Спросить
Войти
Л.А.Можаева
НОВЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ПО ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЕ
Булдаков В.П. Красная смута: Природа и последствия революционного насилия. М.: РОССПЭН, 1997. - 376 с.
Книга посвящена анализу природы и динамики революционного насилия в России, обусловленных столкновением модернизаторства и традиционализма. Описывая революционные события 1917-1920 гг. в России, автор впервые концентрируется на психопатологии российской смуты ХХ в., рассматривает преимущественно один из существенных аспектов Октябрьской революции - насилие. При этом основное внимание сосредоточено на характеристике тех форм насилия, которые были порождены мировой войной и ассоциировались в массовом сознании с действиями большевиков. Автор определяет свою цель как попытку восстановления “психосоциальной ткани революции”, ныне скрытой “за плотной завесой обличительной и апологетической политической истории”. Он подходит к исследованию Октябрьской революции как к “естественной малой части продолжающейся истории человека”, как к истории “резко изменившихся отношений человека к власти, себе подобным, окружению”, т.е. - к “истории насилия снизу”, рисуя при этом “несколько гиперболизированную картину катастрофического прошлого” и рассматривая революцию как человеческую “психопатологию” в рамках понятия кризиса империи. Книга написана на основе широчайшего круга источников преимущественно личного происхождения, выявленных в российских и зарубежных архивах.
В книге шесть разделов. В первом - “Пути погружения в хаос” - автор ставит и дает ответ на вопрос: почему выплескивается и против чего же направлена разрушительная энергия человека, того самого homo sapiens, который в революции проявляет себя как человек бунтующий. Этому и посвящены главы: “Модернизация и война”, “Интеллигенция - идеалы или народ?”, “Феномен “голого короля”, “Кровь на февральском снегу”. В конце первого раздела автор утверждает, что государственный переворот в России привел к эскалации “красной смуты”, вымостив благими намерениями установить демократический порядок дорогу в ад гражданской войны, в тоже время предостерегая от категоричных заявления о Феврале как о начале всеобщего кровопролития, ибо Февраль “мог стать прививкой от него”.
Второй раздел - “Психология масс и стрелы социального насилия”. Автор отталкивается от господствующей ныне в отечественной историографии точки зрения о том, что в 1917 г. параллельно разворачивалось несколько социальных революций - “солдатская, рабочая, крестьянская, национальные (к этому можно прибавить и казачью, и движение служащих, молодежи, и даже элементы женской революции)”. Каждой из них, считает он, было в той или иной степени свойственно применение насилия. Он уделяет первостепенное внимание тем массовым движениям, которые, по его мнению, “в наибольшей степени осуществляли и провоцировали силовой образ действий”. Этому посвящены соответствующие главы: “Рабочие: социализм или социальное выживание?”, “Неистовства “черного передела”, “Солдаты: кровавый путь к миру?” и “Этнические пасынки империи: “свои” против “чужих”.
В третьем разделе “От квазидемократиии к сверхдиктатуре: провоцирование и обуздание смуты” автор анализирует образ действия новой, послефевральской, власти, и процесс, который шел по законам саморазвития хаоса. Он считает, что общая ситуация и ход событий определялось тем, что происходило не на политическом, а на психологическом уровне. Поэтому он рассматривает значение политических кризисов 1917 г. под углом зрения психологии масс: анализирует события между Февралем и Октябрем (традиционно выделяя апрельский, июньский, июльский кризисы и корниловский “мятеж”) и приходит к выводу, что кризисы власти носили очень сложный, отнюдь не партийно-политический характер. Автор считает недостаточным расценивать эти кризисы на уровне только министерских передряг и
идейных склок. Кризисы были связаны с несовпадением типов политической культуры верхов и низов, делавших шаги в разных направлениях - шел спонтанный процесс эскалации смуты.
Специальные главы посвящены выяснению того, как толпа “образца 1917 г.” видела, формировала, влияла, оценивала и создавала партийных лидеров, почему “сама природа революционного взрыва выдвигала людей, подобных Ленину”. Особое место в этом занимает вопрос об историческом смысле и понимании большевизма как генератора нетерпения масс, не имеющего ничего общего с “нормальной” политикой и в своем послеоктябрьском варианте ставшем “мостиком” от насилия толпы к насилию государства.
