ПРАВООХРАНИТЕЛЬНАЯ СИСТЕМА И УГОЛОВНО-РЕПРЕССИВНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ БЕЛОЙ РОССИИ В ГОДЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

РОССИЯ в ВОЙНАХ И РЕВОЛЮЦИЯХ XX ВЕКА

В. Г. Медведев

Правоохранительная система и уголовно-репрессивная деятельность белой России в годы Гражданской войны

Введение. В годы двух российских революций и вспыхнувшего после них гражданского междоусобия в правовой системе страны и правосознании ее жителей произошли значительные изменения. Падение самодержавия в ходе Февральской революции положило начало крутой ломке дореволюционного законодательства и правоохранительной системы. Советское правительство, пришедшее на смену Временному, полностью отвергло существовавшие до него правовые устои и приступило к созданию новых правовых основ регулирования общественных отношений.

В ходе вспыхнувшей после Октября 1917 г Гражданской войны на окраинах бывшей Российской империи стали возникать антисоветские государственные образования. По словам В. Ж. Цветкова, в стране образовались «две России, советская и белая» со своими государственными структурами и законодательством; примирение между ними было невозможно1, на территории белой России декреты советской власти отменялись. Белые правительства, восстановив дореволюционное законодательство, а также действие нормативно-правовых актов Временного правительства, приступили к разработке и изданию собственных правовых установлений. В результате, как вспоминал в своих мемуарах донской атаман

Медведев

Валентин

Георгиевич

д-р юрид. наук, канд. ист. наук, доц., Тольяттинский государственный университет (Тольятти, Россия)

©В.Г.Медведев, 2019

https://doi.org/10.21638/11701/spbu24.2019.301

П. Краснов, в головах «несчастных» обывателей все смешалось, и большинство из них переставало вникать в содержание как «законов Керенского», так и «декретов Ленина», не говоря об «указах» часто сменявших друг друга антисоветских правительств2.

Частая смена власти, ее слабость и нелегитимность способствовали нарушению привычного правопорядка. Бытовые преступления и повсеместное применение насилия со стороны воинских властей на местах, ничем не отличавшиеся от террора, стали характерными приметами времени. Для борьбы с данными проявлениями белые правительства предпринимали активные меры, и на всех территориях, оказавшихся под их юрисдикцией, воссоздавались судебно-следственные органы, прокуратура, полицейские или милицейские структуры, строившие свою работу в соответствии с дореволюционным и послефевральским законодательством 1917 г, а также правовыми установлениями антисоветских властей, в чем, по мнению некоторых зарубежных исследователей, было заинтересовано и командование иностранных интервенционистских сил, оккупировавших различные территории страны3. В особую группу антисоветских государственных образований входили закавказские республики. Как считает американский историк Р. Суни, проводившаяся их властями националистическая и шовинистическая политика равно удаляла Закавказье и от белой, и от большевистской России; в результате закавказские государственные образования оказывались под неограниченным контролем Великобритании и Турции, становясь, по существу, их протекторатами4.

Судебно-следственные органы. В деле становления правопорядка и законности в государственных образованиях, возникавших в рамках белого движения на окраинных территориях бывшей Российской империи, важная роль отводилась судебной системе. В Сибири и на Дальнем Востоке она начала формироваться сразу же после образования Совета министров Временного Сибирского правительства (далее — ВСП), которое 6 июля 1918 г. приняло соответствующее Постановление «Об организации судебно-следственных органов». На территории Вооруженных сил Юга России (далее — ВСЮР) юридическим основанием воссоздания гражданской и военной юстиции стало «Временное положение о гражданском управлении (Раздел I) в местностях, находящихся под верховным управлением главнокомандующего ВСЮР», принятое Особым совещанием при Главкоме ВСЮР 6 (19) марта 1919 г.5

