Турецкие корни национал-социализма?

УДК 94:32917(560)«19» ББК 63.3(5 Туц)63

ТУРЕЦКИЕ КОРНИ НАЦИОНАЛ-СОЦИАЛИЗМА?

Стефан Ириш,

научный сотрудник Института Ван Леера, (Иерусалим, Израиль) stefani@vanleer.org.il

Перевод с английского Л.А. Кац

Аннотация. История национал-социализма обычно исследуется лишь в рамках национального немецкого контекста. Очевидно однако, что в то время Германия поддерживала всесторонние отношения со многими странами, и это не могло не сказаться на том, что в ней происходило. В данной статье автор исследует турецкий аспект этой проблемы и, прежде всего, ситуацию на раннем этапе становления национал-социализма. В статье показано, как события в Турции и связанные с ними дебаты оказывали влияние на позиции немецких СМИ в первые годы Веймарской республики. Статья вносит вклад в изучение истории политических хитросплетений и предлагает новый подход к пониманию той стороны истории международных отношений, которая прослеживается в результате анализа публичных и непубличных политических дебатов и их отражения в прессе.

THE TURKISH ROOTS OF NATIONAL SOCIALISM? EXAMPLES FROM THE EARLY 1920s, THE TURKISH WAR OF INDEPENDENCE AND THE ARMENIAN GENOCIDE

Stefan Ihrig, Polonsky Fellow, Van Leer Jerusalem Institute

Abstract. The history of National Socialism is mostly narrated and researched within its national, German context. While it appears obvious that Germany was interconnected with the broader world at the time, this has had little impact on our understanding of the history of National Socialism. This article investigates the Turkish dimension of National Socialism in its formative period and shows how debates on Turkey and recent events there influenced and shaped debates in the German media in the early Weimar republic. It is a contribution to entangled history and media history as it proposes a new way to understand international history and influences through public debates, news coverage, and political discourse.

Одной из тенденций последних лет, наметившихся в исторических исследованиях, стало изучение запутанных транснациональных политических хитросплетений. Мы предлагаем новый взгляд на многие проблемы.

Один из основных мотивов появления этого подхода - чрезмерное доминирование сугубо национальной точки зрения на многие важнейшие темы, оборачивающееся игнорированием более широкого международного контекста. Отказ от него особенно актуален при изучении наиболее важных явлений современной истории, в том числе фашизма вообще и национал-социализма в частности.

Германия 20-х-30-х годов прошлого века была активным участником уже наметившихся глоба-лизационных процессов. Однако возникновение и истоки утвердившегося в ней национал-социализма рассматриваются до сих пор почти исключительно в национальных рамках - как продукт становления Германской империи, Первой мировой войны и проблем Веймарской республики. Исключение в какой-то мере делается лишь для итальянского фашизма, влияние которого на национал-социализм столь очевидно, что игнорировать его просто невозможно [1]. Однако даже в этом случае во многих работах по истории национал-социализма об итальянском примере нет ни слова.

Конечно, существуют веские причины для изложения истории национал-социализма/фашизма в основном с точки зрения национальных проблем Гер -мании. Внутренние события и внутренняя политика со всей очевидностью играют ключевую роль в жизни любой страны. Никакие хитросплетения и транснациональные процессы не в состоянии изменить ее ключевые детерминанты. Национал-социализм был явлением немецкой истории. И ответственность за его деяния лежит на Германии. Никакие внешние влияния не могут изменить этого обстоятельства.

Новые подходы к запутанной немецкой истории и историографии, несомненно, сдерживали два обстоятельства. Во-первых, страх историков быть обвиненными в попытке приглушить вину Германии. Во-вторых, влияние длительного «спора историков», развернувшегося в связи с позицией маститого исследователя фашизма Эрнста Нольте. В конце 1980-х гг. он выстроил схему, в которой фашизм выступал всего лишь как реакция на внешние силы и прежде всего - на угрозу большевизма [2]. Есть все основания утверждать, что эта точка зрения, как и последовавшие дебаты, отрицательно повлияли на изучение национал-социализма не только в Германии, но и за ее пределами.

Сейчас однако, хотя и медленно, но тем не менее все же вырисовываются и новые подходы. Как это ни странно, но один из них ориентирован на поиски «русских корней нацизма». В частности, этот подход представлен в книге Майкла Келлога «Русские корни нацизма», вышедшей в 2005 г. [3]. В ней идет речь о том, как русские белоэмигрантские круги (а также этнические немцы из бывшей царской империи) оказывали влияние на зарождающийся национал-социализм. Соответственно, рассматриваются как персоналии, так и темы, которые позволяют предположить наличие таких немецко-русских связей.

