Спросить
Войти
© 2013
М. М. Керимова
ИНСТИТУЦИАЛИЗАЦИЯ РОССИЙСКОЙ ЭТНОГРАФИЧЕСКОЙ НАУКИ (ПОСЛЕДНЯЯ ЧЕТВЕРТЬ XIX — НАЧАЛО ХХ В.)
В статье впервые в российской и историографии освещается научная деятельность Н. Н. Харузина, В. Н. Харузиной и В. Ф. Миллера в деле становления и организации преподавания этнографии как специальной научной дисциплины в российских вузах. На строго документальной основе (материалы архива ГАРФ, ОПИ ГИМ, РГАЛИ) продемонстрирован сложный и длительный процесс учреждения кафедр этнографии и подготовки первых систематических курсов лекций. Статья послужит расширению и углублению источниковедческой базы российской этнографической науки. Ее материалы могут быть использованы при чтении курсов лекций по этнографии/этнологии в российских вузах.
Систематическое преподавание этнографии как специальной учебной дисциплины и введение курсов лекций по этнографии в российских вузах неразрывно связано с именами Н. Н. Харузина, его сестры В. Н. Харузиной и В. Ф. Миллера. Эта сфера их деятельности осталась не освещенной в науке.
Прежде чем охарактеризовать деятельность Николая и Веры Харузиных на поприще организации преподавания этнографии необходимо сказать об их семье. Семья Харузиных — феноменальное явление в том смысле, что трое сыновей Николая Ивановича Харузина, московского купца I гильдии: Михаил (1860-1888), Николай (1865-1900), Алексей (1864-1932) — и его дочь Вера (1866-1931) не пошли по стопам своего отца, а избрали нелегкий путь в науке, став известными учеными.
В центре исследовательских интересов Михаила Харузина была юридическая антропология. Будучи студентом второго курса юридического факультета Московского университета, он в 1886 г. отправляется на русский Север, чтобы лучше понять и узнать быт и нравы аборигенов — вотяков (удмуртов) и русского населения. После завершения факультета, он серьезно интересуется историей казачества («Сведения о казацких общинах на Дону» М., 1885), политикой и этноконфесси-ональной ситуацией Прибалтийских провинций, где некоторое время работает в канцелярии Эстляндского губернатора. Успешный ученик известного ученого, профессора М. М. Ковалевского, Михаил Харузин, еще будучи студентом, занимает почетную должность секретаря Императорского Общества естествознания, антропологии и этнографии (ИОЛЕАЭ) при Московском университете. За год до смерти, по поручению ИОЛЕАЭ, он составил подробную «Программу для собирания сведений об юридических обычаях» (М., 1887), одна из глав в которой — «Артель» — принадлежала перу брата Николая Харузина. Влияние Михаила, светлой личности и серьезного исследователя — этнографа и юриста, сполна испытали на себе его братья и сестра Вера.
Керимова Мариям Мустафаевна — кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института этнологии и антропологиии РАН. E-mail: mkerimova@yandex.ru
Николай Харузин, не доживший до 35 лет, был человеком недюжинного исследовательского дарования, невероятной работоспособности, удивительной смелости в решении сложных научных задач. Он рано проявил себя не только в этнографии, но и в археологии, истории, архивном и музейном деле. Николай прожил чрезвычайно насыщенную трудами и событиями жизнь, посвященную любимой науке и «занял почетное место в истории русской этнографии»1.
Многие его работы посвящены изучению быта и нравов горцев Кавказа: «Заметки о юридическом быте чеченцев и ингушей», «По горам Северного Кавказа»2. В свете современных сложных этнических процессов, происходящих в кавказском регионе, эти работы остаются весьма актуальными, став классикой этнографической литературы.
