение «национальный» характер переселения 1935 г. — по крайней мере, применительно к финнам.

1. Итоги налогового учета населения ЛО 1934 г. и 1935 г., где приводятся сравнительные данные о численности хозяйств и населения в разрезе районов и сельсоветов реги-она11. Учет проводился летом, то есть в 1935 г. его итоги отражают ситуацию уже после проведения «первой очереди» выселения. Если «на практике получилось именно таким образом», то в финских районах будет заметный провал в численности населения. Однако даже самый финский в ЛО Куйвозовский район отнюдь не производит впечатления опустошенного. На июнь 1934 г. в районе (в сопоставимых границах) проживало 26 920 человек, на январь 1935 г. — 28 404, и на июнь 1935 г. — 25 097 12. Динамика численности населения районов свидетельствует как раз об обратном — выселение имело «точечный» характер, оно планировалось и осуществлялось равномерно по всей погранполосе, без какой-либо связи с этнической структурой населения.
2. В. Н. Земсков приводит данные, что после начала Великой Отечественной войны «в составе трудпоселенцев были вычленены 12 574 семьи, в отношении которых приостанавливалось действие постановления СНК СССР от 22 октября 1938 г. об освобождении по достижении 16-летнего возраста. В это число вошли 7067 немецких семей, 2535 польских, 1073 финских, 708 эстонских, 433 болгарских, 358 латышских, 118 австрийских, 98 греческих, 65 чешских, 33 литовских, 32 французских, 18 словацких, 10 иранских, 7 албанских, 5 арабских, 3 китайских, 3 румынских, по две турецких, голландских и норвежских, по одной сербской и итальянской семье»13. Итак, к 1941 г. в составе «кулацкой ссылки», в которую, по словам цитированного автора, были включены и выселенные в 1935 г. из по-гранполосы, было лишь чуть более 1 тысячи финских хозяйств, то есть 3-4 тыс. человек. Почему-то В. Н. Земсков никак не прокомментировал некоторое несоответствие этой цифры приведенным им же сведениям об отправке в «кулацкую ссылку» только в 1935 г. более 5 тыс. финских семей.

Разумеется, число хозяйств на момент прибытия в ссылку было выше, но незначительно. Думается, приведенные сведения дают основание, по крайней мере, несколько усомниться в укоренившихся представлениях о масштабах принудительных миграций среди финнов, осуществленных в ЛО в 30-е гг.

3. Соотнесем сведения В. Н. Земскова о численности выселенных в 1935 г. «финнов» с национальной структурой населения регионов, куда они были направлены, по данным переписи 1939 г. Соответствующие данные приводим в таблице 2.

Таблица 2. Финское население регионов, куда были направлены выселенные в 1935 г. из погранполосы (по В. Н. Земскову)

Регион Было выселено в 1935 г. Численность финнов по данным переписи 1939 г.

Западная Сибирь 1556 1644

Свердловская область 7354 197

Киргизская ССР 1998 15

Таджикская ССР 3886 215

Казахская ССР 8423 2618

Итого 23 217 4689

Итак, в районах расселения переселенных из погранполосы, переписью отмечено в 5 раз меньше финнов, чем их якобы было выселено. Избыточной смертностью такую разницу объяснить невозможно, тем более что в середине 30-х гг. демографическая ситуация в «кулацкой ссылке» была уже далеко не столь катастрофической, как в период коллективизации14. Кроме того, конечно, не все финны, отмеченные переписью 1939 г., оказались там в результате переселения 1935 г. Данные по Западной Сибири включают сосланных в начале 30-х гг., а кроме того, большое количество старожилов — финнов, переехавших в Сибирь еще в XIX столетии. По данным переписи 1926 г., в Западной Сибири проживало 1454 финна, большей частью в Омском и Тарском округах. Лишь финны Казахстана, вероятнее всего, в основном являются жертвами «зачистки» погранполосы. Во всяком случае, автору настоящей работы трудно подобрать иное объяснение столь значительному росту их численности (в 1926 г. в Казахстане было всего 29 финнов). Впрочем, часть из них, вероятно, могла попасть в республику и в составе репрессированных в 1937-1938 гг., в том числе не только из ЛО, но и из Карелии. Таким образом, исходя из данных переписи 1939 г., можно предположить, что число финнов, выселенных из погранполосы ЛО и Карелии, на момент вселения, по самой «оптимистической» оценке, не превышало 3 тыс. человек. Однако этот вопрос требует дальнейшего изучения.

