Римские Размышления Монтескье

ИСТОРИЯ

Вестн. Ом. ун-та. 2012. № 1. С. 87-93.

УДК 94 Г.А. Мухина

РИМСКИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ МОНТЕСКЬЕ

Проанализированы исторические взгляды Монтескье, их отражение в его сочинении «Размышления о причинах величия и падения римлян».

«Размышления о причинах величия и падения римлян» были опубликованы в Амстердаме в 1734 г. анонимно вскоре по возвращении Монтескье из Англии (1729-1731). Судя по названию, они, казалось бы, претендовали на обращение к конкретной истории и анализ фактов.

Однако французские современные авторы не считают их историческим сочинением, предпочитая определять этот жанр как эссе, и относят к философии истории. Да, Монтескье выделяет здесь этапы римской истории, чтобы дать ей объяснение. Но он отказывается от элегантности и эрудированности рассуждений историка. Как Боссюэ, этот признанный мэтр истории, он хочет найти динамику человеческой истории, но в отличие от провиденциализма этого классика отрицает, что судьба движет миром, что Бог - мотор истории. Он не разделяет фатализма Боссюэ. Его детерминизм - в принципах государств, т. е. в самой данности, к тому же не неизменной, а которую люди в состоянии поправить. Здесь есть ностальгия по величию Рима, есть настроение: как бы избежать его падения, ему лучше других виделись эти средства, тем более что республика тогда отвечала его мечтам [1].

По мнению Жана Дажана, Монтескье хочет только знать, как создавалась и разрушалась Римская республика как комплексная реальность, беспримерная, которая рождалась и разрушалась как идеальная форма под влиянием идущих чередой побуждений ее собственной природы. Он был убежден, что все частные причины зависят от некоего всеобщего начала, что по такой схеме меняется история римлян [2].

Авторы, принявшие участие в подготовке оксфордского издания Полного собрания сочинений Монтескье в двадцати двух томах (публикация которого началась с 1998 г. и продолжается до сих пор), Патрик Андриве и Катрин Вольпиак-Оже, утверждают, что именно с этим произведением просветителя связано рождение его исторического метода, что он писал не столько историю Рима, сколько рассуждение об Истории, смысл которого заключался в полемике с современными ему историками Рима. Кроме того, он хотел дать урок для современных политиков: тип гегемонии, достигнутый Римской империей, не мог являться для той Европы ни возможным, ни желательным [3].

Вольпиак-Оже подчеркивает, это сочинение является политическим размышлением и о масштабе свободы, поскольку все шло от факта: власть теряла те ценности, которые составляли ее силу (вытекающую из гражданской добродетели римлян), а все усилия римлян были направлены на обеспечение их свободы. Она находит оригинальность Монтескье в том, что в отличие от многих историков, которые считали признаком римской слабости их раздоры и особенно борьбу между народом и сенатом, он называл это сопротивление «лучшим знаком римской витальности» (жизненной силы) и лучшей гарантией витальной (жизненной) свободы [4].

© Г.А. Мухина, 2012

Как в «Персидских письмах», Монтескье не покидает интерес к переходным фазам в истории. Прослеживая путь от основания Рима до падения Константинополя (Восточной Римской империи), он проходит мимо самого основания Рима, поскольку видит в этом нечто чудесное или анекдотическое. Но фиксирует внимание на факте самоубийства Лукреции -жены Коллатина Тарквиния, знатного родственника царя. Для него это «случай», но не простой случай, а «революция», хотя историки и до него и его современники применяли этот же термин. Но Монтескье пишет не о привычке к восстанию, он доводит этот факт до всеобщего закона: случай касается нравов, чести римского народа, который был поражен изнасилованием Лукреции Секстом, сыном царя Тарквиния Гордого. И тогда «гордый, предприимчивый и смелый народ» оказался перед выбором: или изменить правительство, или «остаться маленькой и бедной монархией». Народ не смог стерпеть бесчестия, изгнал этрусков, царей, ввел ежегодных консулов и тем открыл путь на вершину могущества [5].

