Национальный вопрос как фактор распада Российской империи. Латвия и Эстония на пути к независимости. 1914-1917

НАЗАРОВА Евгения Львовна / NAZAROVA Evgeniia

Институт всеобщей истории Российской академии наук / Institute of World History, Russian Academy of Sciences Россия, Москва / Russia, Moscow ezis08@gmail.com

НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС КАК ФАКТОР РАСПАДА РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ. ЛАТВИЯ И ЭСТОНИЯ НА ПУТИ К НЕЗАВИСИМОСТИ.

THE NATIONAL QUESTION AS A FACTOR OF THE COLLAPSE OF THE RUSSIAN EMPIRE. LATVIA AND ESTONIA ON THE ROAD

TO INDEPENDENCE. 1914-17

Abstract: The first part of the article outlines the 1914-17 discussion on establishing national autonomies in the non-Russian regions of the Empire when the WWI made the national question extremely urgent both for the central government and national elites. After the collapse of the Empire the Provisional Government did not work out any general programme for solving the problem. The second part analyses the activity of Latvian and Estonian national-democratic leaders for solving the national question in their respective regions. They presented their projects of establishing national autonomies based on democratic principles to the Provisional Government in spring 1917. Although the latter did not approve these programmes in full, the elected National Land Councils started corresponding reforms, while the Bolsheviks who were also present in these Councils made efforts to undermine the creation of autonomies. When Russia was proclaimed the democratic state on September 1 (13), 1917, the federative form of the state was not declared. But despite growing tendency to independence, establishing national autonomies within a Russian Democratic Federal Republic to be proclaimed by the All-Russian Constituent Assembly remained more attractive perspective for the Latvians and Estonians. The dissolution of the Constituent Assembly in January, 1918 marked the end of the hopes for national autonomies within the Russian Democratic Federal Republic. Still, the formation of the Soviet Federative State in spite of the Bolsheviks& previous idea of a unitary proletarian republic, indicated that the Communist authorities had to take into account the peoples& desire for national autonomies. This fact highlights the missed opportunities for the Provisional Government to save the project of the Russian democratic state.

Цель настоящей статьи — проследить, как в течение 1917 г. реализовалась идея национального самоопределения и создания национальной государственности у эстонцев и латышей. Но рассматривая ситуацию в Прибалтийском регионе в 1917 г., надо иметь в виду, что происходившие здесь реформы местного управления были частью движения к национальной самостоятельности

большинства народов Российской империи, хотя и со своей спецификой в каждом национальном районе. Противоречия между имперским центром и нерусскими народами страны, возникавшие с XVIII в. по мере расширения границ империи и включения национальных окраин в единую систему административного управления Российского государства, приобрели особую остроту на фоне мировой войны и явились одним из факторов распада империи.

Характерной чертой развития многоэтничной Российской империи, особенно во второй половине XIX — начале ХХ в., было постоянно усиливавшееся преимущество титульной русской нации в наиболее важных сферах жизни на национальных окраинах. В основе государственной идеологии в Российской империи со времени правления императора Николая I лежали постулаты т. н. теории официальной народности: «православие, самодержавие, народность»1. В рамках этой идеологии строилась и политика имперского центра в отношениях с национальными окраинами. Причём центральная власть практически не учитывала особенности экономического, социального и культурного развития нетитульных народов.

Вместе с тем уже в начале ХХ в. стало очевидным, что многие народы национальных окраин страны, в первую очередь западных частей империи и Закавказья, по уровню культуры, образования, ведению хозяйства не только не уступали титульной нации, но нередко и превосходили её. При этом «инородцы» не имели прав самоуправления в своих этнических районах, не могли получать полноценного образования на родном языке, были ограничены в правах владения землей2.

