Спросить
Войти
РЕМШ1ШМ сентябрь 2005
БИОТЕХНОЛОГИИ И БИОБЕЗОПАСНОСТЬ: ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ
В последние десятилетия прогресс в области биотехнологий открыл большие перспективы в развитии наук о человеке и в самых разнообразных отраслях человеческой деятельности, переведя в практическую область научно-технические разработки молекулярных основ медицины. Об этих и других проблемах интервью с академиком РАН и РАМН, ректором ММА им. И.М.Сеченова М.А.ПАЛЬЦЕВЫМ.
т — Михаил Александрович, как бы Вы оценили современное состояние и перспективы развития биотехнологий в России?
— Россия с советских времен сохранила достаточно большой научный потенциал, и хотя много перспективных ученых уехало за рубеж, существует немало лабораторий, интенсивно работающих в области создания биотехнологий. Количество научных конференций с хорошей научной программой сейчас значительно больше, чем во времена СССР. Можно сказать, что наблюдается взрыв интереса к современным достижениям биотехнологии со стороны ученых. Вместе с тем реализация биотехнологических разработок, сегодня, к сожалению, в загоне. Я бы сказал, что Россия потеряла современную биотехнологическую промышленность. Если, скажем, 20 лет назад, когда существовала специальная государственная программа по биотехнологии, в развитие которых вкладывались большие
средства, Россия была в числе мировых лидеров этого направления, то сейчас практической реализации биотехнологических программ у нас фактически нет. Как ни грустно это осознавать, но инновационный механизм, несмотря на все усилия ученых, не работает. У нас в стране нет восприимчивой промышленности, которая могла бы воспроизвести эти технологии. Мы ничего не можем создавать в промышленных масштабах еще и потому, что утрачен человеческий ресурс, который занимается производством. Почти исчезла такая категория учебных заведений, как технические училища и техникумы, — звено, связанное с подготовкой высококвалифицированных рабочих и техников для производства. Зато наблюдается безудержное увеличение количества вузов с очень плохим образованием. Если государство способствует тому, чтобы сделать всех инженерами, то, естественно, страдает производство. Не следует также забывать, что за последние десятилетия в биотехнологи-
Ректор ММА им. И.М.Сеченова М.А.ПАЛЬЦЕВ.
ческой сфере совершен колоссальный скачок. Если 20—30 лет назад биотехнология рассматривалась главным образом как возможность заполнить бедные страны большим количеством дешевых продуктов питания, чтобы избежать голода, то сейчас она рассматривается как способ производства в больших количествах дешевых лекарств, построенных в основном на генных технологиях. Причем и эта цель в значительной степени тоже уже достигнута. Сегодня ученые разрабатывают способы лечения многих заболеваний с применением биотехнологий, но думается, что и это не предел. Недаром говорят, что над чем
During the last decades the progress of biotechnology opened wide prospects for biological science, making the scientific and technical achievements of molecular medicine practical. M.A. PAL&CEV, academician, a member of Russian Academy of Sciences and Russian Academy of Medical Sciences, the head of Sechenov Medical Academy in Moscow (MMA), tells about current state and prospects of biotechnology in Russia, the possibility to influence the population at the gene level, the opportunities missed by Russian science and other vital problems.
Biotechnology and biosafety: problems and prospects.
бы ни работал ученый, в результате всегда получается оружие. Очень скоро ученые и политики поняли, что биотехнологии дают возможность изготовления биологического оружия, которое, по оценке Госдепартамента США, потенциально более опасно, чем ядерное, поскольку способно уничтожить все живое, но сохранить технику и ресурсы, не разрушает окружающую среду.
т— Есть ли возможность воздействовать на популяцию на генном уровне и видоизменить население по своему усмотрению?
— Это, конечно, фантастика, но если поставить такую задачу, то ее вполне можно достичь. Я уверен, что научные подходы к разработке биологического оружия, которое воздействует на определенные расы, уже существуют. Мне не раз встречались публикации в американских журналах на эту тему, правда, речь шла о том, что такое оружие создано в России. Но если американцы говорят, что создано в России, значит, у них это наверняка уже есть. А это тем более означает, что упускать биотехнологическую сферу из поля зрения государства никак нельзя. Вместе с тем мы видим, что управленческие решения в области биотехнологий не принимаются, а если и принимаются, то не ведут к достаточно большим эффектам.
т— Так в чем все-таки дело — в недостаточном финансировании или в чьем-то нежелании вникнуть в проблему?
