Геокультура: образ и его интерпретации

ПРОСТРАНСТВО

Геокультура: образ и его интерпретации

Дмитрий Замятин

Геокультура — настолько емкое понятие, что даже его предварительный анализ требует введения нескольких других понятий и их достаточно четкого определения1. При этом в первом приближении удобнее говорить именно об образе геокультуры.

Дадим определения основных понятий, необходимые для дальнейшего анализа.

Репрезентация — представление каких-либо общественных явлений, феноменов культуры и т. д.

Образ — максимально дистанцированная и опосредованная репрезентация. Будучи сам частью культуры в ее высших проявлениях, образ в широком смысле позволяет воспринять (увидеть) «рельеф» культуры. Образ — и часть реальности, может меняться вместе с ней; в то же время образ — фактор изменения реальности2.

Геокультура может быть определена как процесс и результат, с одной стороны, развития в конкретной культуре собственно географических образов3, с другой — «накопления», формирования культуры осмысления этих образов. Определенная культура «коллекционирует» определенные географические образы, приобретая при этом те или иные образно-географические конфигурации. Современная геокультура представляет собой серии культурно-географических образов, интерпретирующих локальные геокультурные пространства.

Геокультурное пространство — система культурных реалий и представлений, устойчивых на определенной территории. Они формируются в результате сосуществования, переплетения, взаимодействия, столкновения различных вероисповеданий, культурных традиций и норм, ценностных установок, глубинных психологических структур восприятия и функционирования картин мира.

Дмитрий Николаевич Замятин, докторант Института географии Российской академии наук, доцент экономического факультета Российского университета дружбы народов, Москва.

Интерпретация вообще — исследовательский процесс, предполагающий помещение предмета интереса или цели исследования в какое-либо более широкое когнитивное поле, в более широкий содержательный контекст. Соответственно в ходе интепретации необходимо установить границы выбранного контекста и законы его развития, что позволит замерить уровень содержательности основных посылок в отношении самого предмета исследования.

Интерпретация геокультурных образов — переход (по сравнению с репрезентацией) на метауровень, на котором в определенном образном поле сосуществуют различные по генезису, структуре, сложности знаки, символы и стереотипы. По ходу интерпретации эти знаки, символы и стереотипы выстраиваются в серии последовательных конфигураций, проецирующихся на перцептивный «экран». Культура становится интересной как продукт образно-географических

_ <_» 4

интерпретаций4.

Культура и географические образы

Каждая культура создает так или иначе репрезентированные образы географического пространства; они — ее неотъемлемые элементы. Традиционные культуры предлагали свои, часто уникальные коды к расшифровке и пониманию этих образов5. Решающая трансформация произошла в начале Нового времени, когда разработка картографических проекций определила доминирующие и универсальные способы репрезентации образов географического пространства6.

Дальнейшее развитие в культуре (культурах) образов географического пространства сделало их в известной мере автономными. Они становятся своего рода субкультурой, проявляющейся и передающейся с помощью иных по генезису образов и закрепляющей себя различными средствами. Одновременно возникают самостоятельные типы географических пространств: политико-географические, культурно-географические, социально-географические, экономико-географические; они репрезентируются и интерпретируются соответствующими специфическими типами образов. Кроме того, большинство существующих современных цивилизаций и культур как бы экспортируют свои образы географического пространства, и эти вынесенные вовне «свои» образы взаимодействуют с «чужими», порождая целый веер гибридных, композитных (сложносоставных) образов.

На традиционное физико-географическое пространство накладываются, совмещаясь и сосуществуя в нем, многочисленные «слои» различных по происхождению, структурам, способам функционирования и специализации образов географического пространства. Основная исследовательская проблема заключается в том, чтобы: а) найти механизмы и каналы взаимодействия различных образов географического пространства; б) идентифицировать основные типы трансформации этих образов; в) определить ее характер и масштабы. Ибо на уровнях страны7, региона, местности могут происходить совершенно различные образные взаимодействия и трансформации, ведущие к созданию и доминированию принципиально разных образов географического пространства.

