Конкуренция юрисдикций, гармонизация экономической политики и формирование корпоративных стратегий

Российский журнал менеджмента Том 4, № 4, 2006. С. 23-44

КОНКУРЕНЦИЯ ЮРИСДИКЦИЙ, ГАРМОНИЗАЦИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ И ФОРМИРОВАНИЕ КОРПОРАТИВНЫХ СТРАТЕГИЙ

А. М.ЛИБМАН

Институт экономики РАН

Статья посвящена проблеме трансформации корпоративных стратегий в условиях конкуренции юрисдикций, т. е. изменения экономической политики государств в рамках соперничества за привлечение мобильного капитала. В работе идентифицируются основные варианты стратегий, которые могут быть использованы корпорациями — с точки зрения как их хозяйственной деятельности, так и взаимодействия с государством. Особое внимание уделено выбору между режимом конкуренции юрисдикций и гармонизацией экономической политики. Исследуются факторы, определяющие выбор стратегии как на корпоративном уровне, так и на уровне взаимодействия частных и государственных игроков.

В условиях глобальной экономики с высокой мобильностью факторов производства и интегрированными рынками товаров и услуг международный бизнес сталкивается с новыми вызовами в формировании своей стратегии. Прежде всего при конкуренции корпораций различных стран и регионов нередко ключевую роль играют не столько особенности самого бизнеса, сколько специфика ресурсного обеспечения, инфраструктуры и институциональной среды региона — центра его экономической активности, в большей или меньшей степени содействующая хозяйственной деятельности. Речь идет как о конкуренции продуктов (например, более мягкие экологические стандарты могут позволить компании снизить издержки при постоянном качестве), так и о соперничестве за капитал и ресурсы (напри -мер, компания в низконалоговой юрисдикции может при неизменных результатах

Исследование выполнено во время работы автора в Марбургском университете (Германия) в 20052006 гг., поддержанной стипендией Немецкой службы академических обменов. Первоначальная версия работы была представлена на конференции Общества развития социоэкономики (БАЗЕ) в Трире (Германия) в июле 2006 г. Автор выражает признательность участникам конференции за ценные замечания, а также Благотворительному резервному фонду за финансовую поддержку исследования. © А. М. Либман, 2006

деятельности обеспечить владельцам получение большей прибыли).

Соответственно, выбор регионов и стран размещения деятельности бизнеса становится одним из ключевых параметров в формировании стратегии. В результате де-факто происходит изменение роли государства как основного элемента внешней среды бизнеса. Если ранее корпорация могла рассматривать условия, определяемые экономической политикой правительства, как данность («менять правительство — это то же самое, что менять погоду» [Виноградова, 2004, с. Б3]), то теперь и она сама, и ее конкуренты могут рассматривать экономическую политику и институциональную среду как факторы, которыми можно и необходимо управлять за счет выбора оптимальных для данной корпорации юрисдикций. Речь идет как об управлении различными формами государственного вмешательства в функционирование частных структур управления (за счет производства общественных благ и взимания налогов, политики конкуренции и непосредственного регулирования «corporate governance») [Feld, Kirchgassner, 2003], так и об управлении «косвенными» последствиями государственной деятельности, связанными с общей институциональной средой юрисдикции. Насколько можно судить, транснационализация бизнеса частично обусловлена именно стремлением использовать эту возможность (простейшим примером которой является манипуляция налоговым бременем) [Bucovetsky, Hauf-ler, 2005]. Понятие «оптимальности», конечно, условно и «привязано» к конкретной бизнес-структуре и рынкам, на которых она оперирует.

Подобная ситуация, в свою очередь, ведет к изменению стратегий государств. С одной стороны, стремясь привлечь мобильные факторы производства, государства вступают в конкурентную борьбу, адаптируя экономическую политику к

потребностям частных структур; это явление принято называть конкуренцией юрисдикций (interjurisdictional competition). К различным проявлениям конкуренции юрисдикций относят налоговую конкуренцию (когда основным инструментом привлечения капитала становится снижение налогового бремени или облегчение налогового администрирования) и конкуренцию институтов (в этом случае страны модифицируют установленные ими формальные «правила игры» для бизнеса) [Seliger, 1999]. Результатом этой конкуренции может оказаться как ex post конвергенция институтов вследствие спонтанного изменения политики государств, так и усиление дифференциации за счет действия сравнительных институциональных преимуществ [Murphy, 2005].

