Формирование кельтской государственности

УДК 94(364)

Н. С. Широкова

ФОРМИРОВАНИЕ КЕЛЬТСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ

Внимательный анализ текстов Цезаря («Записки о Галльской войне») показывает, что в Галлии накануне римского завоевания уже исчезли такие характерные институты первобытного народовластия, как народные собрания и царская власть. Вместо них возникли новые политические структуры. По выражению Ф. Ло, Галлия накануне римского завоевания находилась «в руках могущественных олигархий» [8. P. 75]. Верховная власть в общинах принадлежала аристократическим сенатам и более широким собраниям аристократов (concilia) [Caes.B.G., II, 4, 4, 5; VI, 20, 3 и др.], на которых присутствовали толпы клиентов. В текстах, однако, нет намека на то, что эти два института были постоянно действующими органами власти; скорее всего, они собирались по мере надобности.

Постоянно действующую власть в общинах, где не было царей, осуществляли должностные лица, которых Цезарь называет магистратами (magistratus). Например, у гельветов магистраты созывают крестьян, чтобы составить ополчение и защитить от притязаний могущественного магната Оргеторикса законы общины (Caes.B.G., I, 4). И в целом ряде других случаев Цезарь употребляет этот термин: ad magistratum (Ibid., VI, 20, 1) или Convictolitavem magistratum (Ibid., VII, 55, 4) и др. У некоторых племен имелся высший магистрат — summus magistratus (Ibid., I, 16, 5; VII, 33, 2), и избирался он сроком на один год (Strabo, IV, 4, 3). К.Жюллиан называл таких галльских магистратов «временными наследниками павших царей» [7. P. 46].

Столь большая власть, сосредоточенная в руках одного лица, пусть даже всего на год, была опасна, поэтому у многих галльских племен гражданская власть была отделена от военной (Strabo, IV, 4, 3). У ремов (Caes.B.G., VIII, 12, 4), тревиров и лемовиков (Ibid., VI, 8, 9; VII, 88, 4) принцип такого разделения власти для мирного времени был выработан, по-видимому, достаточно четко. Возможно, что кроме высшего магистрата имелись и другие должностные лица, подчиненные ему [18. С. 19; 11. С. 182]. Цезарь прямо об этом не говорит, но это следует косвенным образом из употребления выражений типа «qui summo magistratui praerat» (Ibid., I, 16, 5) и вообще из самого присутствия у Цезаря понятия summus magistratus. Если существовал высший магистрат, то можно предположить, что имелись и низшие, подчиненные ему. Кроме того, Цезарь употребляет слово magistratus во множественном числе по отношению к одной и той же общине: «ipsi magistratus» (Ibid., I, 17, 1). Здесь интересно отметить, что в гомеровский период у греков еще отсутствовала дифференциация магистратур в составе правящей коллегии [10. C. 129. Примеч. 71]. Наличие подобной дифференциации у галлов времени Цезаря свидетельствует о большем политическом опыте по сравнению с греками гомеровской эпохи, с которыми их так часто сравнивают.

Лучшее представление о сфере деятельности, функциях, способе избрания высшего

© Н. С. Широкова, 2009

магистрата можно составить на материале общины эдуев, принадлежавших к числу самых развитых кельтских племен. У эдуев существовала тщательно разработанная и искусно составленная конституция. К. Жюллиан заметил, что законы эдуев были так точны и искусны, что «Полибий мог бы в них найти столько же хороших примеров, сколько и в римских законах» [7. P. 47]. Высший магистрат у эдуев назывался вергобре-том (Caes.B.G., I, 16, 5)1. Полагают, что это галльское слово (vergobretus) означает — «тот, кто исполняет решения», т. е. это был титул носителей исполнительной власти [5. P. 179]. По-видимому, в руках вергобрета находилась и высшая судебная власть в общине, так как, по словам Цезаря, он имел право жизни и смерти над своими согражданами (Ibid., I, 16, 5). Столь большая власть, данная одному человеку, могла быть опасной для общины, тем более, что эдуи иногда выбирали на эту должность честолюбивых молодых людей знатного происхождения.