Так, уже в главе I появляется в «Размышлениях» термин «революция», т. е. изменение, даже внезапное. С революцией он связывает альтернативность изменений: или - или. А еще он склонен говорить здесь о трех политических революциях: первая - это захват власти Таркви-нием (он захватил трон, совершив убийство Сервия Тулия, а не был избран), вторая - он сделал власть наследственной, абсолютной, поводом к третьей послужило самоубийство обесчещенной Лукреции [6].

В главе XVII речь идет уже не о политике, революция связывается с экономикой и мировидением: таковыми являлись открытие Америки и обретение Европой ее богатств - золота и серебра [7]. В главе

XVIII революция уже затрагивает Францию, ее социальную историю: когда варвары завоевывают галлов, превращают их в крепостных с прикреплением к земле, появляется «тягостное различие» между знатными и простонародьем [8].

Словом, революция у Монтескье - это значительное изменение, возможно, и как альтернативное и многократное явление: «Сами революции порождали революции, и само действие становилось причиной»

[9]. Анализируя причины ослабления Восточной империи, Монтескье обращается к явлению многофакторности. Какие обстоятельства породили эту слабость? Завоевания, мятежи, смена религий, падение нравов, потеря уважения к власти,

вырождение ее носителей, всеобщее разложение, военное преобладание завоевателей - все это привело Восточную империю в оцепенение [10]. Здесь он не оперирует понятием «революция». Однако не может обойтись без упоминания о другой «знаменитой революции», но уже применительно к Англии середины XVII в. Это нужно, чтобы сравнить военное соотношение сил между арабами и Византией: армии Кромвеля были тогда похожи на арабские, а Ирландии и Шотландии - на греческие. У арабов была храбрость и лучшая кавалерия [11]. Как и в «Персидских письмах», он использовал Английскую революцию в качестве исторического критерия. И это касалось не только военной истории, а вообще фактора силы, преобладания в конфликте. Разделение Римской империи на Западную и Восточную, которое приблизили Диоклетиан и Константин I, Монтескье считал революцией: это разделение и привело империю к гибели [12].

Монтескье - несомненный государственник, но какой? В его время, в эпоху абсолютизма, проявился спрос на сильное государство, отмеченное величием, процветанием, внутренним благополучием, внешним могуществом. То было время усиления милитаризма, роста международной напряженности, а ответом на него - стремление абсолютной монархии к стабильности. Пример Речи Посполитой (где не было абсолютизма), потерявшей в новое время (в последней четверти XVIII века) свою государственность, доказывал, насколько своевременным являлся абсолютизм, который стабилизировал и общество, и государство [13]. Французские короли этой эпохи просто не мыслили свое правление без претензии на величие, славу династии и монархии, на гегемонию Франции в Европе. Проблема величия Рима была востребована самим временем. Однако, по мнению Вольпиак-Оже, Монтескье не только не разделяет восхищение своего века римлянами, он «пишет против них», против всех хвалителей римлян, против тех, кто с легкостью «твердит об их несомненном превосходстве», ибо он знает, что точка зрения историков всегда идет за победителем [14]. Отсюда выходит, что его не устраивала абсолютная монархия, произвол власти центра.

Тем не менее его очень занимала тема величия Рима, которое он связывал с переходом от правления царей к республике: сначала к аристократическому правлению с сенатом, где все должности находились у патрициев, затем с постепенным

превращением его в демократическое, когда плебеи ослабили патрициев. Счастливыми он называет республики, где народ творит власть. Сила республики заключена в добродетелях: дисциплине,

