17. Рукопись хранится в семейном архиве С.Х. Калмыковой.
References
Поступила в редакцию
УДК 902.2(470.24)
DOI 10.18522/0321-3056-2016-1-47-51
КНЯЖЕСКАЯ ВЛАСТЬ И «СКАЗАНИЕ О ПРИЗВАНИИ ВАРЯГОВ»: «ПОРТРЕТ» ИНСТИТУТА НА ФОНЕ ЯВЛЕНИЙ КУЛЬТУРЫ
© 2016 г. И.В. Лисюченко
Лисюченко Игорь Васильевич -кандидат исторических наук, доцент, кафедра государственно-правовых, общегуманитарных и социальных дисциплин, Ставропольский филиал Московского государственного педагогического университета ул. Доваторцев, 66г, г. Ставрополь, 355000. E-mail: tigerris@yandex.ru
Lisuchenko Igor Vasiljevich Candidate of Historical Sciences, Associate Professor,
Department of Public Law,
Humanities and Social Disciplines,
Stavropol Branch of
Moscow State Pedagogical University,
Dovatortsev St., 66g, Stavropol, 355000, Russia.
E-mail: tigerris@yandex.ru
Анализируется «Сказание о призвании варягов», пользоваться данными которого следует, однако, с известной осторожностью. В ходе серьёзных внутренних распрей, видимо, осложнённых внешним вмешательством, славянами и финно-уграми из Ладоги был призван князь-чужеземец. Распространенное в науке мнение о скандинавском (шведском) происхождении его оказывается весьма спорным. Судя по иным данным, скорее всего призванным был славянский князь из Южной Прибалтики.
The article is devoted to the analysis of "the Story of the Calling of the Varangians", which data should be used, however, with caution. During serious internal strife, apparently complicated by internal intervention, Slavs and Finno-Ugrians from Ladoga called the Prince-alien. The widespread opinion in the science on the Scandinavian (Swedish) origin turnes out very controversial. Taking into consideration other data, it can be supposed that it was a Slavic Prince from the southern Baltic.
Под 862 г. в летописи читаем: «Изъгнаша Варяги за море, и не даша имъ дани, и почаша сами в собе володети, и не бе в нихъ правды, и въста родъ на родъ, быша в них усобице, и воевати почаша сами на ся, реша сами в себе: «Поищемъ собе князя, иже бы володелъ нами и судилъ по праву». Далее послы говорят: «Земля наша велика и обилна, а наряда в неи нетъ, да поидете княжить и володети нами» [1, стб. 19-20]. Историки отмечали многочисленные несообразности данного текста, получившего название «Сказание о призвании варягов», его тенденциозность. «Едва ли кто-то из серьёзных учёных, - писал в данной связи П.С. Стефанович, - воспринимал всё Сказание в целом как прямое отражение действительно случившихся событий... Указания на предания и вымыслы позднейших летописцев стали общим местом уже в XVIII в.» [2, с. 517]. Но не будем спешить отбросить данный источник целиком.
Призывали, видимо, князя скорее не в Новгород или Рюриково Городище, а в Ладогу. Борьба за первенство между последней и Новгородом, отразившаяся и в летописных текстах, при том что Рюриково Городище появилось позднее Ладоги, порой не учитывается учёными в полной мере, зарождает вполне обоснованные сомнения во всех версиях, кроме версии Ипатьевской летописи, где Рюрик приходит именно в Ладогу [3, стб. 14], дважды выгоревшую в середине IX в. - около 840 г. и около 865 г. Историки порой связывают последний пожар с межплеменными распрями Северной Европы, о которых сообщают летописи [4, S. 6970]. Разумеется, нельзя не согласиться с В.В. Пу-зановым в том, что доказать связь между интересующими нас событиями и пожарами Ладоги, строго говоря, невозможно [5, с. 53-54]. Однако невозможно именно бесспорно связать пожар и летописные события 859-862 гг. Что же касается самого факта межплеменных войн с участием славян, финно-угров и, возможно, скандинавов, то отрицать последний едва ли возможно, как едва ли возможно отрицать достоверность «Сказания о призвании варягов» как такового, как это делает П.С. Стефанович [2, с. 570].