Однако в конституции эдуев имелись многочисленные оговорки для ограничения власти вергобрета. Он избирался сроком на год (Caes.B.G., I, 16, 5: qui creatur annuus) и не имел права покидать пределы общины (Ibid., VII, 33, 2). Имея в виду этот запрет, Фюстель де Куланж высказал весьма справедливое, на наш взгляд, предположение, что в руках вергобрета сосредоточивалась только высшая гражданская власть и что у эдуев так же, как и у других галльских племен, высшая гражданская магистратура была совершенно отделена от военного командования [18. C. 21]. Это подтверждается и частными случаями, встречающимися в тексте Цезаря. Так, в то время, когда Конвиктолитав занимал должность вергобрета, он не командовал войском (верховным главнокомандующим был назначен Литавик) (Ibid., VII, 37, 7).

Выборы вергобрета окружались многочисленными формальностями. У Цезаря нет прямого описания процедуры выборов. Ее можно реконструировать на основании материала, изложенного в третьем и четвертом параграфах 33-й главы VII книги записок о Галльской войне, делая выводы иногда косвенным образом, а иногда и от противоположного. Существует, однако, уже давняя традиция реконструкции конституции эдуев, которая начинается еще с Фюстель де Куланжа [18. C. 21], Г. Блока [1. P. 66] и К.Жюллиана [7. P. 46-48], включает такого крупного кельтолога середины ХХ в., как А. Гренье [5. P. 179-180], и заканчивается в трудах исследователей второй половины ХХ в. [6. P. 51; 9. P. 110-111]. Анализ текста Цезаря показывает, что выводы, содержащиеся в этой традиции, вполне правомерны.

Выборы вергобрета производились в определенный момент года, в одном и том же месте. Такой вывод можно сделать на основании того, что Цезарь отмечает как нарушение закона то обстоятельство, что выборы Кота происходили «в другом месте, в другое время, чем следовало» —«alio loco, alio tempore atque oportuerit» (B.G., VII, 33, 3). Выборная коллегия состояла из сенаторов и вождей небольших округов, составлявших общину эдуев. Цезарь говорит, что выборы осуществлялись «немногими созванными» — «paucis convocatis» (Ibid., VII, 33, 3).

Можно предположить, что это был сенат. Затем, в конце главы 33, Цезарь делает оговорку, что при отсутствии магистратов (intermissis magistratibus) выборами вергобрета должны руководить жрецы (B.G., VII, 33, 4). Здесь речь идет об исключительном случае, а в обычное время выборы, по-видимому, возглавлялись магистратами. Вряд ли в данном случае под этими магистратами подразумеваются низшие должностные лица, подчиненные вергобрету. Очевидно, прав К. Жюллиан, который предполагал,

что это были магистраты или выборные вожди (principes) пагов —небольших округов, составлявших общину эдуев [Т. P. 39, 48].

Наряду с магистратами пагов в выборную коллегию входил вергобрет предыдущего года, который и вручал власть претенденту, избранному на высшую должность. Такой вывод можно сделать опять-таки на основании рассказа Цезаря. Он говорит о провозглашении вергобретом эдуя Кота, замечая при этом: «Брат был провозглашен братом — Fratrem a fratre renuntiatum» (B.G., VII, 32, 4). Братом же Кота был Вале-тиак — вергобрет предыдущего года (Ibid., VII, 32, 4). Любопытно замечание Цезаря о том, что в случае отсутствия магистратов руководство выборами переходило к жрецам. Этот факт является свидетельством большого авторитета кельтских жрецов-друидов не только в религии, но и в политической жизни общин.

