Спросить
Войти
Problemy istorii, filologii, kul&tury Проблемы истории, филологии, культуры
© The Author(s) 2019 ©Автор(ы) 2019
DOI: 10.18503/1992-0431-2019-3-65-106-115
ДИОКЛЕТИАН И КОНСТАНТИН ВЕЛИКИЙ: ДИАЛОГ ИМПЕРАТОРОВ НА ФОНЕ КРИЗИСА
И.А. Миролюбов
Московский государственный объединенный музей-заповедник, Москва, Россия
peter-herzog@yandex.ru
Аннотация. В статье рассматриваются личные взаимоотношения двух крупнейших фигур римской истории рубежа III-IV вв. - императоров Диоклетиана (284-305) и Константина Великого (306-337). Традиционно оба императора считаются основателями новой общественно-политической модели устройства Римской империи - домината. Более того, Константин Великий признается наукой продолжателем целого ряда начинаний Диоклетиана в области управления Римской империи. Вопрос о личных взаимоотношениях двух правителей, однако, в науке практически не поднимался. Между тем, с точки зрения автора представленной статьи, постановка этого вопроса и его разрешение помогло бы в перспективе глубже понять характер обоих реформаторов и оценить степень осознания Константином себя как преемника и наследника Диоклетиана. Оба императора были лично знакомы примерно с 293 г. н.э. и вплоть до смерти Диоклетиана контактировали друг с другом. Примечательно, что в этот период они успели поменяться ролями: Диоклетиан начинал императором, а умер частным лицом, наблюдая крах своей системы. Константин, напротив, прошел путь возвышения и добился императорского титула. Естественно, что на взаимоотношения двух императоров накладывали отпечаток и текущая политическая ситуация, и третьи лица, принимавшие активное участие в борьбе за власть, и воззрения в области религиозного вопроса. В качестве источниковой базы для своего исследования автор статьи привлекает обширную нарративную традицию (в рамках которой сохранилась заявления самого Константина), а также данные эпиграфики и нумизматики. Таким образом, полученные выводы удается подкрепить с помощью комплексного анализа источников разного типа.
В науке давно утвердилось мнение о том, что доминат - как новая общественно-политическая модель существования Римской империи - утвердился в правление императоров Диоклетиана и Константина Великого. Последний заслуженно рассматривается1 как преемник Диоклетиана и продолжатель многих его
Данные об авторе: Миролюбов Иван Андреевич - кандидат исторических наук, сотрудник Московского государственного объединенного музея-заповедника.
начинаний. Однако, оставляя в стороне вопрос о политической преемственности, следует учесть, что оба императора были современниками и достаточно близко знали друг друга. В этой связи особенную актуальность приобретает вопрос об их взаимоотношениях, который не получил должного внимания2 со стороны исследователей. Уяснение этого момента может стать перспективной основой для изучения характера деятельности Константина в качестве политического наследника императора Диоклетиана.
Карьера Константина Великого началась с возвышения его отца, Констанция Хлора, который в 293 г. н.э. был включен на правах младшего соправителя (цезаря) в четверную императорскую коллегию, созданную императором Диоклетианом (тетрархия3). Латинская нарративная традиция отмечает, что Константин, оказавшийся при восточном дворе Диоклетиана, был obses, то есть выполнял роль заложника (Origo Const. imp. 2. 2; Aur. Vict. De caes. 40. 2; Epitome de caes. 41. 2). Учитывая, что тетрархия объединила четырех разнохарактерных людей в единый орган верховной власти, можно полагать, что Диоклетиан действительно использовал такой нестандартный метод для обеспечения верности Констанция Хлора установлениям своей системы. Впрочем, «заложничество» Константина не являлось аналогом заточения. Мы обнаруживаем, что юноша получил образование4 и поступил на военную службу5. Собственно, с этого момента и начинается история взаимоотношений Константина и Диоклетиана. Евсевий в «Жизнеописании Константина» сообщает о первой почести, оказанной юноше при императорском дворе: во время проезда Диоклетиана через Палестину молодой Константин находился «с правой стороны от императора» (Vita Const. IV. 19). Феофан дополняет это сообщение известием о том, что Константин находился при Диоклетиане, когда тот «в Александрии окружил Ахиллея» (A.M. 5788). Таким образом, посещение Константином восточных областей и Египта6 следует датировать 297298 гг.7, когда Диоклетиан был занят подавлением восстания Домиция Домициана и Аврелия Ахиллея в Египте. Почетное пребывание Константина при особе императора указывает, что между ним и Диоклетианом сложились неплохие отно-шения8. Дальнейшая военная карьера Константина проходила уже под началом