Ниже автор предлагает краткое изложение другого транснационального влияния на ранний

национал-социализм - нередко забываемой «турецкой ролевой модели». События, происходившие в Турции сразу же после Первой мировой войны, оказывали столь мощное воздействие на ситуацию в других странах, что под их влияние попали и немецкие националисты.

Война за независимость Турции и ее влияние на события в Германии

Хитросплетения международной политики всегда предполагают различные формы воздействия [4]. Но в данном случае речь пойдет, в первую очередь, о роли средств массовой информации.

Можно ли было ожидать, что в центре внимания немецких послевоенных СМИ окажутся исключительно события, происходившие в самой Германии? Она переживала тогда глубокие революционные потрясения: поражение в войне, гибель империи, крах прежнего политического порядка, неоднократные попытки государственного переворота. И все же главной темой немецких СМИ вплоть до 1923 г. оставалась ситуация в Турции. Причина этого была проста: происходившее в ней во многом корреспондировало с тем, что переживали сами немцы [5].

Определяющую роль при этом играли два обстоятельства. Во-первых, Германия и Турция на протяжении многих лет тесно сотрудничали друг с другом. Немалое значение имело и то, что обе страны были союзниками в годы Первой мировой войны. Поэтому имена многих турецких политиков, названия территорий, где происходили события, недавняя история Турции и т.д. были во многом знакомы читателям немецких газет. Во-вторых, положение Турции воспринималось немецкой публикой как ситуация, параллельная сложившейся в Германии. Турция тоже проиграла войну. Она также была жертвой жестоких положений навязанного ей мирного договора.

Уже одно это делало «нормальным» включение событий в Турции в публикации немецких СМИ, посвященные послевоенной обстановке. Именно в таком ключе (а также учитывая случайные новости о судьбе немецких военнослужащих, служивших в Османской империи) положение в Турции время от времени обсуждалась сразу после войны в немецкой прессе [6]. Так, на протяжении нескольких месяцев Турция пребывала в роли незначительной темы в немецких газетах.

Но в 1919 г. ситуация кардинально изменилась. Положение в Турции приобрело драматический характер. Греческая армия высадились в Измире. На турецких территориях возникло националистическое движение сопротивления. Несколько позже

его возглавил Мустафа Кемаль-паша. Примерно в это же время немецкая пресса сообщила своим подавленным и шокированным читателям, что Германия подписала Версальский договор. И сразу после этого немецкая печать впервые представила Муста-фу Кемаля своей читающей публике как выдающегося лидера турецкого движения сопротивления [7].

С этого момента, после некоторого замешательства, немцы прониклись сочувствием и особо глубоким интересом к кемалистским силам. Война за независимость Турции стала для немецкой прессы истинным «медиасобытием». Об этом мы вправе судить, обратившись к примеру очень влиятельной тогда газеты «Нойе пройсише цайтунг». В 1919 г. она опубликовала по меньшей мере 194 материала о Турции; в 1920 г. их численность возросла до 369, в 1921 г. - до 454, а в 1922 г. - до 853. И так продолжалось вплоть до августа 1923 г., когда было опубликовано еще примерно 323 материала [8].

Иногда, правда, эти материалы представляли собой короткие заметки. Тем не менее, их общее количество дает представление о том значении, которое придавалось этой теме. Нетрудно подсчитать, что в рассматриваемый период в газете ежедневно публиковались как минимум одна, а то и две статьи или заметки, посвященные событиям в Турции. Часто на протяжении многих дней подряд Турции посвящалась половина первой полосы. Иногда сообщения о происходившем там занимали 3 или даже 4 полосы в разделе «Последние новости». Информация о Турции регулярно появлялась как в утренних, так и вечерних изданиях. Как писала в начале 1923 г. популярная газета «Дойче альгемайне цайтунг», летом 1922 г. в немецкой печати можно было читать о Турции «ежедневно и тысячекратно» [9].

