Нижгары - потомки нижегородских татар: связи с Зауральем

Д.З. Хайретдинов

канд. ист. наук, этнолог, ректор, НОУ ВПО «Московский исламский институт»

НИЖГАРЫ - ПОТОМКИ НИЖЕГОРОДСКИХ ТАТАР: СВЯЗИ С ЗАУРАЛЬЕМ

Аннотация. Статья посвящена малоизученным обстоятельствам развития одной из самобытных групп татарской нации - нижегородских татар-мишарей, или нижгар. На этногенез этой группы повлияли не только народы Волго-Окского междуречья, но и выходцы из далекой Сибири. Начиная с XVII-XVIII веков нижгары активно переселяются из Волго-Окского региона на восток, образуя целый ряд этнографических групп Зауралья и возглавив там процессы активизации мусульманской религиозной и общественной жизни.

D.Z. Khairetdinov, Moscow Islamic Institute

DESCENDANTS OF NIZHNY NOVGOROD TATARS: CONNECTION WITH TRANS-URALS REGIONS

Abstract. The article studied development of Nizhny Novgorod Mishar Tatars, or Nizhgars - one of the original groups of the Tatar nation. On the ethnogenesis of this group has affected not only the peoples of the Volga-Oka region, but also people from distant Siberia. Starting from the XVII-XVIII centuries Nizhgars actively moved from the Volga-Oka region to the East, forming a number of ethnographic groups of the Trans-Urals and heading there the processes of activation of Muslim religious and social life.

К вопросу об этногенезе нижегородских татар

Мишари - западная часть татарской нации - сложились как особый этнический компонент еще в ранее средневековье. Впоследствии, в эпоху Золотой Орды, они составили основу населения улуса Мохши (территория современных Мордовии, Пензенской, частично Ульяновской, Тамбовской и юга Нижегородской области), из которого со второй половины XIV века в качестве особого территориального подразделения выделился Мещерский юрт. Достаточно рано оказавшиеся в сфере влияния Московии, мишари весьма прагматично использовали все выгоды от политического союза с русскими князьями, с одной стороны, и от культурно-языкового родства с казанскими татарами (булгарами) - с другой.

Мишари, по некоторым данным, на сегодня составляют порядка 1/3 от всех татар По-волжско-Уральского региона, проживая в своем большинстве к западу от Волги [1, с. 55]. Однако активные миграционные процессы мишарей способствовали тому, что уже до революции их потомки проживали по всей Российской империи, образовав крупные общины в Казанской губернии и Башкирии, под Оренбургом и на западе Сибири, в столичных городах Москве и Санкт-Петербурге, а также в Ярославле и Твери, Тобольске и Кургане, Екатеринбурге и Нижнем Тагиле, Иваново и Калуге, составили основу мусульманской общины в Эстонии и еще более далекой Финляндии.

Нижегородские татары - небольшая часть татарской нации, от которой они никогда себя не отделяли. С незапамятных времен они компактно проживают на юго-востоке Нижегородской области. Сегодня в ее шести районах насчитывается более 30 сёл с коренным татарским населением. Но в прежние времена татарских населённых пунктов в этом регионе было почти в два раза больше, а сам ареал татарского проживания доходил вплоть до Арзамаса и Сарова. Благодаря активным миграционным процессам сельское население в России постоянно оседало в крупных городах, так что и нижегородские татары, не будучи исключением, основали несколько значимых общин в зауральской части России.

Истории происхождения и развития нижегородских татар, их этническим особенностям и религиозным традициям посвящено достаточно много научных работ. Лингвистические и ментальные различия нижегородских и казанских татар в дореволюционный период приводили исследователей даже к таким ложным посылкам, как постановка вопроса: «Нижегородские татары - татары ли?» [2]. Разумеется, такой необъективный и в чём-то наивный подход отвергается современными учеными. И все же следует признать, что тема этногенеза татар-мишарей исследована довольно слабо, несмотря на все достижения татарской этнологии, археологии и даже генетики.