Галерия9, однако Лактанций - самый ранний биограф Константина - указывает, что около 305 года он был утвержден в звании «трибуна первого ранга» (tribunus ordinis primi) именно Диоклетианом (De mort. pers. 18. 10). Лактанций также передает диалог, который будто бы состоялся между Диоклетианом и Галерием и имел своей целью наметить претендентов на роль наследников императорской власти. Диоклетиан называет Константина «достойным [народной] любви» и отмечает, что он, если станет императором, «будет считаться лучше и милостивее своего отца» (De mort. pers. 18. 11). Хотя еще Гиббон считал этот диалог несомненным литературным творчеством самого Лактанция10, все же он мог отражать определенные настроения, которые имели место при дворе. Как бы то ни было, основываясь на имеющейся информации, мы можем сделать вывод, что по ситуации на начало 305 г. отношение Диоклетиана к Константину было вполне благосклонным. Отношение Константина к Диоклетиану нам неясно11. Отметим, однако, что Константин, находясь при восточном дворе, видел начатые Диоклетианом и его соправителем Галерием гонения против христиан12. У Евсевия цитируется письмо Константина периода его единовластия, где он сообщает, как Диоклетиан на его глазах расспрашивал своих приближенных о христианах и подписывал указ о гонениях. Характеристика Диоклетиана в этом письме довольно красноречива - «жалкий, поистине жалкий и душевно заблудший человек» (Vita Const. II. 51). Можем предположить, что начиная с 303 г. Константин копит по отношению к Диоклетиану определенную неприязнь, однако вряд ли можно говорить о ее открытой демонстрации.
Затрагивая вопрос об отношениях Константина и Диоклетиана до 305 г., хочется обратить внимание на гипотезу Т.Д. Барнса13, который предположил, что основатель тетрархии решил связать себя с Константином родственными узами. Связующим звеном Барнс считает спутницу14 Константина Минервину, родившую ему в это время сына Криспа. Первым аргументом Барнса является ее имя, производное от имени богини Минервы; оно, якобы, обнаруживает связь с Юпитером, отцом Минервы и покровителем императора Диоклетиана. В качестве второго аргумента исследователь выдвигает аналогичные брачные связи между
семьями тетрархов: Констанций Хлор получил в жены дочь/падчерицу соправителя Диоклетиана^, Максимиана Геркулия, сын Максимиана Максенций - дочь Галерия, а сам Галерий - дочь Диоклетиана^. Однако, при всем остроумии, гипотеза не кажется состоятельной. В 307 г. Константин сочетался браком с дочерью Максимиана Геркулия. Позднее отношения между зятем и тестем испортились: последний был низвержен и погиб (либо казнен, либо вынужденно покончил с собой), однако Константин, несмотря на столь сложные отношения, никогда не упускал случая использовать фигуру тестя для укрепления генеалогии своих сыновей от этого брака^. Между тем фигуры Диоклетиана в позднейших генеалогических конструкциях Константина мы не находим. Что касается имени, то nomen «Минервий» носили в IV столетии, к примеру, два ритора из Бурдигалы^, что указывает на его использование в отрыве от семьи Диоклетиана. Таким образом, мы не можем допустить гипотетической родственной связи Диоклетиана и Константина.
i мая 305 г. Диоклетиан отрекся от власти, убедив сделать то же самое своего соправителя Максимиана Геркулия. Их места (августов) заняли Констанций Хлор, отец Константина, и Галерий, а на их места (цезарей) заступили протеже Галерия - Флавий Север и Максимин Даза. Лактанций сообщает, что Дазу в императорское достоинство возводил в Никомедии уходящий на покой Диоклетиан, из чего следует, что Максимин провел на западе империи аналогичную процедуру с Флавием Севером. На церемонии, происходившей в Никомедии, присутствовал и Константин. Лактанций отмечает, что «все смотрели на Константина [как на наследника] - в том не было никаких сомнений» (De mort. pers. i9. i). Однако на трибунал был выведен Даза. Реакцию Константина Лактанций не передает, однако Аврелий Виктор отмечает, что он «не желал это терпеть» (De caes. 40. 2). Дальнейшие события известны: Константин бежит к отцу, августу Констанцию, чье войско в день его смерти - 25 июля 306 г. - и, возможно, в согласии с его предсмертной волей провозглашает Константина императором.