Помимо магистратов Цезарь еще упоминает principes отдельных общин или всей Галлии, а также говорит о принципате (principatus) и о борьбе за принципат в галльских общинах или во всей Галлии. Существуют две противоположные точки зрения на то, что подразумевал Цезарь под этим термином. По мнению Ж. Доттена, Цезарь имел в виду не какое-то официальное положение, а первенство между самыми богатыми и знатными членами общины, имеющими наиболее многочисленную клиентелу [3. P. 1Т0]. К. Жюллиан, напротив, считал, что у Цезаря термины «magistratus» и «principes» являются синонимами и что «principes» —это те же выборные магистраты [Т. P. 39, 46].

Анализ текстов Цезаря показывает, что в них можно найти подтверждение как одной, так и другой точки зрения. В Б2 г. в общине эдуев боролись за принципат два могущественных персонажа — Эпоредорикс и Виридомар (Caes.B.G., VII, 39, 2: «his erat inter se de principatu contentio»). В это же время за высшую магистратуру боролись два других эдуя — Конвиктолитав и Кот (Ibid., VII, 39, 2). В данном случае принципат противопоставляется высшей магистратуре и означает именно первенство, так сказать, «неформальное лидерство». Таков же случай и с арверном Кельтиллом, отцом Верцингеторикса, который «держал в своих руках принципат над всей Галлией» («principatum Galliae totius obtinuerat» — B.G., VII, 4, 1).

В 11-й главе VI книги Цезарь, рисуя общую картину социальных отношений в Галлии, упоминает principes партий (factionum), на которые была разделена вся Галлия — «и общины, и паги, и части их, и отдельные дома». По словам Цезаря, на суд и разбирательство принцепсов этих партий были отданы у галлов все важнейшие дела. В этом обобщении под principes тоже, скорее всего, подразумеваются могущественные галльские магнаты (окруженные целыми армиями клиентов, амбактов-воинов, рабов, должников), которые были негласными лидерами общин и зачастую значили больше, чем сами магистраты.

Однако существует другая группа текстов, взятых из сочинений Цезаря, которая подтверждает точку зрения К. Жюллиана. Так, в общине тревиров боролись за принципат Индутиомар и Цингеторикс (Caes.B.G., V, 3, 2). И Цезарь передает Цингеториксу «principatus atque imperium» (B.G., VI, 8, 9). Такое сопоставление позволяет предположить, что здесь под принципатом имеется в виду высшая гражданская магистратура в противоположность верховному военному командованию (империй). В другом случае, когда Цезарь упоминает Седулия, вождя и принцепса лемовиков (Ibid., VIII, 88, 4: «Sedulius, dux et princeps Lemovicum»), напрашивается вывод, что, вероятно, речь идет о сосредоточении в одних руках высшей военной и гражданской власти и что принцепсом назван верховный гражданский магистрат .

Политическое законодательство эдуев имело достаточно длительный опыт («antiq-uitus»—B.G., VII, 32, 3), однако в него вносились поправки, которые должны были препятствовать честолюбивым устремлениям знатных магнатов и пресекать создание могущественных родственных группировок, опасных для рождающегося государства. Так, Цезарь выделил еще одну черту, которая поразила его в конституции эдуев, —закон не допускал, чтобы два брата были одновременно магистратами и даже запрещал им вместе заседать в сенате (Ibid., VII, 33, 3).

Наличие выборных магистратур, их дифференциация, тщательная разработанность самой процедуры выборов — все это свидетельствует о том, что, по крайней мере, в наиболее развитых галльских общинах накануне римского завоевания уже имелся административный аппарат управления, т. е. та самая публичная власть, осуществляемая специальными людьми, которая является одним из важнейших признаков государства.