— Думаю, что и в том, и в другом. Существующие еще с советских времен научные лаборатории худо-бедно работают, хотя деньги на науку выделяются небольшие. Если их не укреплять, они долго не выдержат. Параллельно нужно создавать новые лаборатории, между которыми должна быть конкуренция, как и в любой другой среде. Но это только часть проблемы. За лабораторными разработками следует лабораторный регламент, то есть нужно наладить лабораторное производство продукта. А это
уже требует значительно больших средств, чем содержание обычных научных лабораторий. Это большие вложения, причем вложения на перспективу.
А наше государство рассматривает себя как высокопоставленного менеджера, задача которого регулировать денежные потоки, добываемые из природных ресурсов, и не более. Понятно, что экономические категории и движение финансов очень важны, но не они определяют перспективы страны. У нас же нет не только долгосрочного прогноза, но даже элементарной статистики! Мы не знаем, чем болеет наше население и сколько вообще больных, мы пользуемся среднемировой статистикой путем сопоставления. Я считаю, что это основная ошибка, и если она не будет вовремя осознана, если финансовые ресурсы не станут распределяться более рационально, катастрофы не избежать. Разве что опять подключим умение российского населения мобилизоваться в короткие сроки для решения крупных государственных задач и национальных идей, как уже не раз было в истории.
Современная наука чрезвычайно дорогая. Если всерьез думать о будущем, в нее надо вкладывать большие деньги. И восприимчивая биотехнологическая промышленность сама собой не разовьется, ее надо формировать целенаправленно.
— А Вы не могли бы назвать хотя бы примерный порядок средств?
— США вкладывает в науку десятки миллиардов долларов. Мы — на порядок, а в некоторых случаях на два порядка меньше. Безусловно, речь идет об очень больших деньгах, но они у России есть. Нет другого — понимания того, что это окупаемые деньги. Развитие биотехнологий и биотехнологической промышленности непременно приведет к повышению здоровья населения, к увеличению трудовых ресурсов страны. К сожалению, политики сегодня обсуждают вопрос не о том, как повысить трудовой ресурс страны, а о том, сколько завезти
китайцев и таджиков, чтобы обеспечить рабочей силой еще живые российские предприятия. Совершенно извращенная психология, на мой взгляд. Хорошо, давайте завезем, но на год или два, не больше. А за это время повысим рождаемость, укрепим здоровье собственного населения, адаптируем инвалидов к труду, вернем ранних пенсионеров на работу, уменьшим количество пропусков по болезням, снизим уровень психических заболеваний и стрессовых ситуаций, по числу которых Россия лидирует во всем мире, — вот о чем надо говорить. Это все поправимые ситуации, но у нас пока нет понимания того, что нужны большие инвестиции в трудовые ресурсы. Причем не только в зарплату, но и в технологии, которые обеспечивают и питание, и лекарства, и биологическую безопасность.
Сегодня за российскими учеными наши промышленники не ходят. Зато ходят западные: я как ученый, как ректор ведущего вуза, каждый месяц принимаю представителей зарубежных компаний и фирм, представителей научных организаций, которые ищут новые научные разработки в России, с тем чтобы внедрить их у себя. И конечно, они потом нам же их и продадут, а мы все это купим втридорога. Я вас уверяю: в основе многого из того, что сейчас покупает Россия, лежат российские разработки. Упущено непозволительно много времени и возможностей, и сейчас государство должно сместить акценты вложения средств в пользу науки и определить приоритеты ее развития.
т— Вы не могли бы привести несколько примеров таких упущенных возможностей?
— Огромная сфера приложения научных знаний — это основанные на биотехнологиях лекарства для лечения социально значимых заболеваний. На сегодняшний день лекарства, произведенные с использованием биотехнологий, в основном привозятся в Россию из-за рубежа. Например, у нас нет своего генно-инженерного инсулина, рынок заполнен продукци-
БИОТЕХНОЛОГИИ И БИОБЕЗОПАСНОСТЬ: ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ
ей западных фирм. В России сахарным диабетом болеют примерно 20 млн. человек, около 30 процентов из них инсулинозависимы, и они до сих пор используют свиной инсулин. Вместе с тем Россия была в числе первых, кто сделал штамм для получения генно-инженерного инсулина. Опытное производство около 10 лет назад было создано в Институте биоорганической химии им. М.М.Шемякина и Ю.А.Овчинникова РАН, вложены большие средства в исследования, но на промышленном этапе все застопорилось. И только сейчас, после вмешательства Ю.М.Лужкова и финансовой поддержки Москвы, начат опытный выпуск инсулина. Получит это даль-
робактерий туберкулеза, на основе которых можно получить вакцину, и с помощью этой вакцины достоверно ставить диагноз туберкулеза, вовремя проводить необходимое лечение и вакцинацию. Особенно это важно для детей.