Насколько мы можем судить, после 305 г. Константин и Диоклетиан не встречались лично. Отношения между ними могут быть реконструированы лишь на основании имеющихся данных об их деятельности в период кризиса и падения тетрархиальной системы. Мы знаем, что Константин попытался легитимировать свое положение в рамках тетрархии и был признан Галерием в ранге цезаря, между тем как вакантный после смерти Констанция Хлора ранг августа перешел к Флавию Северу. Пример Константина, однако, побудил к выступлению сына Максимиана Геркулия, Максенция, а затем и самого Максимиана. Флавий Север не смог подавить их мятеж: он был пленен и погиб, что вновь сделало вакантным положение августа. Галерий, вопреки порядку, не передал его Константинуi9, что
побудило последнего к альянсу с блоком Максенция-Максимиана Геркулия и получению титула августа из рук последнего. Альянс этот подкрепляется браком между Константином и дочерью Максимиана Геркулия Фаустой. На свадьбе ано-нимый оратор произносит речь, в которой презрительно именует Диоклетиана «is princeps» (без указания имени) и очень тонко высмеивает его решение отречься от власти (Pan. Lat. б. 9. 2-5). Поскольку речь произносилась на территории, подконтрольной Константину2Q, мы можем предполагать, что санкцию на издевки в адрес Диоклетиана давал именно он.
В ситуации нарастающего политического кризиса Галерий обратился за консультацией к Диоклетиану. Хорошо известен анекдот о том, что политическим играм старый экс-император предпочел свой огород (Epitome de caes. 39. 5), однако на деле Диоклетиан повел себя иначе. В 3Q8 г. Диоклетиан совместно с Гале-рием вступил в должность консула. Важно отметить, что Константин признал это назначение21, вероятно, ожидая от самого экс-императора решений в свою пользу. Однако Диоклетиан на совещании в Карнунте санкционировал возведение в достоинство августа Лициния, друга Галерия22, между тем как за Константином признавался лишь ранг цезаря. Монеты, которые чеканились на территории Константина23, продолжают титуловать его августом, что достаточно красноречиво демонстрирует его отношение к решениям Карнунтского совещания, которые были подкреплены блекнущим авторитетом Диоклетиана.
В 31Q г. Максимиан Геркулий совершил попытку переворота против Константина, за что поплатился жизнью. Его память была предана проклятью, что повлекло за собой уничтожение надписей с его именем и его изображений. По свидетельству Лактанция, многие портреты Максимиана изображали его совместно с Диоклетианом, из-за чего уничтожению подвергались «изображения обоих» (De mort. pers. 42. 1). Слова Лактанция о групповых портретах подтверждают две дошедшие до нас групповые скульптурные композиции (ныне - в Венеции и Риме24), а надпись из испанской Бетики являет пример уничтожения имен обоих императоров (ILS 63Q), при этом имя Диоклетиана уничтожено более основательно. Таким образом, в 31Q г. Диоклетиан был подвергнут Константином негласному проклятию памяти.
В 312 г. Константин, заключив альянс с Лицинием, посватал за него свою сестру Констанцию. Лактанций отмечает, что Лициний «принял жену» во время встречи с Константином в Медиолане в январе/феврале 313 г. (De mort. pers. 45.1). Анонимный автор конца IV в. н.э. сообщает, что Диоклетиан «был позван Константином и Лицинием на свадебные торжества», однако отказался приехать,
друг Галерия, Лициний, не бывший до того цезарем (младшим соправителем).