Геокультурные образы

Как представить образ геокультуры и что понимать под ним? В первую очередь этот образ должен рассматриваться в контексте процессов глобализации8 и регионализации9. Далее, при анализе геокультуры особое внимание следует уделять межкультурной и межцивилизационной адаптации10. Образ геокультуры складывается в максимально широком контексте; это означает и максимально широкий концептуальный охват современных проблем мирового развития — геополитических, геоэкономических и геосоциальных. Без их изучения и концептуализации глубокий анализ геокультуры невозможен. Должны быть также затронуты многие аспекты развития мировых и локальных цивилизаций, поскольку значительная часть этих цивилизаций является тем или иным инвариантом геокультуры (геокультур). Наконец, исследование геокультуры требует первоочередного внимания к наиболее мощным, структурированным, масштабным и долговременным географическим образам.

Ныне основной вопрос интерпретации образа геокультуры состоит в следующем: складывается ли единая геокультура, или геокультур много? По-видимому, следует говорить о многих геокультурах, или о множестве геокультур. Место, регион, страна имеют свой геокуль-турный и одновременно образно-географический потенциал, измеряемый силой проецируемых вовне специализированных географических образов, или геокультурных образов.

Геокультурный образ — это система геопространственных знаков (символов) и характеристик, описывающая особенности развития и

функционирования тех или иных культур и цивилизаций в глобальном контексте. Геокультурные образы по преимуществу являются экзогенными, то есть такими, в формировании которых большую роль играют смежные (соседние) образы. Так, в формировании гео-культурного образа России принимают участие географические образы Евразии, Восточной Европы, Балтийского и Черноморского регионов, Кавказа. По силе их воздействия геокультурные образы можно назвать «ядерными»: они определяют глобальные стратегии поведения наиболее крупных политических, экономических и культурных акторов. Например, политическое доминирование Китая в Восточной, Юго-Восточной и Центральной Азии, продолжавшееся на протяжении длительного исторического времени при всех сменах китайских империй и династий, возникло не на пустом месте: оно зиждилось на мощных геокультурных стратегиях. А те оказывались успешными постольку, поскольку ценности и образы китайской культуры транслировались на новые территории, осаждались там и даже достигали главенствующего положения11.

Иногда роль геокультуры, излучающей и распространяющей свои образы, берут на себя крупные и/или мировые религии. Несомненными геокультурами являются ислам, буддизм, католичество, протестантизм. К геокультурам относится и большинство империй, формирующих свои культурные круги (геокультурные периферии). Так, в средние века очень отчетливые геокультурные периферии были созданы Византийской империей (север Балканского полуострова, часть Италии, Русь, часть Восточной и Центральной Европы) 12 и арабским Халифатом (Кавказ, Центральная Азия)13. Конечно, за спиной подобных империй стоит, как правило, крупная цивилизация, которая порождает одну или несколько геокультур.

Геокультурные образы и цивилизационные границы

Конкретные цивилизации и культуры суть не что иное, как мощные географические образы, которые заряжают окружающее их пространство, поляризуют его. Геоцивилизационное пространство — это система крупных цивилизационных «ядер» и различного рода цивилизационных зон, типологии которых если и зависят от реальных расстояний, отделяющих зоны от того или иного «ядра», то далеко не в первую очередь.

Аутентичность любой цивилизации проверяется через умещение ее в собственном географическом положении, в осознании этого пространства естественным цивилизационным фундаментом. Особенно это свойственно европейской цивилизации, чье географическое положение стало ее самой емкой характеристикой, по сути, ее определением. Но поначалу цивилизации формируются на глобальных культурных границах; тогда, взрывные и динамичные, они часто представляются неустойчивыми и слабооформленными, даже вторичными. Так, российская и латиноамериканская цивилизации периодически страдали, соответственно, «европоманией» и «нордо-манией»14; несмотря на это выбрасываемые ими культурные «протуберанцы» исходно обладали первичной силой. Вновь возникающие, молодые цивилизации как бы питаются чужими геоцивилизацион-ными границами, в широком смысле сами — границы. Но по мере их становления эти чужие границы отбрасываются, да и политические границы преодолеваются: формируется новая цивилизационная топография. Границы исламских тарикатов проведены без всякого учета государственных границ15: ислам — поистине надгосударственная религия, и в этом смысле его можно признать наиболее гео-культурным, геоцивилизационным.

