Спросить
Войти

Татарские буквари на кириллице: от букваря Н. И. Ильминского до советских учебников конца 1930-1950-х гг.

Автор: указан в статье

ИСТОРИЧЕСКИЙ опыт ОБУЧЕНИЯ ТАТАРСКОМУ ЯЗЫКУ

Д.М. Галиуллина

татарский букварь, кириллица, тексты, контекст, герои и антигерои, конец 1930-х - 1950-е гг.

ТАТАРСКИЕ БУКВАРИ НА КИРИЛЛИЦЕ: ОТ БУКВАРЯ Н.И. ИЛЬМИНСКОГО ДО СОВЕТСКИХ УЧЕБНИКОВ КОНЦА 1930-1950-х гг.1

Статья посвящена татарским букварям для детей и взрослых, появившимся в результате второй «графической революции» татарского языка

- перевода его на кириллицу в 1939 году. Рассмотрена их дореволюционная предыстория, определена специфика, прослежены изменения, происходившие с ними в конце 1930-х

- 1950-е гг., выявлена тенденция к унификации, подражанию федеральным изданиям и сокращению национальной специфики.

Первый татарский букварь на кириллице, предназначенный для крещеных татар, был создан известным востоковедом и педагогом-просветителем Н.И. Ильминским (1822-1891) и опубликован в Санкт-Петербурге в 1862 г. В 1874 г. появился букварь, в котором окончательно был оформлен как сам алфавит для передачи татарских текстов русскими буквами, так и нормы написания. Этот учебник переиздавался 11 раз и вплоть до 1917 г. был единственным букварем, используемым для обучения грамоте крещеных татар2.

1 Работа над статьей поддержана грантом РГНФ 13-06-00038а.
2 См.: Ильминского алфавит // Татарская энциклопедия: В 6-ти тт. Казань, 2002. Т. 2. С. 558.

Внесенные в кириллицу поправки включали, в частности, буквы, отсутствовавшие в русском алфавите, но необходимые для воспроизведения фонетических особенностей татарского языка. В первом издании букваря появилась одна дополнительная буква - «ц» - для обозначения носового «н», во втором под специфические звуки татарского языка «э», <^», «в» были приспособлены такие буквы русского алфавита, как «а», «у», «о»3. Букварь активно использовался для обучения грамоте в Казанской центральной крещено-татарской школе, открытой в 1864 г.

Николай Ильминский создал, таким образом, первую кириллическую азбуку татарского языка, которой кряшены продолжали пользоваться и с приходом советской власти. Но уже в начале 1920-х гг. в связи с введением единой национальной образовательной системы для всех этноконфессио-нальных групп татарского населения встал вопрос и о графике крещеных татар. В 1923 г. на конференции кряшен Татарии было принято единогласное решение о переходе на арабский алфавит4. Появились первые буквари на арабской графике для кряшенских школ, например, букварь «Якты юл» («Светлый путь») Г. Шарафа и И. Алексеева, учитывавшие культурную самобытность крещеных татар. Однако практика показала, что крещеные татары с трудом овладевали арабской графикой, а иногда просто не хотели ее осваивать, расценивая распространение арабской графики как «исламиза-цию» и насильственное приобщение к «татарскому письму». Коммунисты-кряшены вынуждены были проводить широкую разъяснительную работу среди населения, в том числе через газету «Кицэш» («Совет») и оргконфе-ренции для беспартийных, поскольку неграмотных среди крещеных татар было больше, чем среди татар-мусульман5.

Когда же советское правительство взяло курс на «латинизацию» письменности тюркских народов России, предполагалось, что именно кряшены будут переведены на яналиф одними из первых. По крайней мере, обсуждая

3 См.: Ильминский Н. Из переписки по вопросу о применении русского алфавита к инородческим языкам. Казанская центральная крещено-татарская школа. Казань, 1883. С. 12-14. Служа в Переводческом комитете при Казанской духовной академии, занимавшемся переводом и изданием богослужебных книг для инородцев, Н.И. Ильминский пришел к выводу, что «необходимо делать переводы на живой народный язык и печатать их русскими буквами, приспособленными к фонетике инородческого языка» (Чичерина С.В. О приволжских инородцах и современном значении системы Н.И. Ильминского. СПб., 1906. С. 12).
4 См.: Центральный государственный архив историко-политической документации Республики Татарстан (далее - ЦГА ИПД РТ). Ф. 15. Оп. 2. Д. 352. Л. 90.
5 Григорьев А. Н. Кряшенняр арасында «Яналиф» мясялясе. Казан, 1927. Б. 3-10.