Важным признаком государственности является также налоговая система. Текст Цезаря показывает, что у галлов существовала система налогового обложения. Прежде всего — прямые налоги (tributa), которые были чрезмерно высоки. Одной из причин бедственного положения плебса у галлов Цезарь называет непомерные налоги (B.G., IV, 13, 2: «plerique magnitudine tributorum premuntur»). Прямые налоги платили все свободные люди общины за исключением друидов (Ibid., VI, 14, 1: «druides... neque tributa una cum reliquis pendunt»). Галлам были также известны косвенные налоги. Цезарь называет их portoria и vectigalia (Ibid., I, 18, 3). Это таможенные и транзитные пошлины. Так, о венетах Цезарь говорит, что они сделали своими данниками всех плавающих по морю вдоль их берега (B.G., III, 8, І), т. е. взимали таможенные сборы при входе в гавань. Косвенные налоги сдавались магистратами общины на откуп частным лицам. Откупная система приносила очень большие доходы, по крайней мере, у эдуев, так как самые влиятельные персонажи общины стремились взять на откуп сбор пошлин (Caes.B.G., I, 1, 18, 3).

Судопроизводство также является одной из характерных черт проявления государственной власти. Текст Цезаря дает представление о том, что в Галлии накануне римского завоевания уже существовала государственная юрисдикция. Подтверждением этому служит случай со знатным гельветом Оргеториксом. Когда Оргеторикс сделал попытку произвести переворот для захвата царской власти, то против него был возбужден судебный процесс, и суд приговорил его к смертной казни посредством сожжения. Однако Оргеторикс привел на суд около 10 тыс. своих должников, клиентов, рабов (suam familiam) и с их помощью избежал приговора (Ibid., I, 4).

Как справедливо заметил Фюстель де Куланж, не следует думать, что суд (iudi-cium) над Оргеториксом был судом всей общины — народным судом [18. C. 2Б]. Правда, Цезарь говорит, что судебный процесс против Оргеторикса начали гельветы, и община (civitas) была возмущена тем, что он не подчинился приговору. Однако если бы в этом деле коллективным судьей выступал весь народ, то даже вся многочисленная fa-milia Оргеторикса, все І0 тыс. преданных ему людей не помогли бы ему ускользнуть от опасности. После бегства Оргеторикса магистраты общины стали собирать против него войско, так что, по-видимому, и юрисдикция общины также находилась в руках магистратов. Точно так же Индутиомар, магистрат, стоявший во главе общины тревиров, приговорил к конфискации имущества Цингеторикса, вступившего в союз с римлянами (Caes.B.G., V, Б6, 3).

экстремальная обстановка и шла война против иностранных захватчиков. Поэтому военная и гражданская власть сосредоточивалась в одних руках. При обычных обстоятельствах военная и гражданская магистратуры были разделены.

В обоих случаях речь идет о государственных преступлениях, за которые судило и наказывало само государство3. Труднее решить вопрос, подлежали ли действию государственной юрисдикции гражданские судебные процессы. У Цезаря имеются сведения, что преступления, совершенные частными лицами против частных лиц, а также тяжбы между частными лицами судили жрецы кельтов — друиды (B.G., VI, 13, 5). Опираясь на эти свидетельства, некоторые исследователи делали вывод, что в Галлии не было других судов, кроме суда друидов [3. P. 192].

Однако текст Цезаря содержит оговорки, которые не позволяют принять такой вывод. Так, Цезарь говорит, что друиды судят почти (fere) все дела (B.G., VI, 13, 5). Следовательно, какая-то часть судебных дел не подлежала их юрисдикции. Затем Цезарь дает понять, что суд друидов был лишь арбитражным судом: ему подвергались только те, кто обращался к ним. Наконец, по словам Цезаря, опасная санкция поддерживала авторитет друидов: если человек не подчинялся их приговору, то всякий суд оказывался для него закрытым (Ibid., VI, 1З, Т). Очевидно, что человек обращался не в суд друидов, приговору которого он не подчинился, а в другой, светский суд (суд общины). Таким образом, хотя государственная юрисдикция, видимо, существовала и для решения гражданских дел, но люди предпочитали обращаться в суд друидов.

Перечисленные выше элементы формирующейся государственности галлов (магистратуры, налоговая система, судопроизводство) имеют отношение к учреждению публичной власти. Это, по определению Ф.Энгельса, вторая отличительная черта государства по сравнению с родовой организацией. Первая же состоит в разделении людей не по кровнородственным связям, а по территориальному признаку [15. C. 1Т0].