Современная география цивилизаций — это мир налагающихся, соприкасающихся, взаимодействующих геоцивилизационных мифов и образов. Миф об Азии укреплялся тысячелетиями; он, конечно, европоцентричен и сразу начинает рассыпаться, как только «теряет Европу под ногами». Американский культуролог Джон Стидмен писал: «Реальная Азия большей частью заменяется на вербальные образы... Антитеза между духовным Востоком и материалистическим Западом заглушает все голоса из Азии, кроме голосов монахов и брахманов»16. Могут дробиться и менее крупные геоциви-лизационные образы; например, индуистская цивилизация при ближайшем рассмотрении оказывается чрезвычайно фрагментированной, разнообразной именно географически, чего не видно при традиционном ее противопоставлении, скажем, миру ислама. Системы геоцивилизационных образов одного масштаба не редуцируются, не воспроизводятся в уменьшенном виде на более низких уровнях: всякий раз на каждом уровне возникает своя, в чем-то новая география цивилизаций. Иными словами, сам масштаб гео-культурного рассмотрения задает структуру геоцивилизационных пространств; хотя они и могут вкладываться друг в друга, как матрешки, но собой представляют все-таки разные структуры. Так

европейская цивилизация «нянчит» миф об Азии потому, что ей нужна, говоря словами Умберто Эко, «отсутствующая структура»17; в свою очередь, исламская или буддийская цивилизации вполне естественно продуцируют образ Европы, не имеющий ничего общего с саморефлексией европейской цивилизации.

Межкультурная и межцивилизационная адаптация: связь геополитики и геокультуры

Процессы межкультурной и межцивилизационной адаптации, особенно интенсивно протекающие в эпоху глобализации, демонстрируют очевидную связь геополитики и геокультуры. Всего отчетливее они проявляются во взаимодействии геополитических и гео-культурных образов на определенном пространстве, подверженном цивилизационной турбулентности — как это происходило в ходе расширения Российского государства в ХУ1—Х1Х веках.

Вообще говоря, динамика геополитических образов России была связана в первую очередь не с известным маятником «Европа— Азия» или «Запад—Восток», а с экспансией самого образно-географического поля России, быстрым «захватом» все новых и новых потенциально ярких географических образов, которые требовали и соответствующей геополитической «огранки». Такая «огранка» невозможна без создания механизмов межкультурной и межцивилиза-ционной адаптации18. Неудача при их создании ведет к бледности, очевидной образно-геополитической невыраженности части системы и, в конечном счете, к ее деградации. Например, подробный образно-геополитический анализ захвата Россией Средней Азии во второй половине XIX века показал, что стремительная военная экспансия Российской империи в этом регионе и включение его в сферу внешне- и внутриполитических российских интересов не сопровождались выработкой четко артикулированных политических и геополитических образов, опиравшихся бы на опыт геокультурного и геоэкономического проникновения в Среднюю Азию19. Чем более в соперничестве с Великобританией Россия вовлекалась в Среднюю Азию, тем более одномерным и ре-активным становился ее геополитический образ — образ «европейской державы» по преимуществу; механизмы межцивилизационной адаптации так, по существу, и не были созданы.

Структура геокультурного пространства: пример Византии

Для анализа структуры геокультурного пространства хорошо подходит предложенная Д. Оболенским модель Содружества Наций. Скопированная в первом приближении с Британского Содружества Наций, но примененная к Византийской империи20, она позволила ученому нащупать скрепы, соединявшие Византию со множеством народов и культур, которые она притягивала. При более детальном изучении этих скреп потребовались новые насадки и объективы; но первичное приближение к объекту и «поимку» собственно предмета исследования она обеспечила.

Пространство Византии — каким оно сформировалось за тысячу лет — оказалось очень пластичным. Оно втягивало в себя венгров, половцев, печенегов, болгар, чехов, сербов, хорватов, русских, скандинавов, румын, армян, грузин. Геополитические пульсации византийского пространства, вызванные нашествиями различных народов, способствовали его очень тонкой структуризации по всей протяженности — от ядра к периферии. Административно-территориальная организация ядра византийского государства, создание фемов на вновь завоеванных территориях, иерархическая система византийских титулов и обращений к разным союзным властителям, расчленение периферии на несколько специализированных геополитических зон (таких, как Северное Причерноморье) — все это способствовало политическому долголетию Византии.

