Спросить
Войти
ЭТНОЛОГИЯ
ЭКСПЕДИЦИИ МЕЖДУ ЧУКОТКОЙ И АЛЯСКОЙ: ЭТНИЧЕСКИЙ ФАКТОР В ПРЕОДОЛЕНИИ ПОЛИТИЧЕСКИХ ГРАНИЦ*
Рассмотрена роль этнического фактора в политических процессах, преломленная сквозь призму такого локального сюжета, как экспедиции между Чукоткой и Аляской, проводившиеся в период перестройки и гласности. Цель экспедиций состояла прежде всего в снятии политических и идеологических границ, достижению этой цели способствовали этнографичность и экстремальность акций: расстояния преодолевались на лыжах, собачьих упряжках, байдарах и даже вплавь. Важной составляющей активизации межгосударственного диалога СССР и США стала мобилизация этнич-ности, принявшая акциональную и риторическую форму воссоединения «разделенного» этноса — эскимосов. Неоправдавшиеся ожидания коренных жителей Чукотки от открытия государственных границ осмыслены этническими лидерами как «географический империализм».
Период перестройки и гласности, продолжавшийся около семи лет и давший начало кардинальным политическим, идеологическим и экономическим переменам, не так часто привлекает внимание этнологов. Между тем именно эта эпоха и соответствующие хронологические рамки продемонстрировали мощную мобилизацию этнического фактора, получившую отражение в событиях различного уровня и масштаба, в том числе в таком локальном сюжете, как экстремальные путешествия между Чукоткой и Аляской с элементами этнографичности (этнич-ности). Как известно, в эти годы началось потепление политических отношений между Советским Союзом и Америкой, которое, однако, далеко не сразу вылилось в реальные подвижки, ощутимые для населения этих стран. Самым «узким местом», в которое устремились усилия активистов с обеих сторон, оказались приграничные территории — Чукотка и Аляска. Перестроечная Чукотка становится передним краем советско-американской народной дипломатии, которая канализировалась в экстремальные путешествия, экспедиции, переходы. В данном сюХаховская Людмила Николаевна — кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Северо-Восточного комплексного научно-исследовательского института им. Н. А. Шило ДВО РАН. E-mail: hahovskaya@mail.ru
* Исследование проведено при поддержке гранта РГНФ14-01-00061 а «Культурно-историческое развитие коренных народов Чукотки в советский и постсоветский период».
^ОГОРСК-НО^
Л. Н. Хаховская
жете прослеживается, как этнический фактор подпитывал политические сдвиги, выступая катализатором общественных настроений. Возможности, открывшиеся после снятия жестких ограничений, в свою очередь активизировали этнические процессы, породили со стороны коренных жителей Чукотки определенные ожидания, которые большей частью не оправдались.
Этнологических (антропологических) работ, в которых бы рассматривалась эта тема, нет. Отчасти это объясняется общим слабым осмыслением данного периода в дисциплине, поскольку он был достаточно быстро заслонен постперестроечными процессами. Играет свою роль и скудость источников — синхронный материал отложился в основном в средствах массовой информации, и местная пресса, использованная нами, является источником наиболее ярким. Данное исследование опирается на методологию микроистории и истории повседневности, которая отмечена вниманием прежде всего к локальным сюжетам и микросюжетам, но усматривает за локальными событиями сдвиги макроисторического масштаба. Автор придерживался также антропологического метода, заключающегося в соотнесении событийной истории с культурными установками и ментальным складом участников событий.
Экстрим и этничность как политический таран: «принцип трех Г». «Вероятно, мы самый напористый американский штат в части развития отношений с Советским Союзом», — сказал в годы перестройки Рон Миллер, эксперт штата Аляска в сфере международной торговли1. Действительно, аляскинцы более других американцев были заинтересованы в деловом сотрудничестве с советской стороной: еще совсем недавно, по историческим меркам, благосостояние многих жителей Нома, Анкориджа, Солдотны и других поселений зависело от удачной охоты на морских животных в российских территориальных водах, пушного промысла в береговых и глубинных районах Чукотки и неконтролируемой торговли с чукотскими аборигенами2. К концу 1920-х гг. американским китобоям и торговцам доступ на Чукотку был закрыт.