Но значение имела не только численность материалов. Важным было и то, каким образом подавались в них Турция и Мустафа Кемаль и как осмысливались турецкие события применительно к ситуации в Германии. Назвать его образцом «позитивного освещения» - значило бы допустить крайнее преуменьшение. Происходившее в то время в Турции изображалось воплощением мечты отчаявшихся и подавленных националистов. И это в те дни и месяцы, когда сама Германия переживала (по крайней мере в национальном воображении) наиболее тяжелые времена всей своей новой истории. В этих условиях казалось просто невероятным видеть, как бывший союзник - пусть и не очень почитаемый и полноправный в прошлом - сумел собрать силы, чтобы подняться на борьбу с союзниками Антанты и ее греческой марионеткой.

Еще невероятнее казался последующий ход событий. Турецкие националисты стали одерживать

победы. Еще задолго до того, как это стало очевидным, немецкие националистические газеты утешали своих читателей, утверждая, что странам Антанты не удастся разделаться с Турцией ввиду специфики ее географии и собственного изнеможения, порожденного недавней войной [10]. При этом обсуждение ситуации в Турции сопровождалось выплескиванием на Антанту немалых порций злорадства. Всячески подчеркивались слабости Антанты и разногласия между входившими в нее странами, а саму ее неизменно именовали союзом, исключительная цель которого - завоевания и нажива [11].

Мустафа Кемаль стал для немецких националистов яркой звездой, «светом во тьме», как назвал несколько позже «турецкую ролевую модель» Гитлер. Обсуждение последней вышло далеко за рамки радикальной ультраправой периферии. Даже вне ее пределов появились статьи, стимулировавшие дебаты об этой «ролевой модели» и о том, как лучше всего применять «турецкие уроки» в Германии.

Дебаты о Турции и Мустафе Кемале были непосредственно связаны с произошедшими революционными переменами в государственной системе Германии и многих других стран Европы. В этой связи националистическая пресса часто обсуждала метафизический вопрос о том, кто же все-таки «делал» историю и приводил нации к величию -отдельные личности или массы, самодержцы или демократы.

Появился даже лозунг «Мустафу на Рейн», который отражал установку на поиск такого немецкого лидера, который бы сыграл роль Мустафы Кемаля для Германии [12]. Конечно, раздавались и голоса, направленные против применения «турецкого опыта». Особенно ярко выступил в этой связи в июне 1921 г. Карл фон Осецкий [13]. Опубликованная им статья была примечательна в двух отношениях. Во-первых, он принципиально отвергал любые «турецкие уроки», а во-вторых, она появилась в тот же день, что и другая, настойчиво пропагандировавшая эти «уроки» статья, автором которой был Фридрих Гусонг, с полным основанием слывший впоследствии учителем Геббельса. На этом фоне голос Осецкого прозвучал как зов одиночки, заглушаемый хором пребывающих в эйфории националистов.

Образчиком этой эйфории была и сама статья Гусонга. Он выступал как откровенный и ярый антидемократ, реваншист и антисемит. Его подобного рода «труды» регулярно появлялись в радикально националистических газетах. Он открыто симпатизировал Гитлеру и нацистскому путчу 1923 г. Ему приписывали завоевание многих читателей в качестве будущих избирателей нацистов.

В своем эссе «Человек и массы» Гусонг изображал Германию «кастрированной нацией», которую обуял «бред масс», иными словами - демократии [14]. Единственным «замечательным примером выхода из сложившейся ситуации» он считал появление творческой «личности "фюрера" типа Му-стафы Кемаля, "человека, который преобразил дезориентированную и беспомощную массу в нацию и армию; человека, который дал массам цель"». «Человек по имени Мустафа Кемаль встает и превращает, казалось бы, беспомощные и колеблющиеся, дезориентированные и нерешительные массы в единую нацию, воля которого отводит страну от края гибели; фюрер встает и указывает путь там, где когда-то были только бездна и обреченность».

Для Гусонга Кемаль был «стальным человеком», «заряженным, как аккумулятор», с волей, подобной «штампованной стали», способным «сделать все, что потребуется». В своем эссе он вновь излагал биографию Кемаля и историю его успеха с тем, чтобы «доказать ложность немецкой демократии, если не вообще демократии как таковой», и поведать Германии о том, что ей необходимо. Он в эпическом стиле рассказывал о недавней турецкой истории, подчеркивая при этом «волю человека», который сумел разорвать «цепи порабощения» Севрского договора», и перечислял все стороны, подписавшие этот договор, чтобы показать, насколько невозможными казались тогда усилия Кемаля Ататюрка. Вне зависимости от того, как сложится его судьба в будущем, подчеркивал Гусонг, его роль уже превзошла все ожидания: «Мы обязаны ему реабилитацией чести человека перед идолопоклонниками масс». Этими словами Гусонг завершил призыв к пришествию немецкого фюрера.