В 1887 г. Николай, студент второго курса юридического факультета Московского университета, по заданию ИОЛЕАЭ совершает экспедицию на русский Север. Результатом стала обстоятельная монография «Русские лопари. Очерки прошлого и современного быта» (М., 1890), за которую он получил золотую медаль этого общества и удостоился высокого отзыва о новаторском вкладе в создание «систематического исследования, которого еще не было в новейшее время»3. Вместе со своим профессором В. Ф. Миллером Николай Харузин стоял у истоков создания журнала «Этнографическое обозрение», до самой кончины безотказно выполняя работу редактора, руководителя отдела критики и библиографии и автора многочисленных статей, обзоров и рецензий.
Много усилий, нервов и трудов стоило Н. Н. Харузину осуществление мечты серьезно заниматься этнографией. Из-за болезни он не раз прерывал обучение, хотя с самого начала активно включился в экспедиционную и исследовательскую деятельность под руководством своих профессоров — М. М. Ковалевского и В. Ф. Миллера. В годы учебы (1885-1889) Николай обратил на себя внимание преподавателей увлеченностью и трудолюбием, написал несколько замечательных очерков, статей и заметок по следам своих поездок на Кавказ, в Крым и на Север и уже в 1890 г. удостоился золотой медали ИОЛЕАЭ. Много дала Николаю Николаевичу поездка во Францию и Германию (1892-1893), где он тщательно изучал музейные собрания, труды западных этнографов и социологов, посещал их лекции. Учебу, экспедиции, исследовательскую работу он сочетал со службой чиновника по особым поручениям при губернаторе Эстляндии, архивариуса в Московском архиве Министерства юстиции и помощника хранителя Императорского Российского исторического музея (1891-1895). Николай Харузин вел и большую организаторскую работу секретаря Этнографического отдела ИОЛЕАЭ и редактора журнала «Этнографическое обозрение», принимал участие в подготовке археологических съездов4.
В январе 1894 г. он получил степень кандидата географии и этнографии. Наконец-то открывалась возможность подумать о преподавании этнографии. Но прошло еще два долгих года до тех пор, пока наконец в 1896 г. при содействии В. Ф. Миллера Ученый совет историко-филологического факультета Московского
университета утвердил Н. Н. Харузина в звании приват-доцента5 и разрешил ему преподавать этнографию в Московском университете. Здесь с 1896 по 1900 г. он читал курсы по этнографии6. Помимо этнографии, Харузин читал в Московском университете курс по доисторической археологии.
Ученый много сил отдавал написанию лекций и процессу преподавания, старался всячески расширить кругозор студентов, помогал им советами и книгами, заботился об улучшении материального положения малоимущих студентов и нередко делился с ними своими личными средствами. Вот что писал о Харузине студент Лазаревского института С. П. Олферьев: «Те, кто слушал эти лекции, никогда, — я уверен, — не забудут Николая Николаевича, этого честного труженика, который не жалел ни труда, ни сил для блага дорогой ему науки... Необыкновенно добрый, отзывчивый, всегда слишком близко к сердцу принимавший горести и несчастья близких, Николай Николаевич являлся редким, счастливым исключением в наш серенький, эгоистический век»7.
После скоропостижной смерти Михаила и Николая опорой Веры Николаевны Харузиной оставался Алексей Николаевич Харузин, человек яркой и в то же время трагической судьбы.
После окончания физико-математического факультета Московского университета в 1889 г. и получения степени магистра зоологии Дерптского университета (1892) А. Н. Харузин был определен на службу чиновником особых поручений при Эстляндском губернаторе. В Санкт-Петербургском Российском государственном историческом архиве (РГИА) хранится оригинал послужного списка А. Н. Ха-рузина, который дал нам возможность уточнить даты разных лет его службы в той или иной должности. Его карьера блистательна: с 1893 по 1913 гг. он сменяет одно звание на другое — от титулярного советника, коллежского асессора, доходит до надворного советника и гофмейстера двора его императорского величества; возглавляет секретариат Эстляндского губернского статкомитета. В 1902 г. он становится чиновником Государственной канцелярии, помощником начальника переселенческого управления Министерства внутренних дел, где знакомится с В. К. Плеве; в 1904 г. — камергером Николая II, а с 1906 по 1908 гг. А. Н. Харузин — губернатор Бессарабии, затем директор Департамента духовных дел иностранных вероисповеданий, пишет по заказу П. А. Столыпина записку о положении разных конфессий в Российской империи; в 1909 г.,- в ранге действительного статского советника он был назначен (1911) товарищем министра внутренних дел А. А. Макарова 8.
