Спросить
Войти
БЕСПАРТИЙНЫЙ ДЕПУТАТ: С.Н. БУЛГАКОВ О ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЕ, ДЕПУТАТАХ, ПАРТИЯХ
В последние годы внимание широкого круга исследователей все чаще привлекает история зарождения российского парламентаризма в начале XX в. Становление национального органа представительной власти стало одним из проявлений развития капиталистических отношений в России. Это было время кардинальных изменений всех сторон жизни страны и общества: ускоренного развития промышленности, появления новых социальных групп — промышленного пролетариата и буржуазии, время формирования новой культурной среды. Преобразования в экономике, социальной и духовной сферах не могли не оказать влияния на общественно-политическую жизнь страны. В конце XIX—начале XX вв. в России стали формироваться первые политические партии.
Под давлением широких кругов общественности, возмущенных поражением России в русско-японской войне 1904—1905 гг., в ситуации национального политического и социального кризиса 1905 г. правительство вынуждено было пойти на создание нового общенационального представительного органа власти — Государственной думы. В сущности, был сделан первый шаг к образованию в России полноценного парламента. Выборы в Государственную думу проходили в условиях революционных потрясений в стране, а с роспуском IIГосударственной думы и установлением «третьеиюньской монархии» традиционно связывают завершении революции 1905—1907 гг. в России.
В деятельности IIГ осударственной думы впервые принимали участие все основные политические силы общества. В то время как деятельность в Государственной думе второго созыва главных политических партий хорошо изучена [1], работа в Думе беспартийных депутатов исследована еще слабо, а ведь эти депутаты сыграли заметную роль в формировании новой политической традиции России, в развитии политической культуры.
В связи с этим, на наш взгляд, особый интерес представляет деятельность в Государственной думе второго созыва Сергея Николаевича Булгакова — крупного философа, экономиста, социолога, богослова. Избранный от Орловской губернии как беспартийный «христианский социалист», он был деятельным, достаточно заметным и авторитетным депутатом Государственной думы.
В письмах к A.C. Глинке летом 1906 г. С.Н. Булгаков упоминает о причине, побудив-
шей его принять участия в выборах в Г осударственную думу. С.Н. Булгаков писал, что находится «в полосе религиозного участия в общественности» [2].
Еще в 1905 г. С.Н. Булгаков предпринял попытку создать христианско-социалистическую партию «Союз христианской политики». Причиной побудившей С.Н. Булгакова к созданию собственной партии было желание разрушить стену непонимания между обществом и официальной православной церковью. Задачей Союза являлось создание религиозной общественности, а политическая деятельность рассматривалась как религиозное делание, исполнение заповедей Бога.
Идеи «Союза христианской политики» на некоторое время сплотили небольшой круг единомышленников С.Н. Булгакова, среди которых были «молодые неославянофилы» из кружка М.А. Новоселова, Н. А. Бердяев, А. В. Карташев,
А. С. Глинка, А. С. Аскольдов и др.
Но действительного «союза» не получилось. Свенцицкий, Эрн и др. члены кружка М.А. Новоселова требовали большего радикализма, революционизма. Они создали нелегальное «Христианское братство борьбы». Организацию явно выраженного экстремистского типа.
Программа «христианской политики» не нашла поддержки и в кадетской среде. Некоторые руководители партии увидели в ней посягательство на представительство наиболее широких слоев населения. Кроме того, кадеты опасались, что идеи «христианской» политике могут оттолкнуть от них представителей других национальностей, атеистов.
Философские единомышленники Булгакова, члены Религиозно-философского общества имени B.C. Соловьева отвергли идею создания Союза уже по философским соображениям.
В том, что «Союз христианской политики», вопреки ожиданиям его создателя, не обрел широкого круга приверженцев ни в среде либеральной интеллигенции, ни в народной среде, во многом виновата неуверенность самого С.Н. Булгакова как в правильности избранной тактики воплощения своих идеалов, так и в их основательности. По мнению В.Н. Акулинина, идея «Союза», задуманного как создание «сверхиндиви-дуального коллективного организма», входила в противоречие с идеей партии, призванной отстаивать интересы именно своего «направления». [3, с. 16]. Участие в деятельности Государствен-
ной думы стало для С.Н. Булгакова, в том числе, попыткой разрешить это противоречие.
Приняв решения баллотироваться в Думу, С.Н. Булгаков столкнулся с проблемой определения собственной политической платформы. Своей партии С.Н. Булгаков не создал, примкнуть к кадетам не хотел и не мог «не теряя своего лица».