В четвертом разделе - “Истощение энергии хаоса и вторичные волны насилия” -анализируются долговременные последствия русской революции. На психосоциальном уровне автор рассматривает процесс образования СССР, феномен НЭПа, смерть Ленина и формирование его культа, а также формирование культа Сталина, коллективизацию и раскулачивание, складывание механизма советской пропаганды и ее воздейтсвие на массы, время Хрущева, Брежнева и Горбачева.
Особое место в книге занимает аворская оценка историографии “красной смуты”, результатов поиска “смысла в хаосе”. Этому посвящен пятый раздел - “Происхождение революционных мифов и их сегодняшняя судьба”.
В шестом, последнем, разделе книги - “К общей теории кризиса империи” - В.П. Булдаков делает попытку сформулировать свой взгляд на “анатомию революции” и смутное время как явление. Основным отличием “красной смуты” от других подобных катаклизмов автор называет невиданное мощное столкновение модернизаторства и традиционализма, “закончившееся скрытой, парадоксальной по форме и потому непризнаваемой победой архаики”. Октябрьская революция, по мнению автора, была “вовсе не “крахом” имперской сверхсистемы, скорее, это было началом нового витка культурогенеза”. В заключении, озаглавленном “Российская смута сегодня”, он высказывает свои суждения о некоторых основных составных частях (стадиях, слагаемых) нынешнего посткоммунистического, достаточно традиционного, по мнению автора, хотя и далеко незаконченного, имперского кризиса России.
Книга В. П. Булдакова - яркое масштабное, многоаспектное исследование, в то же время, спорное по ряду своих положений и оценок - вызвала неоднозначное отношение научной общественности (См.: “Красная смута” на “круглом столе”//Отечественная история. 1998. № 4. С. 139-168).
Павлюченков С.А. Военный коммунизм в России: власть и массы. М., Русское
книгоиздательское товарищество - История, 1997. - 272 с.
Монография посвящена исследованию концептуальных вопросов социально-политической истории России 1917-1921 гг. Это - своеобразный итоговый труд, где обобщаются результаты научной работы автора за последние несколько лет, что отражено в семи главах работы: “Военный коммунизм: идея или необходимость. Вехи историографии”, “Метаморфозы большевистской политики”, “Между революцией и реакцией - крестьянство в гражданской войне”, “Рабочий класс и “диктатура пролетариата”, “Необъятная власть”: вожди, “верхи”, и “низы” в партии”, “Социальная хирургия - массовый террор” и “Тени военного коммунизма -спекулятивный рынок и спецраспределение”.
Как и в вышедшей в 1996 г. книге “Крестьянский Брест, или предыстория большевистского НЭПа”, автор исследует военный коммунизм с точки зрения социально-экономических противоречий, развитие которых приводит к его краху и к освобождению рыночных
отношений из-под спуда государственного управления.
Автор пытается осмыслить феномен военного коммунизма в контексте всей истории России. Работа построена на очень солидной источниковой базе. Обобщены и введены в научный оборот многие неиспользованные ранее (или недостаточно использованные) опубликованные документальные материалы и, главным образом, - документы, выявленные в фондах центральных российских архивов - ГА РФ, РЦХИДНИ, РГАЭ, ЦГАМО.
Автор заостряет принципиальный вопрос - о кавычках в термине “военный коммунизм”. При этом сам автор употребляет термин без кавычек, обстоятельно аргументируя свою позицию (С. 7-11). Военный коммунизм, как система, по словам автора, имеет специфические черты, бесспорно роднящие ее с марксизмом: прежде всего, уничтожение частной собственности. Политика военного коммунизма, по мнению исследователя, “складывалась из
принудительного изъятия продуктов крестьянского труда, внедрения милитаризированной трудовой повинности в промышленности и вытеснении всего многообразия общественных связей всеобщим государственным регулированием и централизованным обменом”, что, в свою очередь, вело к социально-экономическому нивелированию по низшему уровню жизни и расставляло “всех граждан в одну шеренгу перед самодержавным государственным колоссом”. Государственное насилие над личностью и над целыми классами общества играло исключительную роль в такой системе. Это был по существу результат практического осуществления идей эгалитаризма (устранения социальных различий и социального неравенства путем всеобщей уравнительности). Автор считает военный коммунизм большевиков настоящим коммунизмом, которому были присущи оригинальные черты, обусловленные особенностями исторического прошлого России.