строгости нравов, соблюдении обычаев

[15]. Чтобы убедить в том, какое «прекрасное» правительство было у Рима, Монтескье сравнивает его с современной Англией, которая обладает «мудростью» (т. е. парламентом, способным контролировать правительство и себя самого), и выводит общее правило: «Свободное государство (где есть борьба партий) может сохранить себя, только если способно исправлять свои ошибки - благодаря своим законам» [16]. Так появляется новая дефиниция: «свободное государство», преимущество которого состоит в заботе об общем благе и республике (лучше распределять доходы, не иметь фаворитов, уважать и исполнять закон) [17]. Он соединяет свободу с государством. На каких же основаниях это возможно? Где искать связь величия Рима со свободой? И он находит это состояние духа в материальных факторах: в равном распределении земель. Такой характер собственности и есть основание - и для свободных римлян, и для свободного государства. Это делало каждого гражданина патриотом, и стоило нарушить это равновесие, как больше нет «ни граждан, ни солдат». Римское республиканское общество Монтескье считал «благоустроенным», поскольку гражданство основывалось на равном владении землей - отсюда интерес защищать отечество и секрет могущественного и дисциплинированного народа и римских добродетелей: настойчивости, мужества, любви к себе, семье, отечеству. Когда же был нарушен этот земельный баланс, появились жадные, земля оказалась у немногих, тогда солдаты стали трусливыми, они уже «не имели отечества», и им больше «нечего было терять и сохранять» [18]. Проблема стабильности государства не могла состояться без стабилизации общества (особенно без соответствующего баланса собственности). При этом Монтескье настаивал на соответствии политических изменений общественным, трансформации нравов, которые считал «сильнее законов».

Изменение баланса собственности в римском обществе влечет за собой неслыханную роскошь и расточительство. Ссылаясь на свидетельства античных историков Тита Ливия и Саллюстия, автор «Размышлений» пишет о порче нравов у римлян: очень трудно богатому быть хорошим гражданином, а разорившиеся всегда го-

товы на преступление. Но главное - сама политика конца республики влияла негативно на состояние духа римлян [19].

К величию Рима у Монтескье весьма сдержанное отношение. Пожалуй, для него в истории Рима определяющим был внешний фактор: он вел «непрерывные и жестокие войны», и грабеж был единственным средством обогащения. И большие размеры республики представлялись ему единственным злом, тем более что законы малой республики не могли подойти стране, увеличивающей свою территорию [20]. Он без восхищения относится к «машине войны» (римскому легиону), но отмечает ее совершенство. Считая войну их единственным истинным искусством, автор особо делает акцент на их удивительный прагматизм, ибо их любовь к свободе - это любовь к «хорошо организованному обществу», где у каждого - земля, и он защищает общее благо - «эту добродетель бедных». Лишь Пуническая война, превратившись в оборонительную, позволяет оценить «силу институции», и тогда Монтескье, кажется, готов признать превосходство римлян [21].

Переход республики к империи в истории Рима Монтескье связывал с изменением духа римлян как «всеобщего начала». Смешавшись с варварами, римляне заразились их духом независимости, потеряли дисциплину, прежние республиканские добродетели. Причины более раннего падения Западной Римской империи видятся ему в «комплексе условий». Возникает идея «всеобщего духа» (esprit général) нации, который является результатом исторического становления: его

формировали события, что затем претворялось в нравы. В связи с этим он ориентировал себя на тщательность поиска: «Я не должен пропустить ничего, что может послужить к познанию духа римского народа» (le génie du peuple romain). «Поразительная судьба» Рима кажется «непонятной» из-за разницы положения римлян и современных народов. Он показывает это различие через пропорцию военных к гражданским: в республиканском Риме -1:100, в современном обществе - 8:100. В Риме война объединяла все интересы, он думал только о славе и господстве [22]. Римский «дух» объясняет историю Рима. По мнению Ж. Дажана, он освещает пути и формы истории, но без обозначения генерального плана. Этот компонент истории К. Вольпиак-Оже называет «культурой» нации, которая складывается из ее религии, институций, нравов и ума. Все это может радикально трансформироваться или, наоборот, обеспечивать ста-

бильность, что позволяет понять склонность римлян к свободе [23].