С другой стороны, пытаясь устранить возможности для корпоративного «управления выбором юрисдикции», государства могут сконцентрировать внимание на гармонизации экономической политики ex ante, создании своеобразного «картеля» на рынках общественных благ и институтов. Например, гармонизация налогообложения позволяет странам избежать налоговой конкуренции, лишая бизнес возможности манипулировать налоговыми ставками за счет переноса центра экономической активности в другой регион (далее будет использоваться также термин «выход» (exit)) [Kerber, 1998]. Таким образом, могут сложиться два альтернативных режима функционирования мировой экономики или ее сегментов: конкуренция юрисдикций и гармонизация экономической политики.

Оговоримся, что в настоящей работе термин «юрисдикция» (jurisdiction, Ge-bietskorperschaft), в общем случае использующийся для обозначения любого центра публичной власти с четко определенной территорией влияния, на которой он (в рамках своей компетенции) обладает монополией на легальное использование насилия, применяется исключительно для характеристики отдельных государств.1 Соответственно, нами исследуется конкуренция юрисдикций в международных экономических отношениях. Однако многие выводы применимы и к другим «системам многоуровневых юрисдикций» (в зависимости от специфики их архитектуры [Feld, Kerber, 2006]), включая, например, федеративные государства, где конкуренция за мобильные факторы производства также может играть важную роль.

Несмотря на обилие работ, посвященных конкуренции юрисдикций, подавляющее большинство исследований основано на достаточно упрощенном представлении о бизнес-стратегиях в условиях конкуренции юрисдикций. В литературе по международной политической экономии господствует тезис о том, что конкуренция юрисдикций повышает переговорную власть бизнеса (Ульрих Бек использует термин «власть выхода» (exit power)), вследствие чего корпорации содействуют возможно высокой интенсивности конкуренции между странами (в том числе за счет минимальной гармонизации экономических политик и устранения барьеров для мобильности капитала) и пользуются ею для оптимизации размещения производства и финансовых потоков между странами [Beck, 2002].

Иногда эти преимущества «распространяются» лишь на крупные корпорации, но общая логика сохраняется [Bohnet, Schratzenstaller, 2001]. Последний подход частично утрачивает свое значение в связи со все возрастающей интернационализацией не только классических крупных корпораций, но и предпринимательского бизнеса [McDougal, Oviatt, 2000]. Экономическая теория в принципе «де-персонифицирует» бизнес, рассматривая его в виде агрегированного фактора «капитал». Собственно в исследованиях менеджмента и организации, насколько нам известно, конкуренция юрисдикций до сих пор не играла заметной роли. В реальности корпоративные стратегии могут сильно дифференцироваться, и, что особенно важно, сам по себе выбор между гармонизацией и конкуренцией юрис-дикций происходит в условиях прямого и косвенного воздействия корпоративных структур.

В настоящей работе мы попытаемся понять, какие стратегические альтернативы встают перед бизнесом в условиях двух режимов: конкуренции юрисдик-ций и гармонизации институтов, и за счет каких факторов может происходить дифференциация выбора стратегии. Наиболее четко разработанной схемой изучения проблем поведения экономических игроков в условиях формирования различных институциональных режимов, аналогичных изложенным выше, является концепция «политики открытой экономики» (Open Economy Politics — OEP) [Lake, 2006]. Она включает в себя три элемента: 1) изучение позиций акторов, т. е. корпоративных игроков, с точки зрения их позиционирования в мировой экономике, относительно тех или иных мер экономической политики; 2) изучение институтов политики, через которые проявляются позиции акторов; 3) изучение переговоров между государствами в отношении данных мер

экономической политики с учетом влияния акторов, артикулирующих свою позицию через институты. С точки зрения теории и практики менеджмента основной интерес представляет первый аспект; поэтому институты и межгосударственные переговоры будут рассматриваться нами лишь постольку, поскольку они оказывают воздействие на конкретные стратегии бизнес-структур.

