Древнерусские летописи в собраниях зарубежных библиотек

А. В. Майоров

ДРЕВНЕРУССКИЕ ЛЕТОПИСИ В СОБРАНИЯХ ЗАРУБЕЖНЫХ БИБЛИОТЕК

Летописи — важнейший из всех исторических источников. Основной объем современных знаний о Древней Руси получен на основе их изучения. Никакие другие известные ныне письменные памятники — княжеские грамоты и уставы, послания светских и духовных лиц, берестяная почта жителей городов и пр. — не могут сравниться с летописями по полноте и многообразию исторического материала. Можно сказать, что если бы у нас не было летописей, последовательная и более или менее полная история России начиналась, пожалуй, только с эпохи Петра I или, в лучшем случае, Ивана Грозного. А все, что было прежде, дошло бы до нас лишь в виде смутных легенд и преданий, отдельных юридических актов, весьма тенденциозных и противоречивых свидетельств иностранцев и молчаливых артефактов, добытых археологами.

Русские летописи известны только по их сохранившимся рукописным спискам. Само понятие летопись является производным, возникающим в результате сравнительного изучения различных списков, имеющих общую основу. Открытие каждого нового списка приводит к изменению прежних представлений о летописи вообще. Поэтому фундаментальными задачами исторической науки были и остаются поиск и опубликование новых списков летописей, а также других исторических источников.

Самыми важными среди списков летописей считаются наиболее древние и наиболее полные, не имеющие утрат текста. Открытие такого списка сегодня - чрезвычайное событие, ведь их энергичные поиски в

© А. В. Майоров, 2013

нашей стране и по всему миру ведутся уже не одно столетие, и основная масса открытий такого рода была сделана еще в XVIII - начале XIX вв. Тем не менее, введение в научный оборот неизвестных ранее рукописей, содержащих тексты древних летописей, иногда происходит и в наши дни.

В 2011 г. Санкт-Петербургским государственным университетом при поддержке фонда «Русский мир» осуществлено издание Берлинского списка Новгородской Первой летописи1. После Второй мировой войны этот список считался утраченным — сгоревшим вместе со зданием Германской государственной библиотеки на Унтер ден Линден в мае 1945 г. Рукопись не была учтена и даже упомянута ни в одном издании Новгородской Первой летописи, включая академическое издание 1950 г. и издание 2000 г. в составе Полного собрания русских летописей. Берлинский список практически выпал из поля зрения исследователей, о нем нет даже упоминания в многочисленных работах по истории древнерусского и новгородского летописания. Манускрипт был вновь обнаружен в 2008 г. в отделе рукописей Государственной библиотеки в Берлине — Прусское культурное наследие, расположенной на территории Западного Берлина (Потсдамер-штрассе, 33).

В отличие от всех других списков Новгородской Первой летописи, Берлинский список не имеет утрат и повреждений. Он содержит текст младшего извода этого древнейшего и, пожалуй, самого известного памятника русского летописания, отразившего в своих известиях Начальный летописный свод конца XI в., предшествовавший созданию Повести временных лет.

В результате проведенного исследования установлено: рукопись является копией, снятой по заказу В. Н. Татищева в 1738 г. с древнего оригинала — Летописца Сенатского Архива. Таковым, по всей видимости, следует считать Академический список, хранящийся ныне в Библиотеке Российской Академии наук в Санкт-Петербурге. Главное значение Берлинского списка состоит в том, что он был снят с Академического списка еще до того, когда в последнем было утрачено свыше 50 листов, содержащих древний летописный текст.

Василий Никитич Татищев (1686-1750) — видный русский государственный деятель, историк и археограф, собиратель древнерусских летописей и других исторических документов, один из основоположников исторической науки в России.