Вопрос о предоставлении прав самоуправления коренным народам окраин империи оказался на повестке дня в российском обществе уже в годы Первой русской революции, в том числе и потому, что нетитульные нации получили возможность посылать своих депутатов в Государственную думу. Появились и первые национальные политические партии. В ноябре 1905 г. вопрос об организации в России «народовластия на началах федеративного строя» на съезде Союза автономистов-федералистов обсуждали представители двенадцати народов империи (включая латышей, литовцев и эстонцев). По конкретным вопросам федеративного устройства согласия на съезде достигнуто не было. Но в обществе активно дискутировался вопрос о необходимости предоставления административных и экономических прав народам национальных окраин на их этнических территориях. Создание национальных автономий представлялось сторонникам автономистов-федералистов необходимым условием дальнейшего существования многонационального государства3. Тема культурной и политической автономии рассматривалась также в прессе отдельных народов, например, латышей и эстонцев4. Автономию для Украины требовали депутаты Государственной думы от украинских губерний5. В Думе дискутировался вопрос о предоставлении Польше всех тех прав земского и городского самоуправления, которые имели губернии в центре России. Правда, в итоге были приняты решения, не удовлетворявшие поляков6.

империи // Россия и Балтия. М., 2004. Вып. 3. Остзейские губернии и Северо-Западный край в политике реформ Российской империи. 2-я пол. XVIII—XX в. С. 142-154; Назарова Е. Л. Латышские педагоги в России // Интеллигенция в многонациональной империи: Русские, латыши, немцы: XIX — начало XX в. М., 2009. С. 128—220; Na%arova E. Latvians in the Service Class of the Russian Empire// Russia on the Baltic: Imperial Strategies of Power and Cultural Patterns of Perception (16th—20th Centuries) / Ed. by K. Brüggemann and B. D. Woodwoth. Wien; Köln; Weimar, 2012. P. 331343; Ованесов Б. Т. Армянская интеллигенция Российской империи в общественной жизни Северного Кавказа (конец XVIII — начало ХХ века // Известия вузов. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. Ставрополь, 2009. № 6. С. 44-49; СуниЛ. В. Самодержавие и общественно-политическое развитие Финляндии в 80-90-е годы XIX в. Л., 1982; Суни Р. Г. Национальная политика // Критический словарь русской революции: 1914-1921. СПб., 2014. С. 617-621 и др.

Альманах североевропейских и балтийских исследований / Nordic and Baltic Studies Review. 2018. Issue 3

В 1907—1914 гг. в России параллельно происходили два процесса: с одной стороны, шло дальнейшее развитие самосознания коренных народов окраин страны и усиливались требования предоставить им на их этнических землях равные с титульной нацией экономические, социальные и административные права7, а с другой — в русском обществе, воспитываемом в духе преимущества русской нации, усилилось недовольство требованиями «инородцев». Назревавший конфликт отчетливо проявился в начале 1914 г. в обмене резкими обвинениями на Всероссийском съезде учителей, а также в высказывавшихся в статьях писателя Василия Васильевича Розанова претензиях к «неблагодарным» народам, которые не хотят «растворяться в русском народе». Правда, далеко не вся русская интеллигенция разделяла подобные взгляды, поддерживая развитие всех народов страны8.

То, что национальный вопрос — одно из наиболее слабых мест в Российской империи, стало ясно уже в начале войны9. После вступления России в войну подавляющая часть национальных элит западных окраин и Закавказья выразила поддержку имперским властям10. Они, однако, рассчитывали, что после окончания войны в Российской империи будет решен вопрос о самоопределении наций вплоть до создания независимых государств. Показательна в этом плане литовская «Янтарная декларация», в которой Россия названа «освободительницей народов» и в которой говорится, что дружбу между литовским и русским народом «ничто не затмило». Авторы декларации выражали надежду на то, что после победы России над «тевтонским мечом» будут объединены все литовские земли и появится возможность для полноценного развития литовской нации11. Можно сказать,

что для литовцев оказался более предпочтительным выбор ориентации на Россию, а не на Польшу или Германию.

Белорусские национально-демократические лидеры, также ориентировавшиеся на Россию, первоначально отдавали предпочтение восстановлению двуединого белорусско-литовского государства в качестве преемника Великого княжества Литовского. Идея же белорусской государственности оформилась после того, как стало очевидным отсутствие у литовской элиты желания к объединению на равных условиях12.