Если не доверять Иоакимовской летописи в том, что Рюрик получает власть в Новгороде как сын дочери Гостомысла Умилы [6, с. 108-109], то
остаётся единственное объяснение: потерпевшие поражение в страшной войне племена Нижнего Поволховья вынуждены были призвать чужого князя только потому, что их собственный княжеский род был истреблён полностью, до последнего человека, ибо и князь-младенец, напомним, оставался священным правителем-богом, в частности, начинавшим сечу [1, стб. 58]. Подобное явление имеет широкие индоевропейские параллели -древнепольские, отразившиеся у Галла Анонима [7, II, р. 9-10] и в «Великой хронике» [8, I, р. 48], а также древнескандинавские [9, с. 55-56] и античные (Македония) [10, с. 127].
Важность и особый статус лиц княжеского достоинства, в том числе и женщин, обернулись к своим носителям обратной стороной: к ним относились без скидок на возраст. Вспомним, что и гораздо позже древляне на вече постановили убить сына князя-волка Игоря Святослава: «Реша же Де-ревляне: "Се князя оубихомъ Рускаго, поимемъ жену его Вольгу за князь свои Малъ, и Святослава, и створимъ ему, якоже хощемъ"» [1, стб. 54-57]. Врагами же ладожан, видимо, были племена Верхнего Поволховья, имевшие больше материальных ресурсов [11, с. 56]. Потому они и смогли победить. Далее призванный князь (мы, конечно, далеко не можем быть уверены, что его действительно звали Рюриком) каким-то образом оказывается в Рюрико-вом Городище [12, с. 193-194] (сам Новгород как таковой появляется позже). Возможно, там пресеклась местная династия или же произошли ещё некие события, не известные нам, и пришелец, и враги призвавших его племён, трезво оценив ситуацию, решили окончить, таким образом, дело миром.
Но кем же был Рюрик? Е.А. Рыдзевская в более ранней работе особо подчёркивала, что собственно древнескандинавские источники не знали о родстве последнего со скандинавами, ибо поводы для рассказа о таковом родстве, разумеется, имелись [13, с. 66-67]. Позже она всё же склонялась к тому, что Рюрик скорее всего происходил из Швеции [14, с. 52]. Последнее мнение широко распространено, но в этой стране не известен ни один конунг такого имени. К тому же, - уточним первоначальный тезис Е.А. Рыдзевской, - о мнимом шведском основателе русской династии не знает ни один скандинавский источник, зато имя Синеус (явно &Синий Ус ) известно на Руси XVI в. [15, с. 180-183], а Рорик
Фрисландский, как показал подробный разбор Г. Ловмяньского, не мог быть тождественным Рюрику летописей. Для восточнославянских земель Рорику «не хватило бы места» в биографии [16]. Как минимум, очень серьёзной дополнительной аргументации требует и гипотеза А.А. Молчанова, отождествившего Рюрика с Хрёреком из датского королевского рода Скьёльдунгов [17, с. 45].
Что же касается имени Рюрика, то оно, в частности, напоминает имя змея-сокола славян Рарога. Сокол же, как известно, у славян был княжеской птицей, видимо, тоже священной [18]. Если же принять мнение, согласно которому имя Трувора - калька одного из скандинавских прозвищ Bläskeggr "чернобородый" или Kolskeggr "угольнобородый" (последнее слово у северных германцев превратилось в личное имя) [19, с. 147-148], то перед нами - яркое свидетельство против скандинавской теории. Подобное прозвище или имя для князя восточных славян было равнозначно его профанации, ибо священный владыка у этих племён не имел бороды, как простой человек, зато отпускал чуб и длинные усы [20].
Вполне возможно, что как родные братья, два из которых вскоре, по законам жанра, быстро умирают, не оставив потомства, в данном переселенческом сказании [19, с. 147], пусть даже и имеющим своим истоком устный источник в северогерманской среде, повлиявший, как полагает П.С. Стефанович, и на Видукинда Корвейского [2, с. 565-570], были осмыслены разные князья, правившие у разных этнических групп [21, с. 258-259], среди которых, как минимум, могли быть и славяне. Интересно, что и Е.А. Мельникова признаёт, что «Сказание о призвании варягов» не содержит «никаких следов влияния древнескандинавских языков» [19, с. 158]. Один из братьев-князей был, видимо, воплощением священного змея-сокола, а другой имел характерное в восточнославянской традиции имя Синий Ус, что легко понять, учитывая сакральное значение княжеских усов. Интересно, что даже если перед нами скандинавские имена, это также свидетельствует о соединении преданий о конунгах из различных частей Скандинавии, ибо имя Signjötr в основном известно в Упланде и совершенно нехарактерно для Норвегии и Исландии, а имя Pörva[d]r здесь отражено лишь в одной рунической надписи, зато обычно для Исландии [19, с. 148-149]. К тому же имена Олег, если читать его как Helge, и Ольга не встречаются в Скандинавии в языческое время. Helge ("святой") - имя, прижившееся в Швеции только в XII в. в связи с распространением здесь христианства. Что же касается имени Ольга, то оно встречалось в Древней Чехии, где постулировать
серьёзное влияние скандинавов достаточно сложно [22, с. 82].