Есть и другие очень хорошие российские биотехнологии, которые мы не можем реализовать сами, в итоге теряя на этом колоссальные деньги.
Го1 — Как это отражается на биобезопасности страны?
— Уже формируется биотехнологическая зависимость России от многих западных стран. С одной стороны, это не страшно, если речь идет о научной
нейшее развитие или нет — большой вопрос. В Китае 5 заводов производят генно-инженерный инсулин, который мы закупаем в больших количествах, и, насколько я знаю, плазмиды для производства инсулина привезены туда из России. Канадский генно-инженерный инсулин тоже, скорее всего, имеет российский источник. Или возьмем туберкулез. В нашей стране почти треть всех больных туберкулезом заражена мультирезис-тентным штаммом, который не лечится антибиотиками. Россия уже начинает представлять опасность для других стран как источник распространения мультирезистентного туберкулеза. Вместе с тем нашими учеными найдены специфические белки мик-
интеграции, — с Россией пока считаются в плане научных работ и достижений, — но с точки зрения биологической безопасности это, конечно, плохо. Если, скажем, ядерную безопасность можно обеспечить с участием третьих стран, то биологическую безопасность страна должна обеспечить самостоятельно. Потому что в понятие биологической безопасности входит не только угроза возникновения различных инфекций, эпидемий, эпизоотий, но и лекарственная безопасность. А у нас сегодня, по разным оценкам, от 10 до 40 процентов фальсифицированных препаратов — верный признак того, что лекарственная безопасность в стране находится на очень низком уровне.
РШШи и М сентябрь 2005
Биологическая безопасность в плане продуктов питания Россией тоже хоть и не утрачена безвозвратно, но уже начинает утрачиваться. Но думаю, что проблема выстраивания биологической безопасности встанет в условиях ВТО — это вопрос будущего. Первое, что делает любая развитая страна, вступая в ВТО, это обеспечивает протекционистские меры для тех отраслей, которые формируют биологическую безопасность государства. Это касается, прежде всего, лекарств, продуктов питания, образования. Поэтому вопросы биотехнологии сегодня очень важны, от их решения во многом зависит будущее страны.
т— Михаил Александрович, а как бы Вы оценили наш научный потенциал в сравнении с западным?
— Я бы не стал проводить прямых сравнений с западом, где все очень пестро и своеобразно. Надо правильно понимать научную среду. Физик Лев Арцимович сказал как-то, что наука — лучший способ удовлетворения личного любопытства за государственный счет. Нет людей, которые бы шли в науку ради того, чтобы заработать деньги и стать состоятельным человеком, — это бывает чрезвычайно редко и является исключением из правил.
Обычно при глобализации мира научная среда мигрирует туда, где не просто больше платят, а создают условия для работы: вкладывают больше денег в покупку механизмов и приборов, в создание лабораторий и научных школ. В США в Силиконовой долине русский язык является государственным наряду с английским. Работающие там ученые поддерживают контакты с российскими коллегами, ведут довольно интенсивный обмен новыми идеями и новыми научными достижениями. Если Россия это правильно поймет и создаст благоприятные условия для развития науки у себя дома, я Вас уверяю, что те 300 000 ученых, которые выехали из страны, вернутся.
Но если мы еще одно поколение не опомнимся и не вернем эту научную
среду, то окончательно ее потеряем. По оценкам РАН, у нас есть 5—7 лет в запасе, чтобы сделать решительные шаги по возвращению ученых в Россию. Но обеспечить воспроизводство и восприимчивость технологий — это уже задача государства, а не научной среды.
т— А какие законы, касающиеся сферы биобезопасности, по Вашему мнению, нужно принять в ближайшее время?