О принадлежности Татищеву списка 1738 г. (нынешнего Берлинского списка) Новгородской Первой летописи свидетельствует приложенное к рукописи собственноручное письмо историка к некоему не названному по имени лицу, датированное 12 октября 1749 г. В письме говорится о переправке Татищевым в адрес этого лица нескольких принадлежавших историку рукописей, в том числе и копии с Летописи попа Иоанна: «посылаю копию с новогородского попа Иоанна»2.

Все отправленные Татищевым в адрес его неизвестного корреспондента рукописи, так же как и копия с Летописи попа Иоанна, предназначались для последующего «отдания препочтенному королевскому собранию», членом которого русский историк желал стать. Речь идет, несомненно, о Лондонском королевском обществе по развитию знаний о природе (The Royal Society of London for the Improvement of Natural Knowledge), основанном в 1660 г. и быстро ставшим одним из наиболее авторитетных научных учреждений в мире.

Свое намерение стать членом Лондонского королевского общества Татищев выражал неоднократно. Подобное желание, вероятно, возникло у историка вследствие знакомства с английским купцом и путешественником Дж. Ганвеем, совершившим длительную поездку через Россию в Персию и дважды посетившим Астрахань в бытность Татищева местным губернатором.

Джонас Ганвей (Jonas Hanway) (1712-1786), ставший впоследствии известным литератором, общественным деятелем и меценатом, несколько лет прожил в России, занимаясь торговлей. В 1743 г. Английская торговая компания отправила его, как представителя своей главной конторы в Петербурге, в Астраханскую губернию и в Персию с особыми полномочиями произвести ревизию деятельности другого английского купца Д. Эльтона, также бывшего членом компании, но перешедшего на сторону персидских властей и ставшего угрожать интересам России3.

Ганвей несколько раз встречался с Татищевым, произведя на него, по-видимому, благоприятное впечатление. Встречи и беседы с астраханским губернатором английский эмиссар подробно описал в одной из своих книг4.

Ганвею были хорошо известны склонность Татищева к наукам и его многолетние занятия русской историей. Ганвей и Татищев несколько лет состояли в переписке. Отставка Татищева вызвала у его английского знакомого большое разочарование: Ганвей объяснял ее причины

завистью к выдающимся способностям экс-губернатора и нелюбовью к нему клерикалов. Возвращаясь из Персии в Петербург в конце 1744 г., Г анвей еще раз навестил Татищева в Астрахани. Между ними состоялся тогда какой-то особо доверительный разговор, в ходе которого Татищеву были сделаны некие заманчивые предложения5.

В начале 1745 г. Ганвей вернулся в Петербург и жил там до 1750 г. В июле этого года он покинул Россию, несколько месяцев путешествовал по Европе, посетив Германию и Голландию, и в конце октября вернулся в Англию. Поселившись в Лондоне, Ганвей много занимался литературной деятельностью, опубликовав в печати более семидесяти различных своих работ. Большую известность и общественное признание он снискал в деле благотворительности, став основателем Морского общества, оказывавшего помощь нуждающимся британским морякам, а также занимая пост управляющего Воспитательным домом в Лондоне6.

Оригинал письма не сохранился. Однако о его содержании хорошо известно благодаря двойной публикации Ганвеем в 1754 г. второго издания описания своего путешествия к Каспийскому морю на английском и немецком языках. В обоих изданиях был приведен текст письма Татищева соответственно в английском и немецком переводах7.

Русский историк доводил до сведения английских негоциантов свое уважение к Лондонскому королевскому обществу и особое расположение к английскому народу вообще. «Вам известно, — говорится в письме, — что почти 30 лет, как я предпринял писать русскую историю, которую намереваюсь теперь закончить и затем надеюсь, что она будет вскоре издана к удовольствию ученого мира». Изложив далее содержание первой и второй частей своей «Истории Российской», Татищев говорит о намерении посвятить ее королевскому обществу.