Береговые районы советской Чукотки являлись режимной территорией, для въезда сюда был необходим специальный вызов. В первые советские десятилетия правом посещать родственников в Америке (и принимать их у себя) пользовались представители такого коренного этноса, как эскимосы, но в 1948 г. граница была закрыта и для них. Преодолеть эти барьеры аляскинцы попытались уже в первые годы гласности, но их усилия не увенчались успехом: «ЧунаМакинтайр из поселка Иик, мэр поселка Чивак Джон Пингайяк и его жена Тереза были первыми эскимосами Аляски, которые <...> приехали в СССР, чтобы увидеться с эскимосами Чукотки. Приехать-то они приехали, но на Чукотку их не пустили. Через год в нашу страну приехал большой коллектив <...> в его составе были три эскимосские группы. <...> Их тоже не пустили туда. Но аляскинцы не сдались и решили: если не получается в Москве, надо строить мост через Берингов пролив»3.
В стратегию преодоления политических и административных барьеров вовлекаются природные и исторические факторы, а «движущие силы» желаемых перемен формулируются американцами в виде «принципа трех Г»: география,
генеалогия и гласность4. И если гласность имела источником исключительно «ре-центную» политическую волю людей, то география и генеалогия не зависели от современных идеологов и активистов, но в полной мере были использованы ими. Так называемый «каприз Сьюарда», купившего в свое время у России «бесполезные территории», обусловил ближайшее соседство Америки и Советского Союза на его восточных рубежах. Узкий Берингов пролив, разделяющий страны, благодаря усилиям интеллектуалов лингвистически и семантически преобразуется в «Берингов мост» (существовало также множество проектов строительства реального моста), а обращение к естественнонаучным фактам формирует гуманитарный «берингийский» дискурс как древней сухопутной непрерывности, символически перенесенной в настоящее. Сама перемена политического климата подкрепляется наглядными метафорами, воплощенными в экзотических ландшафтах: «Льды «холодной войны» образовали огромные торосы в Беринговом проливе, на долгие годы разделили жителей Аляски и Чукотки. Сейчас эти искусственные льды стали понемногу таять»5.
В генеалогии, под которой подразумевалась и общность культурного наследия, прослеживалась русская культурная компонента, которая «отложилась» на Аляске за время существования Русской Америки в виде архитектурного облика зданий (православные церкви с куполами-луковками), антропонимии (фамилия Иванофф), урбанонимов (улица Верстовая, отель «Баранов»). Но главный упор был сделан на собственно генеалогии, то есть общности происхождения, и это повлекло за собой мощный дискурс на тему объединения эскимосов, обитавших по обе стороны Берингова пролива. Эскимосы позиционировались в семантическом поле «разделенной нации» как разлученные с родственниками, лишенные общения с сородичами. Именно поэтому, как увидим далее, в состав путешественни-ков-экстремалов из числа коренных жителей старались брать преимущественно эскимосов.
Из-за суровых климатических условий проводимые акции носили заведомо экстремальный характер, но, чтобы «пробить» политические границы, они должны были нести нагрузку гораздо большую, чем испытание физической и духовной стойкости. Эту идеологическую сверхзадачу спортсмены (о которых речь пойдет ниже) артикулировали в форме таких гуманитарных мотивов, как «восстановление естественных культурных связей между народами и двумя континентами» (Поль Шурке); «строить мосты через границы <...> уничтожать барьеры между двумя нашими супердержавами» (Линн Кокс); «очень красивая, яркая демонстрация советско-американской дружбы» (Дмитрий Шпаро); «....развитие все более стабильного добрососедства между двумя берегами древней Берингии» (Сергей Фролов).
Первой из спортсменов «железный занавес» и воды Берингова пролива преодолела американская пловчиха Линн Кокс, получившая за устойчивость к холоду прозвище «живое эскимо». 13 августа 1987 г. она, проведя в шестиградусной воде два часа шесть минут, переплыла 4160 метров Берингова пролива от американского острова Малый Диомид (Крузенштерна) до российского острова Большой Диомид (Ратманова). Ярко выраженное стремление к личному успеху и престижу
в этом экстремальном заплыве удачно совпало с желаемым политическим эффектом. По сути, произошла политизация экстремальности, подхваченная второй, не менее значимой акцией — экспедицией «Берингов мост», инициатором которой также стали американцы.