Можно привести множество других примеров того, как война за независимость Турции и роль Му-стафы Кемаля стали частью более широких дебатов о будущем наций и человечества. Так, поместив на своих страницах развернутый материал о положении в Турции, газета «Кройццайтунг» восклицала: «Историю делают люди!» В своей статье об Ата-тюрке, опубликованной в газете «Дойче альгемайне цайтунг», Теа фон Путткаммер, подводя итоги «турецким урокам», писала: «в Германии, где героика ценится позорно мало, гораздо больше внимания следует уделять тому, сколь многого может достичь воля одного человека» [15].

Приведенные, как и многие другие, аналогичные печатные материалы могут послужить необходимой иллюстрацией того, насколько глубоко пример Турции проник в Германию и каким образом он стал формировать сознание немалого количества

немцев. А именно в эти годы и в этой атмосфере возникло национал-социалистическое движение. Неудивительно, что нацисты тоже оказались под сильным впечатлением реализации «турецкой ролевой модели». В конце 1928 г. газета «Фёлькише беобахтер», ставшая вскоре рупором нацистов, а затем и флагманом прессы Третьего рейха, была приобретена нацистской партией. И почти сразу же

- 1 января 1921 г. - она вышла под знаменательным заголовком «Героическая Турция» [16]. Неполный месяц спустя та же газета поместила статью, озаглавленную «Турция - ролевая модель» [17]: «Сегодня турки, - отмечалось в статье, - самая молодая нация. В один прекрасный день у немецкого народа не будет другого выбора, как лишь использовать турецкие методы». Выступив с этим призывом, этот нацистский печатный орган значительно опередил большинство газет. На протяжении целого месяца газета вновь и вновь повторила, что в какой-то момент Германии «не останется ничего иного», кроме как «применить на практике» турецкий опыт [18].

Правда, после апреля 1921 г. газета переключилась прежде всего на внутренние проблемы Германии. Освещение зарубежной тематики стало делом другого печатного органа нацистской партии

- «Хайматлянд». В нем нашла широкое освещение продолжавшаяся дискуссия о «турецкой модели». Апофеозом этой дискуссии стала серия из двух статей под общим заголовком «Национальное самоспасение "больного"» [20].

Но еще большее значение придавалось нацистами серии из шести статей, озаглавленной «Му-стафа Кемаль и его достижения». Ее автором был Ханс Тробс - единственный иностранец, участвовавший на стороне кемалистов в ходе их борьбы за независимость. Серия статей в «Хайматлянд» была первым шагом Тробста в карьере журналиста. Написать серию статей об Анкаре и кемалистах для нацистского еженедельника его побудил «герой войны», а затем центральная фигура в лагере ультраправых реваншистов Эрих Людендорф [21]. Она стала самым обширным материалом, посвященным Турции в «Хайматлянд», а возможно и во всей послевоенной [после Первой мировой войны. - Прим. перев.] прессе Германии.

Редакция нацистского еженедельника с радостью приняла эту серию. Во введении к ней было подчеркнуто: «Судьба Турции демонстрирует чрезвычайно много общего с нашей собственной. Сквозь призму Турции мы осознали, как нам надо было бы поступить. Если мы хотим быть свободными, то у нас не будет иного выбора, кроме как в той или иной форме следовать турецкому примеру» [22]. Таким образом, редакторы издания с самого начала дали

ясно понять, что «турецкая ролевая модель» не ограничена ни по времени, ни по месту.

Дух и содержание серии отражало и то, как представлял ее читателям сам автор.

Политическое положение Турции после подписания Севрского договора, писал он, хорошо известно. Оно такое же, как и положение нашего отечества сегодня, спустя четыре года после подписания Версальского договора. Империя пала и стала колонией Антанты. Жизненно важные области отрезаны росчерком пера. Враг таится внутри страны. Анархия и гражданская война неизбежны, а народ беззащитен и обесчещен...

В шести пространных статьях Тробст, описывая войну за независимость, уделял особое внимание вопросам тактики и логистики. При этом он неоднократно применял уроки Турции к ситуации в Германии, сводя их к трем пунктам: армия добровольцев, нация, объединенная под руководством сильного лидера, и «ее очищение» от меньшинств.