Еще в начале революционных событий 1905 г. он, по собственному выражению, испытал влияния «антихристового духа», когда вместе со студентами вышел на демонстрацию в поддержку Манифеста 17 октября. Его поразили, прежде всего, революционные речи ораторов, призывы к уничтожению всего существующего, революционная наглость. В связи с этим в автобиографических записках С.Н. Булгаков написал: «Став боком к революции уже тогда, я не мог примкнуть ни к одной из политических партий, всецело стоявших на почве революционного или контрреволюционного мировоззрения» [4, с. 92]. С.Н. Булгаков принял решение баллотироваться от Орловской губернии как беспартийный депутат («христианский социалист»).
Выборы в Думу произвели глубокое впечатление на С.Н. Булгакова. Он испытал сильное разочарование: «Предвыборная агитация состояла только в том, что я там показался и кое с кем поговорил», — писал С.Н. Булгаков A.C. Глинке. В этом же письме С.Н. Булгаков отмечал, что, несмотря на волнения по поводу участия в выборах: «идти надо, да может быть это легче чем не идти» [2, л. 65]. С.Н. Булгаков постоянно испытывал душевные муки от своего неучастия в политической жизни страны, невозможности повлиять на происходящие события.
Позднее, в 1912 г. С.Н. Булгаков написал статью «На выборах», в которой поделился своими «жизненными переживаниями» по поводу выборов в Государственную думу. С.Н. Булгаков писал: «Для меня эти выборы были такими днями скорби и муки, близкой к отчаянию. Слепо, глупо верю в неотменность призвания и избрания России и живу этой верой, но и вижу... как отличается «Россия» от «святой Руси», как уродливое чудовище, помесь дикости, хамства и лени, заслоняет собой «святой остаток»!» [5, с. 194—195].
С.Н. Булгаков подчеркивал, что в депутаты баллотировалось большое количество крестьян, привлекаемых исключительно «диетами», т. е. содержаниями депутатов Думы. Многие выборщики шли в расчете на удачу, благодаря которой «выборные комбинации выносят в Таврический дворец иногда совершенно случайных людей». С.Н. Булгаков отмечал низкую политическую культуру претендентов, которые не задаются вопросом о своей пригодности или не пригодности к политической деятельности, «как дети,
они интересуются только избранием, наивно и просто». Но, признавал мыслитель, в России уже есть небольшая группа политических деятелей, осознавших, чего они хотят, и сознательно участвующих в политической борьбе [5, с. 195].
Выборы в Государственную думу прошли для С.Н. Булгакова в целом успешно, но в письме к
A.C. Глинке он признавался: «Избрание в Думу легло на меня такой тяжестью, что я и не ожидал, хотя и стараюсь настроить себя так, чтобы идти туда во имя Господня. Но гнуться мои слабые плечи...» [2, л. 67].
При обсуждении вопроса о создании комиссии помощи голодающим, С.Н. Булгаков выступал за перенесение обсуждения проблемы на деловую почву: «Если у нас действительно болит душа о голодном народе, то в таком случае будем говорить о нем не общими местами, а чисто деловым образом», — подчеркивал он [6, с. 210].
С.Н. Булгаков отмечал, что если комиссия помощи голодающим будет создана, она во многом будет дублировать деятельность уже существующих финансовой и продовольственной комиссий. С.Н. Булгаков призывал сначала четко определить функции будущей комиссии и сферу ее деятельности, ее отношения с другими комиссиями.
Хотя С.Н. Булгаков был избран в Думу как беспартийный христианский социалист, но при обсуждении основных вопросов, стоявших перед Думой он зачастую примыкал к правым кадетам. В письмах к A.C. Глинке С.Н. Булгаков отмечал, что в Думе он «окадетился окончательно», и хотя замечал, что политически независим, но «очень поправел (зову себя черносотенным кадетом)». Он писал: «Я принюхался ко всякому смраду, меня не шокируют Милюков и Гессен, ибо я им чужд и внутренне от них свободен, — я веду самые рискованные политические переговоры на разные стороны и ... остаюсь при этом свободен, делаю это для дела» [2, л. 72].
В.А. Маклаков — известный кадет, депутат Государственной думы — в своих воспоминаниях подчеркивал, что С.Н. Булгаков часто выступал в Думе совместно с кадетами.
В прениях о военно-полевых судах, отмечал
B.А. Маклаков, за отмену военно-полевой юсти-
ции выступили восемь кадетов, в том числе С.Н. Булгаков. «Сегодня идет речь о том, отчего болит народная совесть, что волнует всех. Без всякого преувеличения нас здесь слышит вся Росси, весь мир. Совесть народная не может не высказаться по этому поводу, не может не облегчить свою душу после тех ужасов, которые мы пережили...» — говорил С.Н. Булгаков [7, с. 397]. Он отмечал, что с точки зрения целесообразности и борьбы с террором на вопрос о существовании военно-полевой юстиции могут даваться разные ответы. Но если российское правительство назвало себя христианским,то, следовательно, оно должно было сообразовывать свои действия с христианскими законами, осуждающими подобную практику.