ссылаясь на старческую немощь. Ответом на отказ стали «грозные письма», в которых Диоклетиан обвинялся в поддержке врагов Константина и Лициния25 (Epitome de caes. 39. 7). В отказе Диоклетиана возможно подозревать некоторое лукавство, однако нельзя не признать, что экс-император действительно был в преклонных летах, а скверное состояние его здоровья зафиксировано Лактанцием еще применительно к 304/305 г. (De mort. pers. 17. 3-8). Последовавшая вскоре смерть трактуется источниками разнообразно. Лактанций сообщает о ней после известия о низвержении его статуй Константином, называя причиной «отвращение к жизни», вызвавшее «голод и меланхолию» (De mort. pers. 42. 3). Анонимный автор конца IV в. говорит о том, что Диоклетиан, получив от императоров «грозные письма», «принял, как говорят, яд, подозревая [готовившуюся ему] позорную смерть» (Epitome de caes. 39. 7). Смерть Диоклетиана датируется 3 декабря 313 г.26. Любопытно, что 1 июня того же года датируется предписание Константина президу Ликии и Памфилии, в котором император ссылается на постановление «отца нашего Диоклетиана, старшего августа» (CTh. XIII. 10. 2). Не лишним будет отметить, что в указанный период времени Ликия и Памфилия находились в сфере влияния Лициния, между тем как Константин летом-осенью 313 г. находился в Галлии и Британии27. По всей видимости, документ был составлен от лица Константина и Лициния как соправителей, а после падения Лициния в 324 г. и проклятия его памяти авторство было атрибутировано одному Константину. Как бы то ни было, документ примечателен тем, что, несмотря на поведение Диоклетиана после приглашения на свадьбу и последовавшие «грозные письма», его официальный почетный статус экс-императора не претерпел изменений. Более того, существующий в официальном пространстве облик («отец старший август») словно бы отделяется от реального человека (подвергаемый угрозам Диоклетиан).
На основании имеющихся данных мы можем сделать вывод, что отношения между Константином и Диоклетианом в период 306-313 гг. складывались следующим образом. Диоклетиан, очевидно, должен был рассматривать Константина как узурпатора28, чье провозглашение стало отправной точкой для начала политического кризиса. Константин не переоценивает авторитет Диоклетиана, однако проявляет к нему сдержанное почтение: это видно как из признания за ним консульства в 308 г., так и из приглашения его на свадьбу сестры. Однако провозглашение Лициния в 308 г. и отказ от приезда на свадьбу сестры в 313 г. вызывает
его неудовольствие, следствием чего становится уничтожение статуй (без формального, однако, проклятия памяти), «грозные письма» и давление на Диоклетиана, ускорившее его смерть. Уже после смерти Диоклетиана Лициний, истребляя родственников покойных тетрархов, казнит вдову и дочь экс-императора (Lact. De mort. pers. 51. 1-2). Реакция Константина на этот поступок нам неизвестна. Сведений о том, что он препятствовал убийствам, нет. Примечательно, впрочем, что Лактанций, сообщая об этих убийствах, противопоставляет поведение Лициния милосердию Константина, которое он проявил после победы над Максенцием и взятия Рима в октябре 312 г. Характерно замечание Лактанция: члены семей тетрархов боялись Лициния, «словно бедствия» (De mort. pers. 5Q. 5), а вдова и дочь Диоклетиана были провожаемы на казнь толпой женщин «с великим сожалением» (De mort. pers. 51. 2). Такая характеристика от близкого к Константину автора позволяет предполагать, что сам император постепенно начинал менять отношение к своему союзнику и соправителю29.
Отношение Константина к Диоклетиану после смерти последнего известно нам из первых рук - благодаря письмам и речам самого Константина, зафиксированным у Евсевия. Противопоставляя участников первой тетрархии своему отцу, Константин отмечает свойственную им «дикость нравов» (Vita Const. II. 49). Негодование императора вызывает прежде всего антихристианская политика тетрархов, при этом вину за подписание «кровавых указов» он возлагает именно на Диоклетиана, которого не называет по имени (Vita Const. II. 51). Историография времен Константина в лице Лактанция и Евсевия следует этим установкам. Однако официального проклятия памяти так и не последовало. Более того, Амми-ан Марцеллин в своем повествовании о временах правления сына Константина Юлия Констанция сообщает о «пурпурном покрывале» на гробнице Диоклетиана (Res. Gest. XVI. 8. 4). Из этого следует, что гробница Диоклетиана сохранялась и при самом Константине, и при его сыновьях, а сама его персона занимала свое место в череде римских императоров.
