УДК 94(47).032 ББК 63.3(2)42
DOI 10.25797/Ш.2019.2.2.004
М.В. Фомичев, М.А. Несин
АЛЕКСАНДР НЕВСКИЙ И ЛИТВА: ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ СЕВЕРО-ВОСТОЧНОЙ РУСИ
И ЛИТВЫ В 30-60 ГГ. XIII В.
Аннотация: В данной статье исследуются литовские набеги на Северо-Восточную и Северо-Западную Русь в годы жизни Александра Невского, отношения
Северо-Восточная Русь и Литва в 20-30-х гг. XIII в.
Грабительские походы литовских князей на земли Северо-Западной Руси конца XII — начала XIII в. были естественным этапом становления Литовского государства. Еще зимой 6691 (1183/84) г. литовцы бились со псковичами, сделав им «много» «зла», а, сообщая под 6706 (1198) г. о смерти князя Изяслава Ярославича, княжившего на юге Новгородской земли, в Луках (Великие Луки Псковской обл.), новгородский хронист отмечает, что его княжение было «от Литвы оплечье Нову-городу» и сообщает, что той же осенью «осень придоша полочяне съ Литвою на Лукы и пожьгоша хоромы»1. С осе1 Новгородская первая летопись Старшего и Младшего изводов / Под ред. А.Н. Насонова (Далее — Н!Л). М.; Л., 1950 . С. 37,44. По мнению М.А. Бредиса и Е.А. Тяниной, литовские набеги на Новгородские земли конца XII в. осуществлялись под руководство Полоцка и были связаны с напряженными отношениями между ним и Новгородом. Из летописного сообщения
последнего с Литвой и военное дело литовцев в изучаемый период.
ни 1198 г. начинаются частые литовские набеги на Новгородскую землю. В 1200, 1210, 1217 гг. литовцы снова вторгаются в Новгородские пределы и совершают грабительские набеги, убегая от идущих им навстречу новгородцев. В первых 2-х слуо полоцко-литовском набеге на Луки в 1198 г. ученые сделали однозначный вывод, что «кто реально стоял за военной активностью Литвы. Литовские дружины, как и в прежние годы, состояли на службе у полоцких князей и совершали набеги на новгородские земли по их приказам». (Бредис М.А., Тянина Е.А. Крестовый поход на Русь. М., 2007). Стоит согласиться с исследователями, что в этом совместном предприятии полочане с точки зрения новгородского хрониста играли ведущую роль: тот их упомянул на первом месте перед литвиами. Однако стоит принять во внимание, что в источниках сохранилось немного сведений о причастности Полоцка к литовским набегам на Русь. И потому сложно сделать однозначный вывод, что Полоцк регулярно стоял за ними. Кроме того, необходимо отметить отсутствие в источниках данных о нахождении Литвы в тот в период в сильной и постоянной зависимости от Полоцка.
чаях новгородцы догнали и разбили литовские войска, в третьем тем удалось уйти. В 1213 г. был разграблен Псков. В период с 20-40 гг. XIII в источники отмечают не менее 10 походов прибалтийских дружин на территории, контролируемые суздальскими князьями.
В 6731 (1222) г. «Воеваша литва» около Торопца «и гонися по ним» княживший в Новгороде отец Александра Невского Ярослав Всеволодович вместе с новгородцами до Усвята «не угони их»2. Это был не первый раз, когда новгородцы не могли догнать литовцев, вторгшихся в их земли: Еще в 6725 (1217) г. «воеваша литва» на р. Шелони и «нвгодци идоша по нихъ и не състигоша ихъ»3. Как видно, литовское войско отступало не только достаточно быстро, но и слаженно, не отставая по пути.
По-видимому, слаженное и быстрое отступление было характерной чертой литовских войск в XIII в. Русские войска не раз не могли догнать отступающих литовцев, зато если нагоняли, то иногда убивали сразу большое скопление человек. (еще в 6708 (1200) и 6718 (1210) гг. когда новгородцы все-таки нагоняли литовцев, в первом случае было убито 80 человек и отбит весь полон, после чего остальные литвины бежали; во втором случае оказалось избито все литовское войско)4.
В 6732 (1224 г.) литовское войско где-то в Приильменье разбило русское воинство из Русы во главе с посадником Федором, сбило их с коней, многих коней отобрало и разогнало по лесу5.