вопрос об очередности перехода на латинскую графику, Татарское Бюро Обкома ВКП(б) в 1927 г. намеревалось перевести на нее кряшен раньше, чем татар-мусульман. Правда, далеко не все были согласны с таким решением. Некоторые коммунисты-кряшены утверждали, что если крещеные татары первыми откажутся от арабской графики, это будет означать критику прежней линии партии и «дискредитацию партруководства». «Имея в виду отсутствие... как общих условий, так и подготовленность кряшенско-го населения», с переходом на яналиф решили пока не спешить6. В результате переход на латинскую графику был осуществлен единовременно для всех этноконфессиональных групп татарского населения, причем в этом усматривался глубокий политический смысл: «Единственным безболезненным средством к слиянию кряшен с татарами является НТА (новый татарский алфавит, латиница - авт.)», - утверждали в 1928 г. в своем письме в Татарский обком ВКП(б) члены кряшячейки при Всесоюзном Центральном Комитете Нового Тюркского Алфавита (ВЦК НТА)7.

Очередная «графическая» революция 1939 г., связанная с отказом от латиницы, вновь заставила вспомнить об алфавите Н.И. Ильминского и о возможности приспособления к татарскому языку «русского письма». Проходившие в тот период в Татарии дискуссии касались не возможности применения кириллицы в принципе, а лишь введения в татарский алфавит дополнительных букв8. Опубликованный в 1938 г. проект татарского алфавита на основе кириллицы, подготовленный М.А. Фазлуллиным, включал в себя только буквы русского алфавита. В 1939 г. были обнародованы еще два проекта - М.Х. Курбангалиева и Ш.А. Рамазанова. Первый проект предлагал ввести в татарский алфавит шесть дополнительных букв: «э», «е», «y», «ж», «ц», «h». Второй формулировал основные орфографические правила литературного татарского языка. Именно эти проекты и легли в основу

6 ЦГА ИПД РТ. Ф. 15. Оп. 2. Д. 352. Л. 90-94.
7 Там же. Д. 396. Л. 92.
8 Курбатов Х.Р. Татар эдэби теленец алфавит Иэм орфография тарихы. Казан, 1999. Б. 100-101. Заметим, кстати, что ввести кириллицу в качестве графики татарского языка в учебниках для национальной школы пыталось и царское правительство. Так, в пункте 13 «Правил о начальных училищах для инородцев, живущих в восточной и юго-восточной России» от 31 марта 1906 г., подготовленных Министерством народного просвещения, предлагалось печатать «учебные книги и пособия» «на инородческом наречии русскими буквами» - в целях «облегчения учащимся инородцам перехода к изучению русского языка» (Национальный архив Республики Татарстан. Ф.1370. Оп. 1. Д. 2. Л. 14-16 // Гасырлар авазы / Эхо веков. 2005. №.1 С. 250), что вызвало крайне отрицательную реакцию со стороны мусульманского населения страны. Введение этого пункта, наряду с рядом других, было приостановлено.

сформированной тогда кириллической татарской письменности9.

Материальные затраты государства в связи с переоборудованием типографий, пишущих машинок, переизданием учебников и учебных пособий на кириллицу были огромны, но идеология вновь оказалась важнее здравого смысла. Не прошло и десятка лет, а татарское население вновь (!) оказалось неграмотным, его вновь (!) стали переучивать, что также потребовало вложения огромных сил и средств.

Татарский букварь на кириллице изначально был унифицирован по содержанию и безальтернативен, что объяснялось возобладавшей тогда тенденцией к стандартизации учебных изданий, зато выходили они массовыми тиражами. Круг реальных и потенциальных авторов «Алифбы» был резко ограничен: составителями ее стали те, кто писал учебники еще для джа-дидских мектебов, а позднее - буквари на арабской графике и латинице для советских школ, те, кто избежал репрессий, а таких было немного. Первым татарским букварем на кириллице, изданным в 1939 г., стал букварь М.Х. Курбангалиева. Этот учебник использовался в школах Советской Татарии вплоть до выхода в 1946 г. «Алифбы» Г.Г. Сайфуллина10.

В целом букварь на кириллице лишь незначительно отличался от предшествовавшей ему «Алифбы» М. Курбангалиева и Х. Бадиги на латинской графике, впервые опубликованной в 1933 г. После ареста Х. Бадиги как участника «буржуазно-националистической организации «Идель-Урал»11 в 1938 г. имя его исчезло с обложки букваря - осталось лишь имя соавтора. После смерти М. Курбангалиева в апреле 1941 г. до конца Великой Отечественной войны выходили посмертные издания букваря под редакцией Д. Сафина12.

Издатели, конечно же, хотели бы сделать этот учебник внешне привлекательным - ярким и цветным. Но художественно-полиграфические возможности предвоенного времени, еще более ограниченные в условиях войны, не позволили этого. Однако сочетание контрастных зеленого и коричневого цветов на обложке все же несколько украсило и «оживило» издание.