Настоящая работа построена следующим образом. В первом разделе рассматриваются альтернативные стратегии деятельности корпоративных структур в условиях конкуренции юрисдикций. Второй раздел посвящен объясняющим переменным выбора корпоративных стратегий. Наконец, в третьем разделе мы кратко рассмотрим воздействие внешних факторов (институтов и межгосударственных переговоров) на поведение бизнес-игроков.

В ходе анализа поведения бизнеса как политико-экономического игрока в структуре его корпоративной стратегии можно выделить две составляющие: изменение направлений своей хозяйственной деятельности с целью повышения конкурентоспособности и взаимодействие с государственными структурами для изменения рамочных условий хозяйственной деятельности. Очевидно, что деятельность любой бизнес-структуры «включает» в себя оба компонента: речь идет скорее о поиске определенного сочетания координат в «пространстве» с двумя измерениями (К. Гэдди и Б. Икес называют его R-D-пространством [Gad-dy, Ickes, 1999]). Иногда говорят о «политической подстратегии (substrategy)» общей стратегии бизнеса [Morrison, Roth, 1992].

С точки зрения первого аспекта стратегического выбора для корпораций в принципе доступны две основные стратегии. Во-первых, бизнес может сконцентрировать внимание на переносе центров экономической активности в страны и регионы, характеризующиеся более благоприятным сочетанием институциональных, инфраструктурных и ресурсных факторов. Параллельно бизнес «в косвенной форме» воздействует и на результаты государственной политики, «голосуя ногами» за предпочтительные институты и практики регулирования. Иначе говоря, в данном случае корпоративная стратегия направлена на управление внешней средой бизнеса, формирующейся государственными органами. В настоящей работе мы не рассматриваем детально, что именно подразумевается под «переносом центра экономической активности»: последний может включать в себя как реальное изменение географической структуры производства или переток факторов производства, так и реструктуризацию финансовых потоков. Упрощенно будем полагать, что «перенос центра экономической активности» включает в себя все три этих аспекта.2

Во-вторых, корпорация может уделить основное внимание управлению внутренней средой бизнеса, отказавшись от перехода в другую юрисдикцию и сосредоточившись на повышении конкурентоспособности за счет внутренних преобразований. Исследования международного бизнеса выделяют широкий спектр подобных стратегий в зависимости от особенностей конкретной бизнес-структуры [Ghoshal, 1987; Morrison, Roth, 1992; Birkinshaw, Morrison, Hulland, 1995]. Конечно, большинство компаний стремится использовать обе стратегии одновременно; однако основной акцент может

делаться только на одной определенной альтернативе.

Второй аспект стратегического выбора предполагает открытое лоббирование государственных структур с целью обеспечения предпочтительных экономических политик и институтов. В принципе такое лоббирование может быть направлено на одну из двух основных целей: бизнес может стремиться или поддерживать государство в сохранении режима конкуренции юрисдикций (дающего возможность осуществлять управление внешней средой) или настаивать на проведении политики, устраняющей эту конкуренцию. Поддержание конкуренции юрисдикций предполагает прежде всего существование двух элементов: отсутствие ex ante координации экономической политики и ограничений на выбор корпорациями юрисдикции их деятельности.

Традиционным способом снижения конкурентного давления могло бы выступать повышение протекционистских барьеров, однако использование данного инструмента возможно далеко не всегда. В первую очередь рост открытости экономики может являться результатом воздействия технического прогресса, снижающего транспортные издержки [Gatignon, Kimberly, 2004]. В этом случае государственный протекционизм должен вступить, по сути, в бесконечную гонку с постоянно уменьшающимися издержками трансграничной деятельности. Важнее, однако, то обстоятельство, что внешнеэкономическая открытость, как правило, «заложена» в систему соглашений и институтов мировой экономики, в которой участвует большинство государств и которая явным образом ограничивает их свободу принятия решений в области экономической политики. Поэтому более эффективным инструментом может оказаться поддержка гармонизации экономических политик ex ante, устраняющая конкуренцию юрисдикций без использования каких бы то ни было протекционистских мер. Поскольку формирование режима гармонизации экономической политики требует значительно более масштабного сотрудничества государств, что нередко делает преодоление социальных дилемм в международных отношениях более сложным [Scharpf, 1998], то, как правило, для ее реализации требуются значительно большие инвестиции бизнес-структур. Вместе с тем на государство оказывают давление и другие игроки, которые могут в большей степени быть заинтересованы в гармонизации, например, профсоюзы и негосударственные организации, чья роль дифференцируется в зависимости от особенностей соотношения государственных интересов [Drezner, 2002]; поэтому усилия бизнеса могут потребоваться для поддержания режима конкуренции юрисдикций.