Данные нормативные акты предписывали воссоздавать и организовывать работу «судебных учреждений и установлений» в соответствии с судебными уставами 1864 г. и прочими актами, вплоть до введенных Временным правительством после Февраля 1917 г. Таким образом, в государственных образованиях белой России восстанавливалась общая и мировая юстиция. Как и в дореволюционное время, общая юстиция была представлена окружными судами и судебными палатами. Юрисдикция окружных судов простиралась, как правило, на территории нескольких уездов, а судебных палат — на определенное количество областей и губерний. Так, юрисдикционной деятельностью Омской судебной палаты были охвачены Тобольская и Томская губернии, Акмолинская и Семипалатинская области6. Аналогичные системы создавались на юге,

северо-западе и севере России, где сформировались правительства генералов Деникина, Юденича и Миллера.

Как и в дореволюционное время, судебные палаты включали в себя уголовный и гражданский департаменты со своими председателями; один из председателей был старшим и возглавлял всю палату. При окружных судах и судебных палатах восстанавливались должности прокуроров и товарищей прокуроров. В Сибири их назначение осуществлялось специальным актом Верховного правителя России адмирала А. Колчака, на Юге, Северо-Западе и в Северной области (такое название носило сформировавшееся в районе Архангельска и Мурманска антисоветское государственное образование) — соответствующими актами главкомов, действовавших в данных регионах вооруженных сил, которые, по существу, были главами правительств и военными диктаторами, осуществлявшими всю полноту государственной власти. Представление кандидатур прокуроров и их помощников входило в компетенцию министра, а там, где его не было, — начальника управления юстиции. В функции прокурора судебной палаты, помимо прочего, входило осуществление судебного надзора над деятельностью окружных судов. Работу адвокатов был призван контролировать созданный при судебной палате Совет присяжных поверенных7.

К середине 1919 г во всех антисоветских государственных образованиях все судебные органы были в целом восстановлены, в Сибири даже был реанимирован Правительствующий Сенат. Во многих регионах — Амурской, Забайкальской, Приморской, Якутской областях, на Сахалине, а также в Енисейской и Иркутской губерниях — с 1919 г. начал действовать суд присяжных заседателей.

Однако восстановление судебного и следственного аппаратов, а также адвокатуры, как свидетельствуют современники тех далеких событий, происходило в очень сложной обстановке, болезненной для многих судей и следователей, особенно низшего звена. Это было связано, во-первых, с отсутствием необходимых кадров для комплектования судебно-следственных органов и, во-вторых, с нежеланием многих руководителей, несмотря на явный кадровый голод, принимать на службу лиц, в той или иной степени запятнавших себя участием в работе советских органов власти. К данной категории, как вспоминал современник событий юрист А. А. Гольденвейзер, можно было отнести почти всю «молодую часть» судейского и адвокатского сословий. Они не имели никаких материальных средств и запасов для жизни, как их старшие коллеги, поэтому вынуждены были работать в различных советских учреждениях. Гольденвейзер считал, что такая травля судей, следователей, прокурорских работников и адвокатов повлекла за собой недостаток нужных специалистов; особенно остро это ощущалось в следственном аппарате, о чем свидетельствуют архивные данные. Так, председатель Оренбургского судебного округа направил докладную записку в адрес министра юстиции Омского правительства, из которой следовало, что вместо необходимых по штату округа «тринадцати Судебных Следователей» в наличии имелось лишь четыре8.

Решить кадровую проблему предполагалось путем привлечения к следственной работе мировых судей. Сначала они не освобождались от своих прямых обязанностей, что негативно влияло на их работу в качестве следователей. В результате вскоре множество судей были освобождены от отправления правосудия и стали заниматься только следствием. В начале лета 1921 г. мировые судьи, исполнявшие следственные функции, получили официальный статус следователей, что узаконило временную практику привлечения мировых судей к следственной работе.

Восстановление мировой юстиции также протекало довольно сложно, поскольку в условиях Гражданской войны сам порядок создания мировых судов и съездов мировых судей претерпел значительные изменения. Вместо выборов участковых мировых судей широко распространилась практика их назначения. Кандидатуры мировых судей обсуждались на общих собраниях окружных судов и представлялись на утверждение в городские думы и земские собрания. В местностях, где окружные суды не были созданы, назначение судей осуществляли сами думы и земства.