В связи с этим закат Рима, убеждал Монтескье, ведет свое начало от отказа римлян от свободы (при Августе, Цезаре). Не помогают и временные ремиссии при «славных» императорах: Тите, Траяне, Антонине I, Юлии. Тиранию императоров он выводит из «общего настроения умов римлян»: это и развращенность деньгами, зрелищами гладиаторских боев (что сделало их особенно жестокими), и подрыв власти магистратов, и проскрипции Сул-лы, которые сделали плебс падким на ограбление знатных фамилий. В итоге римский народ, т. е. плебс, потеряв власть, стал «презренным из народов»: он не стал отныне участвовать в войне (что явилось отходом от республиканского принципа -непрерывно воевать), не был занят в хозяйстве, выборах [24]. Так произошла настоящая ментальная катастрофа: с потерей республиканских ценностей общество вступило в стадию своего разложения.

Империя у Монтескье - ни монархия, ни республика, а «владыка вселенной», «голова тела», которое состояло «из всех народов мира», которых растворяли и делали римлянами [25]. Как считает Воль-пиак-Оже, «самой замечательной» находкой Монтескье-историка было представление о долговременном влиянии господства Рима (этой «универсальной монархии») на мир: целые народы уничтожались или преследовались [26].

Естественно, что для Монтескье большой интерес представляли носители власти, особенно привлекали авторитарные правители и «честолюбцы» Август, Помпей, Цезарь, тирания которых укреплялась вместе с ослаблением власти народа и усилением коррупции. Их честолюбивые планы подпитывались поощрением анархии, безнаказанности преступлений, стремлением сделать своих сограждан не лучшими, а худшими, тем самым дискредитировалось республиканское правление. Однако Монтескье не склонен был в гибели республики обвинять «честолюбие отдельных лиц». В самой природе человека он находил неудержимое стремление к власти, которое возрастало, чем больше ее было (вплоть до обладания всем). Этому настолько был подвержен Цезарь, что Монтескье заключил: его преступление могло быть наказано только убийством. И это он воспринимал как выражение республиканской добродетели - любви к отечеству. Впрочем, тиранию он считал не столь губительной для государства, как равнодушие к общему благу, республике, и упадок боевого духа [27].

Из византийских императоров он особо выделял Юстиниана, «дурное правление» которого, отмеченное жестокостью и слабостью, считал настоящим бедствием. Более всего он порицал его религиозную политику: насильственное принуждение к христианскому единообразию. Его просвещенный взгляд не принимал византизма, ему претила заявка церкви на роль государственного организма, особенно отвергал несвоевременные богословские распри, которые подрывали государство и отвлекали его от борьбы с внешними врагами. В незнании природы и пределов духовной и светской власти он видел источник бедствий греков, так как считал, что их нельзя смешивать - они должны существовать отдельно друг от друга. Ему также ненавистна была непримиримая вражда греков и латинов. Здесь чувствовалось дыхание цивилизационных предпочтений, понимание близости римлян и греков (вопреки политике правителей Восточной империи, которые не захотели помочь Западной, предпочитая союзы с варварами) [28]. Воспринимая всю абсурдность раздела Римской империи, Монтескье, однако, отдает свои симпатии республиканскому правлению как гармоничному, где нравы и власть соответствуют друг другу.

В главе IX Монтескье воздавал должное Риму, который совершал «великие предприятия», «был создан для того, чтобы возвыситься» и преуспевал при всех своих формах правления: монархической, аристократической, демократической. Ученый писал о Риме как о едином целом, как об истинном, гармоническом союзе, где все части, какими бы противоположными они ни были, соединялись «в общем благе», подобно диссонансам в музыке, которые сливались в общем аккорде. Когда же Рим перестал быть единым целым, исчезли гармония, чувство римской привязанности - Рим прекратил свое существование. Автор сожалеет, что Рим «слишком рано завершил свое творение» [29]. Так, по утверждению Ж. Дажана, «модель динамического равновесия должна была погибнуть через нарушение равновесия» [30].