Цезарь, описывая Галлию в момент ее завоевания, в качестве основного подразделения страны называет civitas. Это слово более ста раз повторяется в записках о Галльской войне. Civitates, упоминаемые Цезарем, делятся еще на отдельные части, которые Цезарь называет pagi (Caes.B.G., I, 12, 4: «.. .omnis civitas Helvetia in quattuor pagi divisa est», IV, 22, 5: «.. .pagos morinorum»; VII, 11, 2: «.. .in omnibus civitatibus atque in omnibus pagis partibusque»).

Существуют совершенно противоположные точки зрения по поводу того, что представляли собой эти civitates и pagi. По мнению К. Жюллиана, это были родовые подразделения галльского общества. Он полагал, что civitas — это племя, которое делилось на несколько родов (pagi) [Т. P. 14-19]. Примерно такова же точка зрения Я. Филипа, который считал, что высшим общественным образованием галлов было племя, латинское название которого — civitas или pagus (для него civitas и pagus — синонимы) [1Т. C. 92].

Противоположной точки зрения придерживались Фюстель де Куланж и Ж. Доттен. Фюстель де Куланж совершенно определенно заявлял: «При описании общественного строя галльских народов должно быть прежде всего установлено, что Цезарь нигде не упоминает о коленах или кланах в Галлии» [18. C. 12]. По его мнению, civitas представляла форму политической группировки у галлов в эпоху, предшествовавшую римскому завоеванию, и адекватно может быть переведена на современный язык словом «государство». Фюстель де Куланж отмечал, что civitas занимала определенную территорию, которая распадалась на несколько округов, называемых Цезарем pagi [18. C. 12-14]. Ж. Доттен повторил вслед за Фюстель де Куланжем, что нет никаких указаний на существование у галлов времени Цезаря племен или кланов, как у кельтов Британских

островов. Так же, как и Фюстель де Куланж, он считал, что civitates, упоминаемые Цезарем,—государства [3. P. 180-181]. Территориальными единицами считал civitates Ж. Арман и тоже склонялся к мысли, что это были государственные образования [6. P. 53].

При более внимательном рассмотрении civitates Галлии кажутся скорее территориальными, чем родовыми подразделениями. Они имели достаточно четко установленные границы. Это подтверждается иногда археологическим материалом, иногда — данными французской географии и топонимики, иногда — текстом Цезаря. Так, между секвана-ми и медиоматриками существовали искусственные границы: ров на лессе и изгородь на более каменистых почвах равнины Эльзаса, стена циклопической кладки на склоне Вогезов.

Чаще всего галльские civitates были окружены поясом бесплодных земель (лесов, болот или ланд), которые являлись для них естественными границами. Для паризиев, живших на средней Сене, северной границей с белгами служил Алаттский лес, южной границей с сенонами — лес Фонтенбло. На западе паризии отгораживались от карну-тов Ивелинскими высотами, поросшими лесом Рамбуйе. Интересно, что уже во второй половине XX в. крестьяне, жившие в провинции Бос, считали эти высоты плохими землями [6. P. 53]. К. Жюллиан также отмечал, что еще в начале XX в. во Франции можно было увидеть ланды, леса, болота, которые когда-то отделяли друг от друга галльские civitates. Так, к югу от Сента, в окрестностях железнодорожных станций Монтандр и Сент-Марьен, простирались пустынные, необработанные земли, поросшие соснами, вереском, папоротниками. Этот пустырь площадью в 15 лье когда-то в древности на юге граничил с областью сантонов, на севере — с областью битуригов-вивисков [7. P. 33]. Эти пограничные районы имели специальную топонимику на -ialo, отзвуки которой сохраняются в современных названиях местностей: так Рамбей образовано из rambo-ialo, а Фоссей —из fosso-ialo [6. P. 112].