Экспедиция «Берингов мост» заключалась в переходе на лыжах, байдарах и собачьих упряжках от города Анадыря на Чукотке до городка Коцебу на Аляске. Маршрут протяженностью более 2000 км пролегал через 16 чукотских поселков, Берингов пролив и 14 населенных пунктов Аляски. Состав участников был советско-американским, паритетным — по 6 человек с обеих сторон. По предложению организаторов, каждая команда должна была наполовину состоять из эскимосов как «объединительного» этноса. Таким образом, уже на этапе подготовки этнический фактор используется в качестве катализатора политических процессов. Далее, среди эскимосов с обеих сторон должно было быть по одной женщине. Подоплека этой гендерной мобилизации не вполне ясна, скорее всего, она была созвучна западному феминистскому движению, поскольку в американской команде оказались даже две женщины6. С советской стороны гендерная «установка» была выполнена, а этническая — не вполне, поскольку в команду взяли лишь одного эскимоса (женщина, врач по профессии), два других участника-аборигена были представлены чукчами, из них один каюр, ехавший на собственной собачьей упряжке.
Команды возглавили известные путешественники, знаковые среди профессионалов фигуры — Пол Шурке и Дмитрий Шпаро, последний незадолго до этого совершил переход к Северному полюсу. Но предстоящая экспедиция, в отличие от похода к полюсу, имела не столько профессиональное, сколько политическое звучание, и вызванные этим побочные эффекты тяготили Шпаро как спортсмена, что будет показано ниже. Экспедиция стартовала 7 марта 1989 г., 1 апреля пересекла границу между СССР и США, 11 мая ее встречали жители Коцебу. Команда двигалась на лыжах, на трех собачьих упряжках везли снаряжение и припасы. При движении по Чукотке беринговцы встречались с местными администрацией и жителями, собирали подписи под воззванием к американскому народу. Наиболее четко главную цель экспедиции выразил ее руководитель с советской стороны, Дмитрий Шпаро: «Мы отправляемся в это путешествие не ради путешествия, а ради установления добрососедских отношений между Аляской и Чукоткой. Ведь у людей, населяющих эти земли, много общего в культуре, истории, языке, есть даже общие родственники, предки»7.
Экспедиции придавали также исторические («древний торговый маршрут») и географические (связать «разные полушария» и «разные континенты») коннотации. Правда, увлечение риторикой привело к некоторым погрешностям против научных фактов: маршрут в древности был не столько торговым, сколько военным, а географически Чукотский полуостров лежит в одном полушарии с Северной Америкой.
Идеолого-политическая подоплека экспедиции порой шла вразрез со спортивными принципами и требованиями безопасности, главным образом из-за состава участников (включение не подготовленных к таким походам аборигенов)
и необходимости выполнения «агитационной» программы. Вот что говорил по этому поводу Д. Шпаро: «... наша команда состояла не из знакомых, подготовленных в одинаковой степени людей, а из совершенно разных, с различной степенью подготовки для подобных переходов, причем большинство членов экспедиции познакомились друг с другом буквально перед стартом. <...> во время нашего пребывания в прибрежных селах Чукотки вместо отдыха всем нам приходилось испытывать на себе огромные психологические и физические нагрузки. <...> нам в очень сжатый отрезок времени нужно было провести большое количество встреч с людьми. <...> как правило, потом мы отправлялись в путь совершенно разбитыми»"8.
Самое драматичное событие чукотско-аляскинского перехода произошло из-за игнорирования спортивных правил в пользу каких-то иных соображений. Об этом рассказал Д. Шпаро: «Пол (Шурке — Л. Х.) все время торопится и при этом нередко ошибается, в результате такой вот спешки мы как-то раз попали в такую экстремальную ситуацию, что, честно говоря, я даже запаниковал». Это случилось при переходе от села Конергино к селу Энмелен. Жители Конергино предупредили путешественников об опасности пути по льду Анадырского залива: близко к берегу стоит открытая вода. «Но Пол настоял на том, чтобы группа двигалась по льду залива, так как в этом случае удавалось сэкономить много времени и путь был бы гораздо короче. Шли быстро. И ветер на льду стал помощником. Видимость была неважная». Поэтому лыжники «буквально оцепенели, когда увидели прямо на своем пути море, открытое до самого горизонта. Ситуация была экстремальная, так как все усиливающийся ветер мог оторвать кусок ледяного поля вместе с группой и унести его в море. Беды удалось избежать, но и времени на то, чтобы вернуться к берегу, было потеряно немало»9.