— Есть несколько законов, которые требуют совершенствования. Например, Закон «О трансплантации органов и тканей». Страдают врачи, страдают пациенты, в стране практически прекращена пересадка органов и тканей — это уже вопиет, и нужно немедленно наводить порядок в этой области. Аналогичная картина наблюдается и с клеточными технологиями. Вся цивилизованная Европа и многие азиатские страны ввели законодательное регулирование данной сферы. Россия этого до сих пор не сделала. В этом смысле мы сейчас находимся где-то на уровне африканских государств. Правда, была очень робкая инициатива Комитета Госдумы по охране здоровья создать рабочую группу и провести парламентские слушания на эту тему, но они так и не состоялись. В октябре этого года предполагается вернуться к этому вопросу. Между тем в России сложился очень большой подпольный рынок, построенный на использовании эмбриональных клеток, которые могут быть как очень эффективны, так и чрезвычайно опасны. Этот теневой бизнес приносит огромные дивиденды обладателям этих технологий, но пациенты при этом оказываются абсолютно незащищенными. По нашим сведениям, при контрольной проверке культуры фибробластов, которые поставляют для косметических салонов, имели лишь 2% живых клеток. В то же время каждый специалист знает, что неграмотное использование стволовых клеток может привести к очень серьезным последствиям и тяжелым осложнениям. Что мы, собственно говоря, уже имеем.
— Как обстоит дело с международной интеграцией в
области биотехнологий, есть ли совместные проекты?
— Мое глубокое убеждение, что вопросы биологической безопасности и развития биотехнологий надо решать вместе с развитыми странами — с США, Германией, Великобританией и Францией. Для того чтобы окончательно не отстать и не потерять контроль над ситуацией. И сегодня, к счастью, наши коллеги за рубежом, отдавая должное незаурядным научным способностям россиян достигать успехов в науке с минимальными затратами, охотно идут на такое сотрудничество. В частности, у нас наладилась эффективная совместная работа с Германией и США. Мы имеем с их стороны небольшую финансовую поддержку, но главное, мы имеем возможность посылать наших специалистов, особенно молодежь, на конференции, на рабочие места на стажировку. Вместе с учеными из Германии мы разрабатываем совместный проект по стволовым клеткам, и я думаю, что он будет быстро развиваться. Во всяком случае, мы считаем, что через 3—5 лет появятся первые совместные технологии с перспективой использования стволовых клеток для лечении больных с социально значимыми заболеваниями.
— Михаил Александрович, Институту молекулярной
медицины при ММА им. И.М.Сеченова, научным руководителем которого Вы являетесь, исполнилось 5 лет. Что удалось сделать за это время?
— Сегодня можно с уверенностью сказать, что за это время Институт молекулярной медицины вполне сложился. Сформированы основной коллектив и научные лаборатории, определены основные направления научных исследований: молекулярная диагностика, генная диагностика и клеточные технологии. Получено несколько патентов, опубликовано большое количество научных статей. Очень хорошо развивается молекулярная диагностика, в основном генная предимпланта-ционная диагностика, которая чрез-
вычайно важна в клинике акушерства и гинекологии для раннего определения врожденных генетических дефектов у детей.
Успешно развивается биотехнологическое направление — разработаны и уже доведены до уровня доклинических или клинических испытаний несколько новых лекарственных препаратов, как оригинальных, так и препаратов-аналогов. Это противоопухолевые и противотуберкулезные препараты, а также лекарства для лечения кардиологических заболеваний, причем все это чисто российские разработки. Они уже оценены клиницистами и при определенной востребованности могут выйти на рынок. Три года назад начал выходить журнал «Молекулярная медицина». Уровень его публикаций достаточно высок и журнал востребован, хотя количество подписчиков растет медленно, как у всех научных журналов. По инициативе института в октябре этого года пройдет II Международная конференция «Молекулярная медицина и биобезопасность». Но главное, к нам в институт пришло довольно много молодежи. Это очень важный показатель перспективности и эффективности работы любого научного учреждения. Молодежь идет туда, где интересно, где есть перспектива, и естественно, ее надо материально поддерживать, хотя бы в разумных пределах. Поэтому мы постоянно находимся в борьбе за гранты, за дополнительное финансирование, берем высокотехнологичные хозрасчетные и заказные работы. В планах института создание банка стволовых клеток из пуповинной крови. Мы считаем, что это наиболее перспективное и отвечающее современным требованиям направление. Мы также намерены открыть центр молекулярной диагностики и уже ведем первые исследования, главным образом в онкологии и акушерстве и гинекологии. Таковы основные направления работы института. Я считаю, что для 5 лет его существования это немало.
Беседовала ж
Ольга ФЕДОТОВА, «Ремедиум» ж