При этом среди погибших русских воинов помимо многих «рушан» упоминаются некий Доможир Тернилнич с сыном. Может быть это — княжеские воеводы: в 1234 г. в сражении в Русе с литовцами участвовали находившиеся в городе дружинники.
Зимой 6733 (1225/26 г.), когда литовское войско в количестве 7000 человек разоряло земли в 3-х верстах от южного новгородского города Торжка «и гость биша многъ, и Торопьцьскую волость всю поимаша»6. (Стоит отметить, что хотя новгородский хронист и поставил бедствия своего пригорода Торжка на первое место, на самом деле литовцы двигались с запада и сперва разоряли Торопецкую округу а затем — Новоторжскую: выступившее против них из Новгорода русское войско двигалось через Русу, лежавшую по пути на Торжок, но не Торопец) Против литовцев выступил новгородский князь Ярослав Всеволодович вместе со своим «княжим двором», псковским князем Владимиром Мстиславичем, новоторж-цами, небольшими силами новгородцев и торопецким князем Давидом Игоревичем с торопчанами. Правда, небольшой новгородский контингент не решился воевать с огромным литовским войском и развернулся в Русе (г. Старая Руса), меньше чем до полпути до Торжка. При приближении русских литовцы снова совершили быстрое и организованное отступление. Ярослав Всеволодович с остальными русскими силами гнался за ними сотни км от окрестностей Торжка до Усвята и только там их настиг. «отъимаша всь полонъ, а самехъ избиша 2000»; c русской стороны в бою погибли торопецкий князь Давид
и ярославов меченоша Василий»7. Лав-рентьевская летопись уточняет, что столкновение между русскими и литовцами под Усвятом произошло на озере (видимо озерном льду) и что русские взяли в плен литовского князя8. Как видно Ярослав напал не на отдельные разбегающиеся отряды, а на целое войско с полоном и тысячами неприятельских воинов. (Литовские рати в XIII в. нередко составляли тысячи человек. К примеру в 6711 (1204) г. русские князья Ольговичи перебили 1700 ли-товцев9, но при этом. из слов летописца не следует, что ими исчерпывалось общее количество литовского войска. Подобный порядок численности литовских войск как будет показано ниже, можно перекрестно подтвердить независимыми известиями иноземных источников.
Зимой 6737 (1229/1230г.) литовцы разоряли окрестности Любны, Моревы (нын. села Любно и Марево Маревского района Новгородской обл.) и оз. Селигер. Новгородцы гнались за ними, догнали и били, отняв весь полон в январе 1230 года10. Несмотря на то что на этот раз литовцы опять не смогли уйти от погони, отступали они слажено и русские преследователи опять нагнали целое войско со всем полоном, а не отдельные отряды или обоз.
Следующий крупный литовский набег датируется 6742 (1234) годом: литовское войско «изгониша» (внезапно ворвалась в Русу и добралось до торга, но но «руша-не» а также «засада» — княжеские дружинники «огнищане и гриди» и горожане — купцы и гости — купцы, специали7 Там же.
