СИРИЙСКАЯ ТРАГЕДИЯ: ВЛАСТЬ, ОБЩЕСТВО И ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА

Едена Галкина

Сирийская трагедия: власть, общество и гражданская война

Недавно Интернет облетел жуткий видеоролик, поразивший не только простого обывателя, но и видавших виды военных журналистов. Сирийский повстанец издевается над трупом пораженного врага, над солдатом армии Асада. Он вырезает сердце убитого, на камеру делает символический надкус и призывает других бойцов Сирийской свободной армии последовать его примеру. Вскоре выяснилось, что была не постановка, такой человек действительно существует: это некий Абу Саккар, командир одного из отрядов вооружённой оппозиции. Руководство оппозиционных сил немедленно выразило категорическое осуждение варварского действия, но сам актор заявил, что не сожалеет о своём поступке: в смартфоне убитого повстанцы нашли видео изнасилования им мирной жительницы и её дочерей1.

Технический прогресс дал всему миру возможность в режиме реального времени наблюдать, как Сирия, ещё несколько лет назад дышавшая спокойствием и гостеприимством, погружается в кровавую бездну, как рушатся жилые кварталы и горят на улицах танки, а люди теряют человеческий облик от горя и зла, окружившего их со всех сторон. Гражданская война охватила страну ещё два года назад, а теперь неумолимо входит в стадию войны всех против всех, и скоро, возможно, хаос разорвёт границы и распространится на весь аш-Шам — Левант2.

Такая скорость социальной деструкции поразительна для страны, которая имела репутацию одной из самых стабильных в регионе, и нуждается в осмыслении. Популярная в России версия об «импорте» Арабской весны в САР некоей широкой коалицией США, ряда стран ЕС, Турции и монархий Залива, при всей своей поверхностной универсальности, не объясняет главного в этом феномене: если Башар Асад пользовался поддержкой абсолютного большинства населения, почему же так быстро разрозненным отрядам повстанцев удалось захватить полстраны? Поэтому ниже будут рассмотрены внутренние факторы, по разным причинам ускользающие от внимания большинства российских экспертов.

В начале Арабской весны — зимой 2011 г., когда президент Бен Али уже покинул Тунис, в Египте ушёл в отставку Мубарак, а в других странах

региона3 проходили массовые акции

подразумеваются страны Ближнего Востока

протеста, Сирия действительно выглядела островком стабильности. Попытка оппозиции провести «день гнева» 4-5 февраля полностью провалилась. В марте акции уже удалось провести, но вся первая половина 2011 г. знаменовалась отсутствием призывов к отставке Башара Асада с поста президента и свержению существующего строя, а реформы правительства были направлены на либерализацию политического пространства4.

Не были очевидны и внутренние социально-экономические предпосылки превращения малочисленных акций оппозиции в кровавое противостояние, через два года охватившее всю страну. Уровень бедности был одним из самых низких на Ближнем Востоке и в Северной Африке (не считая нефтяных держав)5, количество голодающих оставалось крайне незначительно и снижалось год от года, и это несмотря на очень динамичный рост численности населения — в 1,41 раза с 2000 года6. Несмотря на некоторую либерализацию экономики и повышение доли частного сектора, правительство Асада-младшего не ориентировалось на рекомендации МВФ, не делало резких шагов, сохраняло программы поддержки малоимуи Северной Африки, за исключением нефтяных монархий Залива и Ливии.

щих, из бюджета продолжали дотироваться цены на продовольствие, цемент, дизельное топливо и мазут7. Рост ВВП Сирии до кризиса 2008 г. составлял 4-5%, в 2010 г. — 3,2% в год8. В целом социально-экономические и демографические показатели САР до 2011 г. — средние цифры для стран региона, включая Иорданию, Алжир, Марокко, т.е. тех государств, которым удалось пока избежать серьёзных волнений. С учётом «социальной подушки» это практически гарантия стабильности.