На пограничных территориях, отделявших civitates друг от друга, галлы охотно селили мигрировавшие племена, делая их хранителями границы (в 58 г. до н. э. эдуи поселили на своей западной границе, вероятно, на территории Сансерр, бойев, прибывших из Норика (Caes.B.G., I, 28, 5; VII, 9, 6)).

Косвенным доказательством того, что галльские civitates обладали территориальным единством, служит тот факт, что территории многих современных французских департаментов почти совпадают с территориями древних civitates. Так, территория департамента Дордонь соответствует территории петрокоров, департамента Лозер — территории габалов, департамента Ло-э-Гаронн — территории нитиобргов, департамента Эндр-э-Луар — территории туронов. Некоторые французские исторические провинции и области сохранили названия, указывающие, из каких галльских civitates они произошли (Овернь образовалась из civitas арвернов, Берри — из civitas битуригов, Лимузен — из civitas лемовиков).

Характерна сама игра терминов (civitas и pagus), которые Цезарь употребляет для обозначения увиденных им в Галлии подразделений. Они практически не употреблялись римлянами для обозначения родовых структур общества, поскольку для этого существовали другие термины: gens (род, клан), natio (племя, народность). Правда, если бы в сочинении Цезаря совсем не встречались латинские термины, обозначающие родовые организации, тогда можно было бы предположить, что Цезарь, модернизируя, называл галльские племена civitates, а роды — pagi. Однако у него, хотя и очень редко, встречаются и gens (B.G., II, 28, 1), и natio (Ibid., III, 10, 2), употребленные по отношению к галлам. Гораздо чаще Цезарь использует эти слова по отношению к гер-

манцам. Отсюда можно сделать вывод, что, по-видимому, у Цезаря разным терминам соответствовали разные понятия.

Таким образом, галльские civitates накануне римского завоевания были уже территориальными общинами. Они имели твердо установленные границы. На территории civitates помимо нескольких небольших городков и укрепленных пунктов чаще всего находился один главный город, имевший тенденцию превратиться в столицу. Главным городом общины эдуев был Бибракте, о котором Цезарь говорит как о городе с наивысшей властью (B.G., VII, 55, 4: «oppidum apud eos maxime auctoritate»), битуригов — Аварик— «самый большой и самый укрепленный город в пределах битуригов» (Ibid., VII, 13, 3: «Avaricum. .. maximum munitissimumque in finibus Biturigum»), Лютеция — паризиев (Ibid., VII, 57, 1) и т. д.

Конечно, эти главные города не были настоящими столицами, такими, как Рим — столица Лациума, а Афины — Аттики. Civitates делились на сельские округа (pagi), в которых проходила жизнь общин. Однако существовала тенденция, в силу которой главный город все более становился центром политической и материальной жизни общины. Так, в Герговии у арвернов находилась зимняя резиденция знати (Caes.B.G., VII, 4, 2). Вожди аллоброгов начинали покидать свои разрозненные поселения и устраиваться на склонах Вьенны, их главного города (Strabo, IV, 1, 11). В Бибракте, главном городе эдуев, находилось постоянное место пребывания магистратов общины, происходили собрания, на которых решались важные политические вопросы (Caes.B.G., I, 23, 1; VII, 55, 4; VII, 63, 6; 90, 8; VIII, 2, 1; 4, 1).

Это не значит, однако, что в Галлии накануне римского завоевания уже совсем не существовала родоплеменная организация. Как отмечалось выше, Цезарь хотя и редко, но все-таки употреблял по отношению к галлам термины gens и natio. Так, он говорит

о роде нервиев («gente Nerviorum» — B.G., II, 28, 1), которые принадлежали к числу самых отсталых белгских племен. Дарбуа де Жюбенвилль отмечал, что Цезарь сообщает