К слову, другие принудительные миграции того времени прекрасно отображаются переписью 1939 г. Так, в 1936 г. из погранполосы Украины было выселено в Казахстан 69,3 тыс. поляков (сюда вошло и небольшое количество немцев) — и действительно, в 1939 г. перепись учла в Казахстане 54 809 поляков (в 1926 г.—только 3762). В 1937 г. с Даль -него Востока было выслано 172 тыс. корейцев (95,5 тыс. попали в Казахстан, 76,5 тыс. —

в Киргизию). Перепись зарегистрировала 96 453 корейца в Казахстане и 72 944 — в Киргизии. Как видим, никто никуда не пропадал, и совершенно непонятно, каким образом десятки тысяч якобы высланных финнов могли бесследно исчезнуть, никак не отразившись в переписи.

Весной 1935 г. была проведена полная «очистка» 500-метровой пограничной полосы ЛО от гражданского населения, которая, очевидно, стала еще одним проявлением «закручивания гаек» в советской пограничной политике. В частности, этому вопросу было посвящено совещание при мобилизационно-оборонном секторе ЛОИК от 19 апреля 1935 г.15 Было определено, что на Карельском перешейке, в полосе 5-го Сестрорецкого погранотряда, переселению подлежит 10 населенных пунктов с 228 дворами, а в Кингисеппском районе, в зоне ответственности 7-го Кингисеппского отряда, — 9 населенных пунктов с 176 дворами. Население этих деревень предполагалось расселить в 7^-киломе-тровой полосе на месте выселенных оттуда «неблагонадежных элементов».

Вслед за этим обязательным постановлением Президиума ЛОИК от 10 мая 1935 г. было введено новое положение о пограничном режиме на территории региона. Если ранее ограничительные меры распространялись только на 7,5-километровую погранполо-су, то теперь пограничная зона формировалась по административно-территориальному принципу, включая, как правило, целые административные районы. Постановление вводило въезд в погранзону по пропускам, выдаваемым милицией.

Постановлением Президиума ЛОИК от 14 сентября 1935 г. в «режимных» районах ЛО было предписано провести обмен паспортов, завершив его в десятимесячный срок16. Пункт 3 этого постановления требовал в процессе обмена «выявлять и удалять из режимных районов области соц. чуждый и уголовный элемент».

Параллельно ужесточению режима в регионе набирает силу другая тенденция, а именно милитаризация территории, резкое расширение площади, занятой войсковыми гарнизонами, лагерями, полигонами, аэродромами и другими военными объектами. Приграничное положение изучаемого региона дополнительно стимулировало этот процесс. Во второй половине 30-х гг., по мере неблагоприятного для Советского Союза изменения международной обстановки, с одной стороны, и наращивания сил Красной Армии и флота, с другой стороны, милитаризация западного пограничья СССР становится все более масштабной.

Порядок отвода земельных участков для нужд военного ведомства (Народного комиссариата обороны СССР (НКО) и Народного комиссариата Военно-Морского Флота СССР) регулировался «Положением об изъятии земель для государственных или общественных надобностей», которое было утверждено постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 4 марта 1929 г. При необходимости изъятия земель нарком обороны или командующий войсками соответствующего военного округа представлял необходимые документы

в местный областной или краевой исполком, или Совнарком автономной республики. Местные органы исполнительной власти принимали решения об удовлетворении ходатайств или об отклонении их. Изучение документов ЛОИК показывает, что в подавляющем большинстве случаев ходатайства военных удовлетворялись, хотя бывали и отдельные случаи отказов. Затем районный или городской исполком создавал оценочную комиссию «для описи участка, оценки стоимости неиспользованных затрат и изымаемого имущества». Положением предусматривалось возмещение землепользователям и другим лицам, интересы которых затрагивались изъятием, убытков, возникающих «из факта изъятия».