зировавшиеся на внешней торговле11 — «выгнаша» литовцев из «посада» посада опять»12. И.И. Срезневский отмечал 2 значения этого термина на Руси — гарнизона крепости и скрытого военного отряда. Последнее, более привычное нам значение слово «засада» Срезневский подкрепляет примером из Псковской I летописи внезапного нападения литовцев на псковичей под псковским городом Камно в 1239 г., в результате которого псковское войско было разбито13. Но, как бы то ни
было, в засаде было вполне логично находиться наиболее обученным бойцам-дружинникам. Если же в интересующем нас случае в Русе имелось в виду второе значение слова «засада» как скрытого отряда, то понятно, почему в ней находились торговцы — кто лучше них мог ориентироваться на территории рынка. Впрочем, летописец в любом случае мог их упомянуть особо, ибо столкновение с литовцами случилось на городском торгу. Выгнав литовцев из города, рушане бились с ними на поле; сраженние происходило к северу от города, поскольку литовцы укрылись в Спасо-Преображенском монастыре, ныне этот монастырь находится в городской черте, но к северу от исторического центра и известен рушанам и гостям города как место расположения краеведческого музея14. В бою на поле русские убили «неколико Литвы», а сами потеряли 4 «мужа»: «попа Петрилу, 2 Павла Об-радиця, а ина два мужа»; литовцы укрылись в Спасо-Преображенском монастыре (в котором находится в настоящее врем краеведческий музей), монастырь «всь пограбиша, и церковь полупиша всю, и иконы и престолъ, и цьренци 4 убиша, и отступиша на Клинъ»15. По предположению А.Н. Кирпичникова, под клином
следует понимать боевое построение. Фактически, исследователь исходит из ошибочных представлений об отсутствии данного топонима на юге Новгородской земли, где в дальнейшем был бой новгородцев с этим литовским войском16. Более убедительной мне представляется версия В.Л. Янина, для которого Клин данном контексте является названием населенного пункта на юге Новгородской земли. Исследователь отметил в том районе несколько топонимов «Клин» и резонно заметил, что с точки зрения древнерусской грамматики отступить «на» Клин означало отступать в направлении Клина, а не двигаться, построившись клином17. Об отступлении литовцев на Клин весть пришла в Новгород. Князь Ярослав Всеволодович с новгородцами собрался на литовцев войной. Новгородцы ехали на конях и плыли в лодьях по Ловати. Но судовая рать не доплывая до цели, повернула обратно и князь отпустил ее — у нее кончился хлеб. Сам Ярослав Всеволодович
поехал с конниками и нагнал «постиже» литовцев в сотнях километров от Клина под Торопцем — а Дубровне, на селищи въ Торопьчьскои волости». Совместными усилиями Ярослава Всеволодовича и новгородцев удалось отбить полон и нанести значительный урон нападавшим: «и отъ-яша у нихъ конь 300 и съ товаромь ихъ, а сами побегоша на лесъ, пометавъше оружия, и щиты, и сови (сулицы)18, и все от себе; а инии ту костью падоша»; (интересно что сови — сулицы противопоставлены оружию. Но термин «оружие» употреблялся на Руси по отношению к предметам вооружения, предназначенного для контактного боя, а термин «сулица» иногда определенно фигурировал в качестве
метательного оружия19 и в источниках нет однозначных упоминаний его в каком-либо принципиально ином значении20. Если,
дений ученого. По словам реконструктора и исследователя средневековых доспехов А.Г. Панкратова, он пробивал сулицей щит толщиной в 2,5 см. с расстояния 5 м. Кроме того, Чубинский иногда неверно понимает текст источника: ««...и соулици его кроваве соущи и оскепищю исе-ченоу от ударенья мечеваго»28. Ясно, что речь здесь идет не о дротике, оружии одноразового применения. «Окровавленная сулица с иссеченным мечами древком» — это копье, которым неоднократно поражали противника и на древко которого принимали удары». (там же. С. 314). Однако, нетрудно заметить, что в процитированном ученым летописном отрывке сулицы упомянуты в именительном падеже множественного числа, а оскепище — в дательном падеже единственного числа. Сказанное вовсе не означает, что иные значения термина «сулица» невозможны. По словам А.Г. Панкратова, сулицу физически возможно использовать и как контактное, и как метательное оружие, то же касается и копья. И все же в средневековых в источниках нет однозначных случаев упоминания сулиц, в каком-то принципиально ином значение, чем метательное оружие (если не считать отдельных примеров, когда сулицами называли не само оружие, а наконечник). При этом, в рамках концепции А.Н. Чубинского трудно удовлетворительно объяснить, почему в источниках нет ни одного прямого отождествления терминов «сулица» «копье» «рогатина», зато они часто употребляются как разные виды оружия. Поэтому оспариваемая им точка зрения, согласно которой это были разные виды древкового оружия, на данный момент имеет определенные преимущества.
Подробное описание двух походов 1225 года и 1234 летописцем с упоминацы и совни. С. 315-316). Правда, приведенное И.И. Срезневским и составителями новейшего словаря русского языка вышеуказанное летописное упоминание окровавленных сулиц с изрубленным древком на самом деле, можно трактовать двояко — и как наконечники, и как оружие. Вместе с тем, если вслед за данными исследователями понимать сулицы как наконечники копья, то в таком ключе этот летописный оборот наилучшим образом характеризует побывавшее на войне копье: наконечники окровавлены, древко порублено. Словарь русского языка приводит из повести о битве на р. Пьяне пример съемного наконечника: сулицы не насажены, копья не подготовлены (Словарь русского языка Х1-ХУИ вв. Т. 26. С. 19). Может быть, и в данном случае имелось ввиду копье с использованным комплектов съемных наконечников.