Путь экспедиции широко освещался в прессе, ее сопровождали волонтеры, оказывали поддержку пограничники, авиаторы, работники разных организаций и служб. Путешественники, как сказано, много общались с местными жителями, а американская участница, эскимоска Дарлин Апанголук даже нашла в Провидения и в Уэлькале родственников. Берингов пролив команда (кроме четырех членов) преодолела на эскимосской байдаре, которую привезли в приграничный Уэлен из эскимосского села Сиреники. Для помощи «беринговцам» на байдаре шли морские зверобои совхоза «Ударник», эскимосы А. Анкалин и А. Рахтылькун. Груз и снаряжение, собак с сопровождавшими их двумя каюрами и двух женщин-эскимосок перевезли на вертолетах. Тот факт, что члены команды, чья этническая принадлежность воплощала объединительный пафос (а с советской стороны такой участник был единственным), оказались выключенными из самого символически нагруженного участка маршрута экспедиции, указывает на некоторую факультативность этнического фактора в этом мероприятии, его подчиненность политическим устремлениям. Политический резонанс экспедиции достиг пика в акции обращения участников к главам СССР и США и их ответных поздравлениях. После завершения экспедиции беринговцы совершили турне по городам Америки, проводя встречи и беседы.
От политики к бизнесу: «принцип трех Э». «Берингов мост» дал начало целой череде профессиональных и полупрофессиональных походов «между Чукоткой и Аляской» («Большое кольцо», «Метелица», заплыв «моржей» клуба «Родина», «Пилликен», «Надежда» и другие, включая перелет на воздушном шаре). Важным является то, что в них появилась и постепенно стала усиливаться предпринимательская составляющая. Этот тренд неявно базировался на освоении нематериального ресурса территории, который можно обозначить как «принцип трех Э»: экстремальность, экзотичность и этнографичность/этничность. Конечно, здесь наблюдается и преемственность с предыдущими акциями, но обнаруживаются существенные сдвиги: политическая подоплека и риторика уходят на второй план, а на первый выступает стремление получить осязаемые дивиденды в профессиональном и/или коммерческом плане. Происходит специализация путешествий и профессионализация путешественников. Это видно уже из технической стороны дела: если участники «Берингова моста» двигались на разных транспортных средствах, то их последователи сосредоточились на одном. Коренные жители в этих акциях участвуют так же, как профессионалы, обладающие специальными знаниями и навыками.
Так, 4 июля 1989 г. по «древнему пути эскимосов» из поселка Провидения (Чукотка) до городка Гамбелл (о. Святого Лаврентия, США) стартовала экспедиция «Пилликен». Участники экспедиции назвали ее «этнографической», так как собственными руками, с соблюдением традиционной технологии азиатских эскимосов, смастерили три кожаные байдары, на которых двигались10. Этнографический эксперимент, правда, оказался не совсем чистым: на одной из байдар был моторный двигатель. В «многонациональном», по определению путешественников, коллективе были шестеро эскимосов — морских зверобоев из села Сиреники. В дальнейшем Сергей Фролов, руководитель экспедиции, совершил еще ряд подобных походов, ориентируясь на эту деятельность как на профессию и связывая с ней будущее: «Я бы очень хотел, чтобы экспедиция работала вечно...»11 В своей первоначальной специализации (инженер-кораблестроитель) он актуализирует этнографические аспекты: осваивает локальные особенности постройки эскимосских байдар, читает лекции на эту тему в университетах Аляски, изготавливает коллекционные экспонаты для музеев; а также выстраивает этнообъединительные связи: в экипаж включает эскимосов-мореходов Аляски, Канады и Гренландии.
Экзотика байдары, однако, оказалась специфичной, сложной и связанной с экстремальностью слишком высокого уровня опасности, а потому не была широко востребована и коммерциализована. Гораздо большие надежды возлагались на собачий транспорт. Существовал ряд организаций и частных лиц, которые связывали с возрождением чукотского упряжного собаководства далеко идущие планы. Журнал «Северные просторы» организовал обследование местных ездовых собак с целью определить перспективы селекции12; журнал «Вокруг света» запланировал гонку «Большое кольцо Чукотки», переход на собаках на Северный полюс, а также «постоянное участие каюров из Чукотки в международных гонках на соба10 Советская Чукотка 4.07.1989.