За несколько лет до революции 1917 г. Алексей Николаевич подал в отставку из-за несогласия с царской политикой того времени и, в частности, с политикой
министра внутренних дел А. А. Макарова. Так закончилась стремительная карьера высшего государственного чиновника. «Спасло» А. Н. Харузина от вынужденного бездействия начало Первой мировой войны. В сентябре 1914 г. он был назначен уполномоченным Красного Креста на австрийскую границу. Позднее к отцу присоединился сын Мстислав. После окончания войны Харузин работал в Тульской губернии на Шатиловской опытной сельскохозяйственной станции. В 1924 г. он возвратился в Москву, работал консультантом в Сельхозгизе, опубликовал около 20 работ по садоводству и огородничеству.
Жизнь А. Н. Харузина закончилась трагически. В 1927 г. ГПУ арестовало его в числе так называемых «бывших» людей, в прошлом связанных с царской администрацией. Через некоторое время его отпустили, так и не предъявив обвинения. Вторично А. Н. Харузина арестовали 21 февраля 1932 г. по обвинению в антисоветской агитации. 3 апреля 1932 г. постановлением Особого совещания при коллегии ОГПУ он был осужден по статье 58-10 УК к высылке на три года и 8 мая этого же года умер от сердечной недостаточности в больнице при Бутырской тюрьме.
Его основные антропологические и этнографические труды были посвящены неславянским народам Российской Империи. В результате двух поездок в Бу-кеевскую степь он опубликовал семь статей и монографию «Киргизы Букеевской орды» (в 2-х тт. 1889, 1891), которая была удостоена золотой медали Императорского Русского географического общества (ИРГО). Вторую золотую медаль он получил от ИОЛЕАЭ в 1890 г. за активную деятельность в качестве секретаря антропологического отдела Общества и редактирования его «Дневника». Начало своей государственной службы в Ревеле (Таллинн) А. Н. Харузин умело использовал для занятий наукой. В 1895 г. выпустил в свет 500-страничный двухтомный труд «Крестьянское землевладение в Эстлянской губернии» (1895), построенный на большом историко-статистическом материале. За последний труд он получил золотую медаль от Российской Академии наук в Санкт-Петербурге.
В середине 90-х гг. Х1Х в. завершается значительный этап в научной деятельности А. Н. Харузина, ознаменованный серьезным сравнительным анализом истории, быта, культуры, а также антропологии нерусских народностей Российской Империи. В его творчество входит славянская проблематика.
В 1899 г. он отправился в научную командировку от ИРГО в Боснию и Герцеговину, а в 1901 г. вместе с сестрой Верой Николаевной Харузиной совершил поездку в словенские земли Австро-Венгрии. Результатом этих поездок стали значительные труды по этнической истории, конфессиональному составу, этническому самосознанию и жилищу Боснии, Герцеговины и Словении9.
«Университетом» для Веры Харузиной были ее братья (она не имела высшего образования). Несмотря на множество болезней и утрат близких, благодаря необыкновенной силе духа и ума, огромному мужеству и любви к науке Вера Николаевна стала первой русской женщиной, получившей звание профессора этнографии.