о 50 civitates [2. P. 39], но в его сочинении встречаются и другие галльские племена, которые не имеют ранга civitates. Иосиф Флавий говорит, что в Галлии было 300 племен (Jos. Flav., 16, 4), такую же цифру дает Плутарх (Plut. Caes., I, 15). Можно предположить, что Цезарь не упомянул все civitates, и допустить, что накануне римского завоевания их было примерно столько же, сколько в начале империи, т. е. 60 (Strabo, IV, 3, 2) или 64 (Tac. Ann., III, 44). Если из 300 вычесть эти 50 или 60 общин и еще 30 племен Аквитании (Plin. N.H., IV, 33; 108), то получится более 200 племен, которые не имели ранга civitates. Эти племена продолжали жить в условиях родоплеменного строя, в то время как civitates уже вступали в эпоху государственности.

Для энергичного формирования государственности в Галлии I в. до н. э. имелись великолепные социальные предпосылки в виде совершенно бесправного плебса и всесильной аристократии, опиравшейся на мощную систему клиентел и военных дружин частного характера. Как мы видели, признаки формирующегося государства проявлялись в образовании выборных и дифференцированных магистратур, закладывавших основы государственного аппарата, в создании государственной налоговой системы и государственного судопроизводства, в существовании законов в самых развитых обществах Галлии и, наконец, в появлении подразделений территориального характера, какими были галльские civitates и pagi. Даже такой кардинальный вопрос для понимания того, принадлежит ли уже общество к периоду государственности, или еще нет, каким является вопрос о земельной собственности, на галльском материале решается в пользу существования института частной собственности на землю.

Правда, галльская государственность носила черты примитивности: государственные суды были организованы плохо, недостаточно была разработана система магистратур, отсутствовало постоянное войско.

Однако даже при таком положении вещей создается впечатление, что в Галлии накануне римского завоевания происходило более интенсивное развитие государственности и политической жизни, чем в некоторых варварских государствах Европы периода раннего Средневековья. Например, в Бургундском королевстве свободное население оказывало давление на короля при решении некоторых вопросов, за воинами сохранялось право участвовать в дележе добычи [14. С. 84]. В Вандальском королевстве еще существовали народные собрания. Иногда даже вопрос о престолонаследии решался народом (король Хильдерик, потерпевший поражение от мавров, был смещен войском вандалов, передавшим королевскую власть Гелимеру) [14. С. 104-105]. У франков во времена создания Салической правды общеплеменного народного собрания уже не было. Однако в округах, на которые распадалось Франкское государство, происходили собрания свободных людей и решались судебные дела [14. С. 111]. У саксов до конца VIII в. сохранялись народные собрания по округам, а может быть, и общеплеменные собрания [16. С. 84]. Наконец, в Норвегии еще в 1Х—Х вв. народным собраниям — тин-гам — принадлежала не только судебная, но и законодательная власть (они утверждали королей, решали важнейшие вопросы общественной жизни) [14. С. 84].

В Галлии же накануне римского завоевания, по крайней мере в общинах, имевших ранг о1ука1е8, где шел процесс формирования государственности, никакого народовластия не существовало, хотя бы даже и в остаточном виде. Все политические институты (выборные магистраты, сенаты, собрания знати) последовательно осуществляли одну функцию — выражали интересы галльской аристократии и утверждали ее политическое господство. Таким образом, если варварские общества раннефеодальной Европы были, по выражению А. И. Неусыхина, «общинными без первобытности» [16. С. 76], то еще меньше можно говорить о первобытности Галлии времени Цезаря.

Римское завоевание прервало самостоятельное развитие галльской государственности. Однако закономерно поставить вопрос, какого типа государство рождалось в галльском обществе накануне римского завоевания или, по крайней мере, каковы были тенденции развития формирующейся государственности. На наш взгляд, не правы те исследователи, которые полагают, что римский опыт не оказывал никакого влияния на развитие политической жизни в Галлии I в. до н.э [6. Р. 49]. Как известно, образование Провинции в 121 г. до н.э. и контакты как с нею, так и непосредственно с Римом оказывали сильное влияние на развитие галльской экономики и культуры. Почему же после разложения политической системы первобытной демократии галлы не могли воспользоваться римским опытом и в области политического строительства?