Автор настоящей статьи предлагает этнологам и этнографам отказаться от устаревшего и концептуально ошибочного термина «сергачские татары», не имеющего реального отображения ни с географической, ни с административно-территориальной точек зрения. Более обоснованным следует считать термин, употребляемый самими членами этой общности, - «нижегородские татары». Устоявшимся синонимом этнорегионального определения «нижегородские татары» является термин «нижгары» - калька от татарского обиходного названия города Нижний Новгород и всей Нижегородской губернии / области. В татарской литературе его применяли, в частности, религиозные реформаторы и просветители Ш. Марджани и Р. Фахретдинов. Оба этих названия означают совокупность татаро-мишарского населения в границах Нижегородской области и их потомков, выходцев из этого региона, расселившихся на огромных просторах бывшей Российской империи - от Финляндии и Санкт-Петербурга до Дальнего Востока.

Важнейшим посылом автора является его классификация нижегородских татар-мишарей как отдельной субэтнической группы. В пользу этого выступает и их специфическая ментальность, и групповое самосознание как особой этнической единицы в составе татарской нации, и довольно строгие до середины ХХ века правила этнической эндогамии в рамках нижегородско-мишарской общности [3, с. 36-37], и «наибольшая самобытность в культурно-бытовом отношении» [4, с. 47], и говор, резко отличающийся не только от казанско-татарского, но и от чокающего мишарского. Субэтнос нижгар реконструируется и из того факта, что мишари до середины XVI века представляли собой отдельный (от казанских татар) этнос, что признаётся многими учеными [5, с. 101]. Несмотря на тесное соседство с ареалом казанских татар и чокающих мишарей, нижгары не смешались ни с теми, ни с другими, но до сего дня сохранили в полном объеме свои этнографические, лингвистические и ментальные особенности. Эта специфика сохранялась и в нижгарских диаспорах, возникавших в разных районах Российской империи.

Происхождение татар-мишарей - вопрос чрезвычайно дискуссионный. Многие авторы полагали, что их предки были связаны с прото-венграми (уграми). В той или иной степени этого сложного вопроса касались Д. Ласло, Е.А. Халикова, М.З. Закиев и другие учёные. Видный башкирский этнолог Р.Г. Кузеев прямо указывает, что мишари своим происхождением «восходят к одному из древних угорских племен мадьярского союза», и сам этот этноним «имеет угорско-мадьярскую основу» [6, с. 125]. В пользу того, что мажары (маджары) являлись одними из предков нижгар и имели угорское происхождение, говорит то обстоятельство, что мадьярская топонимика в массовом порядке сохранилась на землях нижегородских татар, имея полные или частичные аналогии в современной Венгрии. Таких примеров мы насчитали более сорока.

Историк-лингвист Н.Д. Русинов также полагает, что мадьярская топонимика сохранилась именно на юго-востоке Нижегородчины, в Попьянье. Отсюда проистекает его гипотеза о том, что, возможно, «современные попьянские [сергачские, нижегородские] мишари... на самом деле представляют собой потомков той части древних мадьяр, которая застряла в Попьянье и в дальнейшем была здесь ассимилирована тюрками» [7, с. 45]. Однако, помимо угро-финского населения, в данном регионе довольно рано фиксируются и различные тюркские племена. Некоторые ученые и вовсе считают, что «мишари в основе своей представляют «осколок» древне-кипчакских племён, попавших в бассейн рек Цна и Мокша не позднее XI века» [8, с. 202]. Рукописи армян, перешедших в Дешт-и-Кипчаке на кипчакский язык, свидетельствуют о древнекип-чакской основе мишарского диалекта, который находится несравненно ближе к половецкому языку, чем другие близкородственные языки [9].