На протяжении 1939-1941 гг. содержание и оформление букваря оставалось практически неизменным. На третьей странице, открывающей

9 Там же. Б. 112-113.
10 Г.Г. Сайфуллин (1887-1951) - специалист в области тюркских языков, автор многочисленных учебников, методических пособий для татарских школ (См.: Ханбиков Я.И., Шарафутдинов З.Т. История педагогики Татарстана. Казань, 1998. С. 290-291).
11 Памяти жертв политических репрессий. Казань, 2001. Т. 2. С. 36.
12 Ибракимов Ф. Белем элифбадан башлана. Б. 178.

учебник, изображена молодая женщина, собирающая детей в школу. Этот рисунок прямо заимствован из прежнего букваря М. Курбангалиева на латинской графике13. Комната, в которой разворачивается действие, хорошо обставлена, что свидетельствует о высоком достатке семьи. На столе остатки завтрака: белая булка, открытая банка с консервами, масло на тарелке. На стенах красивые обои, на полу добротный ковер, на видном месте этажерка с книгами и часы. На стене висят портреты В.И. Ленина и И.В. Сталина. Это - новый, советский комфорт, приправленный «нужными» идеологическими символами. Одежда матери и детей вполне соответствует убранству комнаты: она модная и добротная. Именно так стремились одевать в конце 1930-х гг. советских граждан. Женщина с короткой стрижкой выглядит по-домашнему просто, но изящно. В соответствии с советской детской модой того времени, во многом повторявшей взрослые тренды, одеты и дети: на девочке - приталенное пальто с поясом и глубоко заложенной складкой на спине, плиссированная юбка; мальчик в массивном пальто в стиле «military» с расширенным плечевым поясом, накладными карманами и отложным воротником, в укороченных брюках до колен14.

Такой рисунок, свидетельствующий об обретенном советскими людьми достатке и комфорте, в букваре был не единственным. На другом изображалась семья из шести человек все в том же домашнем интерьере. Мягкое кресло, большой ковер, «французские» шторы с бахромой на окнах, тяжелая скатерть, высокий фикус в горшке, на стенах картины - от всего этого веяло поистине «буржуазным» достатком. Глава семьи читает газету, младшие дети играют. У мальчика большой паровоз. Его младшая сестра с обручем в руке в красивом, нарядном платье наблюдает за ним. Остальные члены семьи спокойно беседуют. У матери семейства на руке часы, вырез платья украшен необычайно популярной тогда брошью. Это был немыслимый, невообразимый шик: бижутерии в СССР практически не было, а украшения из золота и драгоценностей - после массовых изъятий и конфискаций 1920-х гг. - являлись большой редкостью. Стоит заметить, что на картинке, по утверждению авторов букваря, изображена «простая» советская татарская семья, о чем свидетельствует сопровождающий текст: «Отец и дядя Ильяс работают на заводе. Мама работает на фабрике. Гюльюзем-апа - учительница»15.

13 Корбангалиев М. Элифба. Казан, 1938. Б. 3.
14 Корбангалиев М. Элифба. Казан, 1939. Б. 3.
15 Там же. Б. 61.

Хотя в татарском букваре по-прежнему сохраняется пришедший сюда еще из 1920-х гг. образ матери-труженицы, одетой просто и даже бедно (мешковатые юбка и блуза, платок, завязанный узлом на затылке)16, рядом с ней на страницах букваря присутствует и нарядная, ухоженная горожанка, не просто одетая по моде того времени, но как будто сошедшая со страниц модного журнала: удлиненного силуэта струящееся платье из крепдешина или крепжоржета с непременным рукавом-фонариком, с непрорисован-ным рисунком или в диагональную полоску, теплый жакет типа мужского пиджака с каракулевым воротником, берет, хорошая стрижка и укладка, лодочки с перепонкой на невысоком каблуке с удлиненным носком17.

Представления об идеальном советском быте и вещественном наполнении идеальной советской повседневности были воплощены на этих иллюстрациях в полной мере: вместе с «обуржуазиванием» новой элиты в советской стране отныне начинают цениться прежние «буржуазные» ценности, в частности, традиционные элементы буржуазного интерьера, красивая, модная одежда. Хорошо обставленная квартира, нарядные платья, украшения, хорошие детские игрушки должны были свидетельствовать о неуклонном повышении благосостояния советского народа и постоянной заботе партии и правительства о советских гражданах - больших и маленьких. Хотя в действительности до таких «красивых картинок» большинству жителей Советской Татарии в то время было очень и очень далеко18.

Столь же приукрашенным выглядело на страницах букваря и новое публичное пространство: красивые, благоустроенные школы и детские сады, советские города и села («Мы новые дома строим. Мы новые заводы строим. Мы новые фабрики строим. Мы новые колхозы и совхозы создаем. Мы новую жизнь строим»)19. Таков, например, передовой колхоз, в котором, если следовать тексту, есть не только «коммунисты и комсомольцы», но еще «радио и кино». Или фабрика, где трудятся «стахановцы». Или новый дом для рабочих, в котором «есть все: ясли, школа, клуб, кино» (вероятно, речь идет о порожденных архитектурными поисками и воплощенных преимущественно в «бумажной архитектуре» 1920 - 1930-х гг. многоэтаж16 Там же. Б. 4,12.