Вопросы в Думе, по мнению С.Н. Булгакова, рассматривались исключительно с партийной точки зрения. Это препятствовало принятию Думой решений по наиболее важным насущным проблемам российской действительности. «Я вижу перед собой отсюда Россию последнего времени, это взбаламученное море, Россию, которая разрушается междоусобною войной, которая не в состоянии разобраться в понятии о добре и зле» [7, с. 398], — говорил мыслитель. Но именно народные представители, считал С.Н. Булгаков, должны прислушиваться к голосу народной совести, должны рассматривать вопросы не с партийной точки зрения, а с точки зрения «судеб нашего отечества».
«Я вижу, что та междоусобная война, та пропасть, которая разъединяет Россию, влечет ее к величайшей опасности, если не к гибели. Государственная дума, народное представительство должно возложить на себя эту нелегкую задачу: создание права вместо бесправия», — полагал С.Н. Булгаков [7, с. 398].
С трибуны Государственной думы С.Н. Булгаков выступал с призывами прекратить террор как «не правовой», творимый радикальными политическими силами, так и «правовой», правительственный, существовавший в форме воен-но-полевой юстиции.
«Я должен выразить убеждение, — говорил С.Н. Булгаков, — что такое положение вещей, при котором обе стороны, правительство и народ, или его часть, ведут между собой борьбу не на жизнь, а на смерть, — это положение совершенно безнадежно» [7, с. 400]. Борьбу с террором необходимо вести силой общенародного порицания, считал философ, и призывал не только отменить военно-полевую юстицию, но и всенародно и торжественно ее осудить.
В выступлениях на заседаниях Государственной думы, С.Н. Булгаков советовал народным представителям научиться различать срочность нужд в стране и срочность занятий в Думе. Он
считал, что не все дела, стоящие на первом месте в стране, прежде всего аграрный вопрос, доступны немедленному решению в Думе; в то же время, есть такие дела, решение которых Государственная дума, как законодательный орган не в праве откладывать, в частности — обсуждение государственного бюджета.
На заседании Думы, посвященном рассмотрению государственного бюджета, С.Н. Булгаков выступил с докладом о состоянии экономики России в начале XX в. Он отмечал, что бюджет не был произведением одного данного года, но являлся наследием предыдущей исторической эпохи. По его данным, русский бюджет в течение первого десятилетия XX в. увеличился почти в два раза по сравнению с 90-ми гг. XIX в., и русский народ за это же время стал беднее в два раза. Этот финансовый результат был достигнут благодаря тому, что русским народом управляло могущественное, централизованное и безответственное правительство. С.Н. Булгаков критиковал ограниченность бюджетных прав Думы, недостаточность средств, выделенных на развитие культурных и производственных потребностей общества.
В письмах С.Н. Булгаков часто сетовал, что чувствует себя в Думе внешним человеком. В своих воспоминаниях член ЦК кадетов А. Тыркова так описала С.Н. Булгакова: «В сутолоке Таврического дворца С.Н. Булгаков сжимался, проходил через парламентское торжище сторонкой, в кулуарах помалчивал, больше слушал, пощупывая маленькую темную бородку, и улыбался насмешливо, невесело. Влияния он не искал, но и над собой влияния не любил. Таким людям в партии тесно, скучно, и они этого не скрывают» [8, с. 349].
Участие в работе Думы С.Н. Булгаков рассматривал, как возможность исполнить свой патриотический долг перед страной, как обязанность перед Богом. В мае 1907 года в письме с
А.С.Глинке Булгаков признавался: «Я втянулся в думскую работу и несу ее — по долгу — как верный раб. Работу эту я считаю своим патриотическим долгом перед страной, — у меня историческое почти отчаяние в сердце, но я считаю, что в порядке эмпирическом и историческом надо делать все, чтобы предотвратить, что можно. Я полагаю, что мы обязаны делать это перед Богом» [2, л. 73].
Центральным вопросом во II Государственной Думе был аграрный вопрос. Добиться единства различных партийных сил в решении этого вопроса не удавалось. Кадеты выступали с аграрным проектом принудительного отчуждения земли, что противоречило правительственной программе П.А. Столыпина. Все более реальной становилась угроза роспуска Думы.