В случае, если изъятие затрагивало земли населенных пунктов, производилось переселение хозяйств и перенос строений за пределы изымаемого участка. Конечно, в основном военные объекты были «точечными», не занимали большой территории, и их изъятие не приводило к масштабным переселениям. Однако бывали и исключения: сооружение некоторых военных объектов требовало переселения целых населенных пунктов и даже групп поселений. На Карельском перешейке следует упомянуть два таких объекта, площадь которых измерялась тысячами гектаров.

Первым из них был Научно-исследовательский артиллерийский полигон (часто име -нуется Ржевским полигоном), возникший к северо-востоку от Петербурга еще в конце XIX в.17 Он стал одним из главных отечественных центров научно-исследовательской и испытательной деятельности в сфере артиллерии — здесь испытывались артиллерийские орудия, снаряды, железобетонные укрепления, системы реактивной артиллерии и ракетные двигатели. Во второй половине 30-х гг. южная часть землеотвода полигона перешла в ведение Научно-исследовательского морского артиллерийского полигона.

По мере технического совершенствования артиллерии, увеличения дальности ее стрельбы, для полигона требовалась и все большая площадь земли. Так, именной указ императора Николая II от 5 (18) июля 1912 г. санкционировал передачу полигону до 570 десятин земли в Петербургском уезде и до 12 000 десятин в Шлиссельбургском18 (то есть всего 13 730 га). Расширение полигона продолжилось и в советское время19, в результате чего он постепенно охватил всю восточную часть принадлежащей СССР территории Карельского перешейка20.

Другой крупный военный объект, возникший на Карельском перешейке в межвоенный период, — Карельский укрепрайон (КаУР). Начало его строительству было положено приказом НКО СССР № 90/17 от 19 марта 1928 г. Тогда было создано управление военно-строительными работами по строительству КаУРа в границах: Ладожское озеро — Финский залив, вдоль государственной границы. Строительство КаУРа продолжалось до 1939 г. УР прикрывал северные подступы к Ленинграду со стороны Финляндии и стал самым северным элементом так называемой «линии Сталина» — так неофициально называлась цепочка УРов, построенная вдоль западной границы СССР.

Линия долговременных сооружений КаУРа протянулась через населенные пункты Сестрорецк, Белоостров, Мертуть, Каллелово, Медный Завод, Агалатово, Елизаветинка, Лемболово, Ненимяки, Перемяки, Соелово, Верхние Никулясы, Нижние Никулясы. Главная полоса УР большей частью прошла на некотором удалении от советско-финляндской границы — перед линией ДОТов располагалось предполье глубиной до 10-15 км с довольно многочисленным гражданским населением.

Строительство КаУРа повлекло за собой новые изъятия земли из гражданского землепользования и переселения жителей. По всей видимости, в конце 1935 г. или начале 1936 г. командование Ленинградского военного округа (далее — ЛВО) предложило ЛОИК полностью освободить полосу предполья КаУРа от гражданского населения. В итоге расширение артполигона и строительство КаУРа привело к милитаризации огромной территории (по очень приблизительным подсчетам, не менее 160 тыс. га, не считая других, более мелких объектов).

Милитаризация территории приводила не только к переселению хозяйств и населенных пунктов, но и создавала значительные проблемы для сельского хозяйства соответствующих районов — под военные объекты изымались значительные площади сельскохозяйственных угодий. Так, в Куйвозовском районе уже к 1 марта 1936 г. было изъято для оборонных нужд 7326,92 га земли, в том числе 2214,72 га пашни и 805,38 га сенокоса21. Для сравнения, в 1933 г. вся посевная площадь Куйвозовского района составляла 9730 га22.