17 Там же. Б. 9, 13, 24.
18 О том, каким на самом деле был интерьер большинства казанских квартир и домов и как одевались казанцы в предвоенные годы, см. подробно: Вишленкова Е., Малышева С., Сальникова А. Культура повседневности провинциального города: Казань и казанцы в Х1Х-ХХ гг. Казань, 2008. С. 198-208, 317-320.
19 Корбангалиев М. Элифба. Казан, 1939. Б. 85. А также б. 9, 13, 27, 28, 57 и др.

ных домах, обеспечивавших абсолютную рационализацию повседневности путем создания развитой инфраструктуры в каждом отдельном здании). Или даже зал в каком-то общественном заведении, может быть, в школе: люстра, мягкий диван помимо стульев, большой экран на стене, пальмы и фикусы в горшках, пейзажная живопись, тяжелые шторы с ламбрекеном20.

И эти достижения советского строя было кому защитить: тема защиты Родины от внешнего врага, конечно же, присутствовала в данном букваре, хотя и не являлась его доминантой. Открывал «военный» раздел букваря текст «Климент Ефремович Ворошилов», в котором говорилось: «У нас есть сильная Красная Армия. Она хорошо вооружена. Ею руководит наш дорогой маршал Климент Ефремович Ворошилов. Если фашисты, капиталисты нападут на нас из-за границы, мы сможем дать им решительный отпор. Откуда бы враг ни напал на нас, мы разгромим его на его же территории». И далее: «Мы не хотим войны. Мы боремся за мир. Но если фашисты угрожают покою нашей страны, СССР со своей стороны готовится к войне. Мы должны быть готовы дать им сокрушительный отпор. Мы всеми силами готовы защищать свою великую родину»21. Если в букваре 1941 г., подписанном в печать еще в ноябре 1940 г., заявление о разгроме врага на его собственной территории сохранялось22, то из издания 1942 г. оно, как, впрочем, и весь этот амбициозно-патриотический текст, было бесследно изъято.

Памятуя о желании всех мальчишек предвоенной поры стать летчиками и об их восхищении «сталинскими соколами», в букварь 1939 г. включается текст о летчике Ильдусе, который «хорошо учился в школе. На переменах между уроками играл в военные игры. После окончания средней школы он поступил в летную школу. Он сейчас летает на самолете. Он защищает страну от врагов»23. Стихотворение «Красная армия», сопровождаемое изображением красноармейца с винтовкой, подтверждало готовность армии защитить Страну Советов. А в стихотворении «Песня матери», написанном в форме колыбельной, была четко заложена установка на будущее: «Вырастешь и пойдешь защищать границы нашей страны»24.

Начиная с 1942 г. содержание букваря перестраивается на новый, военный лад. На страницах учебника зримо и незримо присутствует образ

20 Там же. Б. 17, 49, 59, 85.
21 Там же. Б. 96.
22 Корбангалиев М. Элифба. Казан, 1941. Б. 100.
23 Корбангалиев М. Элифба. Казан, 1939. Б. 96.
24 Там же. Б. 97. 108

фашиста - главного врага советского народа, которого любой ценой нужно разгромить25. В тексте об Октябрьском празднике, наряду с уже присутствовавшими в букваре 1939 г. лозунгами «Да здравствует Октябрь во всем мире!», «Да здравствует наш великий наставник товарищ Сталин!», «Да здравствует непобедимая Красная Армия!», появляются лозунг «Долой фашизм!»26, а также изображения военной техники и вооружения: винтовки, самолеты, гранаты, бутылки с зажигательной смесью, пулемет, танк, самолет и красноармеец в каске и противогазе с винтовкой старого образца27.

Лишь в 1945 г. в издание включается текст «Помощь фронту». Причем речь идет не о сборе теплых вещей или продовольствия, что стало уже привычной обязанностью детей и взрослых. Мальчик Фарид решил помочь фронту по-другому. Он вырастил щенка Сорыбая, выдрессировал его. Школьный военком отправил собаку на фронт. С фронта пришло письмо: «Сорыбай многих спас от смерти. Фариду большое спасибо»28.

Пропаганда здорового образа жизни, физкультуры и спорта также обосновывалась потребностями военного времени. В букваре, по существу, отсутствовало описание каких-либо иных игр и развлечений детей, кроме зимних. Так, хорошая лыжная подготовка необходима была для воинов -нынешних и будущих, а особенно для разведчиков: «Мы учимся ходить на лыжах, чтобы потом помогать защищать Родину», «по берегу реки идут разведчики в белых халатах. Это наши отцы. Мы, как и они, научимся хорошо ходить на лыжах»29.