Историк собирался также представить на суд общества полный текст своего сочинения. Однако для этого ему нужно было найти хорошего переводчика, так как автор не решался посылать в Англию свой труд в оригинале. Татищев считал, что сначала нужно перевести «Историю»

на немецкий язык, поскольку этот язык он сам понимает и в состоянии исправить каждую вкравшуюся ошибку. Когда же немецкий перевод будет сделан, то нетрудно будет переводить и на другие языки. Заканчивал письмо историк просьбой о присылке ему двух переводчиков на немецкий язык8.

Таким образом, Татищев рассчитывал, что Ганвей и его компаньон смогут оказать ему реальную протекцию в установлении отношений с Лондонским королевским обществом, на суд которого он собирался представить немецкий или английский перевод «Истории Российской».

Дело с переводом, однако, слишком затянулось, и Татищев, видимо, решил ограничиться отправкой в Лондон оригиналов нескольких своих произведений, а также оригинала и копии двух найденных им русских летописей: «Прошедшего Сент[ября]. 17 д[ня] я послалъ къ вамъ для отдания препочтенному королевскому собранию русскую географию, а 1 сего месяца чрез лекаря Фреера (или Фреира, в оригинале письма неразборчиво. — А. М.) древний манускрыптъ русской истории, ныне третии посылаю: копию с новогородского попа Иоанна, а при томъ новейшая карта Оренбургской губернии, какой, чаю, есче не имели».

Кто же был получателем рукописей Татищева, взявшимся помогать ему в переговорах с Лондонским королевским обществом, в чей адрес была отправлена в том числе и «копия с новгородского попа Иоанна» — нынешний Берлинский список Новгородской Первой летописи?

В письме русского историка, приложенном к Берлинскому списку, получатель рукописи не назван по имени: Татищев обращается к нему в безличной форме — «Государь мой» или «васъ моего Государя». Однако некоторые подробности, содержащиеся в письме и указывающие на особый характер взаимоотношений корреспондентов, дают определенные основания для идентификации личности адресата.

В конце письма Татищев переходит к личным просьбам более деликатного свойства, свидетельствующим, с одной стороны, о сугубо доверительном характере его отношений с получателем письма, а, с другой стороны, определенно указывающим на род занятий последнего.

Итак, письмо Татищева завершается просьбой об оказании ему нескольких личных услуг, а также выяснению вопроса об уплате денег за аналогичные услуги, оказанные ранее. «Просилъ я васъ моего Государя о присылке мне дву паръ лучшихъ шелковыхъ чулокъ цветомъ

дикихъ или серых и о часахъ стенныхъ болшихъ с четвертми; и кому денги за присланные стухтоновъ алексиръ и чернилной порошокъ отдать на оное отповеди не получилъ, прошу меня о томъ уведомить, а ежели что для меня куплено съ симъ моимъ посланнымъ человекомъ прислать».

Приведенный отрывок не оставляет сомнений в том, что Татищев поддерживал постоянные отношения и вел регулярную переписку со своим корреспондентом. Наряду с пересылкой рукописей и обсуждением планов по представлению трудов русского историка Лондонскому королевскому обществу, Татищев неоднократно просил своего корреспондента поставлять ему в подмосковное имение разнообразные товары для личного пользования - настенные часы, чулки, чернильный порошок и даже медицинский препарат.

Регулярно поставлять товары в столь широком ассортименте и принимать новые заказы от состоятельного клиента мог, разумеется, только купец, специально занимающийся поставками высококачественных иностранных товаров в Россию под индивидуальный заказ.

В письме Татищева есть еще один след, позволяющий предельно сузить круг лиц, могущих быть его получателями. Татищев благодарит адресата за поставленный ему ранее «стухтоновъ алексиръ». Речь здесь идет, несомненно, об одном из самых популярных в XVIII в. медицинских препаратов английского производства — так называемом «Большом желудочном эликсире Стогтона» (Stoughton’s Elixir Magnum Stomachii). Английский аптекарь Ричард Стогтон запатентовал свое ставшее знаменитым изобретение в 1712 г. Во избежание подделок изобретатель использовал для разлива своего препарата уникальные фигурные бутыли больших размеров9.