ках на Аляске и в будущем, возможно, в зимних Олимпийских играх»13. Развивать «старые национальные традиции, ремесла, виды транспорта» стремились организаторы Общесоюзного фонда народностей Крайнего Севера, Сибири и Дальнего Востока, созданного Союзом архитекторов СССР. В предпринимательских целях они собирались устраивать гонки на собачьих упряжках: «Они не спортивные, а коммерческо-развлекательные. Возник интерес к собаководству. Хорошая ездовая собака, вожак тем более, стоит на западном рынке до 10 тыс. долларов. Столько стоит неплохой автомобиль. <...> Весь вопрос в том, чтобы поработать на перспективу, не забывая и коммерцию»14
Основным источником энтузиазма по поводу потенциала собачьих упряжек являлся пример аляскинских гонок «Айдитарод», который широко популяризировала советская пресса и телевидение: «Известность лучших гонщиков на Аляске сравнима с популярностью эстрадных звезд. Этих мужчин и женщин знает вся Аляска. <...> Собаки на Аляске, особенно знаменитые упряжные «хаски», предмет поклонения. Вы не встретите там ни одного бездомного пса, ни одного урода-помеси, которыми так богата Чукотка. <...> Чемпионы гонок награждаются <...> весомыми денежными призами <...> Они становятся подлинными национальными героями штата. Небывалая популярность и у тех, кто принес славу своим хозяевам, — у упряжных собак. Это тоже чемпионы со всеми вытекающими: медали, реклама, призы»15.
Поэтому теперь уже советская сторона стала искать возможность устроить подобное шоу на Чукотке, и эти намерения получили поддержку американцев. Акция «Айдитарод» в советско-американском варианте воплотилась в трансконтинентальной гонке на собачьих упряжках «Надежда-91» (март-апрель 1991 г.), которая имела обратный «Берингову мосту» вектор движения: ее трасса прошла по территории Аляски от города Ном до прибрежного поселка Уэллс и затем по территории Чукотки от Уэлена до Анадыря. В отличие от «Берингова моста», состав участников этой акции не был постоянным: в Номе старт приняли 8 спортсменов (из них один чукотский), на советской территории к ним присоединились 6 чукотских гонщиков. Разумеется, чукотские аборигены не являлись профессиональными гонщиками, таких в стране просто не существовало, в лучшем случае это были люди, имевшие дело с собачьими упряжками в повседневной жизни. Шансов на победу поэтому у них не было. К финишу первой пришла американка Кейт Персонс, призерами также стали иностранцы. Лучший результат среди чукотских гонщиков показали Николай Эттыне и Григорий Оттой, которые завершили гонку на следующий день после победителей, четвертым и пятым соответственно.
«Надежда-91» позиционировалась не только как спортивное мероприятие, организаторы гонки подчеркивали ее большой общественный размах и социальный резонанс: «Десятки производственных и общественных организаций, более двухсот американских и трехсот советских добровольцев безвозмездно оказали свою посильную помощь и тем самым внесли свой вклад в дело укрепления друж13 Советская Чукотка 11.01.1989.
бы между Аляской и Чукоткой»16. Но, как оказалось, такая гуманитарная значимость удовлетворила далеко не всех, вскрылись разочаровывающие моменты, источники которых мы покажем ниже.
Поверх барьеров: успехи и разочарования. Экспедиция «Берингов мост» и сопутствовавшие ей мероприятия достигли больших успехов в преодолении государственных и политических границ. 1989 год стал кульминационным по активности чукотско-американских связей: каждый месяц округ посещали не только частные лица, но и несколько официальных делегаций политиков, представителей общественности, деловых кругов, специалистов. В свою очередь, жители Чукотки самостоятельно или в составе групп выезжали на Аляску. Радикальным образом изменились общественные ожидания. Жители пограничных районов Чукотки, прежде всего Чукотского, вплотную соприкоснувшиеся с западным миром, ощутили важность и приоритетность открытия государственных границ. Социологический опрос, проведенный в начале лета 1989 г. в этом районе, показал: «Абсолютное большинство опрошенных считает необходимым беспрепятственный контакт чукчей и эскимосов Чукотки и Аляски, а также создание зоны совместного предпринимательства со штатом Аляска»11. Стоит добавить, что респонденты (а это были коренные жители) проявили гораздо большую заинтересованность в строительстве отношений с соседним государством, чем в перспективах развития традиционных отраслей18.