нием потерь литовских и новгородских войск, численности нападавших, убытков, причинённых набегами, свидетельствуют не о рядовом событии, нашедшем свое отражении в источнике, а крупных войсковых акциях
В октябре 1238 г. согласно Псковской II летописи, псковская «засада» избила литву под Камно25. Не ясно, что здесь означал термин засада — гарнизон Камно или потаенный отряд, внезапно напавший на литовцев. Но, как бы то ни было, литовцы потерпели поражение.
О постоянных набегах на земли Южной Руси сообщает и Плано Карпини, посланник папы Иннокентия IV в ставке монгольского каана26. Очень вероятным видится, что одной из причин сою-за27 псковичей с Орденом и участие их в битве при Сауле28 были опустошительные литовские набеги.
Причины увеличения военной активности прибалтийских правителей исследователи связывали с рядом факторов. В.Т. Пашуто считал, что монгольское нашествии, и угроза крестоносной агрессии на земли Руси способствовали проведению более агрессивной политике литовских князей в отношении Полоцка, Смоленска и Новгорода29. Э. Гудавичюс видит возросшую военную активность в расширение влияния Миндовга и том, что под его
властью сосредоточились огромные людские ресурсы, которые селились на захваченных землях и были вынуждены сами себя кормить30. Т. Баранаускас высказал мнение, что интенсивность литовских набегов является важнейшим признаком образования и функционирования ВКЛ31. Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что совокупность факторов, начиная от ослабления Руси вследствие княжьих междоусобий, татарского нашествия и кончая процессом образования ВКЛ способствовали увеличению военной мощи Литвы.
Одной из приоритетных задач военных походов прибалтийских отрядов в земли Северо-Восточной Руси был захват торговых путей проходившим реками Двина, Днепр, Припять, Буг и на которых располагались богатые города, в том числе и Смоленск. Набеги шли через Полоцкие и Витебские земли, и затрагивали интересы владимирских князей32. Потенциальная угроза потери контроля над торговыми путями стала приобретать реальные черты после того, как в 1239 году неизвестный литовский князь захватил Смоленск. Реакция Ярослава Всеволодовича, ставший великим князем Владимирским, полностью отвечала сложившийся обстановке, несмотря на тяжелые обстоятельства в которых он оказался вследствие татарского нашествия, и к которым стоит отнести:
ликвидацию последствий монгольского погрома Владимира, распределение княжьих столов для предотвращения конфликтов внутри собственного домена, очередной виток противостояния с Михаилом Черниговским за сферы влияния в землях Южной Руси33. В этих условиях владимирский князь совершает поход на Смоленск: «ходи князь Ярослав к Смоленску на Литву, и победи Литву, а князя их поима, Смоляны уряди, иде во своясы»34. Литовское войско было побеждено, сам князь попал в плен. Летопись помещает это сообщение наряду с известиями об осенних военных действиях монголов на юге Руси. Вероятно к этой же кампании относится действие другого литовского отряда в Псковской земле. В сентябре 1239 г. литовская «засада» разбила под Камно псковичей, взяв реванш за прошлогоднее поражение в том же самом месте35. И.И. Срезневский правильно трактовал это известие как об упоминании засадной тактики литовцев. Один из авторов этих строк присоединился к его трактовке36. Но победа литовцев над псковичами не послужила поводом для дальнейших военных действий этой литовской рати в
о первом упоминании применения русскими
войсками засадной тактики; 2) Об эволюции лучного боя, а также засадной тактике во Вла-димиро-Суздальской Руси, а затем — в Великом
Московском княжестве в удельный период (XII-XV вв.) и изменение в составе московского войска в ХМ-ХУ вв.
Псковской земле. Вероятно эта рать была второстепенной и в ее задачу ничего кроме грабежей Псковщины не входило и ей не было поручено захватывать города. Но не исключено что она получила весть о поражении первой рати под Смоленском и пленении самого литовского князя, что решило исход кампании в пользу русских войск вне зависимости от локального поражения псковского воинства.