Кроме того, едва ли следует согласиться с тезисом о серьёзном влиянии на культ Перуна культов скандинавских божеств. Дело в том, что северным германцам порой приписывается слишком «вольное» отношение к своим богам, ибо иначе невозможно доказать серьёзное влияние северных германцев на восточных славян. Так, по словам Л.С. Клейна, стремясь задобрить божества чужих земель Восточной Европы, скандинавы, хотя и продолжали носить здесь «молоточки Тора», «причаливая к чужим берегам, снимали своих идолов с носов кораблей и прятали в трюм», и молились местным богам [23, с. 142]. Не отрицая полностью стремления северных германцев заручиться поддержкой и чужих богов, что обычно едва ли не для всех язычников, необходимо всё же серьёзно сместить акценты. Как верно отметил В.В. Фомин, как раз чрезвычайно примечательно то, что в пантеоне Владимира нет германских богов. «Своё происхождение шведские конунги - якобы русские князья -вели от Одина, Ньёрда, Фрейера, которые в обязательном порядке были бы тогда представлены в пантеоне "норманнского конунга" Владимира, -пишет исследователь. - И шведские конунги, конечно, не могли поклоняться божествам покорённых восточных славян, ибо предать своих родоначальников они не могли ни при каких условиях.» [15, с. 185]. Последний тезис очень важен. Вспомним эпизод с несостоявшемся крещением Радброда (начало VIII в.) - короля фризов, весьма близких в культурном отношении к северным германцам. Ступив одной ногой в Святую Купель, король вдруг вопросил св. Вульфрамна, где сейчас находятся его пращуры-язычники и соплеменники, и, узнав, что они в аду, отказался креститься, чтобы разделить участь с предками и другими представителями своего народа [24, р. 668].
Клятва же русских князей славянскими Перуном и Велесом доказывает чрезвычайно слабое влияние скандинавского язычества на складывание княжеской власти в раннем восточнославянском государстве. Интересно также, что многочисленность неславян в числе послов Олега Вещего никак не повлияла на язык договоров с империей, а «династический именослов, носивший сакральный характер, обычно особенно долго сопротивляется ассимиляции; так, в правившей в Первом Болгарском царстве с конца VII в. тюркской династии славянские имена появляются только в середине IX в.» [25, с. 52-53].
Итак, есть резон как минимум возвратиться как к рабочей гипотезе, к старому мнению о том, что
варягами, призванными севернорусскими племенными союзами, были не скандинавы, а славяне Южной Прибалтики. Вопреки высказанному в исторической литературе мнению, до сих пор, строго говоря, не опровергнутыми остаются выводы В.Г. Васильевского, подробнейшим образом доказывавшего, что первый скандинав в византийском ва-рангском корпусе известен нам только в 1034 г. [26, с. 176-177]. Утверждать иное, - значит, априорно полагать, что появление последнего в конце 980-х гг. означает, что данный корпус изначально состоял только или по преимуществу из скандинавов [27, S. 161-162, 171]. Последнее же, повторимся, не доказано. Варангия же - редкое в византийской традиции и не очень раннее (не ранее XI в.) обозначение Скандинавии [28, с. 590].
Итак, «Сказание о призвании варягов» в целом может использоваться при изучении ранних этапов истории княжеской власти. Из данного текста можно принять сам факт серьёзных внутренних распрей на Северо-Западе Восточной Европы, видимо, осложнённых внешним вмешательством. Весьма распространённое в науке мнение о скандинавском (шведском) происхождении призванных князей / князя оказывается весьма спорным. Этому противоречит множество фактов, в первую очередь поклонение не северогерманским, а славянским божествам. Скорее всего призывали славянского князя из Южной Прибалтики, причём призывали в Ладогу, где княжеский род, видимо, был истреблён полностью. Победа, однако, осталась за Верхним Поволховьем, где имелось больше ресурсов.
References
in the Era of the Formation of Statehood of the Eastern Slavs]. Otechestvennaya istoriya, 2008, no 2.
Поступила в редакцию 11 января 2016 г.