Уровень жизни аляскинцев поразил местных жителей: «...не будем кривить душой, большинство населения Чукотки прямо-таки завидует тем, кто живет в США, на Аляске, в частности»19, — и вызвал желание улучшать собственное благосостояние, в том числе с помощью возможностей, предоставляемых межэтническими контактами и обменами. Юридическое же оформление этих возможностей не заставило себя долго ждать.
В сентябре 1989 г. Э. Шеварнадзе и Д. Бейкер подписали соглашение о безвизовом взаимном посещении между эскимосами Чукотки и Аляски продолжительностью до 90 дней. Обоснованием акта служили родственные связи, но родство в данном случае понималось расширительно, как принадлежность к одному «племени, роду» и даже «общее языковое и культурное наследие»2. В ноябре 1989 г. соглашение ратифицируют правительства СССР и США. В феврале 1990 г. межправительственное соглашение упростило организацию перелетов между Аляской и СССР. Весной 1990 г. университет штата Аляска (г. Анкоридж) присудил М. С. Горбачеву почетную степень профессора. Связи развивались настолько бурно, что владельцы магазинов и таксисты в аляскинских городах начали принимать советские рубли. Конгрессмены США от штата Аляска ходатайствовали об открытии советского консульства в Анкоридже. Провиденский пивобезалкогольный комбинат начал поставлять в США полюбившееся аляскинцам пиво «Исетское»21. Оформлено побратимство городов (Анадырь — Бетел; Провидения — Ном), что дало возможность их жителям участвовать в безвизовом обмене делегациями.
Политические процессы в свою очередь катализировали этнические. С начала перестройки аборигены Чукотки в общественных движениях выступали вместе, учредив в январе 1990 г. Ассоциацию коренных народов Чукотки без какого-либо этнического подразделения. Но внешнее педалирование «особости» эскимосов (которая к тому же получила реализацию в виде эксклюзивного права на безвизовый въезд в США) повлекло за собой осознание этническими лидерами преимуществ такого положения и желание расширить рамки открывшихся возможностей. Акцией, воплотившей эти устремления, стало учредительное собрание регионального общества эскимосов (прошло в августе 1990 г. в пос. Провидения).
Эти действия вызвали критику со стороны других аборигенов, прежде всего чукчей, которые опасались негативных последствий: «Создание общества эскимосов может привести к межнациональной розни и разладу между чукчами и эскимосами». Оппоненты «этнического раскола» считали, что новая организация нужна ее лидерам «лишь для вступления в международную ассоциацию эскимосов»22, указывали на «излишнююувлеченность <...>расширением контактов с зарубежьем», призывали «всерьез заниматься не представительством, а законодательной инициативой»23. В свою очередь, лидеры этнических чукчей также ходатайствовали о «выходе на международную аренду» и, хотя и не сразу, добились успеха: в 1992 г. чукчи получили право на безвизовые поездки на Аляску, правда, это коснулось не всех, а лишь жителей приморских приграничных районов (Иультинский, Провиденский, Чукотский, восточная часть Анадырского и город Анадырь). Вследствие расширения круга обладателей такого права поток коренных жителей на Аляску возрос и в 1994 г. достиг пика в 355 человек.
К научным и гуманитарным достижениям советско-американских взаимодействий в форме экстремальных путешествий относится создание центра «Арктика» и проекта парка «Наследие Берингии». Идея учредить международный советско-американский научный центр родилась во время медико-биологического обеспечения перехода «Берингов мост». Советская часть центра основана в г. Магадан в 1991 г. (в 2008 г. «Арктика» утратила международный статус). К работе по созданию берингийского парка приступили осенью 1989 г., подчеркивая его не только природоохранное, но и коммерческое значение: «Нужно зарабатывать деньги: на туризме, на выпуске полиграфической и сувенирной продукции»24. Но к концу перестройки парк на советской территории так и не был создан, поскольку эксперты усмотрели в проекте «недостаточность прямой выгоды для местного населения» и «недостаточность участия коренного населения»25. Как увидим далее, выгода аборигенов Чукотки от международных проектов действительно оказывалась сомнительной, а участие в них порой приносило чувство обделен-ности.