Неудивительно, что события в Сирии долго не воспринимались как коренные изменения и ведущими аналитическими центрами стран Запада. Так, Credit Suisse Research Institute в исследовании «От Весны к Возрождению» (ноябрь 2011), посвящённом экономическим аспектам политических трансформаций в арабском мире, вообще не рассматривал Сирию9.

Видимая социально-экономическая стабильность, объективно высокий рейтинг президента Асада и правящей партии, безусловная лояльность армии и спецслужб в первой пол. 2011 г. — все эти факторы заставили многих экспертов искать причины дестабилизации вне страны. В рамках данной гипотезы Сирию обычно ставят в один ряд с Ливией — другой жертвой импорта революции всесильными Штатами и их сателлитами10.

Однако по ряду параметров Сирия и Ливия настолько существенно отличаются друг от друга, что согласиться с импортом революции как главной причиной событий в САР не представляется возможным. По индексу развития человеческого потенциала Джамахирия образца 2010 г. находилась на высоком 53-м месте, на 2 позиции выше Саудовской Аравии и на 13 позиций выше РФ, между тем как Сирия — на 111-м (Египет — 101, Тунис — 81), доход на душу населения в Ливии равнялся $17 тыс. по паритету покупательной способности, в Сирии — менее $5 тыс.11. Количество автомобилей на каждую тысячу населения в Ливии 2004 г. превышало 230 (больше, чем в Омане и ОАЭ), в Сирии — около 50, по региону меньше было только в Египте, Йемене и Иордании12.

Наиболее близки эти страны были по количеству абонентов сотовой связи (в 2005 г. Ливия — 155 человек из 1 тыс., Сирия — 155, Египет — 184, ОАЭ — 1 тыс.)13. Но причина сходства крылась совсем не в области экономики. Об этом косвенно свидетельствует количество пользователей Интернета в 2008 г.: Ливия — 5,1% населения, Сирия — 17,3%, Египет — 16,6%, ОАЭ — 65,2%, Иран — 32%, РФ — 31,9%14.

Таким образом, Ливия была закрытым идеократическим обществом с очень высоким уровнем жизни и социального обеспечения и отсутствием верифицируемых на данный момент социально-экономических предпосылок для созревания революционной ситуации внутри страны. Социальная структура Ливии, за несколько десятилетий совершившей технологиче11 Human development report 2010. P. 144145.

ский — но не социокультурный — рывок из племенной архаики в модерн, создавала предпосылки для быстрого распада и возвращения в архаику под влиянием внешних факторов, но никак не для демонтажа режима изнутри.

Сирия же развивалась по пути, очень сходному с соседними авторитарными имитационно-демократическими режимами. Значение «социальной подушки» оценить проблематично, потому что САР не предоставляла международным организациям данных о населении, живущем менее чем на $1,25 в день (порог нищеты). Впрочем, в Египте таких тоже было очень мало, около 2%, существовали дотации на основные продукты питания.

Режим Башара Асада нельзя отнести к диктаторским и/или тоталитарным. Скорее, он был типологически близок «довесенним» Египту и Тунису, с их огромной ролью армии и спецслужб в структуре госуправления, авторитаризмом, коррупцией и непотизмом, пронизывающими все этажи власти, большой долей безработной молодёжи, самозанятого населения и неформального сектора экономики.

Политическую и экономическую либерализацию в 1990-2000-х проводили практически все авторитарные режимы региона. Одни были более последовательны и успешны, отдав часть своих полномочий парламенту, допустив проведение относительно открытых выборов с полноценным или хотя бы существенным участием нерадикальной оппозиции (см. Марокко, Иордания). В Египте после массовых акций протеста и реформ 2005 г., приведших к избранию в нижнюю палату парламента почти сотни представителей нелегальной оппозиции (1/4 всего состава), власть фактически отказалась от дальнейших преобразований и вернулась к репрессивным механизмам.