Особыми трудностями сопровождалось создание судебного аппарата в Северной области, что вызывало чрезвычайную озабоченность оккупационных властей ввиду непрекращавшихся восстаний и мятежей в русских воинских частях и среди гражданского населения — происходили постоянные нападения на солдат и офицеров английского экспедиционного корпуса. Формирование судебной системы здесь шло под непосредственным давлением английского генерала Пуля — главы британской военной миссии в данном регионе. Генерал угрожал правительству Северной области тем, что в случае затягивания вопроса о создании судебных органов он вынужден будет отдать приказание о проведении разбирательств в отношении нарушителей закона в английском военном трибунале9.

В Северной области организацией гражданской юстиции занимался Отдел юстиции, выполнявший роль министерства. При нем была образована Юридическая консультация, ставшая, как считал главный военный прокурор области С. Добровольский, «маленьким сенатом». Юридическая консультация окончательно редактировала и согласовывала все законопроекты, а затем представляла их на утверждение Временному правительству области. После того как представленный в правительство законопроект «воспринимал силу закона», Консультация контролировала его публикацию в «Собрании узаконений и распоряжений Временного правительства Северной области» и в «Правительственном вестнике». Председателем Юридической консультации являлся управляющий Отделом юстиции. Ее членами были прокурор Архангельского окружного суда, председатель «кассационного присутствия» Северного фронта, судьи гражданского и уголовного отделений окружного суда, а также ряд представителей адвокатуры10. Значительным изъяном при организации судопроизводства на всех территориях антисоветских государственных образований современники считали отсутствие кассационной и апелляционной инстанций, потому что в случае опротестования или обжалования приговоров судов дела принимали незаконченный характер. По существу, это давало возможность

избавлять виновных от приведения приговора в исполнение, что крайне негативно воспринималось общественным мнением и формировало в широких слоях населения отрицательное отношение к правосудию. По мнению С. Добровольского, в народе было распространено представление, согласно которому, «мирволя буржуям», суд защищает только «богатых» и «сильных»11.

Таким образом, к концу 1918 — началу 1919 г практически во всех государственных образованиях белой России общая и мировая юстиция были в основном восстановлены. Однако ввиду значительной криминализации обстановки суды не в состоянии были справляться со своими обязанностями в полном объеме из-за огромного роста правонарушений. Кроме того, множество судей, особенно мировых, а также большая часть судебных следователей — кто из-за недостатка профессиональных навыков, а кто и вследствие недостаточного финансового и материального обеспечения — выказывала пассивность и инертность в работе. Многие не гнушались злоупотреблять своим служебным положением. О пассивности и инертности судей наглядно свидетельствует пример работы мирового судьи одного из участков Омского уезда. Так, некто Добровольский после восстановления деятельности мирового суда принял в июне 1918 г. 197 дел. Халатно относясь к своим обязанностям, к январю 1919 г. он довел их число до 349. За истекший период им было рассмотрено только 67 дел12.

Военная юстиция. Особое место в судебной системе белой России принадлежало военной юстиции, которая в новых условиях претерпела определенные изменения. Интерес вызывают организация и деятельность полковых судов в связи с катастрофическим состоянием дисциплины в войсках белых армий. Так, в Приказе командующего Западным фронтом колчаковской армии от 26 ноября 1918 г № 24 говорилось, что многие офицеры и солдаты замечены в «неумеренном» потреблении спиртных напитков, «бесчиниях» и «буйствах», в ходе которых они применяют оружие13.

На юге страны, в Добровольческой армии полковые суды были введены Приказом Командующего от 1 августа 1918 г № 390, в котором говорилось, что они должны создаваться и действовать во всех строевых частях полкового звена на основании § 44 Военно-судебного устава царской армии14. Полковые суды были сохранены и в армии генерала П. Врангеля.