Можно предположить, что захват Смоленска литовским князем стал той точкой отсчета, при котором грабительские набеги прибалтийских отрядов стали перерастать в планомерную и последовательную экспансию37, которая по словам В.Т. Пашуто: «проходило не в виде единовременного похода и захвата. Это было постепенное проникновение, которое не раз сопровождалось отступлениями»38. Данное предположение видится вполне обоснованным, если обратиться к событиям, происходившими в Южной Руси. Ипатьевская летопись впервые упоминает Литву Миндовга под 1235 годом39,
которая активно участвует в межкняжеских конфликтах, и которая, и явилась прообразом ВКЛ. Заслуживает внимание и сообщение летописца о походе князя Ростислава, сына Михаила Черниговского предположительно в начале 1239 года на Литву: «со всими бояры и снузникы»40. Подробности похода неизвестны, но вполне вероятно, что оба правителя Ярослав Всеволодович, и Михаил Черниговский в независимости от личных отношений и политических амбиций осознавали последствия растущей военной силы Литвы для своих земель41.
Прямым следствием похода владимирского князя стало то, что на смоленский стол был посажен лояльный Ярославу
правитель Всеволод Мстиславович42, а также женитьба Александра, старшего сына великого князя, на дочери полоцкого князя Брячислава. «В лето 6747 [1239] оженися князь Олександръ, сынъ Ярославль в Новегороде, поя в Полотьске у Брячьслава дчерь, и венчася в Торопчи; ту кашю чини, а в Новегороде другую»43. Свадьба в Торопце, опорном пункте защиты от литовских набегов, демонстрировала притязания северных князей Ярослава и его сына Александра на Полоцкие земли в роли их защитников от литовских набегов44. Следующим шагом, показывающим серьезность намерений в защите рубежей от воинственных соседей было возведение крепостей на западной границе Новгородской земли: «сруби городци по Шелоне»45, среди них был и Порхов, в черте которого сохранилось земляное городище времен Александра Невского. Утроив второй свадебный пир в Новгороде, Александр давал понять новгородцам, что его брак является политически выгодным для Новгородской земли; вероятно, недаром сообщение о женитьбе молодого князя Александра сохранилось именно в составе новгородского летописания, и
новгородский хронист поместил вместе известия о каше в Новгороде и постройке крепостей на Шелони.
А.А. Горский46 и Д.Г. Хрусталев47 считают, что к началу 40-ых годов был установлен сюзеренитет владимирских князей над Полоцком. Кроме факта женитьбы Александра Ярославича на дочери полоцкого Брячислава, летописец пишет о событиях 1245 года: «а самъ поима сына своего из Витебьска»48, то есть во время отражения литовского набега, малолетний сын новгородского князя находился в Витебске. Скорее всего, Василий находился в Витебске в качестве наместника, что делает данное предположение достаточно обоснованным с учетом суздальского опыта назначения малолетних наместников на уделы. Сам Александр вместе с братом Федором был посажен на новгородский стол в 1230 году: «а сына своя 2 посади Новегороде, Феодора и Ольксандра»49. А.А. Горский видит появление Василия в Витебске как следствии брака Александра с дочерью Брячислава Полоцкого: «скрепленный, в частности, браком Александра с полоцкой княжной и последующим вокняжением Александровича в Витебске!»50. Косвенным фактором сближения Новгорода и Полоцка к началу 40-х годов XIII в. служит упоминание в Житие Александра Невского полочанина Якова: «ловчии бе у князя сии, наехавъ
на полкъ съ мечемъ, и вельми мужество-вавъ»51, одного из заметных участников Невской битвы, находившегося в дружине новгородского князя.
С образованием Литвы Миндовга и дальнейшем формированием литовского государства, владимиро-суздальские князья Ярослав Всеволодович и Александр Невский столкнулись с новыми вызовами в виде постоянной военной угрозы со стороны образовавшегося государства, причем к 40-ым годам XIII в. наметилась тенденция перехода от обычным грабительских набегов к реальному захвату земель прибалтийскими князьями. Ответом северо-восточных правителей против увеличившийся активности Литвы и попыток захвата земель стал комплекс военных и дипломатических мер в виде отражения набегов, возврата Смоленска, строительства оборонительной линии и династического брака Александра Ярославича на полоцкой княжне с последующей попыткой установления сюзеренитета над Полоцком.