Очевидно, что оба институциональных режима — конкуренция юрисдикций и гармонизация экономической политики — могут стать источником различных преимуществ и рисков для корпораций. Прежде всего они связаны с двумя функциями институтов, эндогенно формирующихся в процессе конкуренции юрис-дикций или переговоров об ex ante гармонизации. Во-первых, институты являются источником выгод от (прямого или косвенного) перераспределения для бизнес-структур. Например, стандарты производства продукции могут односторонне повышать или снижать конкурентоспособность конкретных корпораций, тем самым «перераспределяя» финансовые потоки. Может иметь место и непосредственное перераспределение: скажем, компания может выигрывать от государственных субсидий, поступающих за счет налоговой политики. Во-вторых, институты обеспечивают более или менее благоприятный режим доступа на рынки. Близость институциональных сред во взаимодействующих государствах снижает издержки входа на рынок и, соответственно, оказывает

Таблица 1

Альтернативы корпоративных стратегий

Инвестиции Инвестиции ^---...в лоббирование в хозяйственную деятельность Конкуренция юрисдикций Гармонизация

Управление внешней средой (1) (3)

Управление внутренней средой (2) (4)

благоприятное воздействие на корпорации-экспортеры. Напротив, дифференциация институциональных сред может резко повысить издержки входа на рынок.

При этом во многих случаях риски институционального режима являются прямым продолжением его преимуществ: ведь изменения во внешней среде могут затронуть не только корпорации, но и их конкурентов; способность в большей степени использовать открывающиеся возможности может оказаться неодинаковой. В реальности четко оценить преимущества и недостатки институциональных режимов заранее можно лишь с определенной степенью достоверности. Спонтанные процессы ex post изменения институтов в условиях конкуренции юрисдикций являются частью сложной «процедуры познания» [Vanberg, Kerber, 1994], содействующей инновациям и внедрению качественно новых форм экономической политики, а результаты межгосударственных переговоров по формированию гармонизированных институтов часто сложно точно предсказать. Однако определенные предположения относительно эффектов институциональных сред делать, безусловно, можно. Следовательно, корпорации вынуждены осуществлять выбор между пакетами преимуществ и рисков, свойственных отдельным институциональным средам.

Таким образом, пространство стратегий в принципе состоит из четырех вариантов выбора корпорации (табл. 1).

Выбор стратегии (1) представляет собой наиболее четкий и очевидный пример ориентации на преимущества, которые предоставляет бизнесу конкуренция юрисдикций. В этом случае корпорация, с одной стороны, свободно «манипулирует» юрисдикциями своей деятельности, а с другой — пытается обезопасить себя от попыток государства устранить эту возможность. Точно так же стратегия (4) может считаться попыткой вернуться к «традиционным» условиям хозяйственной деятельности: корпорации концентрируют свое внимание на повышении внутренней эффективности в равных внешних конкурентных условиях. Стратегия (2) может быть выбрана в различных ситуациях. Во-первых, компания может попытаться воспользоваться «эффектом безбилетника», т.е. получить преимущества от изменения экономической политики в результате конкуренции юрисдикций без затрат на смену региона центра экономической активности. Во-вторых, как будет показано далее, в некоторых случаях именно низкомобильные компании выигрывают от конкуренции между странами. Стратегия (3) является попыткой «обезопасить» себя, воспользовавшись как возможностями выбора оптимальной юрисдикции, так и лоббистским потенциалом, защищающим от аналогичных действий других корпораций.