На востоке страны функции восстановления военно-судебных учреждений были возложены на организованные при армейских штабах «военно-судные» отделы. В своей работе они руководствовались книгами XXII и XXIV Свода военных постановлений и другими документами, которые были приняты Военным ведомством после 1 марта 1917 г., с учетом определенных поправок. Пример одной из поправок — решение эсеровского Комуча о проведении выборов полковых судей, резко негативно встреченное командирами полков, о чем свидетельствует рапорт заведующего военно-судной частью войск Уфимской губернии начальнику военно-судного отдела Главного военного штаба Народной армии от 3 августа 1918 г.15

Вследствие значительного изменения штатной структуры полков в сторону уменьшения численности личного состава (они насчитывали всего от

Плачевное состояние воинской дисциплины (порой возникали почти криминальные ситуации) вскоре заставило командование белых армий на востоке страны приступить к созданию полковых судов. Об этом говорит Приказ командующего войсками Западного фронта от 23 ноября 1918 г. № 17. Председатели и члены полковых судов, являясь штатными офицерами полков, не освобождались от исполнения своих прямых обязанностей по службе. Делопроизводство в судах, как правило, поручалось одному из штабных обер-офицеров17.

В прифронтовой полосе в соответствии с дореволюционным Положением о полевом управлении войск в военное время создавались управления военно-судных частей фронта и прифронтовые корпусные суды. Вначале это были суды Самарской, Камской и Екатеринбургской войсковых групп, а также суд Западного фронта, организованный по типу военно-окружного суда.

Впоследствии военные суды получали названия, соответствовавшие изменявшейся штатной структуре войск на театре военных действий (Общий корпусной суд Западной армии, Военно-окружной суд фронта и т. д.). Приговоры военно-окружных судов формально в соответствие со ст. 1002 Военно-судебного устава подлежали обжалованию в кассационном порядке в Главном военном суде или в кассационных присутствиях фронтов. Но в реальности они, очевидно, были окончательными, поскольку в архивах и мемуарах участников белого движения отсутствуют сведения о существовании указанных инстанций в иных областях, кроме Северной.

Как и гражданские суды, суды военные руководствовались дореволюционными законами, нормативно-правовыми актами Временного правительства, уставами (дисциплинарным, военно-судным, военным и т. д.), а также приказами, издававшимися военным ведомством. В уставы вносились изменения, соответствовавшие духу времени и отменявшие положения дискриминационного характера, унижавшие солдат как «нижних чинов». Одновременно ужесточались требования к соблюдению субординации и воинской дисциплины18.

Однако в боевой обстановке военные суды не справлялись с возложенными на них функциями, их роль в укреплении дисциплины в войсках была незначительной, более эффективным оказалось применение военно-судных комиссий и военно-полевых судов.

Особое место в военной юстиции занимали военно-полевые суды, поскольку их юрисдикции подлежали не только военнослужащие, но и гражданские лица, совершившие те или иные преступления. В соответствии с разд. I «Временного положения о гражданском управлении...» генерала А. Деникина, в таких судах рассматривались дела, касавшиеся: «.бунта против государственной власти, государственной измены или призыва к ней, умышленной порчи либо истребления вооружения, снаряжения и запасов продовольствия,

топлива, фуража, повреждения или уничтожения... водопроводов, мостов, плотин, гатей. колодцев, дорог., и других объектов, необходимых для передвижения и снабжения водой, а также телеграфа, телефона, железнодорожного пути, подвижного состава. нападения на часового, караул, сопротивления страже или караулу, убийства чинов стражи или караула, часового, а также покушения на убийство должностных лиц при исполнении ими своих обязанностей (или по их поводу), подстрекательства к стачкам. к неисполнению распоряжений властей»19.

Помимо этого, круг дел, подлежавших рассмотрению в военно-полевых судах, мог определяться специальным распоряжением «главноначальству-ющего» (управляющего) краем или областью. Так, согласно приказу глав-ноначальствующего Харьковской областью генерала В. З. Май-Маевского от 2 (21) июня 1919 г. № 1 к преступлениям, перечисленным во «Временном положении о гражданском управлении.», были добавлены преступления, касавшиеся нарушения порядка управления, лихоимства и мздоимства, убийств, разбоев, грабежей, нанесения ран и «вооруженной кражи», посягательств на «честь и целомудрие» женщин, спекуляции, преступлений по должности20.