В Сирии политические реформы были провозглашены давно, но так и не реализовались. Альтернативные президентские выборы в 2007 г. не состоялись, как и свободные выборы в парламент. Вдохновлённые обещаниями представители интеллигенции либерального и социалистического толка, создавшие в 2005 г. Движение Дамасской декларации, вместо легального участия в политической жизни страны подверглись преследованиям спецслужб — необоснованным допросам и арестам.

Подобное разочарование ждало не только леволиберальные силы, но и исламистов. Крайне жестоко подавив мятеж «Братьев-мусульман» в городе Хама в 1982 г. и запретив деятельность организации (смертная казнь за членство), с середины 1990-х правящий режим стал подавать сигналы к смягчению отношений, когда Хафез Асад помиловал и освободил около 2,5 тыс. политзаключённых, подозревавшихся в принадлежности к «Братьям». Башар Асад продолжил эту политику, что было воспринято исламистами как приглашение к диалогу, особенно на фоне риторики президента о демократизации и политическом плюрализме. Лидер сирийских «братьев» С. Бай-нуни несколько раз предлагал властям сотрудничество на условиях легализации и взаимных гарантий, но власти дали понять, что не планируют предпринимать такие шаги15.

На фоне нагнетавшегося в социально-активной части общества раздражения пустыми обещаниями властей происходил рост популярности ислама, особенно у молодёжи. На частные пожертвования возводились новые мечети, девушки всё чаще надевали хиджабы — и в бедных, и в элитных районах. Этому способствовала не только доступность иностранных СМИ, в частности катарского канала «Аль-Джазира», но и когнитивный диссонанс, вызванный политикой властей. В стране, где за членство в ассоциации «Братья-мусульмане» приговаривают к смерти, находилась штаб-квартира ХАМАС, которое является ответвлением «Братьев», — правительство финансировало это движение в Палестине, его члены официальными СМИ преподносятся как герои и образцы для подражания. Кумулятивный эффект данных факторов можно наблюдать в настоящее время, когда «Братья-мусульмане» за короткое время смогли стать одной из самых влиятельных сил в оппозиции.

Правительство Асада начало реальные политические реформы только в 2012 г. В феврале была принята на референдуме новая конституция, в которой отсутствовала старая статья о руководящей роли партии Баас в обществе и государстве, пребывание президента на посту ограничивалось двумя сроками по 7 лет, но в остальном конституция оставляла президенту очень большие полномочия и не давала перспектив для оппозиции16. В мае 2012 г., когда правительственные силы пролили уже немало крови мирных демонстрантов, когда в ряде населённых пунктов действовали формирования Свободной сирийской армии, были проведены выборы в парламент, в своё время обещанные на май 2011 г. К тому моменту большая часть оппозиции уже считала диалог с Асадом принципиально невозможным. Реформы опоздали навсегда.

Отдельно надо отметить, что межконфессиональные противоречия, которым столь много внимания уделяет

конституции Сирии: «за» и «против» //

Институт Ближнего Востока /

iimes.ru/rus/frame_stat.html

пресса, на момент начала протестных акций были сильно преувеличены.

Семья Асадов принадлежит по происхождению к шиитской религиозной группе алавитов, составляющих значительное конфессиональное меньшинство в стране. Численность сирийских алавитов обычно оценивается примерно в 12-15% всего населения, или около 3 млн. человек17. Но поскольку вопрос о конфессиональной принадлежности отсутствовал в переписях с 1960 г., точное количество алавитов неизвестно, и некоторые исследователи полагают, что в реальности их может быть значительно больше18. Такими же приблизительными являются данные и о других этнорелигиозных общинах: около 60% сирийцев — арабы-сунниты, 9% — курды-сунниты, 9% — православные христиане, 4% — армяне-христиане, 3% — друзы, 2% — исмаилиты. Около 1% совокупно составляют евреи, ези-ды, а также преимущественно сунниты — ассирийцы, черкесы и сирийские турки19.