Рассмотрев историю взаимоотношений Диоклетиана и Константина Великого, мы можем согласиться с тем, что они ярко отражают сложные перипетии политического кризиса в Римской империи начала IV в. Знакомство Диоклетиана и Константина состоялось в период зенита славы первого. До 3Q5 г. Диоклетиан даже покровительствовал молодому Константину и способствовал его военной карьере. Константин входил в окружение старшего императора; единственным темным пятном, которое может характеризовать его неприятие к Диоклетиану, являлось антихристианское законодательство последнего. В 3Q5 г. при перераспределении властных полномочий в рамках императорской коллегии Константин, несмотря на свои амбиции, оказывается обойденным. Это обстоятельство ставит под вопрос дальновидность Диоклетиана3^ однако окончательное его решение является темой для дальнейших исследований. Отношение же Константина к Диоклетиану теперь выходит за рамки собственно личных симпатий и приобретает все больше политический характер. После 3Q6 г. Константин для Диоклетиана -разрушитель созданной им системы (или, по меньшей мере, человек, спровоциро29 М. фон Альбрехт высказывает интересную мысль, что само сочинение Лактанция являлось своего рода предостережением Лицинию: Альбрехт 2QQ5, 1735.
вавший ее кризис и крах). Константин же относится к Диоклетиану двояко. С одной стороны, его раздражают действия Диоклетиана, вступающие в противоречие с его планами (возведение в августы Лициния, а не его в 308 г.; отказ от поездки на свадьбу в 3ii г.). С другой стороны, на официальном уровне он сохраняет уважительное отношение к Диоклетиану как римскому императору (он - «отец старший август», упоминаемый в официальных документах). После смерти Диоклетиана эта двойственность усиливается: с почетом погребенного в мавзолее императора Константин характеризует как «жалкого, поистине жалкого и душевно заблудшего человека» (Vita Const. II. 5i). При всей суровости, эти слова удачно характеризуют положение Диоклетиана в последние годы своей жизни, когда он вынужден был наблюдать крушение созданной им системы. Вместе с тем нельзя не отметить снисходительный тон Константина, который, при очевидно негативном отношении, не допустил официального проклятия памяти Диоклетиана.
Альбрехт, М. фон. 2GG5: История римской литературы. Т. 3. М. Буркхард, Я. 2GG3: Век Константина Великого. М. Гиббон, Э. 2GG8: Закат и падение Римской империи. Т. I. М.
Крист, К. i997: История времен римских императоров: от Августа до Константина. Т.
Миролюбов, И. А. 2016: Об образовании императора Константина Великого. Аристей:
Вестник классической филологии и античной истории XIII, 93-94. Миролюбов, И. А. 2G17: Константин Великий в клетке со зверем. Индоевропейское языкознание и классическая филология 21, 571-579. Моммзен, Т. 2GG2: История римских императоров. СПб.
Неронова, В.Д. 1989: Поздняя Римская империя (III-V вв.). В: И.М. Дьяконов, В.Д. Не-ронова, И.С. Свенцицкая (ред.), История древнего мира. Кн. 3. Упадок древних обществ. М., 295-322. Сергеев, В.С. 1938: Очерки по истории Древнего Рима. Т. 2. М. Уильямс, С. 2G14: Диоклетиан: реставратор Римской империи. СПб-М. Bagnall, R.S., Cameron, A., Schwartz, S.R., Worp, K.A. 1987: Consuls of the later Roman Empire. Atlanta.
Barnes, T.D. 1973: Lactantius and Constantine. JRS 63, 29-46.
Barnes, T.D. 2G14: Constantine: Dynasty, Religion and Power in the Later Roman Empire. Malden-Oxford-Chichester. Grünewald, T. 199G: Constantinus Maximus Augustus. Stuttgart.
Jones, A.H.M., Martindale, J.R., Morris, J. (eds.) 1971: Prosopography of the Later Roman
Empire (PLRE). Vol. I. A.D. 26G-395. Cambridge. Kienast, D. 2GG4: Rцmische Kaisertabelle. Grundzьge einer rцmischen Kaiserchronologie. Darmstadt.
Kleiner, D.E.E. 1992: Roman Sculpture. New Heaven-London.
Leadbetter, B. 2GG9: Galerius and the Will of Diocletian. London-New York.
Nixon, C.V.E., Rodgers, B.S. 1994: In Praise of Later Roman Emperors: The Panegyrici Latini.
Berkley-Los Angeles-Oxford. Odahl, Ch.M. 2G1G: Constantine and the Christian Empire. London-New York. Loewenstein, K. 1973: The Governance of Rome. The Hague.
Varner, E.R. 2004: Mutilation and Transformation: Damnatio Memoriae and Roman Imperial Portraiture. Leiden-Boston.
REFERENCES
Albrecht, M. von. 2005: Istoriya rimskoy literatury [History of the Roman Literature]. Vol. 3. Moscow.
Bagnall, R.S., Cameron, A., Schwartz, S.R., Worp, K.A. 1987: Consuls of the later Roman Empire. Atlanta.