Выбор корпоративных стратегий, очевидно, зависит от широкого спектра переменных. Как правило, речь идет об относительных величинах, «позиционирующих» корпорацию среди других игроков на рынке. На наш взгляд, можно выделить четыре основные переменные, влияющие на выбор бизнес-структур: национальная специфичность активов (national asset specificity), международная специфичность активов (international asset specificity), организационная власть, а также «мягкие» факторы корпоративной культуры и зависимости от пути развития. Далее мы подробно рассмотрим влияние каждой из них на стратегический выбор корпорации. Естественно, переменные отнюдь не являются статическими, особенно в условиях нередких серьезных смен бизнес-моделей. Очевидно, что для диверсифицированного немецкого машиностроительного холдинга Preussag «картина мира» выглядит совершенно иначе, чем для туристического концерна, в который Preussag был преобразован в конце 1990-х гг. (после чего компания даже сменила название на TUI). Однако такое упрощение неизбежно при анализе взаимосвязей в системе формирования стратегий корпораций.

Специфичность активов

В экономической теории под специфическими активами принято понимать активы, способные обеспечивать отдачу исключительно при определенном способе использования. Специфичность активов может быть связана, например, с наличием определенных покупателей или поставщиков. Для целей настоящей работы основной интерес представляют национальная и международная специфичность активов [Murphy, 2002; 2005]. Первая отражает издержки использования возможности «выхода»: активы с высокой национальной специфичностью практически не могут быть перенесены из одной страны в другую либо способны приносить прибыль лишь в конкретной стране. В мировой экономике существует множество факторов, способных ограничить «мобильность» компании [Erlei, Leschke, Sauerland, 1999; Blankart, 2000]. Международная специфичность активов связана с издержками отсутствия доступа к мировым рынкам. Активы с высокой международной специфичностью могут эффективно использоваться и приносить прибыль лишь при наличии сравнительно «дешевого» доступа к глобальным рынкам.

Очевидно, что различные сочетания международной и национальной специфичности могут позволить нам выделить четыре типа корпораций с точки зрения используемых активов. Примером сочетания высокой международной и национальной специфичности активов являются некоторые немецкие машиностроительные компании. С одной стороны, они практически не рассматривают для себя возможность переноса производства в другие юрисдикции, поскольку требующийся для их деятельности человеческий капитал, гарантирующий высокое качество продукции, доступен только в Германии, а преимущества немецкой прикладной науки в этой области общеизвестны [Muller, 2004]. Помимо этого, важным фактором, повышающим национальную специфичность активов, являются проблемы защиты интеллектуальной собственности при осуществлении инвестиций за рубежом. Не случайно, по данным Торгово-промышленной палаты Германии, доля машиностроительных компаний, рассматривающих для себя возможность переноса производства за рубеж, составляет 28% по сравнению с 47% в легкой промышленности или 40% в электронике [IHK, 2003]. С другой стороны, как правило, речь в рассматриваемом

случае идет о глобальных компаниях, значительную долю доходов получающих из-за рубежа и составляющих основу уникального экспортного потенциала Германии. Низкая международная и национальная специфичность активов характерна для трудоемких, сравнительно дорогостоящих потребительских товаров. Их производство может быть достаточно легко налажено в любой стране, однако сбыт товаров практически полностью ориентируется на рынки конкретных про-мышленно развитых стран, где присутствует платежеспособный спрос, несмотря на то что производство может располагаться в тысячах километров от потребителя. Высокая международная специфичность и низкая национальная специфичность активов характерны для классических «победителей глобализации», производящих дешевые товары массового потребления: высокая мобильность производства сочетается с отсутствием привязки к конкретным национальным рынкам. Наконец, высокая национальная специфичность и низкая международная специфичность свойственны компаниям, производящим «неторгуемые» товары и услуги для внутреннего рынка (к ним традиционно относится большое число потребительских услуг, особенно тех, которые, как, скажем, водоснабжение, требуют значительных первоначальных инвестиций).