Режим Асадов неверно называть «алавитским». Дело не только в том, что его идеологией является светский баасизм и арабский национализм, но и в том, что алавиты как этноконфес-сиональная группа не получили реальных преимуществ, и попытки алавитов выражать свою идентичность обычно подавлялись. Управление рядом административных и силовых структур, а также в последнее время многие отрасли крупного бизнеса действительно принадлежали нескольким алавитским

кланам, связанным с правящей семьёй. Но остальные алавиты, в большинстве своём феллахи, оставались одной из самых малообеспеченных групп населения. Их положение не менялось, за исключением политики последовательной модернизации села (электрификация, водоснабжение, строительство дорог и т.д.), которая отразилась не только на алавитах, но на всех обитателях сельской местности.

При этом правящая династия успешно манипулировала их положением незащищённого меньшинства, которое может защитить только режим Асадов20. В 1970-е гг. ала-витам казалось, что баасизм под контролем их единоверцев позволит преодолеть вековую бедность и интегрироваться в общество новой Сирии на равноправной основе. Но последовала оккупация Ливана, убийства высокопоставленных сирийских чиновников, в основном алавитов, и затем — кровавая схватка режима с «Братьями-мусульманами» с 1979 (год Исламской революции в Иране) по 1982 г., завершившаяся бомбардировкой, штурмом и резнёй в г. Хама21. «Братья» начинали восстание с риторикой, заимствованной у иранских исламистов: Хафез Асад, например, именовался «шахом», а мятежники надеялись на помощь революционного Ирана. Но после катастрофы в Хаме и жёстких репрессий против «братьев» статус алавитов в общественном восприятии изменился. Они воспринимались уже как меньшинство, неразрывно связанное с режимом Асадов. Богословы и пропагандисты поясняли, что алавиты являются кяфирами (неверными) как для суннитов, так и для шиитов22. В такой ситу20 Goldsmith L. Op. cit. P. 36-38.

ации алавиты оказались в положении меньшинства, обречённого, при падении режима, на жестокую месть.

Впрочем, алавиты чувствовали связь с правящей династией не только этно-конфессиональную, но и вполне материальную — через неформальную экономику. Постепенно складывалась система своеобразной клиентелы, аналог которой можно наблюдать и в современной России: высокопоставленные алавиты патронировали благотворительные проекты на своей малой родине, получая взамен безоговорочную поддержку земляков, относящихся к чиновнику как к кормильцу и бла-годетелю23.

При светском характере политической системы вторичное обособление алавитов могло привести в итоге к превращению этой группы в привилегированную этносоциальную общность, выполняющую функцию самого надёжного из столпов режима. Запрос на такое развитие событий в алавитском сообществе был; во многом с этими надеждами было связано их желание видеть преемником «дяди Хафеза» только представителя семьи Асадов24. Но реальность не соответствовала ожиданиям.

В последние десятилетия происходил процесс медленной «суннизации» правящего и близких к власти кланов. Их представители обретали родственные узы с высокопоставленными суннитами. За этим следовало и «вымывание» алавитов из правящей верхушки. Хафез Асад в своё время старался соблюдать этноконфессиональный баланс на уровне министерских портфелей, но его ближний круг состоял в основном из родного племени каль-бийа и собственного клана. Алавиты

одобряли такую политику и, пожалуй, не ждали большего, воспринимая Асада-старшего, «дядю Хафеза», как главу не только государства, но и ала-витского сообщества. При Башаре Асаде алавитская часть элиты сузилась почти до размеров президентской большой семьи. К тому же он не мог являться предметом общинной гордости, в отличие от его отца, самостоятельно добившегося высшей власти в стране. Модернизация села замедлилась, а где-то и совсем прекратилась, оставив жителей с недостроенным водопроводом и спортклубом, закрытым из-за нехватки финансирования.