Характерно, что народы, которые попали в культурную и политическую орбиту Византии, на пиках собственного политического подъема не колеблясь заимствовали все геополитические инструменты Константинополя. В первую очередь так поступили болгары и сербы, которые в XIV веке даже столкнулись между собой в попытке как можно быстрее завладеть имперским наследием Византии21. Интересно, что идеальным центром имперского господства на Балканском полуострове был город Скопье, и в период сербской экспансии он чуть было не стал центром реальным22. Что касается Константинополя, то он находился на периферии различных географических регионов, в которых Византия проводила свою имперскую политику — Балканского полуострова, Малой Азии, Причерноморья. Геополитическое пространство Византии как бы вывернуло наизнанку физическую географию подвластных ей территорий.

Геокультурное могущество Византии возрастало в противофазе геополитическому. В той мере, в какой постепенно сокращалось ее

геополитическое пространство, расширялось пространство геокуль-турное, куда более долговременное23. В период своего наибольшего могущества Византия политически не оказывала серьезного влияния на Русь, зато в пору византийского политического «дряхления» культурное влияние империи проглядывало все заметней. Даже после падения Византии московские князья долго не решались посягнуть на права константинопольского патриарха, а после учреждения в 1589 году московского патриархата чин московского патриарха ставился ниже чина всех других православных патриархов.

Геокультурное пространство Византии было еще более пластичным и гибким, нежели геополитическое. Оно продолжало функционировать в автономном режиме и после падения Византийской империи, хотя основные культурные связи Византийского Содружества Наций были как бы отжаты, отодвинуты Османской империей на север Балкан и на Русь, в пределы Сербии, Румынии, Молдавии и Московского государства. В отличие от геополитического, оно имело довольно «мягкую» структуру, внутренние культурные границы представляли собой ряд переходных геокультурных зон. В качестве примера можно указать на культурную границу между восточносербским и западноболгарским искусством: прочертить ее в виде линии на географической карте невозможно. Основными проводниками геокультурного влияния Византии были, естественно, ее церковные иерархи, поставляемые на периферию православного круга. По образному замечанию одного из современных греческих историков, византийские епископы XII века представляли собой людей «двойного естества и двух языков»24. Вдобавок византийское геокультурное пространство было во многом космополитическим: на Афоне уживались вместе греческие, русские, сербские, румынские монахи, а различного рода переписчики и переводчики священных книг православия на национальные языки образовывали сеть эффективных культурных коммуникаций, которые пронизывали это пространство, насыщали его, делали более плотным. При этом исключительно важную роль в нем — роль своего рода кровеносной системы — играл древнецерковнославянский язык. Созданный, словно по заказу, для нужд геокультурной периферии Византии, он со временем в немалой степени поспособствовал сохранению и консервации культурного наследия империи.

Геокультурное и геополитическое пространства были хорошо взаимосвязаны между собой. Естественное сращивание светской и духовной власти в рамках Византийского Содружества Наций при-

вело к обретению Византией идеи Вселенской Восточной Римской империи. Этот своеобразный метаполитический message наиболее четкое оформление получил в послании вселенского патриарха Антония московскому князю Василию I (между 1394 и 1397 годами)25. После падения Византии Московская Русь очень удачно подхватила византийскую «весть миру», но, как метко заметил Оболенский, русская внешняя политика следовала не столько декларируемой доктрине «Москва — Третий Рим», сколько не декларируемой «Москва — второй Киев»26. Во внешнеполитическом плане Московское государство очень быстро отошло от византийского наследства, так что судьба Максима Грека на Руси вполне закономерна: отторжение его идей и длительное его заключение были наглядным проявлением тогдашней русской Realpolitik, которой, по сути, не было дела до захваченного турками Константинополя.

Византийское геокультурное пространство было вполне очевидно неоднородным: периферия отличалась известным религиозным синкретизмом, процессы аккультурации проходили достаточно медленно. Наглядно иллюстрирует взаимодействие и слияние языческих и православных традиций, славянско-греческое двуязычие описание амулета, найденного в 1821 году возле Чернигова27. Да и предполагаемый владелец амулета, Владимир Мономах, портрет которого так удался Оболенскому, олицетворяет собой процесс медлительного, подспудного и неявно выраженного расширения культурного пространства Византии.