«Размышления» не принадлежали к разряду академических штудий. Монтескье был полон дум о своей Франции, о современной Европе. Римская экспансия была ему явно не по душе: расширение территории за счет завоеваний соседей чревато испытаниями и распадом. Империя при Юстиниане с ее военной слабостью находила сравнение во французской истории: параллелью этому царствованию представлялась эпоха норманнских завое-

ваний, в течение веков разорявших Францию, а потом разделивших ее провинцию

[31]. Милитаризм Римской империи становился для него непривлекательным: «нет ничего более безрассудного, чем армия», когда она стала пользоваться верховной властью. При императорах исчезли республиканские добродетели, разложилось войско, и тогда Рим сам стал добычей других народов. Это позволило Монтескье сформулировать правило: «Империя, основанная на военной силе, обязана ее сохранять посредством оружия» [32]. Однако императоры предали забвению основной принцип республики - постоянно воевать, так как боялись армии, от которой зависели. Тирания императоров шла от настроений римлян, их жестокости.

Не принимая такую власть, Монтескье захотел сравнить империю с современной ему Европой. Выводы получились в пользу последней: власть императоров выглядела более тиранической, чем нынешних государей. Это объяснялось ограниченным характером монархической власти: ведь европейские короли были только законодателями, а не исполнителями законов, они не являлись и судьями, которые наказывали, у короля оставалось только право помилования. (Здесь явно содержался намек на возможность и желательность разделения властей.) При сравнении римского и европейского общества чаша весов тоже клонилась в пользу современных нравов: римляне не могли обладать добродетелью, которую «мы называем гуманностью» (humanité). В современных историях он не находил места римской жестокости, ибо здесь были более мягкие нравы, более кроткая религия, более умеренные богатства [33]. Как представитель дворянского сословия, Монтескье не может обойти его главную ценность - честь. В Восточной римской империи он не обнаруживал никакого представления подданных о верности государю [34]. Именно честь станет принципом монархии в «Духе законов» как оплот этой формы правления, по сути анти-абсолютистской, и критерием дворянских привилегий и достоинства.

«Размышления» Монтескье готовят подступы к «Духу законов» и в теории правлений, и в теории размеров, и основаниях республиканской формы правления, также в них задается новая тональность в рассуждениях о свободе. Здесь он оказывается сторонником решительного отстаивания свободы вплоть до сопротивления. Не случайно он принимал необходимость внутренней борьбы, «раздоров»,

гражданских войн. Исходя из того, что римский дух заключался в любви к свободе, равенству, ненависти к тирании и важности противостояния сенату, он формулирует «общее правило»: «Когда в республике все спокойно, в нем нет свободы». Раздоры нужны были Риму: при гражданских войнах его могущество только возрастало. То же самое он замечал и в новом времени. Французы были сильны после раздоров Бургундского и Орлеанского домов, после смут при Лиге, после гражданских войн во времена малолетства Людовика XIII, Людовика XIV. Так и Англия - при Кромвеле в период Долгого парламента [35]. Что в этом? Принятие столкновения мнений? Право на сопротивление власти? Родовая традиция антиабсолютизма? По крайней мере, очевидно, что его «Размышления» не академические штудии, стремление не просто знать историю, а ее понимать, к тому же через связь времен. Такое намерение поднимало проблему научного метода.

Его новизна связана с изучением превратностей идеи свободы и ее гарантий. В этом он расходился и с теми, кто был ее защитником, и с теми, кто предпочитал ей гражданский мир. В то время его критиковали за лаконизм «Размышлений», особенно за отказ от нарратива (который предпочитали в XVIII в. в качестве благородного жанра), чтобы заставить читателя думать, а не просто увлекать шармом рассказа; за отказ от традиционного изображения героев, чтобы удовлетворить интерес тогдашнего читателя к познанию психологии сильных мира сего. Его же больше занимала психология народов, а упорство, с которым Монтескье выявлял ложные ценности римлян, сомневался в их превосходстве, тогдашнего читателя и вовсе приводило в замешательство [36]. Еще до появления «Духа законов» он как никто так не сосредоточивался на проблематике ментальности и тем самым начинал проявлять себя как социолог. Хотя, конечно, на первое место он ставил изучение политических форм, но опять же - во взаимоотношениях с общественными факторами. Его волновала проблема переходных политико-социальных состояний как своеобразных моделей и динамических процессов. Монтескье был одним из тех авторов, кто утвердил в европейской историографии представление о формально-юридическом складе мышления римлян, суровости их нравов, подчиненных идее государства, и оно сделалось традиционным.