Учитывая важность позиции в войне польской элиты и польского народа в целом, главнокомандующий российской армии великий князь Николай Николаевич издал 1 августа 1914 г. (здесь и далее даты приводятся по старому стилю) манифест, где говорилось о необходимости возрождения Польши под «скипетром русского царя, свободной в языке, вере и самоуправлении»13. Но таких довольно туманных обещаний для польских национальных демократов было недостаточно. В июне 1915 г. Николай II созвал польско-литовское совещание по определению будущего польского самоуправления, а в августе того же года председатель Совета министров И. Л. Горемыкин объявил о признании польской автономии после войны14.

Поддержка имперских властей армянскими национально-демократическими кругами в войне была связана с надеждой на полное освобождение Западной Армении от турецкого ига и на объединение армянских земель. Особенно актуальным это стало после массового уничтожения армян на территории Турции в 1915—1916 гг. и бегства тысяч армян через границу в Российскую империю. Правда, ни одна из союзных держав, включая Россию, не давала обещаний предоставить армянам автономию15.

Надежды на расширение прав самоуправления на национальных окраинах усиливались в связи с тем, что в российской армии сражались представители почти всех народов империи. Кроме того, власти пошли на создание регулярных и добровольных национальных частей в составе российской армии. Всего в первые два года войны в составе российской армии воевали финские (добровольцы), польские, латышские части, татарский (азербайджанский) кавалерийский полк,

Альманах североевропейских и балтийских исследований / Nordic and Baltic Studies Review. 2018. Issue 3

кавалерийская дивизия из народов Северного Кавказа, грузинские и армянские добровольческие части16.

Необходимость создания своих воинских частей весной 1915 г. обсуждалась и в эстонской демократической печати. С таким предложением к лифляндскому губернскому правлению обратился юрист и издатель газеты «Postimees» («Почтальон») Яан Тыниссон. Предполагалось сначала использовать национальные части для оборонительных работ, а при приближении немецких войск и непосредственно в военных действиях. За создание таких частей выступила и русскоязычная пресса в Эстляндской губернии (газеты «Ревельские Известия», «Ревельский вестник»), обвинившая эстонцев в отсутствии патриотизма. Однако эстонская общественность в подавляющем большинстве была тогда против национальных частей, не считая нужным таким образом проявлять свои патриотические чувства. К тому же фронт в тот момент находился далеко от Эстляндии и Северной Лифляндии, и перед эстонцами не стоял вопрос о защите своей земли. К рассмотрению этого вопроса вернулись в конце лета 1916 г. из-за опасения, что германские войска могут вторгнуться на этнические эстонские территории. Но тогда германское наступление остановили, а к созданию эстонских частей приступили лишь в 1917 г.17

О том, что появление национальных воинских частей воспринималось как шаг к национальной автономии, свидетельствует пример с латышскими стрелковыми батальонами. Для согласования вопроса об их формировании латышская делегация ездила в июле 1915 г. в ставку Северо-Западного фронта. Выступая после возвращения в Петроград перед латышской общественностью, один из членов делегации — депутат IV Государственной думы Янис Голдманис — заявил, что командующий фронтом генерал М. В. Алексеев18 с пониманием отнёсся к идее предоставления латышам «широкого самоуправления» после окончания войны19.

Правда, решение властей о создании национальных частей, вопреки тому, как это воспринимали национальные элиты, было вызвано в первую очередь необходимостью постоянно пополнять армию свежими силами. Добровольческие

части не всегда были хорошо подготовлены в военном отношении. Но среди соплеменников военнослужашие-«инородцы» воевали лучше, особенно если приходилось защищать их этнические территории.