Вывод, который он сформулировал, гласил: для возрождения нации необходимы единый фронт, национальное очищение и армия добровольцев. «Это, вкратце, великий урок, который мы можем вывести из борьбы Турции за свободу. Но для того чтобы его реализовать, должен появиться спаситель страны, тот, кто выполнит требования момента» [23].

Вслед за публикацией данной серии статей в еженедельнике появились материалы, продолжившие обсуждение «турецкой ролевой модели». Через две недели после ее завершения главный заголовок на первой странице издания гласил: «Дайте нам правительство Анкары!» [24]. Редакция «Хайматлянд» выступила с декларацией, в которой призывала немецких националистов «подняться» и провозгласить Мюнхен новой, альтернативной столицей Германии, подобно тому, как Мустафа Ке-маль сделал столицей Анкару, противопоставив ее коррумпированному и бессильному Стамбулу. Тог -да из Мюнхена, как из Анкары в Турции, придет освобождение Германии.

В следующем выпуске «Хаймлянд» вновь обсуждалась «турецкая ролевая модель» [25]. И всего через пять дней после появления этого выпуска Гитлер решил, что пришло время для государственного переворота в Мюнхене, подчеркнув тем самым, что так называемый «пивной путч» 1923 г. вдохновлен скорее «турецкой моделью», чем «походом на Рим» Муссолини.

Это обстоятельство было дополнительно подчеркнуто рядом заявлений, сделанных во время суда в 1924 г. после неудачи государственного переворота. Сам Гитлер в своей защитительной речи цитировал Мустафу Кемаля, ссылаясь, в частности,

на «ролевую модель турок». [26]. После суда шум вокруг турецкого примера заметно утих, поскольку говорить о нем стало опасно. Но когда Гитлера еще раз, в конце 1920-х гг., попытались осудить за измену, он снова сослался в заготовленной им защитительной речи на пример Ататюрка [27].

Возможным вернуться к обсуждению «турецкой ролевой модели» стало лишь после того, как нацисты пришли к власти. Более того, начиная с 1933 г., в Третьем рейхе начал внедряться своего рода культ Ататюрка и Новой Турции. И хотя он не получил дальнейшего развития, но остался важной частью официальных дискурсов о фюрере, национальном возрождении и реваншизме [28].

В 1933 г. Гитлер, как упоминалось выше, заявил в интервью, что Ататюрк был для него «сияющей звездой во тьме» 1920-х гг. С тех пор эта оценка стала определяющей для официальных позиций Третьего рейха [29]. Гитлером было сделано немало и других аналогичных заявлений. Но не менее важно и то, что пресса Третьего рейха продолжила восхваление кемалистов. Новая Турция была использована ею в качестве «ролевой модели» при изложении нацистских представлений об идеальном государстве во главе с фюрером, заново строящим энергичное и бескомпромиссное национальное сообщество и т.д.

Естественно, это был искаженный образ Новой Турции. Многие аспекты ее развития, не соответствовавшие нацистскому мировоззрению, игнорировались или преуменьшались. Это, в первую очередь, касалось реформы языка, эмансипации женщин и ориентированной на мирное развитие внешней политики Ататюрка. Другие аспекты, такие, как радикальная секуляризация турецкого общества, были важны для нацистов, но говорить о них можно было только за закрытыми дверями. Они были чересчур радикальны, чтобы отстаивать их публично. Несмотря на это, они дают представление о том, в каком направлении предполагали менять немецкое общество некоторые высокопоставленные нацисты.

Немецкие дебаты о геноциде

Радикальными были также установки, направленные на «решение» вопроса о меньшинствах, утвердившиеся еще до 1933 г. (прежде всего так называемый «еврейский вопрос»). Они составляли ключевой компонент нацистского видения нового «народного» государства, сложившийся еще в ходе обсуждения специфики Новой Турции в начале 1920-х гг.

Дебаты по этому вопросу начались параллельно с шумихой в немецкой прессе вокруг войны за независимость Турции. Обе эти дискуссии не были

связаны друг с другом. Их объединили лишь на короткое время в 1923 г. дебаты вокруг Лозаннского договора, положившего конец этой войне. Но тогда этническое измерение было сосредоточено не на современных для того времени событиях, а на недавнем прошлом Турции. Во время Первой мировой войны в Оттоманской империи прошел геноцид армян, в ходе которого погибло свыше миллиона ее граждан. Этот факт был хорошо известен ключевым международным игрокам, включая Германию [30]. Однако в годы войны вопрос о геноциде армян не стал в ней важной темой общественных дискуссий. Военные действия и цензура не дали хода этой теме. Были лишь моменты, особенно в 1915 г., когда Германия отбивалась от обвинений стран Антанты, и многие подробности происходившего проникли в немецкую прессу [31].