Спектр ее этнографических интересов чрезвычайно велик. Это историческое развитие этнографии как науки в России и на Западе, материальная и духовная культура народов мира, обряды и верования русских и инородцев. Вдохновленная примером своих братьев Михаила и Николая, она составила две ценные этногра-
фические программы: «К вопросу о почитании огня» и «Программа для собирания сведений о родильных и крестильных обрядах у русских крестьян и инородцев». Вместе с братом Николаем Вера в конце 80-х гг. посетила Русский Север. Много времени отдавая изучению быта и нравов малых народностей Севера и Сибири, она в разные годы публикует яркие живописные очерки: «Лопари», «Вотяки», «Тунгусы», «Юкагиры».
Веру Николаевну привлекали также «примитивные формы драматического искусства», народная словесность, игры и игрушки, постановка музейного дела и преподавание этнографии в средней школе. Фольклор и мифология занимали немалое место в ее творческой биографии. Она составила и издала «Сказки русских инородцев», «Африканские сказки», в рукописи остались ее «Мифы Южной Америки», «Предания разных народов о вхождении смерти в мир» и др.
Не будет преувеличением назвать Харузину даровитым прозаиком: она автор рассказов и сказочных повестей: «Царевна — каменное сердечко», «Оцзи и Олесь. Рассказ из жизни лопарей», «Тунгусенок Михайло», «Картинки из жизни словенских детей» и др.
До конца жизни у Харузиной, человека блестящего ума и талантливого стилиста не угасал живой интерес к любимой науке: она продолжала следить за развитием этнографических исследований, общалась и переписывалась с ведущими российскими и зарубежными этнологами — П. Ф. Преображенским, А. Н. Максимовым, Е. Н. Елеон-ской, В. Г. Богоразом, Л.Я. Штернбергом, Л. Нидерле, Б. Пилсудским, Ф.Гребнером. До 1929 г. выходили ее статьи. Мемуары В. Н. Харузиной «Прошлое», опубликованные только в конце 90-х гг. ХХ в., и так и оставшийся в рукописи «Дневник»10 прекрасно запечатлели «историческую эпоху» перелома веков, взгляды самой Веры, ее родных и друзей, ее собственные печали и тревоги за судьбу России.
Итак, мы подошли к вопросу об организации этнографического образования в России и роли в этом процессе Н. Н. Харузина, В. Н. Харузиной и В. Ф. Миллера, Д. Н. Анучина. В 1876 г. по инициативе А. П. Богданова была создана кафедра антропологии на физико-математическом факультете Московского университета. 23 августа 1884 г. по решению Министерства народного просвещения и на основании нового Устава российских императорских университетов на историко-филологических факультетах было учреждено одиннадцать кафедр по гуманитарным наукам, в том числе: философии, классической филологии, истории искусств, а также объединенной кафедры географии и этнографии11. Таким образом, с 1 ноября 1884 г. из Устава царского правительства была вычеркнута кафедра антропологии и введена кафедра географии и этнографии на историко-филологических факультетах. В 1888 г. она была переведена на физико-математический факультет.