Товар, подобный эликсиру Стогтона, мог поставляться в Россию только из Англии, и такие поставки официально осуществлялись только через Английскую торговую компанию.

В окружении Татищева нам известны только два человека, которые могли бы одновременно выполнять столь разные задачи — быть посредниками в переговорах с королевским обществом и поставщиками английских товаров и медикаментов. Это упомянутые выше Дж. Ганвей, в 1745-1750 гг. постоянно живший и ведший торговлю в Петербурге, и его компаньон Р. Динглей, к которым еще в 1747 г., как мы видели,

Татищев обращался с просьбой о содействии в переговорах с королевским обществом.

Из двух названных английских купцов-компаньонов, проживавших в Петербурге и ведших свой бизнес в России, на роль посредника в делах Татищева с Лондонским королевским обществом и, следовательно, получателя Летописи попа Иоанна и других рукописей в 1749-1750 гг. более всего, на наш взгляд, подходил Дж. Г анвей. Он же и был получателем татищевского письма от 12 октября 1749 г. с упоминанием всех отправленных для передачи в Лондон рукописей.

Очевидно, выполнить поручение Татищева Ганвей намеревался лично. Срок его пребывания в России подходил к концу, и на 1750 г. планировался отъезд в Англию. Этим обстоятельством, надо думать, и объясняется несколько поспешная отсылка ему Татищевым осенью 1749 г. в три приема подряд целой партии предназначавшихся для общества манускриптов.

Выехав из России, английский купец не спешил возвращаться на родину. Конец июля, август, сентябрь и большую часть октября 1750 г. он провел в Европе, посещая разных своих знакомых в Германии и Голландии.

Именно в Голландии обнаруживаются дальнейшие следы бывшей у Г анвея татищевской копии Летописи попа Иоанна — нынешнего Берлинского списка Новгородской Первой летописи. Возможно, получив известие о смерти русского историка, английский купец счел себя свободным от всех ранее данных покойному обязательств, а его имущество в виде нескольких рукописей, предназначавшихся для Лондонского королевского общества, попросту присвоил.

После долгого перерыва о нынешнем Берлинском списке Новгородской Первой летописи стало известно в 1824 г. В этом году в Г ааге был опубликован каталог библиотеки Г. и Й. Меерманов, в четвертом томе которого под № 1092 значилась рукопись на славянском языке, озаглавленная «О князьях и России с 853 по 1436 г.»; далее указывалось, что рукопись происходит из архивов Сената, написана в 1444 г. и переписана в 1738 г., имеет старинный переплет10.

Известный ученый-правовед из Гааги Герард Меерман (1722-1771), а также его сын, видный общественный и государственный деятель Соединенных провинций Нидерландов Йохан Меерман (1753-1815), создали одно из наиболее значительных частных книжных собраний в Европе. Много путешествуя по миру, Меерманы приобретали древние письменные документы и манускрипты, инкунабулы, а также карты и гравюры с видами городов, в которых они побывали. Со временем такие поездки превратились в настоящие археографические экспедиции, продолжавшиеся по несколько лет и сопровождавшиеся составлением подробных отчетов и книжных описаний11.

Вскоре после вторжения в Нидерланды в 1795 г. войск революционной Франции, Йохан Меерман, принадлежавший к партии оранжистов, лишился всех своих государственных постов, в том числе был вынужден сложить с себя полномочия регента (т. е. депутата Генеральных штатов Соединенных провинций) и удалиться в изгнание. В 1797 г. он вместе с семьей и домочадцами покинул Нидерланды и вскоре прибыл в Россию, где провел более двух лет (1798-1800). Меерман объездил множество русских городов, подолгу жил в Петербурге, Новгороде и Москве12.