Таким образом, первоначально по армянскому вопросу не было полноценных дебатов. И все же читатели немецких газет, скорее всего, догадывались о том, что с османскими армянами произошло нечто, выходившее далеко за рамки обычных погромов и депортаций. Просто слишком много громких самооправданий слышалось в немецкой и османской пропаганде. Смысл их сводился к тому, что, мол, армяне восстали против османского государства, в то время как его войска боролись за выживание империи. Так было уже в 1915 г., когда турецкая пресса писала о коварном ударе ножом в спину, нанесенном армянами анатолийским туркам.

В 1919-1923 гг. в связи с интересом общественности к турецкой войне за независимость в Германии состоялись дебаты о геноциде армян в военные годы [32]. При этом проблема рассматривалась с оглядкой на германские реалии.

Начало разговору на эту тему положили немецкие проармянские активисты, начавшие путем публикации разоблачительных материалов информировать читающую публику о том, что в действительности происходило с османскими армянами. Затем эта тема явно заинтересовала министерство иностранных дел Германии, которое вывело эту тему на первый план [33].

Причина этого была вполне очевидна. Еще в разгар геноцида армян МИД стал выражать беспокойство в связи с тем, что происходившее может быть после войны использовано против Германии [34]. В 1919 г. эта тревога усилилась до такой степени, что МИД Германии решил обратиться к известному во всем мире проармянскому активисту Иогану Лепсиусу с просьбой отредактировать и подготовить к печати том документов, отражающих дипломатическую переписку по армянскому вопросу. Идея заключалась в том, чтобы убедительно показать, что Германия не виновна в геноциде и не состояла «в сговоре с османами»; напротив, МИД якобы делал все, чтобы пресечь геноцид и помочь армянам. В действительности все было не совсем так. Поэтому трудно не согласиться с оценкой документов этого тома и самой роли Германии, которую дала в свое время газета «Нью-Йорк Трибюн»: «Что же сделала Германия, чтобы спасти армянский народ от уничтожения? Она намекала Турции, что та плохая, а сама пожимала плечами. Так выглядела ее «полная защита» на самом деле. Все оставалось без изменений [35].

Таким образом, попытку МИДа обелить позицию Германии вряд ли можно было считать удавшейся в том, что касалось оценки немецкой позиции за рубежом. Тем не менее, внутри страны она была во многом успешной. Немецкие газеты активной обсуждали содержание этого тома, появившегося на книжном рынке уже летом 1919 г., и, как правило, охотно соглашались с тем, что Германия не виновна в произошедшем геноциде [36]. Тем не менее, публикация тома все же инициировала тему геноцида армян. В передовицах многих газет шла речь об «убийстве нации», подробно описывалось происходившее и выражалась надежда на то, что пришло время раскрытия тайн и признания варварства минувшей войны.

Ключевой комментарий к документам тома, появившимся на первой полосе газеты «Берлинер Тагесблят», был написан одним из ведущих публицистов того времени Теодором Вольфом [37]. Будучи наиболее пространным и одним из первых, этот комментарий задал тон отношению к публикуемым документам как в Германии, так и за рубежом [38]. Вольф писал, что, читая эти документы, хочется «трижды взмолиться грозному богу», и подчеркивал: «Есть такая мера страданий и низости, которая делает мелкими самые высокие слова [...] Существует такого рода ужас, перед которым бессилен любой пафос».

Подробно описывая происходившие события, начиная с арестов вплоть до последующих убийств армянской интеллигенции в Стамбуле, «когда стал невозможен любой громкий звук протеста», он откровенно называл главных идеологов и стратегов этой кровавой кампании: «После того, как банда Энвера в ходе спровоцированных конфликтов получила предлог для якобы необходимых из военных соображений «мер безопасности», она начала депортации и бойню, и «удушающий ангел смерти подтолкнул несчастную нацию к зверской агонии в могиле».

Вольф описывал, как «мужчин, женщин и детей поголовно вывозили в пустыню, в «концентра346

ционные лагеря», как первыми убивали мужчин, а женщин и девочек продавали в гаремы и кочевым племенам. Ознакомив читателей с ужасами геноцида, Вольф заключал: «Если хотите больших подробностей, то ими заполнены пять сотен страниц тома. На турецкой земле, по имеющимся оценкам, было невыразимо жестоко уничтожено около одного миллиона человек. То же самое стало уделом ста тысяч человек на Кавказе».

