Спросить
Войти
10. Zuluaga Nieto J. U.S. security policies and United States-Colombia relations // Ibid. -Riverside (Cal.), 2007. - Vol. 34, N 1. - P. 112-119.
О. В. Бабенко
Страны Европы
BERGER S. On the role of myths and history in the construction of national identity in modern Europe // European hist. quart. - L., 2009. -N 39 (3). - P. 490-502. - Mode of access: http://ehq.sagepub.com -(Дата посещения: 9.07.2009). - DOI: 10.1177/0265691409105063
В статье С. Бергера, профессора истории Манчестерского университета, специалиста по сравнительной европейской истории и истории Германии, рассматривается переплетение и влияние мифов и исторической науки. В качестве примеров он обращается к таким предметам: 1) исторические мифы о происхождении страны и нации; 2) мифотворчество и история Средних веков; 3) мифы о «золотом веке» в истории страны и его противоположности - мифы о национальном упадке; 4) мифология религии; 5) мифы пространства - о границах и приграничных землях. Свой выбор С. Бергер объясняет тем, что на этих примерах наглядно видны трудности четкого разграничения мифа и научного историописания.
С. Бергер пишет, что существует множество мнений об отношениях и влияниях между мифом и историей; историки до сих пор обсуждают эту проблему. По его мнению, знаменитый немецкий историк XIX в. Д. Дройзен ясно определил границу между историей и мифом: «...миф все в большей степени ассоциируется с памятью, тогда как правдивость - отличительная черта истории» (с. 492).
Индивидуальная память отличается от истории, пишет С. Бергер, она складывается из присутствия, опыта или событий. В отличие от нее, коллективная память состоит из множества элементов и событий, которые не являются результатом жизненного опыта индивида. Поэтому коллективная память, так же как и исто-
рия, всегда спорна и является результатом попыток придать прошлому смысл при помощи интерпретаций. Историописание фактически представляет собой одну из форм публичного дискурса о прошлом, участники которого обсуждают то, что должно стать частью коллективной памяти. Следовательно, коллективную память и историю нелегко отделить одну от другой, считает С. Бергер.
Желание историков быть «правдивыми» и их готовность работать, руководствуясь целым набором дисциплинарных и методологических инструментов, не защищает их от множества исторических мифов, многие из которых играют важную роль в национальной коллективной памяти.
Самыми значительными, можно сказать, ключевыми для национальных историй являются мифы о происхождении. Большинство из них прослеживают истоки происхождения нации на протяжении длительного времени, потому что, чем продолжительнее история единства, которое можно назвать нацией, тем большей ценностью она обладает. Важно показать, что люди, образующие нацию, жили на одной определенной территории, говорили на одном определенном языке, сохраняли оригинальную культуру на протяжении веков. Главной проблемой, с которой сталкивались историки, является происхождение нации, теряющееся во мгле веков: фактически невозможно четко разделить то, что установила «научная история», и то, что рассказывают мифы. Следуя желанию соответствовать потребностям своего народа, историки неохотно отказывались от мифов о происхождении. Вместо этого они пытаются утвердить их на «научном» основании. Поэтому, продолжает С. Бергер, следует говорить не об отказе от старой мифоистории «новым поколением научных» историков XIX в., а скорее об ассимиляции мифоистории парадигмой «научного» историописания.
К мифам о происхождении примыкают мифы о возникновении нации или вновь созданных нациях. «Французская революция 1789 г. и русская революция 1917 г. наиболее показательные примеры, в свете которых целые национальные истории были переписаны, но подобные изменения также возникают при воцарении новой династии или проведении эволюционных реформ» (с. 493). Яркий пример - английская виговская историография, написанная Т.Б. Макколеем, в которой мифы о создании нации были заменены
мифическими утверждениями о длительном прогрессивном развитии при помощи мирного реформирования, пишет С. Бергер.
Все европейские национальные истории, продолжает дальше автор, полны рассказов о возвышении и падении нации. «Золотой век», период процветания следовал за периодами упадка, когда нация была слабой, или страна была оккупирована иноземными силами, или утрачивала независимость. Но обязательно должно быть предание или по крайней мере надежда на возрождение и обретение былого величия. В подобных историях непременно присутствует герой/герои, отдавшие свои жизни за защиту нации. «Великий человек» был излюбленным предметом для историков, склонных создавать различные легенды о них и развенчивать их. «Польский политик Й. Пилсудский - один из множества примеров важнейших национальных агиографий и в то же время "черная легенда"» (с. 493).
Следующая группа мифов касается истории Средневековья. Этот период служит своего рода фоном, на котором разворачиваются наиболее колоритные повествования национальных историй. Историки, особенно в XIX в., на примере итальянских городов-республик показывали, как соперничество и конфликты препятствовали объединению страны и в то же время эти же города-республики расценивались как образец итальянского свободолюбия.
Национальные религиозные мифы, в частности христианские, свидетельствуют о тесной связи религии и нации. И здесь историки внесли свой вклад. Религия создала ключевые символы, ритуалы и коллективные практики, поддерживающие национальное движение и национальные нарративы. Национальные святые и религиозные праздники стимулировали национальные чувства и амбиции. Религиозная идентичность была тесно связана с лингвистической: латиница идентифицировала римский католицизм, а кириллица - православие, пишет С. Бергер.
Христианская культура смягчила варварскую, языческую Европу и внесла женский элемент в национальный нарратив: культ Девы Марии в таких странах, как Венгрия, Словакия и Польша, объясняется страданиями, которые перенесла нация и ее надеждами на возрождение. Помимо религиозных были и светские святые, игравшие важную роль в либеральном, антиабсолютистском национальном нарративе: Марианна Пинеда, казненная в Испании в
Граница и приграничные территории - еще одна область, где широко распространена мифоистория. Граница - эта линия на карте часто становится предметом раздора между различными регионами и нациями. Если две нации претендуют на одну территорию, вопрос о том, кто был первым, приобретает особое значение. Так историки Польши и Германии соревновались друг с другом, доказывая, чьи племена раньше заняли оспариваемую территорию.
В историографии пограничные области часто называют «ци-вилизационными мостами» между культурами, находящимися на разных «уровнях цивилизации». Типичным примером являются, по мнению С. Бергера, немецкоговорящие меньшинства в странах Центрально-Восточной и Восточной Европы в конце XIX - начале XX в. В нарративах балтийских и судетских немцев, трансильванских саксонцев доминирует представление о себе как носителях германской цивилизации посреди славянского варварства.
В многонациональных государствах (Испания), европейских империях (Габсбурги) была развита мифоистория, обращенная к составным частям доминирующих регионов. Споры о точных границах пространственных образований порождали набор пространственных мифов. Таким образом легитимизировались территориальные претензии, которые часто отстаивались насилием, войной или гражданской войной. Среди последних примеров территориальных или пограничных претензий автор называет Македонию и Грецию, Румынию и Молдавию.
В заключение С. Бергер пишет о необходимости междисциплинарного и интертекстуального диалога историков. Только таким образом можно достичь прогресса в понимании того множества путей мифоистории, которые формируют представления европейцев о своих нациях.
Ю.В. Дунаева