Другая версия связывает предков мишарей с буртасами - одним из народов раннего средневековья, подлинная этническая принадлежность которого находится под вопросом. С.Ф. Фаизов полагает, что угры-мадьяры играли доминирующую роль в племенных союзах с участием буртасов, передав им свой этноним [10, с. 8]. Возможно, что в процессе тюркизации бурта-сов активное участие приняли не только кипчаки и волжские булгары, но и выходцы из Алтая -аскизы, или предки хакасов, проживание которых с XII века зафиксировано на одном из крупнейших буртасских памятников - Золотаревском поселении [11]. В этом случае становится понятной связь между мишарским диалектом и тюркскими языками южной Сибири, отмеченная лингвистами. Так, Г.Н. Ахмаров находит в языке мишарей много тюркских архаизмов (включая цоканье у северной подгруппы, то есть нижегородских татар), связывая их со словами восточно-тюркских наречий, а также в монгольском языке; находит много общих слов и с алтайским языком. Цоканье, по его мнению, сближает северную подгруппу мишарей с далёкими тюменскими, барабинскими, тобольскими татарами, чулымцами [12, с. 130].

Безусловно, в этногенезе северной части мишарей участвовали и многие другие племена и народы: волжские булгары, татары-ордынцы, чуваши и их предки, представители соседних угро-финских народов - мордвы, марийцев. Не исключены и другие места происхождения отдельных групп, влившихся в состав татар Нижегородчины. Например, А.М. Орлов упоминает о ногайской версии происхождения татар села Уразовка (Здесь и далее названы сохранившиеся в качестве татарских населенные пункты Нижегородской области). При этом, хотя сам исследователь не согласен с ней, он одновременно говорит о существовании в Уразовке необследованного ногайского кладбища. Он также предположил, что до завоевания Казани все земли к югу от левого рукава Пьяны были кочевьями Ногайской Орды [13, с. 140, 143-144, 191-192]. Ногайский компонент находит у части арзамасских мурз и Д.М. Исхаков [14, с. 217]. А.М. Орлов пишет также о выходцах из Сибирского ханства конца XVI - начала XVII веков, основавших село Актуково; о северо-кавказском (терском) следе в населении села Шубино; упоминает отдельных выходцев из числа служилой мордвы-мокши в селе Камкино [13, с. 155, 169, 181] и т.д. Однако окончательные ответы на все вопросы о происхождении того или иного села, кластера или социальной группы нижегородских татар не могут быть разрешены иначе, чем с привлечением археологических, эпиграфических и этнографических материалов (например, способ вязки крыши в селе Медяна родствен тому, что используют народы Западной Сибири [13, с. 170]; сами медянцы называют свое село термином «крепость» и т.п.).

Вероятно, полная консолидация этих общностей произошла в эпоху Золотой Орды и постордынских государственных образований, в частности - Казанского и Касимовского ханств и татарских княжеств Мещеры. К моменту вхождения восточной части Мещеры (территория нынешнего юга Нижегородской области) в состав Московского государства здесь наличествовало несколько территориальных групп мишарей, которые в источниках того времени обозначались как арзамасские, алатырские и курмышские татары. Среди них, вслед за этнологами Татарстана [15, с. 28-42], мы выделяем не только верхнюю (князья, мурзы, тарханы) и среднюю социальные страты (служилые татары), но и нижнюю - неслужилые и ясачные татары. Совокупность этих групп, разговаривавших на одном диалекте, исповедовавших ислам и имевших общую культуру, мы и называем нижгарами (цокающими мишарями).

Расселение нижгар в восточном направлении

Практика оседания в далеких местах в целях создания благоприятных условий для новой жизни прочно вошла в жизнь арзамасских, алатырских и курмышских татар. Основанием для смены местожительства, помимо хозяйственно-экономических причин, становилась и политика Российского государства, направленная на крещение татар-мусульман в их исторических землях и в целом притеснение по национально-религиозному признаку. «Целенаправленный

характер обращение в православие татарских феодалов в Мещере приобретает в 1640-1650-х годах», - пишет Д.М. Исхаков [14, с. 234].

В результате масштабного расселения нижгар ответвлениями данного субэтноса, помимо карсунских татар, стали такие этнографические группы татарской нации, как буинско-дрожжановская (иначе симбирско-буинская, юго-восток Чувашии - юго-запад Татарстана) и байкибашевская (Башкирия) - полностью; чистопольская (центральная часть южного Татарстана), мелекесская (иначе чердаклинско-кандалинская, северо-восток Ульяновской области) и альметьевско-бавлинская (юго-восток Татарстана) - частично. Соседство с казанскими татарами, чокающими мишарями и башкирами внесло свою лепту в формирование этих групп и привело к значительной утрате ими самобытности, присущей нижегородским татарам. Тем не менее многие черты культуры, а также сохраняющийся в обиходе мишарский диалект с характерным цоканьем, всё еще остаются заметными маркерами этих локальных групп.