Если следовать размещению описаний книг в аукционном каталоге библиотеки Меерманов 1824 г., нынешний Берлинский список Новгородской Первой летописи помещается среди описаний книг той части библиотеки, которая была собрана и принадлежала еще Меерману-отцу13. Это значит, что рукопись 1738 г. с текстом русской летописи, происходящей из архивов Сената, была приобретена основателем гаагского книжного собрания Герардом Меерманом. Наиболее подходящий для такой покупки случай мог представиться в 1750 г., когда в Гааге находился прибывший из Петербурга английский купец Дж. Г анвей, доверенное лицо В. Н. Татищева, привезший с собой принадлежавшие последнему рукописи, в том числе и упомянутый список летописи из Сенатского архива.

Вскоре после смерти Й. Меермана его наследники приняли решение продать семейную коллекцию. С этой целью в июне 1824 г. в Гааге был устроен публичный аукцион. Большую часть книжной коллекции Меерманов приобрел тогда один из их родственников, барон Виллем Хендрик Якоб Вестреенен ван Тиланд (1783-1848), приходившийся племенником Йохану Меерману. Вестреенен ван Тиланд продолжил

дело Меерманов и значительно пополнил коллекцию новыми приобретениями. Он завещал свое собрание Нидерландам с условием, чтобы все оно целиком хранилось в его доме, в котором на средства государства был бы устроен общедоступный музей, носящий имя Меерманов и Вестреенена.

Сколь ни велики были старания сохранить уникальное книжное собрание Меерманов в Нидерландах, некоторая его часть после аукциона 1824 г. все же оказалась за пределами страны. Среди манускриптов, проданных иностранцам, был список 1738 г. Новгородской Первой летописи.

Новым владельцем рукописи стал один из самых выдающихся коллекционеров XIX в., английский баронет Томас Филиппс (1792-1872). Будучи внебрачным сыном текстильного фабриканта и унаследовав от своего отца значительное состояние, Филиппс истратил его на покупку редких письменных документов и манускриптов. В результате ему удалось создать крупнейшее в истории частного коллекционирования собрание рукописей; особенно значительной была его коллекция манускриптов, писаных на пергамене14.

Начав приобретение старинных книг еще будучи студентом Оксфордского университета, Филиппс в итоге владел коллекцией, насчитывавшей примерно шестьдесят тысяч рукописных и пятьдесят тысяч редких печатных книг. Это была самая большая в мировой истории коллекция, собранная одним человеком в течение его собственной жизни. Одержимость, с которой действовал Филиппс, разыскивая и приобретая новые книги, нередко вызывала непонимание и даже осуждение окружающих; за собирателем прочно закрепилась репутация «книжного маньяка»15.

В поместье Миддл Хилл в графстве Уочестершир, а затем в Тёрльстейн Хаус в Челтенхэме, куда Филиппс переехал в 1864 г., не оставалось места для проживания не только возможным гостям семейства, но и самим домочадцам: все жилые помещения были заполнены книгами, гравюрами и манускриптами. По воспоминаниям очевидцев, книги и рукописи лежали повсюду — в столовой, в кладовых, на ступенях лестниц, на полу и в бельевых шкафах. Взрослые дочери Филиппса долгие годы не могли выйти замуж, так как им негде было принимать своих женихов16.

В конце жизни баронет попытался передать свою уникальную коллекцию в собственность британского народа. С этой целью он вступил

в переписку с тогдашним канцлером государственного казначейства Б. Дизраэли (будущим премьер-министром Великобритании), добиваясь приобретения всех его книг Британской библиотекой. Переговоры шли очень долго, так и не увенчавшись успехом. В результате уникальная коллекция после смерти владельца была распродана по частям, чтобы покрыть его многочисленные долги.

Главными покупателями рукописей Филиппса стали Прусская королевская библиотека, Королевская библиотека Бельгии и Провинциальный архив в Утрехте. Часть книг отправилась за океан, пополнив фонды библиотек Дж. П. Моргана (Нью-Йорк) и Г. Э. Хантингтона (Лос-Анджелес)17.