Поддержка национальных элит была необходима властям империи и в связи с намерениями Германии и её союзников обострить национальные проблемы в России. Германия, Австро-Венгрия и Турция активно вели антироссийскую пропаганду среди народов национальных окраин Российской империи. Германия поддерживала сепаратистские силы в Финляндии и Грузии, где были группы, выступавшие за полную независимость их народов от России. После начала войны грузинские эмигранты создали «Комитет независимости Грузии». В 1915 г. представитель комитета Г. Мачабели, прибыв в Грузию, предлагал при поддержке Германии начать войну против России. А в 1916 г. Комитет опубликовал доклад «Права грузинского народа», в котором обращался к мировой общественности с просьбой помочь Грузии в восстановлении нарушенных Россией условий Георгиевского трактата 1783 г.20

Турция проводила подрывную работу среди населения Азербайджана и Средней Азии. Как полагают историки, восстания в Средней Азии в 1916 г., начавшиеся после объявления о мобилизации местного населения в царскую армию, проходили не без участия турецких и германских эмиссаров21.

В Галиции с самого начала войны был сформирован легион украинских сечевых стрельцов, присягавших на верность Австро-Венгрии и Украине (подразумевалась независимая от России Украина), что было чрезвычайно опасно для Российской империи на фоне национальных выступлений в украинских губерниях страны22. В Финляндии прогермански настроенные представители финской элиты начали тайный набор в германскую армию23.

Польская элита и в Австро-Венгрии, и в России выдвигала требования по созданию единого государственного образования. В августе 1914 г. в Австро-Венгрии началось формирование Польского легиона. В августе 1915 г. после занятия территории Польши германскими и австрийскими войсками оккупационные власти дали согласие на введение некоторых элементов национально-культурной

Альманах североевропейских и балтийских исследований / Nordic and Baltic Studies Review. 2018. Issue 3

автономии (преподавание на польском языке в школах, создание национальной высшей школы и др.). 5 ноября 1916 г. Германия и Австро-Венгрия подписали акт («акт двух императоров») о создании на территории Царства Польского Российской империи конституционной монархии, тесно связанной с двумя государствами-основателями24. Очевидно, что решения российских властей в польском вопросе были непосредственно связаны с борьбой за польское общественное мнение.

К концу 1915 г. на занятой германской армией части западных территорий Российской империи (Курляндии, Литвы, белорусских земель в районе между Белостоком и Гродно) был установлен оккупационный порядок Ober-Ost. В латышской части Курляндской губернии (Курземе) оккупационная администрация, состоявшая из местных немцев, продолжила проводить политику онемечивания населения, начатую после революции 1905—1907 гг.25 Немецкий язык насаждался как обязательный для общения в губернии. Под жёсткий контроль администрации были поставлены школы, в которых детей начали массированно обучать немецкому языку, с целью заменить им разговорный латышский. Были закрыты латышские общества, ограничено распространение прессы на латышском языке. В других же районах Ober-Ost а германская администрация поддержали культурную деятельность представителей нерусских национальностей, пытаясь таким образом завоевать их симпатии в противопоставление политике русификации26.

В самой Российской империи в 1915—1916 гг. из западных районов в глубь страны отправились около двух миллионов беженцев белорусов, поляков, латышей, литовцев и др. Правительство рассматривало национальные элиты, возглавившие национальные благотворительные организации, как необходимое связующее звено в решении проблем беженцев.

Так что имперские власти, заинтересованные в сохранении лояльности нерусских народов, должны были проводить национальную политику таким образом, чтобы нейтрализовать недовольство и элит, и широких народных масс, особенно там, где часть этнических земель была оккупирована противником.

Следствием надежды национальных элит на то, что их народам может быть предоставлено самоуправление на этнических территориях, стал законопроект об административных правах латышей и эстонцев в Прибалтийских губерниях

(«Законодательное представление о введении земских учреждений в Прибалтийском крае»), с которым 24 марта 1916 г. на заседании Думы выступил депутат Янис Залитис. Проект подписали 93 депутата Думы от всех национальных окраин и некоторых русских губерний. У проекта оказались сторонники в правящих структурах империи, но в итоге он был отвергнут большинством членов правительства и генералитета как не соответствующий интересам государства27. В качестве некоторой компенсации за отказ принять законопроект и для поднятия боевого духа латышских стрелков им 19 июля 1916 г. было разрешено в особых случаях исполнять национальный гимн, что раньше запрещалось28.