Процесс переселения нижгар на юго-восток нынешнего Татарстана почти не изучен, хотя отрывочные представления о нем имеются. В основном же теперь люди бежали не только на территорию Казанской губернии, но и еще дальше. Башкирия - вот где служилым татарам виделся спасительный уголок. Земли башкир имели иной статус в империи по сравнению с территорией бывшего Казанского ханства, ведь они вошли в подданство русского царя добровольно с подписанием соответствующих охранительных грамот, где им гарантировалась, помимо всего прочего, и религиозная свобода. Именно поэтому сюда устремились потоки татар-мишарей. Наиболее ранней подгруппой приуральских мишарей является уфимско-бирская, «среди них преобладали цокающие мишари» - выходцы из «района Алатыря» и «реки Пьяны» [16, с. 129]. Ученые, исследовавшие историю формирования байкибашевской этнографической группы татар, сделали вывод, что мишари, отправленные служить в Уфу, происходили из Алатырского, Курмышского и Арзамасского уездов, на основе документа из РГАДА от 1650 года [17]. Поток нижгар в направлении Башкирии, который случился в начале XVIII века, был несравненно более значительным по сравнению с предыдущим столетием. Спустя несколько десятилетий здесь уже возникла новая этнографическая подгруппа татарской нации, получившая официальное наименование в источниках того времени - мещеряки.

Будучи служилым населением полусословного характера, мещеряки довольно долго сохраняли собственное самосознание этносословного типа. Однако в связи с тем, что они проживали чересполосно с казанскими татарами, башкирами, тептярями и др. часто в одних населенных пунктах, они почти полностью утратили многие культурно-языковые особенности. Считается, что и особенности быта мещеряков лишены собственных этнических черт. Но, возможно, такое мнение сложилось в науке в результате малой изученности этой группы татарской нации. Так, на территории Башкортостана фиксируется внутреннее членение мещеряков на тюменцев и алатырцев с цокающим (байкибашевским) говором по месту происхождения их предков (соответственно, темниковских и алатырских татар).

Мещеряки основали целый ряд населенных пунктов в Башкирии и на Урале. За пределами Башкортостана они компактно проживают в Кунашакском районе Челябинской области, Бугурусланском районе Оренбургской области, отдельных районах Свердловской области, в районе города Шадринска Курганской области [18, с. 205-206].

Под влиянием мишарей, служивших в Башкиро-Мещерякском войске, сложилась еще одна этнографическая группа татарской нации - ичкинские татары в нынешней Курганской области. В ее основе были выходцы из казанских татар, бежавшие сюда в конце XVI века, однако они составили особую группу казачьего сословия, а затем вошли в I мишарский и III башкирский кантоны данного войска. По этой причине их называли как мишарями, так и башкирами. В 1819 году сами они указывали, что «родовые их названия татар неизвестно почему переименовано. Называют (их) мещеряками». Особое этносословное самосознание позволило этой группе сохранить свою самобытность. Влияние, восходящее именно к цокающим мишарям, прослеживается даже по такой детали, как самоназвание ичкинцев: «эцкеннэр» [19, с. 145-146]. По-видимому, в Зауралье мишари переселились из района проживания представителей уфимско-бирской подгруппы [16, с. 131], то есть первого-второго поколения переселенцев-нижгар.

К концу XVIII века в поисках новой родины нижгары в массовом порядке добрались и до Сибири. Однако этот маршрут не был новым для них, поскольку еще в 1639 году татары из Нижнего Новгорода «переводятся в приказном порядке на службу в Сибирь для укрепления военного гарнизона в городах Тобольск и Тара» [20, с. 168]. Одно из самых дальних мест для проживания выходцы из села Чембилей и, впоследствии, села Петряксы нашли на землях ба-рабинских татар в Приобье (ныне Новосибирская область) [21]. В 1783 году в Нижний Новгород поступил запрос из Тобольской губернии относительно поселившихся там татар из Овечьего Оврага, Шубина и Ключищ. В ответном рапорте сергачский исправник охарактеризовал их как «людей добрых и неподозрительных» [22, с. 52]. Данное переселение, в отличие от миграций в Башкирию, было организовано властями по просьбе малоземельных крестьян указанных деревень [20, с. 209].