В год 1150-летия Российского государства Санкт-Петербургским университетом подготовлено еще несколько научных изданий новых и малоизвестных списков русских летописей и средневековых памятников исторической мысли. Среди них — хранящиеся в Британской библиотеке в Лондоне список Вологодско-Пермской летописи и лицевой список Сказания о Мамаевом побоище, а также лицевой список Александрии из Библиотеки Честер Битти в Дублине. Готовится к печати Варшавский список Псковской Первой летописи, найденный в отделе рукописей Польской национальной библиотеки.

Лондонский список Вологодско-Пермской летописи содержит древнейшую редакцию памятника, что еще не было вполне установлено при первом издании летописи в 1959 г. (Полное собрание русских летописей. Т. 26), но признается всеми новейшими исследователями.

В результате исследований В. И. Буганова, открывшего ряд новых списков Вологодско-Пермской летописи (Румянцевский, Беловского, Оссолиньских), стало очевидным, что Лондонский список создан между 1499 и 1502 г. и является «особым вологодско-пермским летописным сводом - источником для позднейших сводов 1520-х и 1550-х гг.»18.

В. И. Буганов, в 1975-1996 гг. являвшийся руководителем издания Полного собрания русских летописей, неоднократно высказывался насчет особой научной ценности и необходимости издания Лондонского списка. К такому же выводу пришел Я. С. Лурье, специально изучавший этот список и его связь с другими летописями19.

Лондонский список представляет собой один из важнейших этапов создания общерусского летописания — Великокняжеский свод 1472 г. Этот свод — самый ранний из известных ныне памятников летопи-

сания Русского централизованного государства. При его создании использовались многие древние летописи, не дошедшие до нашего времени20.

Только Лондонский список (в отличие от всех других списков Вологодско-Пермской летописи, а также близких к ней летописей) имеет обширную начальную часть, где отдельно от основного текста помещены: сведения о расселении славянских племен, походе на Царь-град князя Олега, тексты договоров Руси с греками X в., подробный рассказ о принятии христианства князем Владимиром, статьи о Борисе и Глебе, Повесть о взятии Царьграда фрягами в 1204 г., Повесть о битве на Калке, Повесть о нашествии Батыя, рассказ о смерти Александра Невского, Повесть об убиении Михаила Черниговского в Орде, Послание новгородского архиепископа Василия к тверскому епископу Федору о земном рае. Все эти тексты — подготовительные материалы к Великокняжескому своду 1472 г., почерпнутые из ранних источников (частично утраченных). По мнению Я. С. Лурье, они специально вынесены древним составителем в начало списка как наиболее ценные.

Вторая и третья редакции Вологодско-Пермской летописи (представленные Академическим и Кирилло-Белозерским списками) принципиально отличаются от Лондонского списка. Эти редакции соединяют великокняжеское летописание более позднего периода (20-х и 30-х годов XVI в.) с пермско-югорской и вологодской летописями. Вплоть до 1526 г. текст второй и третьей редакций близок к тексту Воскресенской летописи; это дает основание предполагать, что они восходят к общему протографу — своду 20-х годов XVI в.

Поскольку достоверность сообщений поздних списков летописи проверяется путем соотнесения их с известиями более ранних списков, Лондонский список имеет ключевое значение при верификации оригинальных известий Вологодско-Пермской летописи за 1480-1499 гг., которые отсутствуют во всех других русских летописях и носят уникальный характер. Задачей отечественной археографии должно стать новое критическое издание Вологодско-Пермской летописи, в основу которого должен быть положен Лондонский список как содержащий наиболее раннюю редакцию памятника.

Особое значение для истории отечественной культуры имеют средневековые лицевые рукописи, посвященные важнейшим событиям русской истории, передающим их смысл изобразительными средствами.

К числу таковых, прежде всего, относятся литературные памятники Куликовского цикла, украшенные высокохудожественными живописными миниатюрами.