Вопрос о необходимости отдельного этнографического образования в Х1Х в. дискутировался в университетских кругах с 1860-х годов, но тогда он казался не столь важным по сравнению с преподаванием географии как более устоявшейся учебной дисциплины. Такое положение сохранялось до середины 80-х годов, хотя уже в 1876 г. профессор Московского университета А. П. Богданов высказы-
вал мысль о том, что этнография как наука об изучении племен и народов должна преподаваться отдельно, в связи с вопросами наук философских и социальных12. Да и само преподавание географии, этнографии и физической антропологии на одной кафедре не удовлетворяло многих ученых. Так, выдающийся географ и антрополог Д. Н. Анучин, бессменно возглавлявший кафедру географии и этнографии сначала на историко-филологическом, а затем (с 1888 г.)13 на физико-математическом факультете Московского университета, с 1884 по 1919 г. спорадически читал лекции по этнографии России (в рамках курса географии), но большее время отводил лекциям по общему землеведению, истории землеведения, древней географии, географии России, физической антропологии14. Д. Н. Анучин с возмущением писал в 1885 г.: «Мой предмет оказывается необязательным... и в соображение при зачете семестров не принимается»15. А профессор Петербургского университета Э. Ю. Петри остроумно замечал, что новая кафедра (с 1888 г., после возвращения из Швейцарии, он заведовал кафедрой географии и этнографии естественного отделения физико-математического факультета16) «подобно гнезду какой-нибудь птички, оказалась прикрепленной к громадной и недоступной скале установившегося веками и освященного традициями факультетского порядка»17. В первый том своего учебника «Антропология» он включал и этнографические темы, которые затрагивал в своих лекциях: труд и частная собственность, первобытный человек, переход от неупорядоченного брака к индивидуальному, зачатки духовной жизни, религия, мифология, изящные искусства, язык. Анучин и Петри (поскольку являлись представителями естественных дисциплин), а также многие члены Ученых советов Новороссийского (Одесского) и Казанского университетов ратовали за перенос кафедры географии и этнографии на физико-математический факультет.
Когда в 1907 г. на кафедре географии и этнографии Московского университета была введена специализация, Д. Н. Анучин добился введения специальности «антропология». Основными курсами по этой специальности были: физическая антропология с практическими занятиями, география, общая этнография и археология, сравнительное народоведение. Эти курсы читали Д. Н. Анучин, А. А. Ивановский, А. Н. Колмогоров.
Борьба за учреждение самостоятельной кафедры этнографии в Московском университете и других вузах России была упорной и продолжительной. Много сил и энергии отдали ей профессор Московского университета В. Ф. Миллер и приват-доцент Н. Н. Харузин, которому, однако, не довелось дожить до осуществления своей мечты — издания учебника по этнографии. Его сестре Вере больше улыбнулась судьба — она с 1907 г. читала курс этнографии в Археологическом
институте в Москве и Смоленске и на Высших женских курсах (ВЖК) в Москве, а затем с 1919 г. по 1924 г. включительно — в I МГУ и при жизни издала два тома учебника «Этнография». Как же возникла самостоятельная кафедра этнографии в Московском университете?
В 1911 г., после расправы министра просвещения Л. А. Кассо с революционно настроенными учеными и студентами Московского университета, специализация по антропологии была упразднена. Курс этнографии исключался из программы, а на чтение курса по физической антропологии было выделено всего лишь два часа в неделю. Дальнейшее развитие кафедры антропологии относится уже к послереволюционному времени. В ноябре 1918 г. Д. Н. Анучин подал декану физико-математического факультета «записку», в которой предлагал разделить кафедру географии, этнографии и антропологии на две самостоятельные: географии и антропологии. Кафедра антропологии стала существовать как самостоятельное подразделение лишь в 1919 г., ее возглавлял Анучин, продолжавший читать курсы и на кафедре географии. С образованием кафедры антропологии в Московском университете преподавание этнографии как общественной науки вновь оказалось оторванным от этих дисциплин18.
В 1919 г. на основе бывшего юридического факультета и исторического отделения историко-филологического факультета был образован факультет общественных наук I МГУ (ФОН) с отделениями политико-юридическим, экономическим, историческим. В рамках исторического отделения ФОНа в 1921 г. было создано общественно-педагогическое отделение с кафедрой этнографии, осенью 1922 г. кафедра этнографии была переведена на вновь образованное этно-лого-лингвистическое отделение. В 1925 г. ФОН был преобразован в факультет советского права и этнологический. Этнологический факультет имел отделения: этнографическое, историко-археологическое, литературное, изобразительных искусств. В 1931 г. ФОН был упразднен. И лишь в 1939 г. в рамках исторического факультета МГУ была создана кафедра этнографии.
При ФОНе кроме кафедры этнографии были открыты этнографо-археологи-ческий музей и историко-этнологический кабинет19. Как мы видим, из этой «перетряски» названий в послереволюционное время наряду с термином «этнография» утверждается и термин «этнология».