Конец эпохи перестройки совпал с уменьшением числа экстремальных путешествий, падением их общественного престижа. Несколько лет спустя после «Берингова моста» и вскоре после гонки «Надежда-91» наступила обоюдная «усталость», обостренная чувством неудовлетворенности. Со стороны американцев
«русский бум» быстро прошел из-за того, что расчеты частных фирм и бизнесменов на деловое сотрудничество с советскими партнерами не оправдались26. Также не устраивало аляскинцев затрачивать силы и средства на прием многочисленных делегаций, члены которых зачастую решали не общественные, а личные проблемы. Как выразился один из жителей Анкориджа, «мы уже устали содержать и развлекать «дорогих» гостей»21.
Причины недовольства жителей Чукотки результатами интенсивных контактов лежали в плоскости пересечения материальных и нематериальных мотивов. Некоторые почувствовали моральную ущемленность от не вполне равноправного, на их взгляд, диалога с американской стороной, что с особой выпуклостью показали ход и результаты гонки «Надежда-91»: «Сама гонка прошла не как спортивное состязание, а как показательное выступление хорошо подготовленных американцев и робких учеников — наших гонщиков. Последнему пришедшему к финишу вручили шуточно-уничижительный приз — красный керосиновый фонарь. Им оказался чукотский гонщик. Так принято в Америке. <...> Это была их гонка, их парад»2"8. Другие обращали внимание на коммерческую сторону этой акции: «Чукотка не чувствовала и не получила от гонки выгоды»29.
Широкий общественный резонанс межконтинентального сотрудничества также, как оказалось, имел оборотную сторону и повлек за собой формирование чувства обделенности. Чукотка ранее не была местом «паломничества» эстремалов, а американцы как бы открыли ее заново, усилив таким образом и внутренний интерес к ней. Нашествие «варягов», снимавших сливки с этого открытия, вызывало раздражение: «Ежегодно на Чукотку приезжают десятки различных экспедиций, знаменитых и не очень путешественников, художников, ученых, фотокорреспондентов. Потом появляются научные диссертации, красочные буклеты, фильмы. Трудно даже представить суммы вырученных денег, зачастую и в конвертируемой валюте. Только вот достается это не нам, не Чукотке. Мы по-прежнему добродушно помогаем японским и американским телевизионщикам, готовы гонять в тундру вездеходы и вертолеты любым «варягам»»30; «По-прежнему будем отдавать наши просторы для проведения всевозможных экспедиций и соревнований «варягам» <...> А они будут элементарно наживать на Чукотке не только престиж, но и экономический потенциал»31.
Ощущение того, что «символический капитал» территории Чукотки используется в целях обогащения и прославления посторонних людей, пришло и к коренным жителям, считавшим свои права на этот капитал наиболее легитимными. Важно отметить, что произошло это именно на фоне открытия границ и доступа к благам западного мира. Неудовлетворенность такими каналами экспорта нематериальных ценностей, которые ничего не приносили аборигенам Чукотки, возможно, была осознана многими из них, мы же можем судить о ней по высказываниям представителей интеллектуальной элиты. Эскимоска Зоя Иванова (участница
экспедиции «Берингов мост») в интервью местной прессе сказала следующее: «... когда приезжают в район зарубежные гости, считается естественным показать им национальную культуру «лицом». Организуются концерты, выставки, игры. Хорошо это? Казалось бы, да. Элемент гостеприимства свойствен всем народам. Люди понимают всё, идут навстречу, выкладываются. А потом? Потом ничего. До следующего приезда. Совершенно очевидно, что такой «экспортный» вариант культуры только оскорбляет национальные чувства. Только живая, непрерывная цепь традиций, осмысленных в свете дня сегодняшнего, не чуждых ему, достойна аборигенов Чукотки. На зарубежных туристах во всем мире делают хороший бизнес, мы, наоборот, несем затраты на них»32. Как можно видеть, здесь подразумевался колониальный, неэквивалентный характер сложившихся отношений, поскольку хорошо оплачиваемый культурный «экспорт», напротив, приветствовался.