Значительное место в букваре М. Курбангалиева по-прежнему занимали тексты и рисунки с изображением лидеров и вождей коммунистической партии и советского государства. Причем здесь присутствовали ставшие уже традиционными для советского татарского букваря блоки материалов о В.И. Ленине и И.В. Сталине, так и портреты М.И. Калинина, В.М. Молотова, К.Е. Ворошилова, Л.М. Кагановича и сопровождающие их пояснительные тексты. Первоклассники должны были запомнить не только имена и отчества этих людей, но и занимаемые ими посты в системе советского партийного и государственного руководства (председатель Президиума Верховного Совета СССР, председатель Совета народных комиссаров СССР, маршал,

Корбангалиев М. Элифба. Казан, 1942. Б. 60.

Там же. Б. 67.

Там же. Б. 85.

Корбангалиев М. Элифба. Казан, 1945. Б. 93.

Корбангалиев М. Элифба. Казан, 1944. Б. 89, 92.

25
26
27
28 29

народный комиссар путей сообщения)30. Тексты о вождях старались подавать в рамках «детского» дискурса, будь то рассказ о «хорошем ученике» Володе Ульянове или текст о Мамлакат Наханговой - таджикской девочке, героине труда и рационализаторе, начавшей «срывать хлопок двумя руками», собравшей «больше всех» хлопка и награжденной за это орденом Ленина и часами лично товарищем Сталиным. При этом Мамлакат - обычная девочка, она учится в школе, стала отличницей. Текст сопровождал известный рисунок, где Сталин обнимает Мамлакат31. Вывод очевиден: и ты, юный друг, можешь стать таким же советским героем и получить такую же высокую награду из рук самого Сталина.

Образ «товарища Сталина» - «лучшего друга советских детей» - становится в этот период культовым образом татарского советского букваря. Имя Сталина дети выводят мелом на доске, они «получают знания в сталинской школе» с тем, чтобы «построить дворец счастья на всей земле», они - октябрята, «радостные дети сталинской эпохи», неустанно возносящие ему благодарности за их счастливое детство32.

Наградой за успехи в учебе и труде могла быть поездка в Артек. Одним из таких «счастливчиков» стал Марат. Он встретился в Артеке с самим В.М. Молотовым, который беседовал с детьми, шутил и даже погладил Марата по голове. Узнав об этом, маленький брат (сестра?) Марата воскликнул(а): «Какой он счастливый, мой брат Марат!»33 Таким образом, «счастье» даже не в том, чтобы поехать в Артек - счастье в том, чтобы получить личное одобрение и похвалу советского вождя.

Кроме организованного досуга в жизни советского ребенка всегда есть место празднику. Это, например, новогодняя елка, которую украшают не только Сема и Лева, но и отныне приобщающаяся к этой чужой этнокультурной праздничной традиции Флера34. Проникновение «елочной» темы в татарский букварь произошло вместе с возвращением в праздничные практики советских людей самой елки в канун 1936 г. (прежде — рождест30 Как вспоминает Г.А. Сальникова (1932 г. рождения), она, как и другие октябрята предвоенной поры, действительно знали перечисленные имена и названия занимаемых этими людьми должностей наизусть.

31 Корбангалиев М. Элифба. Казан, 1939. Б. 92.
32 Там же. Б. 52, 70, 80, 91.
33 Там же. Б. 95. В тексте повествование идет от первого лица. Установить мальчик это или девочка трудно, потому что в татарском языке нет деления на роды (мужской, женский, средний).
34 Там же. Б. 55. 110

венской, а теперь — новогодней) как феномена уже новой советской праздничной культуры. Отныне новогодняя елка, вместе с другими советскими праздниками, призвана была в очень привлекательной и доступной форме воплощать, фиксировать и пропагандировать достижения советской власти и преимущества социалистического строя, а главное — базисный идеологический концепт «счастливого советского детства».

Значительное место в «Алифбе» занимал, конечно же, праздник Великого Октября, рассказ о котором был включен в букварь дважды: вначале для ознакомления детей со временами года и месяцами, а затем в качестве сопроводительного текста к букве «Ц» и таким сложным понятиям, как «революция», «революционер», «социалист»35. И это было не случайно. Как известно, праздники удачно соотносятся с присущим здоровой детской психике позитивным настроем и характерным для детей стремлением к определенности, четкому разграничению «хорошего» и «плохого», что, следовательно, способствовало успешному и прочному закреплению в детском сознании образов «хороших» революционеров, героев и вождей.

Национальная тематика в букваре была представлена очень слабо, зато все большее место стали занимать в нем тексты о «дружбе народов» и «старшем брате». Знаковым являлся текст о дружбе народов Советской Татарии: «В Татарстане36 татары, русские, чуваши, марийцы и другие народы живут по-родственному дружно. Дети русских, татар, чуваш, марийцев и других трудящихся - товарищи и друзья». Завершало текст четверостишье, подразумевавшее единение всех советских людей на основе и во имя общей политической идеи:

«Да здравствует Страна Советов!