Эссе Вольфа дает представление о глубине состоявшихся дискуссий, а также о степени возмущения, вызванного публикацией материалов Министерства иностранных дел Германии. Многие комментаторы последовали примеру Вольфа. Аналогичных статей появлялось немало. Одна из них, напечатанная в газете «Фоссише цайтунг», была названа «Истребление турецких армян» [39].

На этом вроде бы можно было бы поставить точку. Но это было бы неверным. После некоторого спада волны негодования и осуждения геноцида резко активизировались немецкие националисты. На протяжении почти полутора лет (с конца 1919 г. до начала 1921 г.) контролируемая ими печать предприняла небезрезультатную попытку изменить сложившиеся настроения, обелив организаторов массовых убийств. Был инициирован поток статей и комментариев, отрицавших масштабы того, что происходило в годы Первой мировой войны в Турции, и оправдывавших состоявшееся насилие [40].

Масла в огонь подлило еще одно нашедшее широкий отзвук событие. В марте 1921 г. в Берлине армянин Согомон Тейлирян застрелил Талаат-пашу, бывшего великого визиря и министра внутренних дел Оттоманской империи, которого часто рассматривали как главного подстрекателя и исполнителя геноцида. Это возродило дебаты на армянскую тему. Сначала они велись достаточно осторожно [41]. Однако драматичный судебный процесс над Тейлиря-ном, происходивший летом 1921 г., обострил реакцию возмущенной общественности [42].

Сам по себе этот судебный процесс характеризовался многократным разворотом ролей: в результате перед судом «предстали» не убийца, а Та-лаат-паша и Оттманская империя [43]. В конечном итоге Тейлирян был оправдан, что еще усилило дискуссии о геноциде, продолжавшиеся на протяжении нескольких последовавших месяцев.

Судебный процесс коренным образом изменил точку зрения немецкой прессы на геноцид. Теперь уже не только левые, но и несколько других газет в полной мере демонстрировали публике истинную сущность геноцида. Перед необходимостью ее признания оказались и многие другие органы печати. В июне 1921 г. «геноцид» - в различных его трактовках, таких, как «убийство людей» или «уничтожение армян», - утвердился как факт с последующим полномерным обсуждением стоявших за ним намерений и политики.

До начала суда газеты, общественность и немецкие политики делились на тех, кто признавал геноцид в Оттоманской империи во время войны, и тех, кто отрицал как наличие, так и масштабы зверств, а также стоявших за ними намерений. На протяжении первых лет это противостояние между «признававшими» и «отрицавшими» оставалось железобетонным. Лишь несколько газет колебались между про- и антиармянскими установками. Позиции тех, кто отрицал наличие геноцида, были глубоко укоренены в истории немецкой проосман-ской политики и в устоявшихся антиармянских настроениях. В течение двух лет, но особенно в год до убийства Талаат-паши, они «бомбардировали» немецкую публику антиармянскими статьями и эссе, утверждая, что в случившемся виноваты сами армяне, так как они пошли на «военную измену» и нанесли туркам удар в спину. Их депортация была вызвана крайней «военной необходимостью», а некоторые понесенные потери были побочными продуктами войны или, выражаясь на военном жаргоне, «сопутствующим ущербом» [44].

Однако летом 1921 г., по-видимому, окончательно исчезла возможность полностью отрицать геноцид. Критическая масса, возникшая во время судебного процесса, привела к тому, что все немецкие СМИ вынуждены были признать геноцид, включая газеты, которые его ранее отрицали. Тем не менее, они продолжали, даже еще более агрессивно, оправдывать то, что в свое время происходило в Анатолии. Такие оправдания уже были ранее неотъемлемой частью дискурса. Однако тогда их главной целью было доказать, что во время войны в Анатолии не происходило нечто, достойное особого внимания. Теперь же их усилия были направлены прежде всего на то, чтобы по сути защитить и оправдать геноцид как таковой.