Достоинством концепции международной и национальной специфичности активов является наличие сравнительно эффективных инструментов ее измерения, данные для которых могут быть получены при анализе корпоративной отчетности. Международную специфичность активов отражает доля оборота компании, приходящегося на зарубежные рынки.3

Национальная специфичность измеряется долей активов компании, расположенных внутри страны. В табл. 2 и 3 приводятся расчеты показателей для корпораций, входящих в биржевые индексы DJIA (США) и DAX (Германия). Четко видно, что средний уровень международной специфичности активов для немецких корпораций выше, чем для американских (что связано с присутствием в индексе большого числа энергетических и железнодорожных компаний4): даже не включая компании, осуществляющие свои операции только лишь в США, средняя доля внутреннего оборота для корпораций DJIA составляет 58% против 32% для DAX. Уровень национальной специфичности активов несколько выше в США (62% против 49% в Германии), хотя показатель несколько искажен «чисто» внутренними корпорациями. В то же время если в качестве «внутреннего рынка» для компаний DAX рассматривать Европу в целом, то их уровень национальной специфичности активов представляется значительно более высоким, чем для американских компаний; уровень международной специфичности все же несколько выше. Кроме того, если сопоставить эти данные с показателями для российских корпораций (расчет которых приводится в [Либман, Хейфец, 2006]), то уровень как международной, так и национальной специфичности активов последних значительно выше. Минусом такого подхода, основанного на данных отчетности, является недостаточный учет позиции фирм в сетевых структурах, во многом структурирующих направленность их международных трансакций и возможности альтернативного использования активов

Таблица 2

Географическая структура оборотов и активов корпораций DAX

(Германия)

Компания Оборот, % Активы, %

Германия Европа Германия Европа

Adidas-Salomon н. св. 54 н. св. 33

Altana 17 51 65 81

BASF 20 56 40 61

Bayer н. св. 45 н. св. 59

BMW 27 63 37 60

Continental 33 71 48 78

DaimlerChrysler 16 33 29 н. св.

Dt. Post 52 78 84 95

Dt. Telekom 61 83 46 75

E.ON 61 95 53 91

FMC н. св. 68 н. св. 69

Henkel н. св. 69 н. св. 49

Infineon 20 38 43 57

Linde 21 77 19 87

Lufthansa н. св. 70 н. св. 90

MAN 27 69 66 94

Metro 51 98 49 98

RWE 55 91 38 85

SAP 24 56 70 83

Schering н. св. 50 н. св. 59

Siemens 21 53 36 65

ThyssenKrupp 33 61 57 72

TUI 9 64 40 93

Volkswagen 28 72 60 97

Среднее 32 65 49 75

Источник: Данные корпоративной отчетности за 2004 г., для Siemens, Infineon и ThyssenKrupp — за 2004-2005 гг.

Примечание: Оборот включает в себя операции с третьими лицами по месту расположения клиентов, для Lufthansa — по месту первоначальной продажи билета.

Таблица 3

Географическая структура оборотов и активов корпораций БЛА (США)

Компания Внутренний оборот, % Внутренние активы, %

AMR 65 н. св.

AES 23 29

Alcoa 62 57

Alexander Baldwin н. св. н. св.

Altria Group 42 72

American Electric Power В основном США В основном США

Boeing 71 н. св.

Burlington Только США Только США

CSX Только США Только США

Caterpillar 47 58

Centerpoint Energy Только США Только США

CNF 97 100

Coca-Cola 30 19

Cons. Edison Только США Только США

Continental Airlines 66 н. св.

Dominion Resources Только США Только США

DuPont 42 70

Duke Energy 90 74

Edison 99 93

Exelon Только США Только США

Expeditors 19 47

Exxon Mobile 30 45

FedEx 75 86

FirstEnergy 99 99

GATX 74 48

General Electric 10 8

General Motors 69 64

Hewlett-Packard 46 52

Home Depot 6 7

Окончание табл. 3

Honeywell 65 78

Hunt JB Transport Services Только США Только США

Intel 19 71

IBM 37 56

JetBlue Airways Только США Только США

Johnson Johnson 59 46

Landstar н. св. н. св.