Геокультура и образно-географическая картина мира

В каких бы контекстах мы ни рассматривали развитие мира — цивилизационных, социальных, политических или экономических, — мы никуда не уйдем от географического разнообразия регионов, стран и континентов. Оно делает практически невозможным представление о некоем едином, магистральном образе мирового развития. Образ (образы) такого развития — это системы скоординированных «цепочек» или кластеров специфических и целенаправленных географических мегаобразов, включающих в себя устойчивые представления о геопространственной динамике тех или иных человеческих сообществ и их страт28. Исследовать эти мегаобразы сложно, так как приходится согласовывать различные представления об их внутренней и внешней динамике. Например, при изучении

географического образа арабского мира неизбежно сталкиваешься с необходимостью адекватно соотносить представления, существующие «изнутри» арабского мира, с представлениями, существующими «извне» его — причем, вполне возможно, в вариантах, соответствующих нескольким культурным точкам зрения (европейской, российской, американской и т. д.).

Итак, парадокс образной геоглобалистики заключается в том, что невозможно сформировать достаточно корректный единый географический образ мирового развития. Более того, по-видимому, невозможно (по крайней мере, в первом приближении) и создание сетевой системы плотно увязанных между собой разномасштабных географических образов мирового развития в виде специфических образных «матрешек» — когда, например, образы развития стран Юго-Восточной Азии укладываются в образные представления о развитии Азии в целом и далее в глобальную образную «матрешку». Этому препятствует динамичность самих образно-географических конфигураций: слишком часто они захватывают фрагменты первоначально чужих образно-географических полей или, наоборот, уступают части собственного образно-географического домена. Так, географические образы развития Японии частично входят в евро-американский образно-географический домен (преимущественно образно-геоэкономический и частично образно-геокультурный); в то же время можно проследить образно-географическую экспансию Японии и в этот домен, и в общеазиатское образно-географическое поле (образно-геокультурная экспансия, то есть «экспорт» автохтонных экзотических образных представлений о Японии, и частично — образно-геоэкономическая экспансия в сфере организации производства, менеджмента, деловой культуры).

Современная образно-географическая картина мирового развития представляет собой продукт взаимодействия нескольких мощных мегатрендов. Образно-географический мегатренд — это магистральная линия развития какого-либо географического образа, сопровождающаяся его качественными трансформациями; при этом сам образ должен охватывать реальную часть света, континент (или его часть) или крупный геополитический, геоэкономический, геокультурный регион мира.

Под влиянием мегатрендов образуется доминирующий «рельеф» образно-географической картины мирового развития. Чтобы «рельеф» был нанесен, необходимы некоторое дистанцирование от конкретных политических, экономических, культурных событий миро-

вого значения и фиксация образующихся ментальных «расстояний» с помощью адекватных географических образов. Нужно также, чтобы сами образы стали визуальными и чтобы им с помощью специфических географических (геоморфологических) понятий были заданы определенные параметры. Наконец, в методологическом плане важно осознание опосредованности представлений о пространстве, их нетождественности реальному географическому пространству. Так, целенаправленными геоцивилизационными «конусами выноса»29 евро-американской цивилизации можно назвать Латинскую Америку, часть Юго-Восточной Азии и Ближнего и Среднего Востока. С глобальной образно-географической точки зрения происходит процесс евро-американского геоэкономическо-го и частично геокультурного «почти сглаживания» (peneplainization) Евразии и Южной Америки. Но можно говорить и о начальных стадиях образно-географического цикла Восточной Европы, Центральной и, возможно, Южной Азии, о постепенной экспансии, постепенном «возвышении» географических образов этих частей мира. И даже о том, что артикуляция и манипулирование их образами будут, скорее всего, занимать значительную часть мирового образногеографического пространства, что означает их естественную глобализацию 30.

ПРИМЕЧАНИЯ

политической культуры в России. М., Московский общественный научный фонд, 1999. С. 116—125; он же. Империя пространства. Географические образы в романе Андрея Платонова «Чевенгур» // Вопросы философии, 1999. № 10. С. 82—90; он же. Образ страны: структура и динамика // Общественные науки и современность, 2000. № 1. С. 107—115; он же. Национальные интересы как система «упакованных» политико-географических образов // Политические исследования, 2000. № 1. С. 78—81.