После произошедшего «тектонического сдвига» эти же аргументы были особенно широко использованы «оправдывающими» газетами, в «авангарде» которых шествовал Ганс Гуманн из «Дойче альгемайне цайтунг» и следовали «Дойче цайтунг», «Дойче тагесцайтунг» и некоторые другие [45]. Так, например, газета «Франкфуртер альгемайне» уже 7 июня поместила эссе, в котором признавалось «варварское истребление» армянского народа и в то же время подчеркивалось, что армяне не были «невинными ангелами» и сами спровоцировали турок на их жестокие действия [46]. В том же июне, а также в последовавшие за ним недели и месяцы,

их примеру последовали многие другие газеты националистического толка, в том числе «Берлинер локальцайтунг» и «Кройццайтунг». Бывшие «немецкие турки» - Отто фон Фельдман и Бронзарт фон Шеллендорф - опубликовали в «Дойче альге-майне цайтунг» статьи, в которых подчеркивалось, что произошедшее в Оттоманской империи было «военной необходимостью», вызванной поведением самих армян [47]. В середине сентября в статье «Слово в защиту Турции» газета «Дойче цайтунг» вновь подчеркивала, что армяне были «пятой колонной» и что во время войны они нанесли туркам удар в спину. Там же, как и ранее в других газетах, в ней вновь утверждалось, что вину за произошедшее несут сами армяне, и в абстрактной манере давалось понять, что туркам просто не оставалось ничего другого, кроме как устроить геноцид [48].

Таковы были настроения в националистических кругах, когда в начале 1922 г. в Берлине вновь прозвучали выстрелы, в результате которых армянами были убиты два младотурецких функционера. О реакции националистов на произошедшее можно судить по позиции националистической «Дойче цайтунг», которая воспользовалась убийством как возможностью с особой настойчивостью поставить «вопрос о иностранцах - и в первую очередь о проживающих в Берлине армянах и евреях. Эта тема была подана как притча, в которой шла речь о том, что врач, прежде чем приписать лекарство, должен определить болезнь. «Дойче цайтунг» определила «болезнь» как «присутствие евреев». Заявив это, она вопрошала: кому выгодна разобщенность Германии? Ответ был зашифрован ссылкой на «Западный Берлин», который слыл тогда синонимом убежища для восточных евреев, армян и других «иностранцев». Настроения в националистических СМИ того времени убедительно иллюстрируют сделанные газетой завершающие выводы. «Толь -ко что, - писала она, - мы прочли, как некоторые издания оправдывают убийство в Берлине дружественных Германии турок только потому, что трусливые преступники были «кузенами семитов». Эти издания демонстрируют такое же поведение в отношении еврейского вопроса. Разрушение всего того, что почитают немцы, в конце концов, служит той же цели [...] Немецкую болезнь нельзя излечить с помощью конституционных лекарств или таблеток социализации. Это можно сделать исключительно при помощи острого ножа народного хирурга. Возбудители распространяющегося гниения должны быть удалены! В противном случае Германия умрет от негерманской сущности» [49].

Аналогичные статьи появились в те дни во всех националистических газетах. Когда же год

спустя обсуждался Лозаннский договор, на этот раз армяне упоминались в них лишь вскользь и в контексте того, что Турция разрешила проблему меньшинств «образцовым образом», уничтожив армян и изгнав греков.

Описанные выше выступления продемонстрировали тогдашним наблюдателям, таким, как Гитлер и его сообщники, что в послевоенной Германии имеется националистически жестко ориентированная часть общества, открыто оправдывающая геноцид как таковой. Обсуждение в прессе геноцида армян длилось почти пять лет. Это была широкая дискуссия с обширными эссе на первых полосах газет, с развернутыми авторскими материалами и дебатами между различными изданиями. Это было не просто перепечатка с лент информационных агентств или копирование материалов других публикаций. Стороны неплохо разбирались в теме, которую обсуждали. Геноцид рассматривался ими, главным образом, в рамках «военной необходимости» и оправдывался расовыми признаками. Объединение двух тем, «армянской» и «еврейской», и их созвучие с традиционными немецкими антиармянскими и антисемитскими настроениями не ускользнули от Гитлера, который в этом же духе неоднократно ссылался на армянский вопрос в 1920-е гг. Не была проигнорирована нацистами и кульминация дискуссии о геноциде, вызванная судебным процессом, последовавшим за покушением на Талаат-пашу. Друг Гитлера и его политический советник того времени Макс Эрвин фон Шойбнер-Рихтер, бывший вице-консул в Восточной Анатолии, находился в зале суда в качестве свидетеля защиты. А Альфред Розенберг в 1928 г. в своей статье все еще продолжал комментировать судебный процесс Талаат-паши [50].

Далекое, но близкое?

Ни одно из описанных выше событий не оказало решающего воздействия на становление национал-социализма