Чукотский писатель Юрий Рытхеу назвал экспансию путешественников-экс-тремалов «географическим империализмом» и даже «расизмом», поскольку «у местных жителей отнимается право быть первооткрывателями и первыми исследователями этих земель по той единственной причине, что они местные жители»33. В такой форме писатель озвучил имевшую хождение среди, по крайней мере, части аборигенов, идею о том, что право на «открытие» Чукотки, и, соответственно, использование ее материального и нематериального потенциала принадлежит тем, кто здесь живет и трудится, в первую очередь (или даже исключительно) коренным жителям. Эти настроения вступили в резонанс с внутриполитическим процессом: шло активное движение за отделение округа от Магаданской области и создание Чукотской республики, в ходе которого этнические лидеры позиционировали аборигенов как «государствообразующее» население: «....республика нужна. Прежде всего это, конечно, касается нас, как носителей автономного образования, представителей малочисленных народов, населяющих Чукотку веками»34; «...на Чукотке именно коренное население является главным, по сути дела, единственным носителем автономии, и именно ему следует окончательно решать — стать Чукотке самостоятельной в ранге ... республики или же по-прежнему входить в состав Магаданской области»35. Надежды на отделение, как известно, реализовались с концом перестройки, после распада СССР.
Заключение. Итак, локальный микросюжет, который мы рассмотрели, демонстрирует механизм мобилизации этнического фактора в политическом контексте и сам составляет существенную часть последнего. Перестроечные перемены на Чукотке были тесно связаны с межгосударственными контактами, несли в себе мощный гуманистический заряд и уверенность в том, что между СССР и США «окончательно канула в лету эпоха взаимной вражды, «холодной» войны, эпоха непонимания и взаимного недоверия»36. Наиболее яркой формой формальных и неформальных взаимоотношений между советскими гражданами и американцами в этот период стали экстремальные экспедиции, в ходе которых абориге32 Советская Чукотка 18.04.1991.
ны Чукотки вышли на передний край народной дипломатии. Вопреки надеждам, перемены не принесли желаемого морального удовлетворения и экономического эффекта, по крайней мере, они не отвечали ожиданиям основной массы коренных жителей, а порой даже ущемляли их этнические чувства и порождали настроения обделенности. Представители этнической элиты артикулировали эти процессы в контексте дискурса постколониализма, осложненного «двойным давлением» — внутренним и внешним. Формулируемые этническими лидерами эссенциалист-ские идеи (укорененность аборигенов, их вековая связь с территорией и на основании этого — политическая субъектность) также совпадали с центробежными тенденциями этого периода и оказали существенное влияние на внутриполитическую динамику.
Богословская Л. 1989: Охотники Берингова пролива. [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.vokrugsveta.ru/vs/article/4159/
Лебединцев А. И. 2013: Проблема товарного снабжения населения Колымы и Чукотки в конце XIX — начале ХХ вв. // Вестник СВНЦ ДВО РАН, 112-121.
Хаховская Л. Н. 2014: Советская «национальная политика» в оценке коренных жителей Чукотки (по материалам социологического опроса 1989 г. в Чукотском районе ЧАО // VIII Диковские чтения: Материалы научно-практической конференции, посвященной 60-летию образования Магаданской области / А. И. Лебединцев (отв. ред.). Магадан, 67-71.
EXPEDITIONS BETWEEN CHUKOTKA AND ALASKA: ETHIC FACTOR IN OVERCOMING POLITICAL BOUNDARIES
L.N. Khakhovskaya
The role of the ethnic factor in the political process are examined. This topic is discussed in a local story, as the expeditions between Chukotka and Alaska, carried out during the Period of Perestroika and Glasnost. The purpose of expeditions consisted primarily in the removal of political and ideological boundaries. The travels were extreme: distance overcome by skiing, dog sledding, canoes and even swim. An important component of activation of the intergovernmental dialogue between USSR and USA became the mobilization of ethnicity, which took actional and rhetorical form of reunification "split" ethnic group Eskimos. The expectations of indigenous people of Chukotka from the opening of frontiers were notjustified. Ethnic leaders comprehended these processes as a "geographical imperialism".
О. В. Ахмадра