В Северной области организация военной юстиции имела свои особенности. Здесь военно-судебным ведомством был создан не только военно-окружной суд, но и кассационная инстанция в виде кассационного присутствия Северного фронта, которое одновременно выступало и в роли главного военного суда. Это давало возможность доводить все дела до логического завершения21. Что касается «исключительных правонарушений», затрагивавших вопросы безопасности государства, то они подлежали разбирательству в особом порядке и передавались на рассмотрение в военно-полевые суды. Приговоры, вынесенные полковыми и военно-полевыми судами, могли быть обжалованы в военно-окружном суде и кассационном присутствии фронта. Функции надзора над деятельностью военных и военно-полевых судов возлагались на военную прокуратуру и специальных военных чиновников, заведовавших военно-судебными отделами («частями»), созданными при штабах командующих войсками в тех или иных районах22.

На северо-западе страны, на территории, занятой войсками генерала Юденича, политическая система, аналогичная другим государственным образованиям белой России, как таковая отсутствовала. Здесь не было политических партий или их отделений, отсутствовали профсоюзы и другие общественные организации и институты, что соответствовало аморфности населения данного региона, которое сложилось в результате значительной миграции беженцев из центральной России. Поэтому социальные и политические интересы тех или иных общественных групп были слабо выражены, а созданное стараниями английской военной миссии Северо-западное правительство оказалось неспособным организовать местное общество и направить его волю в единое русло23. Вся властно-управленческая деятельность была полностью сосредоточена в руках военной администрации, которая работала на основе Положения об уездных и волостных комендантах в областях, освобожденных отдельным Северным корпусом (далее — Положение), введенного приказом Командира Северного корпуса24. В соответствии с данным Положением уездным комендантам предоставлялось право контролировать деятельность всех государственных и муниципальных органов управления, в их подчинение была передана городская и уездная полиция.

Мировая юстиция военной администрацией не признавалась. В Положении говорилось, что продуктивность и целесообразность деятельности всех вместе взятых мировых судей можно приравнять к работе одного пристава.

Пункт 6 Положения гласил, что уездным комендантам предоставлялось право издания обязательных для всех постановлений, касавшихся государственной безопасности и «общего порядка». Нарушители таких нормативных актов могли быть подвергнуты различным наказаниям (наиболее распространенные — штраф до 10 тыс. руб. и трехмесячное тюремное заключение). Коменданты имели право проводить обыски и аресты, «предварительное задержание на срок до двух недель», требовать от прокуратуры просматривать дела на стадии дознания и следствия, в отдельных случаях, когда судебное разбирательство могло «возбудить умы» и стать причиной ненужного волнения в обществе, — требовать рассматривать дела в судах при закрытых дверях.

Согласно п. 7 Положения, военным уездным комендантам предоставлялось право высылать нарушителей закона в административном порядке, накладывать секвестры на недвижимость и арестовывать движимое имущество, а также взимать поступавшие с них доходы. Таким образом, в данном государственном образовании вся юстиция, а также полицейские структуры оказались в полном подчинении военных властей, главной задачей которых стала «борьба с большевизмом», вследствие чего они мало заботились об обеспечении правопорядка на подвластных им территориях.

Вместе с тем, за исключением северо-западных окраин страны, во всех антисоветских государственных образованиях и гражданская, и военная юстиция не только вели борьбу против «преступных проявлений большевизма» и всяческих нарушений законности, правопорядка и дисциплины в обществе и армии, но и занимались законотворческой деятельностью, разрабатывая проекты нормативно-правовых актов процессуального и материального права, применимые к новым условиям. Особенно активно эта работа велась в Северной области, где были полностью пересмотрены воинские уставы внутренней и дисциплинарный службы. Из них изымались устаревшие положения, связанные с отсутствием личных прав у солдат как бывших «низших чинов» царской армии, и вводились новые правила организации внутренней и вне-казарменной жизни на основе демократических принципов, содержавшихся в уставах западных стран25.