Да здравствует красное знамя!

Нашему вождю Сталину

От нас пламенный привет!»37 Впрочем, «дружить» предполагалось не только со своими сверстниками в Советской стране, но с детьми рабочих всех стран мира - «немецких, французских, негритянских (!), испанских, китайских, японских»38.

В «Алифбе» 1937 г. у текста «Татарстан» было продолжение: «Среди раз35 Там же. Б. 60, 64.

36 В татарском языке термин «Татария» не употреблялся.
37 Корбангалиев М. Элифба. Казан, 1939. Б. 81.
38 Там же. Б. 79.

витых стран есть одна страна, которая называется Татарстаном»39. Не удивительно, что это предложение потом исчезло: создавая учебники и памятуя о трагической участи своего соавтора, М. Курбангалиев был вынужден остерегаться обвинений в сепаратизме и национализме.

В 1946 г. на смену «Алифбе» М.Х. Курбангалиева пришел татарский советский букварь Г.Г. Сайфуллина40, мало чем отличавшийся от других советских учебников такого типа. С 1946 до 1964 год этот букварь выдержал 19 ежегодных переизданий. На протяжении двух десятилетий по нему обучались все татарские дети. После смерти Г. Сайфуллина в 1951 г., работу по переработке и доработке издания выполняла талантливый методист М. Галлямова41.

В первые три года издания «Алифба» Г. Сайфуллина во многом воспроизводила тенденции, заложенные ранее в учебнике М. Курбангалиева. Тексты и рисунки букваря были простыми, обложка - неброской. Несмотря на довольно многочисленные иллюстрации с изображением сельского быта, учебник однозначно был ориентирован как на сельскую, так и на городскую школу. Об этом свидетельствовала, в частности, обложка букваря и рисунок, изображающий урок, где за партами сидят одни только девочки42, что вполне соответствовало принятому в 1943 г. решению о раздельном обучении мальчиков и девочек в семилетних и средних школах Москвы, Ленинграда, столиц союзных республик, областных и краевых центров и ряда крупных промышленных городов СССР.

При этом этнокомпонент в «Алифбе» Г. Сайфуллина был представлен более ярко, нежели чем в «Алифбе» М. Курбангалиева. Многие герои учебника, особенно жившие в селе, использовали в своих костюмах элементы национальной одежды, имели четко выписанные антропологические черты. Сюда впервые был включен текст об ученом, просветителе и писателе Каюме Насыри (1825-1902)43.

39 Bsdigof X., Qorbangslief М. Qlifba. Kazan, 1937. B. 74.
40 С 1910 г. Г. Сайфуллин начинает составлять учебники и методические пособия для татарских школ. В 1912 г. он опубликовал «Сочинения с рисунками на татарском языке» для первого класса. В 1930 г. вместе с М. Курбангалиевым издал букварь «Яца ил» («Новая страна»), построенный по комплексной системе обучения. Он также является автором букварей «Ярыш» («Соревнование»), «Ленин юлы» («Путь Ленина») и др. (См.: Ибрагимов Ф. Белем элифбадан башлана. Б. 18-187).
41 Там же. Б. 179.
42 Сэйфуллин Г. Элифба. Казан, 1946. Б. 4.
43 Там же. Б. 91. 112

В связи с тем, что букварь Сайфуллина появился в первый послевоенный год, значительное место занимала в нем военно-патриотическая тематика, причем это был уже не букварь сражающегося народа, а букварь народа-победителя. Чувство гордости и уважения к своей стране воспитывалось не только через рассказы о героической Красной Армии, но и через родной и понятный образ отца-героя. Это смелый, отважный командир, увенчанный за свои подвиги боевыми орденами и медалями. Он разбил врага и пришел с победой. И пусть на самом деле домой вернулись далеко не все, этот образ воплощал мечту многих осиротевших в годы войны мальчишек и девчонок, заставляя их надеяться и верить.

Впервые за многие годы существования татарского букваря в качестве главного «взрослого» персонажа в жизни детей позиционировалась не мать, а отец. «Мой папа - капитан. Он сражался против фашистов. Фашисты были разгромлены. Папа вернулся домой. На его груди сверкают ордена и медали. Он - герой-командир»44.

Еще одним примечательным отличием букваря Г. Сайфуллина стало большое количество упоминаемых и изображенных на его страницах игрушек и других атрибутов детских забав и детских игр. Кукла, мишка, лошадка на колесиках, шарики, обруч, мяч, коньки, барабан, санки, погремушка, качели, лото, лыжи, наряженная елка, игрушечный паровоз не раз и не два встречались на страницах «Алифбы». Был здесь даже целый магазин игрушек, с полками и прилавком, тесно уставленными ими45. И пусть на самом деле легкая промышленность и промысловая кооперация, на долю которой приходилась основная масса производимой в СССР игрушечной продукции, находилась в тот период в состоянии упадка, а игрушечный ассортимент был крайне ограничен46, автор учебника не ошибся в одном: он прекрасно осознавал, сколь привлекательна для 7-милетнего ребенка не только сама игрушка, но и ее изображение на страницах учебника, многократно повышавшее степень привлекательности букваря.