Начиная со второй половины XVIII века мы видим татар-нижгар в качестве имамов, аху-нов и муэдзинов во многих мусульманских приходах по всей Российской империи. С чем это связано? Можно предположить, что свою роль сыграли и особая религиозность, выкованная в ходе исламофобских притеснений со стороны власти и православной церкви; и изначальная пассионарность самого субэтноса нижегородских татар, привычных к вольной службе и свободной, нехолопской жизни; и последствия социальной «уравниловки», ликвидировавшей различия между разными сословными стратами. Сказанное не является абстракцией. Так, современные исследователи пишут: «До второй половины XIX века мусульмане Томска ничем особо не выделялись от соседей. Ислам здесь развивался... в основном благодаря сибирским бухарцам. Резкая активизация общественной жизни мусульман Томска на рубеже XIX-ХХ веков связана с заселением Татарской слободы переселенцами из Пензенской и Нижегородской губерний. Друг за дружкой в городе открываются новые частные магометанские школы, в том числе женское медресе..., выходит газета «Сибирия», организуются спектакли и концерты, создается общество мусульман-прогрессистов. Жизнь "магометан" буквально бурлит» [23, с. 96].

Довольно часто нижгары становились неофициальными имамами, не утвержденными властями. Так, по данным томского краеведа Сайран Бекеновой, первым неофициальным имамом Белой мечети Томска, открытой в 1913 году, стал уроженец села Андреевка (татарск. Метрявыл) Нижегородской губернии Арифжан Абельханович Салаватов, который представил прихожанам свидетельство имама, выданное в Уфе в сентябре 1915 года. В этом качестве он и оставался до Февральской революции 1917 года [23, с. 100].

Помимо собственно «имамства», нижгары прославились и как миссионеры - проповедники ислама среди немусульман. Потрясающий пример этого - история рода Сулеймана-баба из села Чембилей, который на протяжении полутора веков просвещал и проповедовал ислам среди барабинских татар в Приобье (ныне Новосибирская область). Один из сыновей Сулейма-на, Арихкул, в конце XVIII века нес государеву службу в Иркутске [21]. Затем он поселился на землях барабинских татар (этнографической группы в составе сибирских татар), которые приняли ислам самими поздними из всех подразделений татарской нации, в XIX веке. Итак, хотя с XVIII столетия ислам в среде барабинских татар распространялся выходцами из Средней Азии - т.н. бухарцами, чуть позднее в этот процесс активно включились и миссионеры-нижгары.

Ибрагим (1796-1881) из рода чембилеевца Сулеймана прославился в XIX веке как исламский проповедник и суфийский шейх; он имел официальный указ от Оренбургского магометанского духовного собрания на служение имамом. В ауле Онар (ныне д. Тармакуль Чановского

района на западе Новосибирской области) он открыл первую мечеть и медресе. Другие имамы из рода Сулеймана были имамами в соседнем ауле Кошкуль, где построили мечеть и медресе. В других аулах этого же района - Белехта, Тебисс, Малый Тебисс, Аялу - «половина жителей имеет родство с чембилейскими или петряксинскими» татарами [21].

В поисках религиозных знаний нижгары отправлялись очень далеко от своей родины, иногда буквально выполняя приказ пророка Мухаммада всем последователям ислама: «Ищите знания даже и в Китае». Например, основатель второго мусульманского прихода Москвы (возник не позже 1894 года) Бедретдин Алимов, происходивший из села Овечий Овраг, в начале ХХ века отправил своих сыновей Сафу и Абдурахмана в северо-западный Китай, а именно в Куль-джу, под предлогом сбора денег для строительства нынешней Соборной мечети столицы, которую он затем возглавил. Так как заранее было известно, что финансирование проекта полностью осуществит купец 1-й гильдии Салих Ерзин, родом из села Азеево (Азеево - крупнейшее из татарских и единственное село Рязанской области, населенное цокающими мишарями), то будущие имам-хатыб и муэдзин Московской мечети в Выползовом переулке отправились в поездку в основном для повышения своих религиозных познаний [24].