К середине нулевых многие ала-виты уже оценивали режим скептически. Особенно сильно ударила по авторитету Башара Асада странная насильственная смерть популярного министра внутренних дел алавита Гази Канаана. По официальной версии, 12 октября 2005 г. он застрелился, не выдержав прессинга мировых СМИ в связи с расследованием убийства ливанского премьера Рафика Харири. Но в алавитском сообществе широко распространилось подозрение, что в смерти Канаана, которого всё больше воспринимали как альтернативу Асаду-младшему, виновны спецслужбы президента (мухабарат). «Самоубийство» брата министра в ноябре 2006 г. превратило это подозрение в уверенность.

В то же время суннитская оппозиция делала сознательные шаги навстречу алавитам, понимая, что страх перед расправой за 1982 г. во многом не даёт им отказаться от поддержки Асада. «Братья-мусульмане» пересмотрели свой взгляд на алавитов. Их лидер Али Байнуни в 2006 г. заявил в частности, что «режим пытался спрятаться за спину этого сообщества, мобилизуя его против сирийского социума. Но я уверен, что среди алавитов есть противники режима и пострадавшие от него. Поэтому я уверен, что все силы нации, включая сынов алавитского сообщества, должны участвовать в действиях по изменению Сирии»25.

Конечно, сложно было поверить в эти заявления после десятилетий «братских» обвинений алавитов во всех бедах Сирии. Перспектива суннитской мести в случае падения династии Асадов как ожидание никуда не исчезла, тем паче неразрывность судьбы режима и религиозного сообщества культивировалась официальными СМИ26.

В целом поддержка Башара Аса-да его единоверцами на начало 2011 г. была далеко не безоговорочной. Известный алавит-диссидент Ареф Да-лиля, бывший декан экономического факультета Дамасского университета и политический заключённый, стал после начала Арабской весны одним из лидеров Национального координационного комитета. Но всё же это исключение из правила.

«Весенние» волнения принесли в алавитскую общину ощущение надвигающейся катастрофы и вновь консолидировали её вокруг правящей фамилии. В отличие от мятежа «Братьев-мусульман» тридцать лет назад, современная оппозиция не выдвигала ни одного антиалавитского лозунга, пытаясь найти сторонников и в этой части общества с помощью слогана «Здесь нет ни суннита, ни алавита, ни курда, ни араба — все мы пришли за свободой»27. Не заметно было враждебности к алавитам и среди рядовых активистов протеста в социальных сетях.

Но, несмотря на плачевный уровень жизни большинства алавитов, оппозиции не удалось выполнить одну из главных идеологических задач — разорвать социально-психологическую

связь между религиозным сообществом и режимом, дать алавитам убедительные гарантии, что репрессий после смены власти не будет. Объективно таких гарантий некому было дать — слишком слабым и рыхлым выглядело сопротивление до перехода в фазу гражданской войны (да и сейчас отсутствие согласия и внятной единой структуры — главная проблема оппозиции). Официальные же СМИ, по отзывам сирийцев, последовательно и весьма убедительно рисовали картины войны всех против всех, распада САР на микрогосударства эпохи французского мандата — и тем самым упорно будили зверя религиозной и межнациональной дезинтеграции.

Что касается социальных страт, то для крупной и средней традиционной буржуазии раздражителем стала проводимая Асадом-младшим «тихая» приватизация государственных активов в пользу своих родственников, прежде всего кузена Рами Мах-люфа, а также слухи о её масштабах, соответствие которых действительности на данный момент не верифицируемо. Также вызывала возмущение и «золотая молодёжь» в целом, ровесники Асада, которым на кормление передавались государственные проекты и взаимодействие с иностранными инвесторами. Однако долгое время «базар» крупнейших городов, Дамаска и Алеппо, оставался нейтрален к противостоянию. Лишь летом 2012 г. он высказал свою позицию — приостановкой коммерческой деятельности в знак протеста против действий режима.