Игра всегда занимала одно из важнейших мест в жизни ребенка, а игра «в войну», в «своих» и «чужих» традиционно являлась одной из излюбленных детских игр. В военное и послевоенное время на смену игре «в Чапаева», в «белых» и «красных» пришла игра в «наших» и «фашистов». Букварь отра44 Там же. Б. 119.

45 Там же. Б. 13.
46 Об этом см. подробнее статьи в сборниках: За советскую игрушку. Сб.1.Б.м.,
1948; Игрушка: Сборник статей. М., 1950, а также: Сальникова А. История елочной

игрушки, или Как наряжали советскую елку. М., 2012. С. 125-127.

зил эти изменения в игровой культуре детей, когда в играх появился образ недавнего реального «врага» и возможность «отомстить» ему за утраченное детство. «Булат играет. Он красноармеец, а медведь - фашист.

- Вперед за Родину, ура! А... вот где спрятался враг!

Он направил клинок на медведя.

Кровь за кровь!

Смерть за смерть!

Отомстил я

Фашистам сегодня!»47 Хотя игрушкам, действительно, обычно доставалась в таких играх роль врага, текст этот довольно жесток, особенно когда видишь на сопутствующей ему иллюстрации несчастного, беззащитного маленького игрушечного медвежонка с палочкой в лапе, которого атакует храбрый Булат.

Столь же психологически тяжелое впечатление даже на взрослого человека производил и рисунок «Пожар»: деревенская изба пылает, хозяйка и ее маленький сын в ужасе простерли к ней руки, мужчины выносят из горящей избы мешки с вещами, соседи с ведрами воды спешат на помощь48. Такие образы могло породить лишь травмированное войной сознание.

Но, пожалуй, для детей самым «страшным» персонажем букваря была некая женщина, показывающая, как правильно произносить отдельные звуки: черты лица ее невероятно искажены, мимика утрирована, гримасы зачастую отвратительны. Благое желание автора учебника научить ребенка правильному произношению вполне объяснимо, но образ «учительницы» получился просто отталкивающий49.

В 1950-е гг. «Алифба» Г. Сайфуллина изменяется кардинальным образом и внутренне, и внешне. С 1953 г. букварь становится цветным. Увеличивается формат издания, что дает возможность художникам «развернуться»: в 1953 г. вопрос о необходимости изменения формата детских книг был специально поднят на производственном совещании художников Татарии50. С этого времени имена художников впервые стали включаться в выходные данные букваря. В разные годы над иллюстрациями к татарскому букварю работали такие известные художники-графики, как Б. Альменов, С. Кульбака, И.

Там же. Б. 125. Там же. Б. 115.

Там же. Б. 11, 12, 15, 19, 42 и др.

50 О нем см.: Абдулхакова А.Р. Из искусства татарской советской детской книги // Библиотековедение. 2010. № 3. С. 59.
47
48
49

Язынин. Таким образом, отныне в учебник попадали не случайные рисунки, а иллюстрации, специально разработанные для детей, каждая из которых имела конкретную образовательную цель и задачу.

В рассматриваемый период существенно изменяется сама ситуация с национальным образованием в ТАССР, что также не могло не сказаться на направленности и содержании татарского букваря. В республике начинается постепенное свертывание татарских школ и их перевод на русский язык обучения. Если в учебном 1947/48 году в ТАССР на родном языке обучались 95 % детей-татар, то в 1957/58 - уже 70, а в Казани - всего 16,8 %. В 1950-1958 гг. число татарских школ в республике уменьшилось на 13 % (с 1741 до 1515), учащихся - на 35,6 % (со 197 до 127 тыс. человек)51. Закон 1958 г. «Об укреплении связи школы с жизнью и о дальнейшем развитии системы народного образования в СССР», предусматривавший введение обязательного 8-летнего обучения, еще более усугубил ситуацию, поскольку обеспечил родителям право выбора школы с целью защиты детей «от языковых перегрузок»52. Это в свою очередь привело к массовому переводу татарских школ на русский язык обучения и превращению их в обычные русские школы с изучением татарского языка как дополнительного предмета. В 1958-1967 гг. число татарских школ сократилось еще на 7,6 % (с 1515 до 1400). К середине 1960-х гг. в Казани осталось всего пять татарских школ, причем две из них были только восьмилетками53. Курс на создание новой исторической общности - советского народа - сопровождался властными практиками, направленными на формирование единого этнокультурного и образовательного пространства.