Милитаризация правоохранительной деятельности. Анализ соотношения роли гражданской и военной юстиции на всех территориях антисоветских государственных образований показывает, что в условиях военного времени ведущее место занимала последняя. Она призвана была стать главной охранительной силой дисциплины в армейских частях, законности и правопорядка в обществе. Однако этого не произошло. Как пишет в своих воспоминаниях главный военный прокурор Северной области, правовые основы деятельности военной юстиции в основном остались на бумаге. На деле «военное начальство», которому принадлежала вся власть в государственных образованиях белой России, осуществляло назначение должностных лиц военно-судебных ведомств и практически руководило отправлением правосудия, систематически «вызывая к себе представителей суда и делая им в резкой форме замечания за неправильные (якобы) приговоры»26. Таким образом, военная юстиция олицетворяла милитаризацию судебной системы белой России и являлась достаточно мощным средством господства режимов военных диктатур, сложившихся на территориях антисоветских государственных образований.

О милитаризации правоохранительной деятельности говорят также воссоздание и деятельность военно-полевых судов, которые с сентября 1918 г. стали выносить приговоры о смертной казни — в соответствии с дополнением к ст. 100 и 101 Уголовного уложения она стала применяться и к обвиняемым в большевизме. На юге страны при обсуждении данного вопроса, согласно записи в журнале Особого совещания, начальник управления юстиции В. Н. Че-лищев предложил утвердить ст. 100 и 101 Уголовного уложения в редакции, принятой Временным правительством, и Особое совещание согласилось с данной позицией — смертная казнь за попытки изменить существующий строй не должна была применяться. Однако генерал Деникин в своей резолюции написал: «.а мы ее будем применять»27. Возбуждение уголовных дел по обвинению в большевизме находилось в компетенции прокурора окружного суда или специально утвержденных для этого судебно-следственных комиссий28.

В рамках осуществления белого террора были приняты и другие нормативно-правовые акты, направленные на борьбу против сторонников и сочувствующих советской власти29. В связи с военными неудачами на фронте осенью 1919 г правительство генерала Деникина приняло дополнение к «Положению об уголовной ответственности участников установления Советской власти.». Этим нормативным актом предусматривалась смертная казнь по отношению к лицам, виновным «в сознательном осуществлении в своей деятельности основных задач Советской власти, либо в содействии осуществлению этих задач, либо в участии в сообществе, именующемся партией коммунистов (большевиков)»30. Часть членов правительства выступила против данной поправки. Так, князь Г Н. Трубецкой вынужден был признать, что эта поправка выступает актом массового террора, а не правосудия, поскольку «в Совдепии 300 тысяч коммунистов». Это, по его мнению, могло нанести удар авторитету белого движения31.

В Сибири и на Дальнем Востоке огромную роль в развязывании широкомасштабной охранительно-террористической деятельности сыграл Приказ Верховного правителя от 23 марта 1919 г, связанный с подавлением антикол-чаковского восстания в Енисейской губернии32. В этом Приказе Колчак требовал применять «беспощадную расправу» и «жестокие меры» не только к повстанцам, но и ко всем, кто их поддерживает и укрывает, для чего приказывал брать заложников и расстреливать их в случае нападения партизан. Он ставил в пример действия японцев в Амурской области — они практиковали в борьбе с партизанами массовые расстрелы мирных жителей и сожжение целых деревень и сел33. В соответствии с Приказом на местах стали издаваться аналогичные нормативные акты, среди которых особенной жестокостью выделяется Приказ генерал-губернатора Енисейской губернии генерала С. Н. Розанова. Он требовал от командиров воинских отрядов проводить децимацию в населенных пунктах, если жители не выдавали «главарей» и «вожаков», в селениях, оказывавших вооруженное сопротивление, взрослых мужчин «расстреливать поголовно», повсеместно брать заложников и также расстреливать их в случае необходимости34. В результате, по словам министра иностранных дел колча-ковского правительства, «расстрелы и казни были беспощадны», до основания сжигались целые деревни, а вдоль железной дороги на телеграфных столбах висели трупы казненных35. Исчерпывающая картина белого террора по годам и месяцам Гражданской войны дается в книге И. С. Ратьковского «Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (1917-1920 гг.)36.