Наджиб Хабибуллин - сын ишана (Ишан - суфийский шейх, последователь и учитель суфизма) из села Сафаджай Хабибуллы Альмухаммятова - был одним из организаторов создания 3-го мусульманского прихода Самары в начале ХХ века. Впоследствии, уже в 1923 году, он стал муллой Самары, в которую он вернулся после долгих лет «имамства» в Кургане. В этом городе на границе Урала и Сибири он был имам-хатыбом с 1912 года во вновь открытой городской Соборной мечети Кургана. «Появление во главе местной общины активного, прекрасно образованного имама и педагога в пятом поколении ознаменовалось открытием в приходе начальной школы для обучения детей арабскому и татарскому языкам, основным догматам и обрядам исламской религии, а в 1913 году мулла Н. Хабибуллин организовал в Кургане и мусульманскую библиотеку» [25, с. 77-80].

Особо отметим военных имамов. Среди них, например - уроженцы села Пица Хусаин Сеид-Бурхан, штатный мулла Московского военного округа в 1909-1917 годах (местная легенда приписывает ему происхождение от касимовских султанов), и Жафар (Джафар-Садык) Багаут-динов (1870-1939), штатный военный мулла Приамурского военного округа с 1909 года [26, с. 274]. Будучи сыном одного из имамов Пицы Багаутдина Шарафетдинова (1848 г.р.), Ж. Багаут-динов обучался религии в медресе Казани и Уфы, а впоследствии проживал в Харбине [27, с. 25] и Владивостоке. В последнем городе в 1916 году он ходатайствовал перед губернатором о выделении земли для строительства мечети, и вопрос был разрешён положительно; но в связи с революцией проект строительства мечети во Владивостоке осуществить не удалось [28]. После революции Ж. Багаутдинов занимал пост товарища (заместителя) министра просвещения по связям с мусульманским населением в правительстве Дальневосточной республики [29].

Выводы

Чтобы понять те или иные аспекты этногенеза нижегородских татар, потребуется долгая и кропотливая работа специалистов в разных областях. Тем не менее, уже сегодня очевидны следующие обстоятельства.

Нижгары сложились как субэтническая группа по тем же схемам, которые применимы и для других подразделений татарской нации. В древнейших пластах нижегородских татар заметно большее влияние проявили такие этносы доордынской эпохи, как тюркизированные мадьяры (мад-жары), буртасы и отдельные тюркские племена: от кипчаков до выходцев из Сибири - аскизов. Хотя этнографы и краеведы отмечают отдельные стороны взаимодействия сибирских тюрок и нижгар раннего и позднего средневековья, конкретика этого процесса малоизвестна.

В силу целого ряда обстоятельств нижгары развивались не как сугубо этническая, а

прежде всего, как этноконфессиональная группа. Это наложило огромный отпечаток на всю историю нижегородских татар и их самосознание.

Распыление нижгар на огромных пространствах Российской империи на фоне их религиозного рвения привело к активизации религиозной жизни различных мусульманских приходов империи, включая таковые в Зауралье, и к образованию новых общин. Миссионерство нижгар-ских имамов стало одной из причин обращения в ислам части барабинских татар Западной Сибири. Однако полностью осознать масштабы нижгарского «имамства» в Российской империи нам мешает его неизученность.

Религиозное служение - «имамство» и миссионерство на почве ислама - стало неотъемлемой чертой всего субэтноса нижгар. Возглавляя мусульманские приходы, добиваясь строительства мечетей и медресе и финансируя этот процесс по всей Российской империи до Владивостока включительно, нижгары не только выполняли свои религиозные обязанности, но и становились своеобразным «локомотивом», который двигал вперед всю местную умму и консолидировал ее в независимости от ее этнического содержания.

Список литературы:

В.П. Макарихин. - Нижний Новгород, 1996.