Вместо заключения, в котором бы традиционно содержались итоговые выводы, автор предлагает читателю небольшое эссе “Еврейский вопрос в революции, или о причинах поражения большевиков на Украине в 1919 году”. В нем имеются лишь некоторые соображения и частичный материал по вопросу, значение которого, по свидетельству С. А. Павлюченкова, “в ходе революции и гражданской войны в пределах бывшей Российской империи было исключительно велико”, и “любой серьезный анализ русской революции и вообще всей истории коммунизма неизбежно поднимает т.н. еврейский вопрос”. Эту заключительную заявку можно расценить как новое направление будущих научных исследований автора.
Бордюгов Г.А., Ушаков А.И., Чураков В.Ю. Белое дело: идеология, основы, режимы власти. Историографические очерки. М.: “Русский мир”, 1998. - 320 с.
В монографии проводится сравнительный анализ основных точек зрения на историю Белого движения, содержащихся в советской, постсоветской, западной историографии, а также - в литературе Русского зарубежья.
Предложенные читателю историографические очерки являются частью крупного европейского проекта по изучению проблем войны и мира.
Авторы подчеркивают, что “понимание проблемы Белого дела прямо или косвенно входит в круг... условий и системных предпосылок, которые формируют образ политического режима начала следующего века и закладывают фундамент национального согласия”. Так называемая “понимающая” история сама по себе не преследует цели поиска правых или виноватых, тем более в Гражданской войне, ибо в любом случае достижение такой цели так или иначе будет зависеть от характера политического режима или идеологических коллизий.
В этом плане современный этап российской истории (а именно на 90-е гг. пришелся пик интереса к истории Белого движения) объективно требует осмысления сути длительного
спора о сути, смысле, причинах возникновения и гибели Белого движения. При этом ясно, что новый взгляд невозможен без избавления от старых шор, без восстановления утраченной объективности. Сознавая это, авторы монографии стремятся учесть “не одну, а несколько идеологических систем, понимаемых не как “классовая доктрина”, а именно как “совокупность идей”, обращают внимание на такие исследования, которые фиксируют в Белом движении и в белых режимах власти не одну систему, а идеологические переплетения.
Монография построена проблемно-хронологически. Структура очерков максимально приближена к самому историографическому процессу, причем лишь последние 10 - 13 лет характеризуются соединением и взаимодействием основных исследовательских потоков: отечественного, эмигрантского и западного. До этого, считают авторы, историография Белого движения была разделена на изолированные и конфронтационные зоны.
В данном же исследовании фиксируются и осмысливаются первые итоги конструктивного и равного (прямого или опосредованного) диалога историков СССР, России, Русского зарубежья, Европы и США. Авторы концентрируют свое внимание на процессе, который сами определяют следующим образом: “от разъединенной - к единой историографии Белого дела”. В книге - две основные части: “Белое дело: три грани изучения” и “Общественные трансформации в России и новые подходы в изучении Белого дела”.
В первой анализируются особенности изучения проблемы в советской историографии, историографическая “ветвь” литературы Русского зарубежья по истории Белого движения (в том числе, специально - труды участников движения), и концепции западных авторов. Во второй авторы сосредоточили внимание на историографической картине проблемы последнего 15-летия ХХ в., выделяя определенные рубежи - 1987 г. и 1991 г. Важное место при этом отводится характеристике масштабного прорыва в документальном изучении Белого движения.
Особую смысловую нагрузку несет 4-я глава второй части книги. В ней авторы, подводя итоги исследования, характеризуют особенности методологии изучения истории Белого движения на протяжении всех 80 с лишним лет и намечают перспективы исследования проблемы.
Книга снабжена именным указателем и списком основных источников и литературы по теме. Это не только повышает ее научный уровень, но и расширяет возможности использования ее в учебных целях.
Зимина В. Д. Белое движение и российская государственность в период Гражданской войны. Волгоград: Изд-во ВАГС, 1997. - 485 с.
Монография раскрывает малоизвестные страницы истории Гражданской войны в России. В.Д.Зимина исследует стратегию и тактику, формы и методы борьбы Белого движения за возрождение “единой и неделимой России”, пытается определить типы антибольшевистских политических режимов через призму их государственного и институционального строительства и социально-экономической политики. Автор стремится выявить основополагающие моменты, которые в той или иной форме проявлялись в функционировании этих режимов, не только пытавшихся “спасти” российскую государственность, но и предлагавших конкретные пути ее развития. Особое внимание уделяется характеру процессов трансформации и причинам их разрушения.