McDonalds 34 31

Merck Co. 59 73

Microsoft 68 89

Nisource н. св. н. св.

Norfolk Только США Только США

Overseas Shipholding н. св. н. св.

Pfizer 56 56

PGE Только США Только США

PG 48 н. св.

Pub Enterpr. 94 84

Ryder System 82 80

Southern Co. Только США Только США

Southwest Airlines Только США Только США

TXU Только США Только США

Union Pacific Только США Только США

United Parcel 77 80

United Technologies 40 50

Verizon 97 91

Wal-Mart 80 66

Walt Disney 78 86

Williams Только США Только США

Среднее 58 62

Источник: Данные корпоративной отчетности за 2004г. (в том числе для учетных лет, не совпадающих с календарными, — за 2004-2005 гг.). Для General Electric и Intel внутренний оборот рассчитан для региона «Америки» («Северная и Южная Америка»), Walt Disney — «США и Канада», PG — «Северная Америка».

[Третьяк, Румянцева, 2003]. Однако точная информация о подобных сетевых структурах нередко недоступна исследователю.

Воздействие специфичности активов на выбор стратегий может различаться. Компании с высокой национальной специфичностью сильно ограничены в способности «управлять внешней средой» и, соответственно, вынуждены сосредоточиться на повышении своей конкурентоспособности за счет внутренних изменений. В то же время эти же компании обладают сравнительно небольшой «властью выхода» и с трудом адаптируются к изменениям внешней среды, т. е. нередко становятся сторонниками гармонизации. Высокая международная специфичность активов может повлиять на выбор между управлением «внешней средой» и «внутренней средой», но, на наш взгляд, лишь в ограниченных масштабах. Конечно, перенос производства может содействовать лучшему доступу на международные рынки, однако при этом изменение географического размещения производства лишь в незначительной степени ориентировано собственно на «управление внешней средой» в том виде, в котором ее формирует государство. Последнее является скорее косвенным результатом корпоративной стратегии.

Значительно более серьезными последствиями высокий уровень международной специфичности активов обладает для «лоббистского» измерения корпоративных стратегий. При этом целесообразно выделить две перспективы. Во-первых, корпоративные стратегии при высоком уровне международной специфичности могут различаться в зависимости от особенностей системы конкурирующих юрисдикций в целом. Для корпораций в данном случае наиболее значимой является возможность использования конвергенции институтов как инструмента доступа на международные рынки и снижения трансакционных издержек. Соответственно, конкуренция юрисдикций оказывается предпочтительной по сравнению с гармонизацией, если: 1) она содействует сближению институциональных сред, 2) скорость этого сближения выше, чем скорость возможных ex ante переговоров. Последнее условие выполняется, как правило, для тесно связанных экономически групп государств, в которых существуют серьезные противоречия на уровне правительств. Например, в странах Юго-Восточной Азии бизнес в виде японских «кэйрецу» и китайских неформальных сетей в гораздо большей степени является фактором, «интегрирующим» регион, чем медленно и с многочисленными сложностями протекающий процесс согласования экономической политики государств в рамках АТЭС или АСЕАН [Sakakibara, Yamakawa, 2005]. Нечто похожее, по всей видимости, происходит и в СНГ, где масштабы инвестиционной экспансии российских корпораций значительно превосходят уровень межгосударственного сотрудничества [Либман, 2005].

Во-вторых, на выбор корпоративной стратегии может повлиять особенность самой корпорации, прежде всего — возможность воспользоваться эффектом экономии от масштаба. Предпочтения последних могут меняться в зависимости от масштабов рынков, на которых оперируют бизнес-структуры. Например, компании с низкой экономией от масштаба нередко концентрируются на поиске конкретной конкурентной ниши на небольших рынках и на лоббировании государственной поддержки более жесткого регулирования — на крупных рынках, формирующихся в процессе открытия границ. Наоборот, компании с высокой экономией от масштаба, как правило, предпочитают формировать институты регулирования на небольших рынках (в основном речь идет о нелегальных картелях)

и скорее стремятся к конкурентной борьбе при увеличении доступного рыночного пространства [Егепкэ, Widmaier, 2000].