Это своеобразие Рима противопоставлялось потом созерцательности древних

греков и их склонности к отвлеченному мышлению и искусству [37]. Так, на отличие римского духа от греческого обращал внимание Гегель в своей «Философии истории». В противоположность «прекрасной гармонической поэзии и спокойной свободе духа греков» он видел «крайнюю прозаичность духа» «в развитии римского права и римской религии». Он заключал: «Несвободной, бездушной и бессердечной рассудочности римского мира мы обязаны возникновением и развитием положительного права». В отличие от греков, у которых «обычай являлся в то же время юридическим правом, и именно потому государственный строй не находился в полной зависимости от обычая и образа мыслей», римляне придумали «правовой принцип, являющийся внешним, т. е. независящим от настроения и чувства». В Греции дух «еще не отрешился от природного элемента, от партикуляризма индивидуумов», а в Риме уже находим «свободную всеобщность», которая ставит «абстрактное государство, политику и власть выше конкретной индивидуальности» и создает личность [38].

История Рима давала богатый исторический материал, который служил основанием для раздумий над проблемами Античности и современными вопросами о приемлемом характере власти, общества, возможности его стабильности и необходимой динамики. Монтескье очень притягивала тема свободы, что утверждало его как мыслителя-гуманиста либеральных предпочтений. Выявление им некоторых аналогий в римской и последующей французской и английской истории готовило почву для открытия европейской цивилизации. Это обусловливало понимание преемственности европейского развития в будущей французской историографии. Между 1780 и 1830 гг. мыслители пришли к представлению о цивилизациях - самобытных, разнородных. Новыми значениями обогатились они у И.Г. Гердера, Э. Кине. Но один Франсуа Гизо в 1828-1829 гг. особо завладел понятием «цивилизация». По его мнению, это было явление, «мало доступное взору,

сложное», которое нельзя исключить из истории. Оно словно «океан, в лоне которого соединяется все, что составляет жизнь народа, все силы его бытия, и которое составляет богатство каждого народа», а религиозные, философские идеи, науки, литература, искусства должны рассматриваться только «с точки зрения цивилизации». Гизо понимал, что «у человечества общая судьба, передача накоп-

ленного действительно происходит», поэтому можно написать всеобщую историю цивилизации. Она состоит из двух элементов: внешнего - социальное развитие и внутреннего - интеллектуальное развитие. Они находятся в единстве и взаимодействии [39]. У Монтескье нет этого понятия, но есть противопоставление Рима, Византии и варваров. Есть стремление представить читателю римский дух, своеобразие римского менталитета, чтобы через многофакторность его изображения понять изменения, которые происходили в истории Рима. Он создает свою версию понимания этой истории, предлагает свои аналоги ее отдельных моментов, когда сравнивает Античность с последующими событиями и процессами в Западной Европе. Его подход к римскому прошлому в немалой мере складывался из его отношения к французскому, европейскому абсолютизму и предпочтения английской социально-политической системы. Он обновлял историческое исследование поиском детерминированных связей в самих фактах, введением синтезирующего понятия «всеобщий дух», актуализируя римское прошлое во имя ответа на вызов приближающегося кризиса. Отсюда размышления о причинах стабильности государства и его динамических изменениях. Чувствуется, что для него история оставалась учительницей жизни.

Литература

[1] Histoire littéraire de la France. T. 1-10. Sous dir. P. Abraham et R. Desné. P., 1974-1978. T. 5. Part 1. P. 388.

[2] Dagen J. L&Histoire de l&esprit humain dans la pensée française de Fontenelle à Condorcet. P., 1977. P. 236.

[3] URL: http://montesquieu. ens-lsh.fr/article.

Php.3?id_article=8#t2.