Монография содержит два крупных исследовательских блока - историографический (I и II главы) и собственно исторический (III - V главы). В то же время теоретические и методологические аспекты прочно переплетаются с историческими. При этом исторический материал не только и не столько иллюстрирует картину антибольшевистской борьбы, а несет
важную исследовательскую нагрузку. Большинство исторических фактов подается в тесной увязке с характеристикой конкретных личностей (военных, политиков, историков и т.д.), при этом событие предстает многогранным и многоаспектным. Сопоставляется и анализируется целостный комплекс разнопланового документального материала. Это позволяет автору избежать категоричности в утверждениях и однозначности в оценках, что неминуемо привело бы к упрощенному пониманию противобольшевистской борьбы, многоликой, многогранной и масштабной, особенно если учитывать территориальные масштабы бывшей Российской империи и тот факт, что сами лидеры Белого дела не имели единого мнения по абсолютному большинству кардинальных вопросов стратегии и политики. Таким образом, огромный фактический материал, позволяющий воссоздать в монографии широкое историческое полотно Белого движения, открывает большие возможности для дальнейших дискуссий с целью концептуального оформления изучения его истории.
В I и II главах книги исследуется историография проблемы в ее эмигрантском, советском и современном отечественном срезах. Материал излагается проблемно-хронологически. Автор освещает дискуссионные сюжеты сущностных характеристик Белого движения, состава, структуры его рядов, этапов и основных вех борьбы, показывает основные тенденции историографического процесса.
В III главе раскрывается стратегия и тактика Белого движения, его взаимоотношения с интервенцией. Последние IV и V главы посвящены выявлению особенностей белых режимов в системе антибольшевистской государственности. В этом плане особое внимание уделено политико-административному и институциональному строительству и социальноэкономическому реформаторству.
Автор считает, что сложность и противоречивость оценочных характеристик и особенностей российской контрреволюции связаны зачастую “с поверхностным и односторонним историческим анализом” либо на основе нравственных критериев, либо с доминированием идеологического фактора. Смотря на Гражданскую войну “через призму борьбы демократических и тоталитарных тенденций в развитии российской государственности”, переросшей в противостояние политических режимов и получившей в них свое дальнейшее развитие, В.Д.Зимина подчеркивает, что Белое движение не было какой-то “контрреволюционной абстракцией”, а реализовалось в политических режимах “со всеми присущими им социально-политическими и социально-психологическими показателями”, которые, в свою очередь, определялись общим уровнем развития российской государственности начала ХХ в. и особенно, периода февраля - октября 1917 г.
Белые генералы. Корнилов. Краснов. Деникин. Врангель. Юденич. Ростов-н/Д.: Изд-во “Феникс”, 1998. - 446 с.
Эта научно-популярная книга из серии “Исторические силуэты” будет особенно интересна старшеклассникам и студентам неисторических специальностей. В ней содержится подборка биографий наиболее известных белых генералов: Л.Г.Корнилова, П.Н.Краснова,
А. И. Деникина, П. Н. Врангеля и Н. Н. Юденича.
Авторы очерков А.В Венков и А.В.Шишов создали галерею ярких портретов крупных исторических личностей, единых в своей любви к России, но по-своему решавших задачу ее спасения от гибели и по-своему видевших ее будущее. Эти талантливые военачальники, сражавшиеся за “единую, великую и неделимую Россию” против большевизма, искренне верили, что спасают ее и всю Европу от анархии и хаоса. Достижению этой цели они отдали себя полностью.
Авторы далеки от стремления судить историю и ее действующих лиц. Они стремятся показать чувства, разобраться в мотивах поступков своих героев.
Популярный жанр книги не предполагает разбора трактовок и научных позиций авторов. Тем не менее нельзя не отметить: прекрасно представляя себе господствующую длительное время советскую историографическую традицию оценки лидеров Белого движения как “наемников мирового империализма” и обратную крайность, проявившуюся на рубеже 80 - 90-х гг., авторы не избежали некоторой идеализации своих персонажей и определенной спрямленности оценок ряда исторических событий.