Аналогичные приказы, проводившие такую же репрессивную политику, издавали генерал А. И. Дутов37, командующий Западной армией генерал М. В. Ханжин38, начальник Минусинского военного района полковник В. А. Ро-маненко39 и многие другие представители военного командования как в центре, так и на местах.

Белый террор. В 1990-х гг. в исторической и историко-правовой науке бытовало мнение, которое некоторые ученые поддерживают и в настоящее время: белый террор нельзя относить к государственной политике, поскольку у него не было законодательной основы, как у красного террора40. Такое суждение строилось на научно не проверенном утверждении активного участника и идеолога белого движения С. П. Мельгунова, изложенном в книге «Красный террор в России. 1918-1923»41. По его мнению, репрессивная деятельность в антисоветских государственных образованиях стала следствием инициативы военной и гражданской администрации на местах, определенной истеричности офицерского состава, вызванной тяготами жизненных обстоятельств, что нельзя относить к государственной политике. Однако данное высказывание не отражает реального положения дел, в связи с чем не вполне корректно. Рассмотренные нормативно-правовые акты и правоприменительная практика со всей очевидностью показывают, что и белый, и красный террор имели законодательную основу, являя собой яркое выражение государственной политики. По мнению В. Ж. Цветкова, который достаточно мягко характеризует репрессивное нормотворчество белых правительств как вынужденное и сохранившее преемственность с царским законодательством в части государственных преступлений, «судебно-правовые нормы» белых правительств в целом противоречат «суждениям об отсутствии "институциональной составляющей" белого террора и о якобы исключительно "истероидной" его форме»42.

Особая роль в правоохранительной системе и репрессивной деятельности белой России принадлежала специальным судебно-следственным комиссиям, которые имели право самостоятельно возбуждать уголовные дела, а также в административном порядке выносить приговоры при совершении виновными незначительных правонарушений. Толкование применявшихся правовых норм осуществлялось на обыденном, непрофессиональном уровне,

в результате чего при определении наказания главное место отводилось судебному усмотрению. Кроме того, значительное внимание уделялось различного рода доносам, поэтому на скамье подсудимых мог оказаться любой подозреваемый в «большевизме».

О характере работы таких комиссий свидетельствуют, например, отчетные документы судебно-следственной комиссии ВСЮР. За четыре месяца ее работы было рассмотрено 705 дел, из них уголовных — 623, административных — 82. Интересен произвольный характер судебных решений. Так, член большевистской партии Нечитайло за свою партийную принадлежность получил наказание в виде одного года принудительных работ, а некто Зеленский, принимавший «участие в активном большевизме», был осужден всего на три месяца тех же работ. Подследственному Татаркевичу было вынесено такое же наказание всего лишь за то, что он имел неосторожность служить провизором в «пятой советской аптеке»43.

Во всех антисоветских государственных образованиях, как правило, в центре действовала особая следственная комиссия, а на местах — уездные следственные комиссии. Нормативные материалы Северной области дают представление о составе таких комиссий. В них входили работники прокуратуры, «военного ведомства» и «гражданской магистратуры». Комиссии обладали исключительным правом привлекать к суду любых лиц, в той или иной мере скомпрометировавших себя при советской власти. Надзор над деятельностью комиссий осуществляли управляющие отделами юстиции44.