В апреле 1907 г. П.А. Столыпин начал переговоры с умеренными кадетами — И.В. Гессеном, В.А. Маклаковым, П.Б. Струве, М.В. Челноковым. В переговорах участвовал и С.Н. Булгаков. Предметом переговоров стала возможность создания правоцентристского думского большинства, которое приняло бы предложенную правительством аграрную реформу.
Но переговоры оказались напрасными. По воспоминаниям А. Тырковой лидер партии кадетов П.Н. Милюков внимательно следил за четверкой и решительно выступил против сговора с правительством [8, с. 360].
С.Н. Булгаков в автобиографических записках вспоминал о том, что П.А. Столыпин произвел на него сильное впечатление своими личностными качествами, смелостью, силой слова. «Я совершенно не сочувствовал его политике, — писал С.Н. Булгаков, — но я сохранил веру, что он любит Россию и, в конце концов, не солжет» [4, с. 92].
На заседании 5 апреля 1907 г. в Государственной думе была выбрана аграрная комиссия, куда были переданы все законопроекты по аграрному вопросу. Одним из членов этой комиссии стал С.Н. Булгаков. Но ее работа оказалась безрезультатной.
Аграрные прения в Государственной Думе завершились 26 мая 1907 г. Решение по одному из самых злободневных вопросов российской действительности так и не было принято. Думские заседания убедили П.А. Столыпина в невозможности договориться с кадетами по аграрной программе и провести через Думу правительственный вариант аграрной реформы. Это стало главной причиной роспуска II Государствен-ной думы.
Недовольство П.А. Столыпина во многом было вызвано тем, что аграрная комиссия приняла принцип принудительного отчуждения. С.Н. Булгаков, как член аграрной комиссии, попытался объяснить, что форма перехода с при-
нудительным отчуждением не принята Думой и существует еще возможность для маневра.
B.А. Маклаков, в своих воспоминаниях подробно описавший встречу, отмечал, что к этой информации П.А. Столыпин «отнесся с большим интересом, задавал вопросы, осведомлялся о разных подробностях, не раз одобрительно кивал головой. Нам начало казаться, что недоразумение выяснилось, что оно поправимо» [9, с. 315].
Но уладить конфликт не удалось, П.А. Столыпин вернулся к обвинению социал-демократов, и, получив подтверждение, что они не будут устранены из Думы, сообщил: «Запомните: это вы сейчас распустили Думу» [9, с. 315].
Уже на склоне лет в автобиографических записках С.Н. Булгаков так вспоминал о думском периоде своей деятельности: «Из Государственной думы я вышел таким черным, как никогда не бывал. Нужно было пережить всю безнадежность, нелепость, невежественность, никчемность этого собрания, в своем убожестве даже не замечавшего этой своей абсолютной непригодности ни для какого дела, утопавшего в бесконечной болтовне, тешившего самые мелкие тщеславные чувства. Я не знавал в мире места с более нездоровой атмосферой, нежели общий зал и кулуары Государственной думы» [4, с. 92]. С.Н. Булгаков испытал сильнейшее разочарование в практической пригодности Думы для решения насущных проблем страны, в самих депутатах, недостойных представлять интересы народа.
С.Н. Булгаков писал, что не находит таких слов негодования, разочарования, печали и презрения, чтобы выразить свои чувства. В автобиографических воспоминаниях он дал следующую характеристику Государственной Думе: «Эта уличная рвань, которая клички позорной не заслуживает. Возьмите с улицы первых попавшихся встречных, присоедините к ним горсть бессильных, но благомыслящих людей, внушите им, что они спасители России, к каждому слову их, немедленно становящемуся предметом общего достояния, прислушивается вся Россия, и вы получите 2-ю Государственную думу» [4, с. 92].
Участие в деятельности Государственной Думы стало переломным рубежом в процессе складывания нового мировоззрения С.Н. Булгакова. «Четырехмесячное сидение» в Думе совершенно и окончательно завершило отход
C.Н. Булгакова от идей и принципов революции,
начавшийся еще осенью 1905 г. Опыт думской работы привел к разочарованию мыслителя в практической политике, к отказу от дальнейших попыток принять практическое участие в преобразовании общества, в политической жизни страны. Думские впечатления дали С.Н. Булгакову, по его словам, огромный душевный и жизненный опыт, под впечатлением которого у него «неожиданно закипела внутренняя работа новой переоценки ценностей и самопроверки». У С.Н. Булгакова возникла острая потребность в «отстраненном» взгляде на происходящие события, что привело к появлению работ, написанных в форме размышлений, дум, «созерцаний и умозрений».
С.-Петербургского ун-та, 2002. — 232 с. и др.