Главная ошибка Башара Асада и его окружения состояла в том, что необходимые реформы не были проведены в первой пол. 2011 г., когда кредит доверия оппозиции, протестной молодёжи, бизнеса ещё не был исчерпан. Вместо демократизации режим начал использовать жёсткие репрессивные методы: появились многочисленные подвергшиеся пыткам (в том числе подростки), погибшие, пропавшие без вести в тюрьмах, под страхом репрессий страну стали покидать беженцы. Причём в подавлении мирных демонстраций, большинство участников которых составляли сунниты, власть использовала части, укомплектованные алавитами. При этом участники протестных акций характеризовались официальной пропагандой как иностранные наймиты, не имеющие поддержки граждан, а когда начались вооружённые столкновения, в правительственных масс-медиа был создан образ повстанцев как суннитских фанатиков-исламистов, мечтающих о введении шариата и ущемлении прав иноверцев. Причём исламистов иностранных — реципиент информации не должен усомниться в том, что Асада поддерживает вся страна. Такая пропаганда ожидаемо вызвала ответ оппозиции, часть которой вернулась к традиционному определению ненавистного режима как алавитского.

Между тем ранее разрозненная оппозиция структурировалась. 20 августа 2011 г. в Дамаске состоялся учредительный съезд Национального координационного комитета сил за национально-демократические перемены. Ещё раньше, в конце июля 2011 г., проявила себя Сирийская свободная армия — вооружённые формирования, созданные, по официальной версии данной организации, из офицеров и солдат, отказавшихся служить режиму Асада. Прежде монолитная и преданная президенту армия действительно дрогнула: в стан ССА начался исход высших офицеров, в том числе генералов. Всё это структуры, в которых до сих пор доминируют светские силы, либеральные и социалистические. Именно противодействие руководства ССА и сейчас является основным препятствием на пути «Братьев-мусульман» к установлению контроля над сирийским сопротивлением.

В октябре 2011 г. в Стамбуле был

образован новый орган оппозиции — Сирийский национальный совет, в который вошли и внутренние силы, и многочисленные эмигранты, боровшиеся ещё против Асада-отца. Эта структура в качестве легитимного представителя стороны конфликта была признана рядом стран мира, в том числе США, ЕС и многими арабскими странами.

Однако, несмотря на отчаянные призывы многих оппозиционеров, эти государства не спешили оказать военную помощь повстанцам. Показательно, что их позиция в части поставки оружия повстанцам изменилась только к лету 2013 г., когда военный конфликт интернационализировался. Это также кардинально отличает ситуацию в Сирии от ливийской (изначально многие инсургенты надеялись, что состоится интервенция по ливийскому сценарию). Основные региональные и международные игроки, оказывающие поддержку оппозиции, по разным причинам пока придерживаются мнения, что победу в противостоянии повстанцы должны одержать без военного вмешательства извне.

Тем временем гражданская война всё отчётливее приобретает этнокон-фессиональную окраску. Примерно с конца 2011 г. и защитники режима Асада, и его противники систематически совершают преступления на религиозной почве. По данным ООН, правительственные войска и милиция

шабиха28 избивают, насилуют, убивают суннитское мирное население, повстанцы творят то же самое с ала-витами, организуют террористические атаки на алавитские районы и шиитские святыни29. Примерно в то же время определение режима Асада как алавитского становится общепринятым в оппозиционной риторике, а радикальные салафитские группы начинают упражняться в более резких выражениях.

В такой ситуации официальная пропаганда только усилила антисуннитские акценты. За год до верифицированного варварского акта Абу Саккара сирийские службы транслировали рассказы и даже видеосюжет о некоей женщине из Хомса, которая не только пила кровь алавитов, но и расчленяла их трупы, специально доставленные к ней боевиками. Постоянно транслировались сообщения о создании в разных районах салафитских «имаратов», а также тема финансирования оппозиции заклятыми врагами Сирии, типа пачек шекелей, найденных в убежище инсургентов30.