С 1921 г. этнография (этнология) как специальная и равнозначная другим общественным дисциплинам наука окончательно утверждается в российских вузах в рамках вновь созданной кафедры. Издание же в начале ХХ столетия первых систематических курсов по этнографии, авторами которых были Николай Николаевич Харузин и Вера Николаевна Харузина, стало важной вехой в процессе становления и развития этнографического образования в России.
Будучи страстным и убежденным борцом за основание кафедр этнографии в вузах России и одним из инициаторов введения специальных курсов по этому, на его взгляд, важнейшему предмету, Н. Н. Харузин наконец получает возможность с 1896 г. читать лекции по этнографии сначала в Московском университете, а затем и в Лазаревском институте восточных языков. Читает с увлечением и пол-
ной отдачей, вызывая одобрение студентов. К сожалению, Харузин при жизни успел издать лишь малую часть своих лекций («Очерки первобытного права. Семья и род». М., 1898. Т. I). В 1900 г. А. Н. и В. Н. Харузины начинают готовить к публикации посмертное издание лекций брата. Благодаря их огромным стараниям увидела свет четырехтомная «Этнография» (СПб., 1901-1905. Вып. 1-1У)20 По сути дела, это был блестящий итог всей исследовательской и преподавательской деятельности талантливого ученого. Свидетельствующий о колоссальной эрудиции автора, этот завершающий труд Н. Н. Харузина в его трагически оборвавшейся жизни, мог служить и служит до сих пор ценным пособием начинающим специалистам. И в свое время он вызвал огромный интерес среди российских и иностранных ученых, информаторов с мест и просто любителей этнографии. Все просили Веру прислать лекции ее брата, что она и делала безвозмездно и с удовольствием.
Итак, с 1894 по 1896 г. Харузину пришлось вести утомительную борьбу за разрешение читать лекции по этнографии в московских вузах. Сохранившиеся в ОПИ ГИМ и РГАЛИ уникальные документы иллюстрируют эту трудную борьбу. В письме к этнографу В. В. Богданову от декабря 1895 г. Харузин пишет: «На заседании комиссии „Домашних чтений" было единогласно постановлено выделить этнографию в качестве самостоятельной науки: этим результатом мы исключительно обязаны Всеволоду Федоровичу (Миллеру. — М.К) и Чупрову, которые достигли, наконец, „повышения" этнографии»21.
Николай Николаевич сетовал на то, что из-за отсутствия кафедр этнографии может получить только степень магистра географии или других естественных наук. Этнография в то время была включена в курс физической антропологии, который в Московском университете читал Д. Н. Анучин, а в Петербургском — Э. Ю. Петри. В письме к сестре Елене в 1896 г. Николай замечает: «В программе для магистерского экзамена по географии нет этнографии и в помине, если не считать антропологию, в которую может входить и известная часть этнографии... Я могу сделаться только магистром по географии, а не географии и этнографии, и все мои этнографические работы ни к чему не послужат, т.к. диссертация на магистра или доктора должна быть по географии или другим естественным наукам»22. В связи с этим Н. Н. Харузин даже хотел переехать из Москвы в Петербург, чтобы сдать экзамен по этнографии, который там принимал Э. Ю. Петри, и затем защитить диссертацию. Но Миллер отговорил его от поездки в Санкт-Петербург для сдачи магистерского экзамена у Э. Ю. Петри, на-
пугав возможностью «попасть впросак» из-за неумеренных требований последнего. Кроме того, если бы Харузин уехал из Москвы, то В. Ф. Миллер не стал бы поднимать вопрос о реформе Лазаревского института восточных языков, связанной с введением курса этнографии и мусульманского права, так как считал, что, кроме Харузина, их некому читать23. Мнение Миллера обрадовало Николая Николаевича и вселило в него надежду о преподавании этнографии прежде всего в Московском университете. Сохранился документ архива Министерства юстиции — «Уведомление Министерства народного просвещения и начальства Московского учебного округа» о том, что ему «разрешено с 31 июля 1896 г. читать лекции по этнографии в Московском университете в качестве приват-доцента»24.