Потеря сельскохозяйственных угодий для населения Карельского перешейка и для местных властей была самой большой проблемой, связанной с милитаризацией территории. Перенос построек был задачей решаемой23, а вот обеспечить переселяемые хозяйства землей было куда труднее. Так, в постановлении от 29 августа 1935 г., связанном с отводом земли под Новотоксовский лагерь, констатируется «напряженность кормового баланса» в Куйвозовском районе, в связи с чем ЛОИК предписал закрепить за колхозами все сенокосы и выгоны в лесах всех категорий24. В мае 1937 г., уже после событий, связанных с массовым переселением с Карельского перешейка (которое, казалось бы, должно было разрядить остроту земельного вопроса), в Токсовском районе, по данным ЛОИК, недоставало 45 % кормовых угодий от необходимого. Тогда областным властям удалось добиться от ЛВО разрешения на использование для нужд колхозов 1228 га сенокосов на отселенной территории25.

10 ноября 1935 г. суженное заседание Президиума ЛОИК согласилось с выселением шести колхозов (231 двор) с территории Новотоксовского лагеря, о чем было вынесено соответствующее постановление № 43. Однако в протокол заседания было внесено также следующее: «Ввиду отсутствия земель и густонаселенности Куйвозовского района признать необходимым произвести расселение трудовых землепользователей в северовосточной части Ленинградской области, в связи с чем поручить ОблЗУ в месячный срок

выявить возможность размещения в северо-восточных р-нах Ленобласти и произвести соответствующую разъяснительную работу среди переселяемых; поставить перед НКЗе-мом (Народным комиссариатом земледелия. — Ю. С.) вопрос о выделении особых средств по освоению новых земель, после чего мероприятия ОблЗУ по расселению из Куйвозов-ского района внести на рассмотрение Президиума Леноблисполкома»26.

Таким образом, резкое обострение земельного вопроса на Карельском перешейке из-за милитаризации территории стало одним из главных факторов (если не самым главным), способствовавших принятию решения о переселении гражданского населения в более многоземельные восточные районы ЛО.

Национальный состав населения, как причина для его удаления из предполья УР, в изученных нами протоколах суженных заседаний Президиума ЛОИК не упоминается ни разу. Заметим, что на этих заседаниях присутствовали представители НКВД, а также командования ЛВО — инициатора переселенческой акции. Протоколы и постановления суженных заседаний имели гриф «секретно» или «совершенно секретно», что, казалось бы, избавляло устроителей переселения от необходимости тщательно скрывать истинные предпосылки своих действий.

Итак, осенью 1935 г. впервые озвучена идея о крупномасштабном переселении хозяйств с Карельского перешейка на восток ЛО.

7 марта 1936 г. стало ключевой датой в истории переселения населения с Карельского перешейка. В этот день суженное заседание ЛОИК приняло два постановления. Постановление № 64 определило, что населению, проживавшему на территории Новотоксов-ского лагеря, надлежало переселиться на территорию Борисово-Судского района — ныне это западная часть Вологодской области. Причем к «новотоксовским» переселенцам (264 двора) присоединялись 187 дворов с Научно-исследовательского артиллерийского полигона, и еще 50 хозяйств — с трех других, более мелких объектов, передаваемых НКО. Всего, таким образом, в Борисово-Судский район должно было отправиться 501 хозяйство. Финансирование проекта должно было осуществляться частично за счет НКО (1,7 млн руб.), а большую часть средств (3,3 млн руб.) ЛОИК надеялся получить от СНК СССР, из переселенческих фондов.

Переселенцев предполагалось (с санкции СНК СССР) освободить на 3 года от всех видов госпоставок и предоставить лес для строительства на корню. Переселение планировалось произвести в три очереди и завершить его к 1 ноября 1936 г.

В постановлении не обойден молчанием и национальный аспект (но вовсе не в качестве объяснения необходимости проведения данной акции). Поскольку все переселяемые колхозы были финскими, ЛОИК решил поселить их в Борисово-Судском районе обособленно, на трех крупных земельных массивах общей площадью 7598 га, не смешивая с русскими.

В соответствии с пунктом 12 данного постановления, дальнейшие переселения с землеотводов «спецназначения» в пределах Куйвозовского района прекращались, то есть в случае передачи НКО земельных участков, включавших в себя населенные земли, жители затронутых отводами поселений могли переселяться только в другой район ЛО27.