Об основных положениях будущих автономий в национальной прессе много писали ещё до падения империи в феврале 1917 г. Естественно поэтому, что после свержения монархии для многих нетитульных народов Российской империи вопрос о национальном самоопределении был наиболее важным. По замечанию латышской газеты, от Временного правительства требовали самостоятельности во всех национальных районах Российской империи от финнов до бурят на Дальнем Востоке и до народов Туркестана29.

Однако провозглашение России республикой произошло лишь спустя полгода, определение же формы государства было отложено до Всероссийского учредительного собрания. Программы решения национального вопроса в масштабах всей страны у Временного правительства не было. Одним из его первых указов было уравнивание в правах представителей всех наций и конфессий30. Но насущный вопрос о самоопределении народов на своих территориях начали решать лишь для Финляндии и Польши. Уже 7 марта 1917 г. было принято постановление о восстановлении действия конституции Великого княжества Финляндского и расширении прав работы сейма. Вместе с тем ограничения в правах управления сейма, введённые в 1904 г., должны были быть отменены только по окончании войны. При этом возврат к первоначальным положениям конституции Финляндии должен был произойти не автоматически, а после того, как сенат «войдет с соответствующими предложениями» в правительство. Вновь созываемому сенату, если того потребуют обстоятельства, будут переданы из правительства проекты основных законов31. То есть права сената были

Альманах североевропейских и балтийских исследований / Nordic and Baltic Studies Review. 2018. Issue 3

сформулированы нечётко; предполагалось, что окончательно статус Финляндии будет утверждён на Всероссийском учредительном собрании32.

В начале марта было опубликовано воззвание Временного правительства к полякам, в котором говорилось, что русский народ признаёт «за братским польским народом всю полноту права собственною волею определить судьбу свою». Свободной Польше предстояло возродиться из трёх разрозненных частей. Но окончательно скрепить «новый братский союз и дать своё согласие» на изменение государственной территории России должно было Учредительное собрание33. Начала работать ликвидационная комиссия по выявлению имущества, принадлежавшего государственным и общественным учреждениям Царства Польского34.

Очевидно, что решение польского вопроса, как и финляндского, диктовалось внешнеполитическими обстоятельствами. Причём Россия выступила сторонником создания единого свободного государства из всех польских земель, и этой новой Польше предлагался «новый братский союз»35. В условиях же продолжавшейся войны такой «братский союз», вероятно, предполагал военную помощь Польскому государству в освобождении земель, находившихся пока под властью Австро-Венгрии и Германии.

Вслед за поляками и финнами на изменения надеялись и другие народы бывшей империи. Но поскольку их требования не были столь актуальными для внешнеполитического положения России в условиях войны, они должны были каждый по отдельности отстаивать перед Временным правительством требования национального самоопределения. При этом до конца сохранялась надежда на провозглашение федеративной республики Всероссийским учредительным собранием, которое первоначально было назначено на октябрь 1917 г.

Важность национального движения для пролетарской революции в России подчёркивали и большевики. Сразу после падения монархии 1917 г. В. И. Ленин выступил за предоставление независимости Финляндии. Но в отличие от планов национально-демократических сил, стремившихся как минимум добиться широкой автономии в Российской федеративной республике, свою ближайшую задачу лидеры большевиков видели в создании социалистического пролетарского

государства. Его лучшей формой, обеспечивавшей свободу народов, они считали государство централизованное36.

В рамках одной статьи невозможно рассмотреть варианты деятельности по достижению национальной государственности всех наций Российской империи37. Далее подробно остановимся на том, как разные политические силы в Латвии и Эстонии проводили в жизнь свои идеи о будущем национально-государственного устройства на их этнических землях.

Общим в истории латышей и эстонцев было то, что в прибалтийско-немецкой автономии, в которую входили Эстляндская, Лифляндская и Курляндская губернии, коренные народы практически не имели прав административного управления, а их права и возможности землепользования были ограничены сохранением помещичьего землевладения остзейского дворянства. Последнее определяло полуфеодальный характер отношений в деревне, несмотря на предпринимаемые полумеры по ограничению прав дворян-помещиков на распоряжение землёй и связанных с этим привилегий.