Для истории нашей страны невозможно переоценить значение победы на Куликовом поле, оказавшей огромное влияние на всю последующую историю России, не только политическую, но, прежде всего, социально-психологическую. В короткое время победа стала легендой, своего рода символом возрождения Русского государства. Пожалуй, ни одному событию в истории Древней Руси не было посвящено столько художественных произведений, без преувеличения вошедших в золотой фонд мировой культуры. Наиболее ярким и содержательным из них является Сказание о Мамаевом побоище. Именно Сказание впервые сообщает известные ныне со школьной скамьи подробности об атаке засадного полка под предводительством князя Владимира Xраброго и воеводы Дмитрия, решившей исход битвы, повествует о знаменитом поединке инока Пересвета с татарским богатырем Челу-беем и др.

Среди известных ныне списков Сказания выделяются, прежде всего, лицевые рукописи, многие из которых являются выдающимися произведениями средневекового изобразительного искусства. Изготовление таких манускриптов требовало особого мастерства, во все времена лицевые рукописи представляли собой исключительную художественную и материальную ценность.

Большинство известных ныне лицевых списков Сказания находится в нашей стране, давно введены в научный оборот и являются предметом постоянного внимания исследователей. Часть из них опубликована в виде факсимильных изданий по случаю юбилея Куликовской битвы, широко отмечавшегося в 1980 г. (списки Российской государственной библиотеки №№ 3123, 3155, Государственного исторического музея №№ 1435, 999а, миниатюры Лицевого летописного свода Ивана Грозного).

До настоящего времени не изданной остается лицевая рукопись, хранящаяся в Британской библиотеке. О существовании ее известно с 1958 г., когда профессором Кембриджского университета Элизабет Xилл было сделано специальное сообщение на IV Международном съезде славистов в Москве21. О необходимости опубликования и тщательного изучения Лондонского списка Сказания неоднократно высказывались

крупнейшие отечественные ученые — Д. С. Лихачев, Л. А. Дмитриев и др.22 Однако из-за сложностей во взаимоотношениях между СССР и Великобританией, а также высокой стоимости копирования и издания, публикация рукописи долгое время была невозможной.

Лондонский лицевой список Сказания о Мамаевом побоище содержит 64 живописные миниатюры высокого художественного уровня, из которых 14 не встречаются в других известных ныне списках Сказания и признаны уникальными. Кроме того, миниатюры Лондонского списка восходят к наиболее ранним образцам русской живописи Куликовского цикла конца XV - начала XVI в., а текст Сказания по Лондонской рукописи более всего близок к протографу памятника, также датируемому концом XV в. Все это придает лицевой рукописи Британской библиотеки значение основного списка при изучении Сказания о Мамаевом побоище.

В последнее время стали известны новые обстоятельства в отношении Лондонского списка Сказания. Он является второй частью древнего сборника, первую часть которого составлял лицевой список Александрии — средневекового романа об Александре Македонском23. Этот список Александрии также сохранился и находится ныне в Библиотеке Честер Битти в Дублине. На официальном сайте Британской библиотеки он ошибочно атрибутирован как лицевой список Жития Александра Невского (http://www.bl.uk).

Популярность романа об Александре в Древней Руси была настолько велика, что имя его главного героя—царя Александра — вошло в именослов русских князей (например, князь Александр Невский и др.). Чтобы избежать нарушения христианского канона имянаречения (поскольку македонский царь Александр, как известно, не был не только христианским святым, но даже и христианином), для русских князей, нарекаемых при крещении этим именем, приходилось подбирать других христианских патронов с именем Александр, прославленных церковью, но не столь популярных, как царь Александр Великий.

Дублинский список Александрии до настоящего времени остается неизученным, его значение и соотношение с другими списками Александрии не определены. Таким образом, Дублинский список остается по существу не введенным в научный оборот памятником, как и весь древнерусский рукописный сборник неизвестного пока происхождения, первой частью которого он является.