Конституция эдуев показывает, что, по-видимому, они им воспользовались. Учреждение выборных магистратур, четкая разработка правил выбора магистратов, диф-ференцированность магистратур — все это наводит на мысль, что галлы вводили некоторые элементы муниципального устройства в свой государственный строй. О том, что это было так, можно судить по тому факту, что институт вергобретов продолжал существовать некоторое время и после римского завоевания наряду с другими государственными учреждениями. Под влиянием римского муниципального строя он эволюционировал в магистратуры с римскими названиями. Надписи позволяют проследить превращение вергобретов сначала в преторов, затем в преторов-дуумвиров или преторов-кваттуорвиров и, наконец, только в дуумвиров [12. С. 53-54]. К.Жюллиан считал, что Галлия шла к муниципальному строю [7. Р. 63].

Однако это утверждение верно только отчасти. Анализ социально-экономической и политической жизни Галлии I в. до н. э. показывает, что там существовала иная политическая тенденция, настолько сильная, что она вытесняла римский политический опыт и препятствовала полисному пути развития. Так, в Галлии I в. до н. э. существовали настоящие города. Однако ни письменные источники, ни археологический материал не создают впечатления, что вокруг этих городов происходило что-нибудь подобное греческому синойкизму, который представлял типичный путь формирования античного города-государства. Хотя города Галлии и были центрами ремесла и торговли, и иногда в них находились резиденции магистратов, и они имели тенденцию превращаться как бы в подобие политических столиц общин, тем не менее они никогда не поглощали окрестные деревни, они оставались пусть и крупными, но островами в окружающем их море сельской жизни. Более распространенным, чем города, типом поселений в Галлии

I в. до н. э. были деревни (vici) и отдельные поместья знати (aedificia).

Носительницей иной, не полисной, тенденции политического развития была галльская знать, которая в I в. до н. э. имела тенденцию превратиться (и уже превращалась) в аристократию феодального типа. А. Р. Корсунский отмечал, что привилегия феода-лизирующейся землевладельческой знати варварских королевств занимать важнейшие государственные должности представляет явление, для которого трудно найти аналогию в римском государственном устройстве. Древнегерманскому же общественному строю такая черта вообще была чужда [14. C. 154]. Однако такую аналогию, как мы видели выше, вполне можно найти в политическом устройстве галльского общества накануне римского завоевания. И если Ф. Энгельс форму политической организации, характерную для раннефеодальных государств Западной Европы, называет «демократией знати» [4. S. 80], то такая «демократия знати» существовала и в управлении галльских общин I в. до н. э.

Становление феодального государства в Западной Европе выразилось не только в создании центрального государственного аппарата, но и в возникновении политической власти внутри самой феодальной вотчины, которая осуществлялась путем приобретения феодалами-вотчинниками судебной и административной власти над зависимым населением [14. C. 142]. Возможно, отдаленным прообразом будущей политической власти феодалов на местах стало всевластие галльских магнатов над клиентами и должниками и их неподчинение органам государственной власти общин в лице их магистратов.

Как справедливо заметил А. И. Неусыхин, тенденция только намечает путь развития. «Но вести к чему-либо — еще не значит уже быть тем, к чему данная тенденция ведет» [16. C. 82]. Таким образом, наличие феодальной политической тенденции в Галлии

I в до н. э. совсем не означает, что там уже существовал феодализм. Однако исследователи, анализирующие генезис феодализма в Западной Европе, единодушны в том, что в раннефеодальной социально-политической структуре имелся мощный варварский субстрат, на котором эта структура в значительной мере и возникла [13. C. 25; 14. C. 181]. И создается впечатление, что в Галлии накануне римского завоевания этот варварский субстрат существовал в гораздо более готовом и гораздо менее «варварском» виде, чем в германских королевствах первых шести веков нашей эры.

Используемая литература