Разница в положении латышской и эстонской частей региона в годы войны заключалась в том, что почти все латышские земли были оккупированы германской армией ещё до Октябрьского переворота, а эстонские области германская армии заняла только в 1918 г., уже после победы большевиков.

Актуальный для региона «Остзейский вопрос» обострился в Прибалтийских губерниях с началом войны. Депутаты Государственной думы от прибалтийских немцев и значительная часть немецких землевладельцев поддержали российские власти, но были и те, кто приветствовал германскую армию. После начала войны в регионе, особенно в Латвии (в Лифляндской и Курляндской губерниях), имели место многочисленные случаи открытого негативного отношения коренного населения к здешним немцам, спровоцированные в том числе и поведением местных военных и гражданских властей. Появились статьи против местных немцев в национальной и русской прессе Прибалтийских губерний. Агрессивность в отношении немецкого населения усиливалась и в связи с появлением в Северной Латвии многих тысяч беженцев из Курземе. Власти империи выслали многих

прибалтийских немцев в восточные районы страны. Тем не менее существовало опасение, что остзейцы могут стать «пятой колонной». В этих условиях перед властями встал вопрос об изменении политики в регионе в пользу коренных народов38.

В интересах латышских и эстонских землевладельцев в 1915 г. Дума приняла закон «Об отмене особых поземельных прав владельцев дворянских вотчин в Прибалтийских губерниях», что расширяло возможности для торговли и предпринимательства коренного населения (закон вступил в силу 10 июля 1916 г.)39. Чтобы сгладить национальный конфликт в Эстляндской губернии, здешние немецкие землевладельцы были вынуждены искать контакты с лидерами эстонского национально-демократического движения, предложив им участвовать в органах самоуправления в губернии. Соответствующий законопроект был разработан в 1915 г. под руководством секретаря канцелярии комитета эстляндского рыцарства Б. фон Веттера-Розенталя и Константина Пятса (тогда — главного редактора газеты «ТаШппа Тва1а]а», или «Таллинский вестник»). Согласно законопроекту, функции самоуправления переходили из компетенции рыцарства к общему земскому собранию, состоявшему из 110 гласных. Но если учесть, что количество гласных распределялось поровну между фракциями крупных и мелких землевладельцев, то преобладание представителей от немецких помещиков становится очевидным. Подобный перекос предполагался и в исполнительных органах40. В результате уступки со стороны рыцарства эстонскому населению были минимальными и не удовлетворяли национально-демократические круги, которые продолжали отстаивать идею широкой автономии.

Вопрос о латышской автономии рассматривался осенью 1916 г. на собрании представителей национальной общественности, где основным докладчиком выступал Янис Голдманис41. Тогда же в газетах и журналах на примерах из мировой истории изучался вопрос о том, что такое государственная автономия, а также обсуждались возможные варианты латышской автономии в составе Российского государства. При этом проводилось чёткое различие между стремлением

к автономии, которая должна была остаться в составе единого государства, и сепаратизмом. Были разработаны и основные положения будущей автономии. Причём латышские стрелковые части рассматривались в качестве начала будущих вооружённых сил автономии42.

Остававшиеся в не оккупированной германской армией латышской части Лифляндской губернии помещики, в отличие от эстляндских, не предлагали лидерам латышей и эстонцев совместного участия в самоуправлении. Вместе с тем в 1915—1917 гг. латышская национальная элита приобрела большой опыт административно-хозяйственного управления, защищая интересы беженцев. Причём руководящая организация помощи беженцам — Латышский центральный комитет по обеспечению беженцев, имевший более 200 филиалов и ассоциированных с ним общественных структур по всей Российской империи, по роду своей деятельности был в определённом смысле народным правительством43. То есть сложились уже национальные структуры, которые могли быть преобразованы в органы управления будущей латвийской автономией.

После Февральской революции ожидание демократических реформ в России весьма скоро сменилось разочарованием во Временном правительстве. Вопрос о национальной автономии рассматривался всеми латышскими и эстонскими национально-демократическими партиями, выступавшими за создание Российской федеративной демократической республики, в которую Латвия и Эстония вошли бы на правах на?