Информация о статье:

Автор: Майоров Александр Вячеславович — доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой музеологии исторического факультета Санкт-Петербургского государственного университета, Санкт-Петербург, Россия, a.v.maiorov@gmail.com

Название: Древнерусские летописи в собраниях зарубежных библиотек

Аннотация: Фундаментальной задачей исторической науки является поиск и публикация новых исторических источников. Данная статья посвящена анализу списков древних летописей, обнаруженных в собраниях зарубежных библиотек, в том числе Берлинского списка Новгородской Первой летописи и Лондонского лицевого списка Сказания о Мамаевом побоище.

Список использованной литературы:

Bell A. Phillipps, Sir Thomas, baronet (1792-1872) // Oxford Dictionary of National Biography. Oxford, 2004.

Cross A. By the Banks of the Neva Chapters from the Lives and Careers of the British in Eighteenth century Russia. Cambridge, 1996.

Griffenhagen G., Bogard M. History of Drug containers and their labels. Madison, 1999.

IV Международный съезд славистов: Материалы дискуссии. Т. I: Проблемы славянского литературоведения, фольклористики и стилистики, М., 1962.

Lur ’e J. S. London and Lvov MSS of the Vologda Perm Chronicle // Oxford Slavonic Papers. N. S. 1972. Vol. 5.

Андреев А. И. Труды В. Н. Татищева по истории России // Татищев В. Н. Собр. соч. М., 1994. Т. I.

Богенг Г А. Э. Коллекции автографов / Пер., предисл. и примеч. Л. Г. Климанова // Книга. Исследования и материалы. М., 1993. Сб. 65. С. 159-164.

Буганов В. И. О списках Вологодско-Пермского свода конца XV -начала XVI в. // Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран: Сб. статей к 70-летию акад. М. Н. Тихомирова. М., 1963. С. 158-165.

Гейерманс Г Л. Татищевские списки Русской Правды // Проблемы источниковедения. М.; Л., 1940. Сб. 3.

Дмитриев Л. А. Лондонский список «Сказания о Мамаевом побоище» // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР. Л., 1974. Т. 28. С. 156-179.

Кузьмин А. Г. Татищев. М., 1987.

Кунин В. В.Библиофилы и библиоманы. М., 1984.

Лурье Я. С. Общерусские летописи XIV-XV вв. Л., 1976.

Новгородская Первая летопись. Берлинский список / Н. М. Кропачев, вступ. ст.; А. В. Майоров, иссл. СПб., 2011. (Письменные памятники истории и культуры России в собраниях зарубежных архивов и библиотек. Т. I).

Петров А. Е. «Александрия Сербская» и «Сказание о Мамаевом побоище» // Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2005. № 2 (20). С. 54-64.

Хелл И. ван. Путешествующий библиофил. Йохан Меерман в Петербурге и Москве (1798-1800) // Россия — Голландия: Книжные связи XV-XX вв. / Отв. ред. Н. П. Копанева. СПб., 2000.

Information about article:

Author: Maiorov Aleksandr Viacheslavovich — Doctor of history, Professor, Saint-Petersburg State University, Saint-Petersburg, Russia, a.v.maiorov@gmail.com

Title: Drevnerusskie letopisi v sobraniyah zarubezhnyih bibliotek

Summary: Fundamentalnoy zadachey istoricheskoy nauki yavlyaetsya poisk i publikatsiya novyih istoricheskih istochnikov. Dannaya statya posvyaschena analizu spiskov drevnih letopisey, obnaruzhennyih v sobraniyah zarubezhnyih bibliotek, v tom chisle Berlinskogo spiska Novgorodskoy Pervoy letopisi i Londonskogo litsevogo spiska Skazaniya o Mamaevom poboische.

Key words: drevnerusskie letopisi, Novgorodskaya Pervaya letopis, Berlinskiy spisok Novgorodskoy Pervoy letopis