Однако, несмотря на восстановление в целом судебных и следственных органов, преобладал внесудебный порядок уголовно-репрессивной деятельности. И на востоке, и на юге страны, на территориях так называемых национальных диктатур адмирала А. Колчака и генерала А. Деникина, а также в Северной области и на северо-западе страны обычным явлениям были виселицы на площадях и улицах городов и деревень, захваченных белыми войсками. Причиной такой ситуации стали милитаризация властно-управленческой системы, массовое привлечение армейских частей для борьбы с «большевизмом» и охраны общественного порядка, а также малоэффективные действия правоохранительных органов в условиях не прекращавшихся в тылу белых армий восстаний и мятежей, вызванных ожесточенностью гражданского междоусобия. По мнению некоторых зарубежных исследователей, свою роль сыграло бедственное, в отличие от относительно благополучной Европы и процветающих США, положение низших слоев населения России45.

«Главноуправляющие областями» и командующие армиями и фронтами могли вводить военное положение на находившихся под их юрисдикцией территориях, что позволяло им, а также начальникам гарнизонов на местах издавать большое количество приказов и распоряжений правоохранительного характера, которые изобиловали множеством неконкретных формулировок. Зачастую из текста того или иного приказа или распоряжения трудно было понять, что подразумевалось под «ненадежным» или «порочным» элементом или какую информацию можно квалифицировать как «сеющую тревогу в умах» населения. С точки зрения права весьма сомнительным выглядит и проведение

арестов лиц по показаниям местных жителей, потому что часто таким способом непорядочные люди просто сводили счеты с неугодными соседями46.

Неконкретность формулировок в юридических документах и отсутствие квалифицирующих признаков правонарушений, описываемых в этих документах, позволяли командирам воинских отрядов, привлеченных к наведению порядка, производить их вольное толкование. В результате по принципу объективного вменения под карательные действия подпадали не только повстанцы и конкретные правонарушители, но и ни в чем не повинные обыватели. Так, управляющий Акмолинской областью доносил министру внутренних дел, что «начальники воинских частей, призванных. для оказания помощи водворению порядка. почти всегда не понимают своих прав и обязанностей. приступая к выполнению своей задачи. забывают закономерности и чувство справедливости. из имеющихся рапортов с мест начальников милиции. бывали примеры, когда военные отряды, придя в какое-нибудь село и не встрет[ив] сопротивления, все же чуть не поголовно пороли всех проживающих, производили всякого рода незаконные реквизиции и. конфискации. брали деньги»47.

Таким образом, для репрессивной деятельности белых властей характерным чертами были, как правило, произвол и беззаконие, возникавшие вследствие отсутствия достаточно хорошо организованной и функционировавшей судебной системы. Основная часть репрессий проводилась не правоохранительными структурами, а военными властями без участия судебно-след-ственных органов и прокуратуры; в результате села и города белой России захлестнула волна грабежей и погромов, осуществлявшихся правительственными войсками.

Милитаризация правоохранительной деятельности с ее произволом и беззаконием крайне негативно отразилась на легитимности антисоветских режимов, что отмечают не только отечественные, но и зарубежные исследователи. Так, английский историк В. Чамберлен в книге о русской революции писал, что из-за жестоких репрессий большая часть населения, которая вначале встретила власть Колчака и Деникина с безразличием и даже с определенной симпатией, впоследствии от них отвернулась48. Такие же суждения можно найти и в работе американского ученого Р. Кенеза49. Аналогичные высказывания делали и многие участники белого движения.

Полицейские структуры. Одной из причин, по которым антисоветские правительства вынуждены были привлекать армию для выполнения правоохранительных функций, стала низкая эффективность работы органов внутренних дел. На территории ВСЮР они представляли собой привычную населению военизированную государственную стражу (далее — ГС), во главе которой находился приравненный к должности командира отдельного корпуса и имевший генеральский чин помощник начальника управления внутренних дел50.

Все должностные лица стражи — офицеры, военные чиновники и стражники — состояли на военной службе. Исключение составляли классные чины гражданской части, работники уголовно-розыскного управления и канцелярские служащие штаба. Организационно ГС включала в себя центральное управление, губернские и краевые бригады стражи, которые были подчинены виц