Интересна информация о том, каким же образом присуждалось звание приват-доцента. В Санкт-Петербургском филиале архива РАН25 сохранилась запись о новшествах, введенных университетским уставом 1884 г. «Устав 1884 г. предоставлял магистранту, после прочтения двух пробных лекций, одной — на тему по собственному выбору, другой — по поручению факультета, искать звания приват-доцента, то есть стать университетским преподавателем..., но сложное и ответственное дело университетского преподавания. не давало ему еще права получать профессуру, т.е. зачисляться в штат. Да и для материального обеспечения приват-доцентура не давала почти ничего, так как лишь незначительная часть приват-доцентов имели так называемые курсы по поручению факультета (.самое вознаграждение приват-доцента не превышало 100 руб., что заставляло приват-доцента искать себе заработка на стороне)»26.
Итак, с ноября 1896 г. Н. Н. Харузин начал читать курсы по этнографии в Московском университете в должности приват-доцента. Преподавание Николай Николаевич сочетал с работой в должности помощника хранителя (без содержания) в Императорском Российском историческом музее в Москве27. Также он состоял членом Императорского Московского археологического общества, ИОЛЕАЭ, Императорского Русского исторического общества, Императорского общества распространения технических знаний, Рязанской архивной комиссии, Эстляндско-го губернского статистического комитета и Асаdemie national de Reims, Société national des antiquaires des France (имел серебряную медаль этого общества)28. В 1898 г. Миллер предлагает ему стать товарищем председателя Этнографического отдела ИОЛЕАЭ. «Я чувствую честь и доверие, которое Вы оказали мне этим, и прошу Вас верить, что я употреблю все усилия, чтобы оправдать Ваше доверие», — был ответ Харузина29.
Одновременно В. Ф. Миллер предложил Харузину читать лекции по общей этнографии, мусульманскому праву и этнографии Востока в возглавляемом им с 1897 г. Лазаревском институте восточных языков. Харузин читал эти курсы (внештатно) с 1897 по 1899 г. включительно30.
«Миллер, — отмечал Николай в письме к сестре Елене в 1899 г., — представил меня приват-доцентом Московского университета, известным этнографом. Всего в Лазаревском институте 35 студентов. Я читал 2 часа. Миллеру лекция очень понравилась, он наговорил много лестного. Теперь хочу повести лазаревцев в Исторический музей, чтобы на коллекции прочесть им об археологии России. В Румянцевском этнографическом музее в течение часа объяснял им этнографические экспонаты»31. «. Лекции мне доставляют удовольствие, — писал Николай в другом письме к Елене (1898 г.), — и теперь на третьем году чтения все больше в них втягиваешься. Все было [бы] хорошо, если бы давали что-нибудь порядочное за работу. Без денег очень скверно. Нужно написать 167 лекций о верованиях для лазаревцев, переделать университетский курс „Семья и род" и еще кое-какие мелкие работы приготовить для себя»32.