Второе постановление, принятое в этот день, под номером 63, анонсировало более широкую программу переселения с Карельского перешейка. Предполагалось переселить из укрепленной полосы Куйвозовского района 2201 хозяйство, для чего областному земельному управлению поручалось провести соответствующее обследование северо-восточных районов ЛО28.

3 апреля вопрос об организации переселения из Куйвозовского района подробно рассматривался на суженном заседании Президиума ЛОИК. На этот раз число переселяемых хозяйств возросло уже до 3000 (1300 из них намечались к переселению в первую очередь, до 15 мая), а для расселения их намечалось девять районов северо-востока ЛО: Белозерский, Кирилловский, Чарозерский, Вашкинский, Шольский, Пришекснинский, Мяксинский, Петриневский и Кадуйский. Для изучения возможности расселения в эти районы командировались работники ЛОИК. Однако для расселения намечались и юго-восточные районы области, для чего поручалось «учесть... все имеющиеся свободные жилые постройки и земельную площадь для доприселения и организации новых колхозов (главным образом по районам: Чагодощенскому, Устюженскому, Пестовскому, Мошенско-му, Бабаевскому, Борисово-Судскому)».

Для переселяемых предполагалось предоставить следующие льготы:

— для наиболее нуждающихся хозяйств — ссуда в размере 1 ц хлеба;

— списание задолженности по госналогам за 1935 г. и освобождение от сельхозналога, мясо- и молокопоставок и самообложения сроком на 2 года, а размер страхового сбора на этот же срок сокращался на 50 %;

— списание задолженности переселяемых колхозов по долгосрочным и краткосрочным платежам.

Кроме того, перевозка переселяемых должна была производиться за государственный счет воинскими эшелонами. Была предусмотрена и выплата суточных в размере 2 руб. в сутки на человека.

На заседании была также сформирована комиссия по переселению и утвержден ее состав, куда вошли представители ЛОИК, Ленинградского обкома ВКП(б), ЛВО и управления НКВД по ЛО29.

Переселение хозяйств второй очереди из Токсовского района30, первоначально намечавшееся на осень 1936 г., было решено перенести на период с 5 по 20 июля. Соответствующее постановление было принято на суженном заседании Президиума ЛОИК от 27 июня 1936 г. Переселенцев второй очереди предполагалось направить в Мошенский,

Пестовский, Кирилловский, Петриневский, Устюженский, Кадуйский, Шольский, Ефимов-ский и Бабаевский районы ЛО. Постановление определило и основные мероприятия по организации этого переселения31.

В результате проведенной переселенческой акции от гражданского населения были освобождены 11 сельсоветов Токсовского района — Агалатовский (без дер. Сар-женка), Елизаветинский, Кирьясальский, Коркиомягский, Красноостровский, Лемболов-ский (кроме дер. Керро), Массельский, Никулясский, Соеловский, Троицемякский, Хип-пелимягский. Также была отселена северная часть Гарболовского сельсовета, но с сохранением данной административной единицы. В пределы отселенной территории вошло как все предполье КаУРа, так и его ближайший тыл. Заметим, что контуры отселяемой зоны формировались «на ходу» — так, еще летом 1936 г. была неясной судьба четырех сельсоветов восточной части перешейка (три из них в итоге были оставлены без переселения)32.

Некоторые итоги переселения 1936 г. подведены в отчете заместителя управляющего Ленинградской областной конторой Сельхозбанка, проверявшего правильность расходования в четырех районах выделенных на переселение средств33. Согласно приведенным в отчете сведениям, переселению подверглось 3301 хозяйство, то есть утвер

ЛЕНИНГРАДСКАЯ ОБЛАСТЬ КАРЕЛЬСКИЙ ПЕРЕШЕЕК ФИННЫ-ИНГЕРМАНЛАНДЦЫ ПРИНУДИТЕЛЬНЫЕ МИГРАЦИИ КАРЕЛЬСКИЙ УКРЕПРАЙОН leningrad oblast karelian isthmus ingrian finns forced migrations karelian fortified district
Другие работы в данной теме:
Контакты
Обратная связь
support@uchimsya.com
Учимся
Общая информация
Разделы
Тесты