С точки зрения классификации стратегий, приведенной в табл. 1, низкая национальная специфичность активов в любом случае является фактором, «подталкивающим» компанию к использованию стратегии (1) или (3). Конкретно предпочтение того или иного варианта, по всей видимости, связано с организационной властью корпорации (о чем речь пойдет далее). Высокая международная специфичность активов сама по себе инвариантна по отношению к «хозяйственному» измерению классификации стратегий, но может существенным образом повлиять на его «лоббистское» измерение.

До сих пор мы исходили из того, что специфичность активов является статической категорией. В реальности, конечно, ситуация значительно сложнее. Ведь сама по себе специфичность активов нередко выступает «результатом» процессов конкуренции юрисдикций или гармонизации. Например, внедрение общих стандартов может способствовать росту международной специфичности активов под давлением конкурентных сил. Точно так же распространение знания иностранных языков и образования и трудовая миграция являются факторами, снижающими национальную специфичность. Поэтому корпоративные стратегии в какой-то степени определены тем стратегическим выбором, который был сделан корпорациями в прошлом.

Помимо этого, в определенных институциональных режимах «выход» становится возможным и при отсутствии непосредственного «перемещения» центров экономической активности 2005]. Как правило, такая свобода регистрации ограничена требованиями национального законодательства, например налогового (трактующего резидентность компании с точки зрения центра экономической активности) или корпоративного. Однако, к примеру, в Европейском Союзе после известного решения по делу Centros (получившего развитие в делах Ubersehring и Inspire Art) в Европейском суде компания может быть зарегистрирована в любой юрисдикции, вне зависимости от основных регионов операций [Sever, 2005]. В этой ситуации структура специфичности активов в принципе не влияет на корпоративные решения.

Организационная власть

Способность корпорации оказывать лоббистское давление на государство с целью формирования благоприятных режимов экономической политики во многом зависит от организационной власти [Bernauer, Styrsky, 2004], которой располагает бизнес-структура. Последняя определяется, например, степенью монополизации рынков, размером компании или ее способностью к кооперации с другими бизнес-структурами в рамках институциональных структур лоббирования. Очевидно, что на рынках с более высокой степенью монополизации властный потенциал бизнеса в отношениях с государством выше [Bernauer, 2000; Murphy, 2005]. Крупная компания (вне зависимости от ее рыночной доли) в большей степени обладает способностью формировать «избыточную занятость» [Schleifer, Vishny, 1994], в которой так заинтересованы политики. Наконец, способность компаний к эффективному сотрудничеству также увеличивает возможности их воздействия на принимаемые правительствами решения. При этом основной интерес представляют эффекты формальных институтов как инструментов перераспределения (а не снижения трансакцион-ных издержек, как в случае со специфичностью активов).

Значительная организационная власть корпорации в принципе делает стратегию

«управления внешней средой» в том виде, в котором она была описана выше, практически бессмысленной; ведь бизнес-структура может «управлять» государственной политикой со значительно меньшими издержками за счет лоббирования. Однако во многих случаях организационная власть возрастает вместе с ростом «власти выхода». Если компания обладает способностью создания «правдоподобных угроз» для государства, то последнее скорее прислушается к ее позиции. Например, во время дискуссии о налогообложении электроэнергии в Германии, объединение корпораций цветной металлургии (Wirtschaftsvereinigung für Nicht -eisen-Metalle) многократно пользовалось угрозой переноса своих производственных мощностей в другие страны, а рассуждения о «привлекательности страны для инвестиций» являются сейчас неотъемлемым атрибутом большинства лоббистских кампаний.

Выбор между гармонизацией и конкуренцией юрисдикций с точки зрения лоббистской власти не является однозначным. С одной стороны, мобильность капитала заставляет государство делать выбор между следованием интересам конкретных фирм со значительной лоббистской властью и повышением общей экономической привлекательности страны. Соответственно, возможно снижение власти лобби [Bernauer, Styrsky, 2004; Lorz, 1997; 1998]. Однако при этом, как отмечалось, организационная власть и «власть выхода» не являются полностью