[4] Volpilhac-Auger С. Considérations sur les causes de la grandeur des Romains et de leur décadence (1734) // Dictionnaire électronique Montesquieu [En ligne]. URL : http:// dictionnaire-montesquieu. ens-lsh.fr/index.php?id=196 (mis à jour le : 14.02.2008).

[5] Монтескье Ш. Л. Размышления о причинах величия и падения римлян // Шарль Луи Монтескье. Персидские письма. Размышления о причинах величия и падения римлян. М., 2002. Гл. I. С. 262-264.

[6] Там же. С. 262.

[7] Там же. Гл. XVII. С. 352.

[8] Там же. Гл. XVIII. С. 359.

[9] Там же. Гл. XXI. С. 374.

[10] Там же. Гл. XXI, XXII. С. 373-377.

[11] Там же. Гл. XXII. С. 377.

[12] Там же. Гл. XVII. С. 351.

[13] Хобсбаум Э. Век революций. М., 1999. С. 36, 37.

[14] Volpilhac-Auger C. Considérations sur les causes de la grandeur des Romains et de leur décadence (1734).

[15] Монтескье Ш. Л. Размышления... Гл. VIII С. 302, 303.

[16] Там же. С. 304.

[17] Там же. Гл. III. С. 274.

[18] Там же. С. 270-272.

[19] Там же. Гл. IV. С. 279; гл. X. С. 309-310; гл. XI. С. 311, 313.

[20] Там же. Гл. I. C. 264, 266; гл. IX. С. 306-307.

[21] Volpilhac-Auger С. Considérations sur les causes de la grandeur des Romains et de leur décadence (1734).

[22] Монтескье Ш. Л. Размышления... Гл. III. С. 272; гл. IV. С. 274, 275; гл. XVIII. С. 356-358; гл. XIV. С. 333; гл. XXI. С. 374; Montesquieu. Considérations sur les Causes de La Grandeur et la Décadence des Romains. Ch. XIV. URL: http:// www.fbls.net/montesquleuconslderatlons.htm.

[23] Dagen J. L&Histoire de l&esprit... P. 236; Volpilhac-Auger С. Considérations sur les causes de la grandeur des Romains et de leur décadence (1734).

[24] Монтескье Ш. Л. Размышления... Гл. XI. C. 313; гл. XIII. С. 328; гл. XV. С. 334-335.

[25] Там же. Гл. VI. С.297.

[26] Volpilhac-Auger С. Considérations sur les causes de la grandeur des Romains et de leur décadence (1734).

[27] Монтескье Ш. Л. Размышления... Гл. IV. С. 275, 280; гл. XI. С. 312-313, 317-320; гл. XIII. С. 326-328; гл. XIV. С. 332.

[28] Там же. Гл. XVIII. C. 359; гл. XIX. C. 363; гл. XX. C. 268; гл. XXII. C. 382-384; гл. XXIII. C. 386389.

[29] Там же. Гл. IX. C. 305-308.

[30] Dagen J. L&Histoire de l&esprit... P. 235.

[31] Монтескье Ш. Л. Размышления... Гл. XV. C. 337; гл. XIX. C. 362; гл. XX. C. 372.

[32] Там же. Гл. XIII. С. 325; гл. XVI. C. 358; гл. XVI. C. 347.

[33] Там же. Гл. XIII. C. 328; гл. XV. C. 334, 335; гл. XVI. С. 342; Montesquieu. Considérations sur les Causes de La Grandeur et la Décadence des Romains. Ch. XV.

[34] Монтескье Ш. Л. Размышления... Гл. XXI. C. 373.

[35] Там же. Гл. IX. C. 306-307; гл. XI. C. 316, 317.

[36] Volpilhac-Auger С. Considérations sur les causes de la grandeur des Romains et de leur décadence (1734).

[37] Алпатов М. А. Русская историческая мысль и Западная Европа (XVIII - первая половина

XIX в.). М., 1985. С. 91.

[38] Гегель Г. В. Ф. Философия истории // Сочинения. Т. VIII. М., 1959. С. 272-273.

[39] Февр Л. Бои за историю. М., 1991. С. 262, 271273.