Литовские походы 40-х годов XIII в.
За 6748 (1241) г. новгородская I летопись после сообщение о зимнем набеге ливонцев на Новгородскую землю, упоминает Литву, которая наряду с «немцами» и «чудью» (эстами, и может быть латышами) грабивила новгородские земли на р. Луге и захватила коней и скот, так что по словам летописца, нельзя было пахать и нечем52, (что заставляет датировать это сообщение весной 1241 г.) Литовцы в этот
раз выступали в союзе с «немцами»; такое уже бывало — в 6727 (1219 ) г. новгородцы в прибалтике разгромили сторожевой отряд немцев, ливов и литвы53. Теперь, на рубеже 4 и 5 десятилетий XIII ст. литовцы снова действовали совместно с ливонскими войсками. Но в других военных действиях ливонцев в той кампании — взятии Пскова, основании Копорья, Ледовом побоище участие литовцев летописец не отмечает. Ливонские хроники и вовсе не упоминают о союзных военных походах немцев с литвинами, отмечая только случаи военных столкновений между ними. Видимо пособничество литовских отрядов крестоносцам носил эпизодический характер.
После грабежей литовцев немцев и «чуди» на Луге новгородцы снова призвали Александра Невского, с которым зимой поссорились54. До зимы 1240/41 г. Александр вероятно еще не имел сыновей — поссорившись с новгородцами, он зимой отбыл в Переславль из Новгорода с матерью, женой и «со всемь дворомь свомь». Вряд ли имел смысл оставлять в недружественном городе своих детей без опеки дружины. Но неупоминание сыновей наряду с женой и матерью исключает возможность, что Александр увез их в Переславль Залесский. Впервые старший сын Александра Невского — Василий будет упомянут в 1245 г..
Вторая половина 40-х годов XIII в. отмечена серией крупных литовских походов на земли Новгорода, Смоленска, Пскова. Возросшая военная активность прибалтийских дружин связана с изменением политической ситуации в самой Литве и в
частности в Полоцке. Источники не сообщают что произошло в Полоцке в период 40-50 гг. XIII в., а последним князем старой династии назван Брячисав, тесть Александра Ярославича. Упоминание Товтивилла как полоцкого князя в Ипатьевой летописи датируется 1252 годом.55 К вопросу времени попадания Полоцка в сферу литовского влияния существуют различные точки зрения. Г. Пашкевич, Г.Н. Саганович считали, что Товтивилл появился в Полоцке в период 1239-1245 гг.56 В.Е. Данилевич предположил, что приход к власти литовских князей в Полоцке датируется в промежутке между 1239-1246, а в Витебске, с 1246-1252.57 В.Т. Пашуто рассматривал
из Всеславичей, Брячислав, после которого уже
нет известий о русских князьях в Полоцке до смерти Товтивила. Умер ли Брячислав до завоевания Полоцка Литвой, или Полоцк был завоеван при его жизни, летопись не указывает. Между тем под 1246 г. в летописях есть известие о том, что Александр Невский, зять Брячислава, заезжал за своим сыном в Витебск, где тот, видимо, гостил. Хотя Витебск принадлежал в это время, вероятно, тоже Васильковичам, тем не менее странно, почему Александр и его сын гостят у более дальних родственников и не заезжают в Полоцк, когда Брячислав или его дети, если они у него были, жили там. Но из указанного обстоятельства можно скорее заключить, что в это время ни Брячислава, ни его детей не было в Полоцке и Брячислав или его дети жили уже в Витебске. Причина выхода Василькови-чей из Полоцка, вероятно, заключается в том, что Товтивил уже успел завоевать Полоцк» (Данилевич В.Е. Очерки истории Полоцкой земли до конца XIV ст. К., 1896, С. 136).
вокняжение Товтивилла в качестве признака завоевания Полоцка литовцами и связывает это с буллой Иннокентия IV 1248 года «новообращенному князю Полоцка», но в то же время отрицает появление прибалтийских князей в начале 40-х годов.58 Следует сказать, что версии