Высоко ценя осведомленность своего ученика, В. Ф. Миллер просит Николая написать докладную записку в Министерство народного просвещения о намерении открыть кафедру этнографии в Лазаревском институте, где будут читаться курсы по этнографии и географии Востока. «Радуюсь этой мечте... — писал Николай сестре Вере в 1896 г., — для санкции этнографии как науки нужна кафедра, для санкции меня как этнографа нужна кафедра, я готов к ней, следовательно, устраивайте кафедру для науки и для меня. Миллер считает меня достойным, это я и по совести чувствую, но, с другой стороны, невольно страшно думать, что мои мечты могут осуществиться или хотя бы начать осуществляться»33. К лекциям Николай Николаевич готовился очень серьезно. Благодаря прекрасному знанию иностранных языков он читал литературу по Китаю, Японии, Ирану, Афганистану и Малой Азии. «Сегодня (10.Х.1898), наконец, кончил изложение первобытного строя и в следующий раз перейду к первобытным верованиям. Этого курса студенты ждут с нетерпением. Поэтому особенно сильно чувствуешь свою ответственность. Пока было, кажется, хорошо»34. Студенты очень тепло отзывались о молодом преподавателе, отмечая, что его лекции всегда отличались своей строгой научностью, глубоким интересом и обилием материала.
До конца жизни Харузин надеялся осуществить мечту быть полноправным преподавателем специальной кафедры этнографии. В ряде писем за 1898-1899 гг. он с облегчением отмечал, что его проект о введении кафедры в университете по-
лучил движение, и это уже было шагом вперед. В одном письме он сообщал своей сестре Елене: «Сегодня был у Миллера. Прочел ему свою записку об этнографии. Миллеру понравилось, с окончанием записки у меня словно гора с плеч свалилась. Теперь будь что будет — по крайней мере, мой долг я исполнил перед своей злосчастной наукой.»35. «Сегодня день прошел в хлопотах о многих лазаревцах. Удалось благодаря Довнару (М. В. Довнар-Запольский. — М.К.) наметить два заработка для них: 1) написание книжек по русской истории и 2) работа в редакции „Русского слова". прошу Миллера устроить им единовременное пособие по 50 руб. Миллер меня поблагодарил от имени студентов. Конечно, это лучшая награда и сознание, что читаешь с результатом.»36.
После этих слов Н. Н. Харузину оставался только год жизни для чтения лекций и подготовки их к изданию. Скоропостижная кончина оборвала все. Одно из главных дел его жизни — борьба за утверждение этнографии в качестве самостоятельной научной дисциплины и открытие кафедр этнографии в вузах России — так и не завершилось. Но тем не менее Харузина можно безоговорочно назвать организатором этнографической науки в России, поставив его имя рядом с именами А. П. Богданова, Д. Н. Анучина, В. Ф. Миллера, В. Г. Богораза, Л. Я. Штернберга, П. Ф. Преображенского и многих других деятелей российской научной мысли того времени.
Велика роль Николая Николаевича Харузина и его сестры Веры Николаевны Харузиной в утверждении и развитии лекционной деятельности, прежде всего в дореволюционный период (1896-1900) и в начале нового столетия (1907-1924).
Невероятная увлеченность любимой этнографией выражалась и в чтении разных курсов лекций по многим проблемам, как общей этнографии, так и различных аспектов материальной и духовной культуры народов земного шара и прежде всего русского населения и инородцев Российской империи. Подобно их предшественникам и современникам, они следовали основному направлению в гуманитарных науках второй половины ХК в. и первых десятилетий ХХ в., а именно изучению истории первобытного общества на разных континентах, однако включали в курсы лекций свои новые экспедиционные материалы и данные из новейшей литературы по народам России и зарубежья.
Основу лекций Николая Харузина и Веры Харузиной составляли их многочисленные аналитические труды, созданные в течение исключительно трудоемкой научной и преподавательской деятельности. Они понимали: чтобы их огромный педагогический опыт не пропал втуне, необходимо закрепить его в специальном издании, которое в будущем послужит основой для преподавания в вузах России этих знаний, развивающихся, эволюционирующих, никогда не стоящих на месте. И действительно, посмертное издание лекций Н. Н. Харузина «Этнография» (Вып. НУ. СПб., 1901-1905)37, а также лекций В. Н. Харузиной «Этнография» (Вып. I—II. 1909, 1914), посмертное издание ее лекций «Введение в этнографию. Описание и классификация народов земного шара» (1941) обозначили процесс
появления