Таким образом Асад добился гарантированной искренней преданности алавитов. Но преднамеренное манипулирование религиозной напряжённостью со стороны президента привело и к другим последствиям: ожесточению конфликта и радикализации повстан-цев31. В стране, где салафиты имели

минимум сторонников, появилась и набирает силу Джабхат ан-Нусра, связанная с иракской аль-Каидой. По последним доступным оценкам (начало 2013 г.) эта организация в Сирии насчитывает около 5 тыс. бойцов и уже контролирует ряд населённых пунк-тов32. Она стала одной из самых боеспособных групп в Сирии, во многом благодаря наличию в рядах ветеранов партизанской войны из других стран.

Неудивительно, что за последний год известны (к счастью, пока малочисленные) случаи насилия и унижения повстанцами по религиозным мотивам не только алавитов, но и христиан. Этнические чистки христианского населения до сих пор оцениваются экспертами как маловероятные33, но сами христиане предпочитают по возможности покидать территории, занятые оппозицией.

Отдельно необходимо упомянуть курдскую проблему. История взаимоотношений династии Асадов и курдов была непростой и многогранной, поэтому как у правительства, так и у оппозиции были надежды и попытки использовать курдов в своих интересах. В июле 2012 г. был сформирован Верховный курдский комитет Сирии. Таким образом, курды показали, что занимают самостоятельную позицию и будут действовать консолидированно исключительно в своих интересах.

сака, большинство жителей — курды). Оппозиция захватила город в середине ноября. После отступления армии Аса-да возникли противоречия уже между повстанцами и курдами; Курдский комитет призвал ССА покинуть провинцию, выразив поддержку борьбе с авторитарным режимом, но рекомендуя сохранить территорию в качестве зоны безопасности для беженцев. Этого не произошло. Среди курдов начали циркулировать слухи, что ССА настраивает против них Турция34. Тогда сторонам удалось прекратить конфликт, но точечные столкновения между курдами и силами Асада, курдами и повстанцами вспыхивают вновь и вновь. Судя по всему, курды сейчас полностью контролируют территории на северо-востоке Сирии и ревностно охраняют свои анклавы в крупных городах.

Такое положение вещей категорически невыгодно СНК как официальному лицу оппозиции. Коалиция, в том числе и влиятельные в ней «Братья-мусульмане», прилагает титанические усилия, доказывая свою принципиальную толерантность и приверженность плюрализму. Но пока её публичная деятельность на этом поприще состоит в значительной степени из извинений за деяния рядовых повстанцев, что лишний раз демонстрирует мировому сообществу слабый контроль умеренной верхушки над повстанческими отрядами. Следовательно, права этнических и религиозных меньшинств СНК до сих пор гарантировать не может и неизвестно, будет ли на это способна вообще.

«Братья-мусульмане» играют тем временем свою партию. Их задача — восстановить организацию «на земле» после трёх десятилетий изгнания. 25 апреля 2013 г. в интервью Financial

Times Рияд аш-Шакфа, координатор сирийского братства в изгнании, заявил о возвращении штаб-квартиры и официальных отделений в Сирию35. В начале мая появились сообщения, что «Ихван» наладили прямой контакт с некоторыми оппозиционными группами в Дамаске, снабжают их наличными деньгами и участвуют в координации действий36.

При этом, как обычно, Ассоциация категорически отрицает планы установления в Сирии исламистского режима или монополизации оппозиции, хотя такие опасения всё чаще слышатся со стороны светских оппозиционных сил. Более того, весной 2013 г. некоторые повстанцы обвиняли «Братьев» в сознательном затягивании конфликта, задержке победы оппозиции с целью обеспечить себе доминирование на постасадовской политической сцене. «Антибратские» настроения особенно сильны именно в столице. Попытки этой организации взять под контроль военную и гуманитарную помощь, которую оказывает повстанцам Национальная коалиция, встречают глухое сопротивление светских сил, которые руководят сопротивлением на местном уровне.