Barnes, T.D. 1973: Lactantius and Constantine. The Journal of Roman Studies 63, 29-46. Barnes, T.D. 2014: Constantine: Dynasty, Religion and Power in the Later Roman Empire.
Malden-Oxford-Chichester. Burckhardt, J. 2003: Vek Konstantina Velikogo [The Age of Constantine the Great]. Moscow. Christ, K. 1997: Istoriya vremen rimskikh imperatorov [The History of the Epoch of the Roman
Emperors]. Vol. 2. Rostov-on-Don. Gibbon, E. 2008: Zakat i padenie Rimskoy imperii [The History of the Decline and Fall of the
Roman Empire]. Vol. I. Moscow. Grunewald, T. 1990: Constantinus MaximusAugustus. Stuttgart.
Jones, A.H.M., Martindale, J.R., Morris, J. (eds.) 1971: Prosopography of the Later Roman
Empire (PLRE). Vol. I. A.D. 260-395. Cambridge. Kienast, D. 2004: Rцmische Kaisertabelle. Grundzbge einer ^mischen Kaiserchronologie. Darmstadt.
Kleiner, D.E.E. 1992: Roman Sculpture. New Heaven-London. Leadbetter, B. 2009: Galerius and the Will of Diocletian. London-New York. Loewenstein, K. 1973: The Governance of Rome. The Hague.
Mashkin, N.A. 2006: Istoriya Drevnego Rima [The History of Ancient Rome]. Moscow. Mirolyubov, I.A. 2016: Ob obrazovanii imperatora Konstantina Velikogo [Education of
Constantine the Great]. Aristeas XIII, 90-95. Mirolyubov, I.A. 2017: Konstantin Velikiy v kletke so zverem [Constantine the Great in a cage with a wild beast]. Indoevropeiskoe yazykoznanie i Klassicheskaya filologiya [Indo-European Linguistics and Classical Philology] 21, 571-579. Mommsen, T. 2002: Istoriya rimskikh imperatorov [The History of Roman Emperors]. Saint Petersburg.
Neronova, VD. 1989: Pozdnyaya Rimskaya imperiya (III-V vv.) [The Later Roman Empire (the Third to Fifth centuries AD]. In: I.M. Dyakonov, V.D. Neronova, I.S. Sentsitskaya Istoriya drevnego mira [The History of Ancient World]. Vol. 3. Moscow, 295-322. Nixon, C.V.E., Rodgers, B.S. 1994: In Praise of Later Roman Emperors: The Panegyrici Latini.
Berkley-Los Angeles-Oxford. Odahl, Ch.M. 2010: Constantine and the Christian Empire. London-New York. Sergeev, V.S. 1938: Ocherki po istorii Drevnego Rima [Essays on the Ancient Rome]. Vol. 2. Moscow.
Varner, E.R. 2004: Mutilation and Transformation: Damnatio Memoriae and Roman Imperial
Portraiture. Leiden-Boston. Williams, S. 2014: Diocletian: restavrator Rimskoi imperii [Diocletian and the Roman Recovery]. Saint Petersburg-Moscow.
DIOCLETIAN AND CONSTANTINE THE GREAT: EMPERORS& INTERCOMMUNICATION
Ivan A. Mirolyubov
Moscow State Integrated Museum-Reserve, Moscow, Russia
peter-herzog@yandex.ru
Abstract. The paper focuses on the personal relationship between the eminent emperors of the later Roman history, Diocletian and Constantine the Great. Both emperors are considered to be the founders of the Dominate, new socio-political system of the Roman Empire. Moreover, Constantine the Great is recognized by scholars as the successor of Diocletian&s undertakings in the field of administration. The question of the personal relationship between the two rulers, however, hasn&t attracted due attention. Meanwhile its resolution would help in the future to understand the nature of both reformers and Constantin&s perception of himself as the successor of Diocletian. The two emperors had known each other since about 293 and had been in contact until Diocletian&s death. It is noteworthy that during the period of communication they managed to change roles: Diocletian began as an emperor and died as a private person witnessing the collapse of his system. Constantine, on the contrary, achieved the imperial title. As a source base for the research, the author of the present article uses the extensive narrative tradition (within which the Constantine&s statements are preserved), as well as epigraphic and numismatic data. Thus, the conclusions can be supported with the help of a comprehensive analysis of sources of different types.