В 1950-е гг. фактически была приостановлена разработка и издание новых учебников для национальных школ, в том числе букварей. Татарские дети продолжали в это время обучаться по «Алифбе» Г. Сайфуллина, которая все более ориентировалась на сельскую детскую аудиторию. Так, издание 1953 г. по-прежнему открывал рисунок с изображением матери, провожающей детей в школу, рисунок очень напоминал рисунок из учебника М.

51 Данные приведены по: Шамсутдинов Д.З., Шайдуллин Р.В. Особенности развития татарской национальной школы в ТАССР в 50-60-е годы ХХ века // Ученые записки Казанского университета. Т. 154. Серия «Гуманитарные науки». Кн. 3. Казань, 2012. С. 101-102.
52 Закон «Об укреплении связи школы с жизнью и о дальнейшем развитии системы народного образования в СССР» от 24 декабря 1958 г. URL: http://base.consultant. ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=ESU;n=9934
53 Шамсутдинов Д.З., Шайдуллин Р.В. Особенности развития татарской национальной школы в ТАССР в 50-60-е годы ХХ века. С. 102.

Курбангалиева54. Однако убранство комнаты, как, впрочем, и населяющие ее персонажи, резко изменились. Женщина прощается с детьми уже не в городской квартире, а в уютном деревенском доме с простой обстановкой55. Со стены исчезли портреты В.И. Ленина и И.В. Сталина. Единственными украшениями помещения являются самовар на столе (вместо прежнего чайника) и часы с маятником и гирей (вместо прежнего будильника). Броские, яркие обои с крупным рисунком и пеструю дорожку на полу заменяют гладкие стены и однотонный зеленый коврик. Девочка приоткрывает дверь в прихожую, откуда видна вторая дверь, открытая настежь прямо на улицу. Мать одета просто, в повседневное платье, на голове - платок. Девочка в школьной форме с белым фартуком, на шее - пионерский галстук. На мальчике формы нет, что вполне соответствует реалиям времени: хотя советская школьная форма была введена в 1935 г., в первой половине 1950-х гг. для мальчиков она еще не стала обязательным атрибутом школьной повседневности, тем более на селе. Девочки действительно стали носить школьную форму раньше мальчиков.

Любопытно, что в «Алифбе» 1950-х гг. девочки часто изображались в школьной форме и дома, и на школьных праздниках, например, на новогодней елке56. Причина заключалась, видимо, не только в настойчивом желании создателей букваря пропагандировать новый вид школьной одежды, но и в реальной ситуации, сложившейся на советском потребительском рынке в те годы, когда с нарядной одеждой, особенно с детской, было неважно, да и семейный бюджет зачастую был невелик и не позволял ее приобрести. Подчас школьная форма с белым фартуком и была у девочки самым лучшим, самым нарядным, самым красивым платьем - отсюда и использование ее в праздничной ситуации. Со второй половины 1950-х гг. мальчики также постоянно изображаются в «Алифбе» в школьной форме так называемого «старого образца», повторяющей прежнюю гимназическую, и в школе, и дома, и на пришкольном участке57.

Изменился в букваре рисунок, изображающий досуг и вещно-предмет-ный мир татарской советской семьи. Он стал более реалистичным и вполне соответствующим эстетическим канонам и потребительским идеалам своего времени. Теперь на видном месте в комнате стоял не только горшок

54

Корбангалиев М. Элифба. Казан, 1939. Б. 3.

Сэйфуллин Г. Элифба. Казан, 1953. Б. 3.

Там же. Б. 36, 104, 111.

Сэйфуллин Г. Элифба. Казан, 1959. Б. 3, 13, 41, 53 и др.

55
56
57

с фикусом, но и радиоприемник58. Наблюдается в букваре и постепенное изменение семейных ролей. Если до начала 1950-х гг. роли эти сугубо патриархальны (отец читает газету, дети играют сами или находятся рядом с матерью), то в букваре 1953 г. мы уже видим отца, читающего книгу девочке59. Впрочем, отцов, находящихся рядом с детьми, в «Алифбе» по-прежнему мало - воспитанием детей в основном занимаются матери.

Распределение семейных ролей отражала и одежда взрослых. Мужчина изображался даже дома в костюме и галстуке, что подчеркивало высокий социальный и гендерный статус этого персонажа, женщина, даже работающая («мама на фабрике работает»), - в простой домашней одежде, в фартуке или накинутой на плечи шали, что подкрепляло статус мужчины60. Постепенно из букваря стало исчезать изображение большой семьи и распространилось изображение семьи нуклеарной, малодетной. Так, на рисунке в учебнике 1959 г. мать сидит на диване одна с д?

ТАТАРСКИЙ БУКВАРЬ КИРИЛЛИЦА ТЕКСТЫ КОНТЕКСТ ГЕРОИ И АНТИГЕРОИ КОНЕЦ 1930-Х 1950-Е ГГ tatar abc book cyrillic alphabet texts context
Другие работы в данной теме:
Контакты
Обратная связь
support@uchimsya.com
Учимся
Общая информация
Разделы
Тесты