Но сама Коалиция, получившая недавно признание ЛАГ как законная сирийская власть, состоит в основном из людей, прямо или косвенно связанных с «Братьями». 18 марта 2013 г. премьер-министром переходного правительства Коалицией был избран Га-сан Хито, курд и натурализованный гражданин США, имеющий отношение к американской организации БМ.

rebels in Damascus // The National. 06.05.2013 / http://www.thenational.ae/news/world/mid-dle-east/muslim-brotherhood-opens-direct-link-to-rebels-in-damascus#ixzz2ST2QaouD

Президентом самой СНК с момента её создания был Моаз аль-Хатыб, бывший имам мечети Омейядов в Дамаске. В апреле 2013 г. он добровольно сложил с себя полномочия, что было подано проповстанческими СМИ как знак протеста против недостаточной поддержки оппозиции международной группой «Друзья Сирии»37. Однако по другой версии, не раз высказанной в арабских интернет-источниках, по крайней мере частично этот шаг был вызван интригами БМ по установлению контроля над Коалицией и недопущению в руководящий орган представителей низового сопротивления. Словно в подтверждение этого варианта, некоторые представители Сирийской свободной армии якобы от лица объединённого командования делали заявления, что они покинут Сирийский национальный совет, и обещали не допустить приватизации революции «Братьями».

С другой стороны, объективно осложнял положение сирийской оппозиции теракт на Бостонском марафоне 16 апреля, совершённый чеченцами. Сейчас широко известно, что чеченцы принимают активное участие на стороне оппозиции: в западных СМИ эта тема широко транслировалась с февраля. Понятно, что поддержка правительством США повстанцев, среди которых — в массовом сознании американцев — доминируют исламисты и чеченские террористы, убивающие не только российских солдат в Чечне, но и спортсменов в Бостоне, явно не вызовет отныне поддержки в американском обществе.

В этих условиях СНК приняла, возможно, оптимальное решение, и новым её главой в апреле 2013 г. стал Джордж Сабра, ветеран борьбы с режимом

Асадов, социал-демократ и член нелегальной Народно-демократической партии, бывшей до 2005 г. Коммунистической. В отличие от своего предшественника, Сабра является христианином по происхождению. Заподозрить его в связях с «Ихван» крайне сложно — ни один из эпизодов его биографии не даёт для этого ни малейших оснований. Это кадровое решение можно прочитать и как «мирное послание» для алавитов и христиан со стороны Коалиции, в то время когда другая сторона успешно пытается расколоть сирийское общество по конфессиональному признаку.

Сценарии дальнейшего развития событий день ото дня становятся всё пессимистичнее.

Наступление, начатое правительством в апреле 2013 г., призвано решить проблемы безопасности и снабжения прибрежного алавитского анклава. Поэтому сражение за приграничный городок Кусейр стало таким ожесточённым, поэтому именно в этой битве на стороне Асада впервые официально участвовала Хизбалла. Да, оттуда шёл в Сирию поток оружия для ССА, но после разрешения на поставку оружия со стороны США и ЕС это уже не так актуально38. Зато, если планировать обособление алавитского региона, Ку38 Повстанцы и их союзники так долго ждали этого решения Штатов, что известие о

поставке оружия на 60 млн долларов людьми, воспитанными на антиамериканизме, было встречено ликованием, а неофициальный духовный лидер «Братьев-мусульман» и «архитектор Арабской весны» Юсуф аль-Кардави публично поблагодарил США и выразил надежду, что и впредь Америка будет идти верным путём, не опасаясь Израиля (Скандал: Аль-Кардави поблагодарил Америку за то, что она делает в Сирии на пути Аллаха: <&0 ^ ^^ ¡^и-^& ^^ Ш» http://www.youtube. сош^а1:сЬ^=еГ6_ЬТхс^М).

сейр жизненно необходим для обеспечения территориальной целостности первого.

Башар Асад и его окружение понимают, что возвращение власти надо всей Сирией крайне маловероятно. Жестокое подавление мирн?