Спросить
Войти
2009.03.022
EDGAR A.L. Marriage, modernity and the «friendship of nations»: In-terethnic intimacy in post-war Central Asia in comparative perspective // Centr. Asian survey. - Oxford, 2007. - Vol. 26, N 4. - P. 581-599.
Андриенна Линна Эдгар (Калифорнийский университет, Санта-Барбара, США) напоминает, что еще в середине 20-х годов ХХ в. в Туркмении местные коммунисты на страницах своей газеты вели дебаты о возможности для туркмен жениться на русских или других немусульманках; одни утверждали, что это улучшит знание русского языка и будет способствовать карьере, другие называли подобные браки губительными для туркменской нации. Затем дискуссия перекинулась в газеты на узбекском языке и в центральную прессу (с. 581)1.
Позиция властей относительно межэтнических браков (МЭБ) начала складываться в 30-е годы, а в послевоенный, особенно в по-слесталинский период была сформулирована окончательно: КПСС поощряла их как средство ускорения консолидации единого советского народа. Советские и западные социологи обычно анализировали статистические данные о МЭБ в отдельных республиках и этносах. Автор же стремится показать как МЭБ влияли на этнические категории в Центральной Азии (ЦА).
Советские специалисты - подробно, с многочисленными ссылками и цитатами из работ известных ученых - подчеркивали, что МЭБ способствуют быстрейшему внедрению современных принципов на более отсталой традиционной периферии. Так, в ЦА брак между центральноазиатами и русскими, по их мнению «мог способствовать внедрению современных, городских норм семейной жизни и привести к общесоветскому стилю жизни» (с. 589). Этнографы отмечали благотворность русского влияния - как правило, русских жен, благодаря которым русский язык становился в семье основным языком общения, а у детей - родным. Кроме того, в МЭБ
устанавливались более равноправные тендерные отношения. Против таких браков выступали лишь радикально настроенные исламские интеллектуалы.
Советская позиция поддержки МЭБ во имя создания единого советского народа резко отличалась от западной имперской модели: европейские метрополии считали опасным для сохранения чистоты белой расы, если живущий в колонии европеец женился на туземке.
В СССР предполагалось, что русские жены центральноазиа-тов несли «современность в Советскую Центральную Азию. Советское отношение к межэтническим бракам следует понимать в контексте советской кампании освобождения мусульманских женщин и прекращения насилия в семье. Центральноазиатские женщины-мусульманки ассоциировались с отсталостью, подобно туземкам в европейских колониях. Следовательно, европейские женщины, сочетающиеся браком с центральноазиатскими мужчинами, несли просвещение и прогрессивные семейные ценности в семьи» (с. 592). Ведущие коммунистические деятели в ЦА нередко женились на русских, а затем их дети, «не имеющие тесных связей с кланом или этносом, были в определенной степени идеальными представителями советской элиты» (с. 593).
Автор призывает к дальнейшему изучению МЭБ в ЦА, чтобы лучше понять «состав советской элиты и тех связей, которые притягивали ее к Москве... Это поможет понять одну из важнейших проблем советской истории - провал попыток создать советскую идентичность, способную конкурировать с национальными иден-тичностями и противостоять центробежным тенденциям конца ХХ в.» (с. 596).
С. И. Кузнецова
