Спросить
Войти

О характере позднескифской государственности во II В. До Н. Э. - первых веках Н. Э

Автор: указан в статье

В.М.ЗУБАРЬ (Киев)

О ХАРАКТЕРЕ ПОЗДНЕСКИФСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ ВО II В. ДО Н.Э. — ПЕРВЫХ ВЕКАХ Н.Э.

Вопросы, связанные с характером позднескифской государственности, привлекали и продолжают привлекать внимание исследователей. Причем, если наличие определенной государственной организации у поздних скифов ни у кого не вызывает принципиальных возражений, то о ее характере существуют различные, порой противоположные мнения.1 С одной стороны, исследователи считают, что позднескифское государство следует относить к раннеклассовым,2 с другой, — опираясь на анализ материалов могильников, которые свидетельствуют о якобы значительной социальной дифференциации скифского общества, полагают, что оно было достаточно развитым классовым социальным организмом, включавшим в свой состав зависимое население и даже рабов.3 А. И. Щеглов в специальной работе, посвященной позднескифской государственности, сравнивая его с Парфией, рассматривал «царство Скилура и его преемников как варварское государство эллинистического типа с крепкой центральной властью и эллинизованной верхушкой».4 Несмотря на то, что эта точка зрения была подвергнута вполне обоснованной критике,5 она, тем не менее, нашла поддержку у ряда современных исследователей.

А. Е. Пуздровский, например, в своих аналитических статьях, посвященных вопросам политической и этно-социальной истории Поздней Скифии, опираясь на теоретические разработки А. Н. Щеглова, охарактеризовал государственное объединение поздних скифов времени правления Скилура, как «варварское государство эллинистического типа с крепкой центральной властью и эллинизованной верхушкой»,6 а в другой статье он пишет, что позднескифское государство «...при Скилуре было варварским государственным образованием с признаками монархии эллинистического типа».7 С А. Е. Пуздровским практически солидаризировался Ю. П. Зайцев, который определил «...державу Скилура как государство с признаками эллинистической монархии и одновременно с чертами раннеклассовых структур дворцовохрамового типа. Причем, в качестве аналогий Неаполю Скифскому он привел двор-цово-храмовые комплексы крито-микенской культуры, полагая, что типологически это «...позволяет сравнивать позднескифское государство II в. до н.э. с древнейшими государствами Средиземноморского бассейна, которые по сути были дворцово-хра-мовыми и отражали гораздо более древние по происхождению процессы, чем явления эпохи эллинизма».8 Самобытным, варварским по своему характеру считает царство поздних скифов Т. Н. Высотская.9

Таким образом, ведущими в настоящее время специалистами в области позднескифских древностей Поздняя Скифия во II в. до н.э. рассматривается практически в качестве сословно-классового государственного образования, которое «имело все предпосылки для включения в орбиту своего влияния Ольвию и Боспор, а в перспективе и Херсонес»,10 хотя оговаривается его варварский характер и типологическая связь с социальными организмами значительно более раннего времени. Иными словами, Т. И. Высотская, А. Е. Пуздровский и Ю. П. Зайцев считают, что поздние скифы уже преодолели раннеклассовую стадию развития,11 которая была характерна для всех без исключения народов древности при переходе от первобытности к со-словно-классовому обществу,12 и вступили на стадию достаточно развитого классового общества или вышли на уровень цивилизации.13

Из приведенных дефиниций нетрудно заметить, что выводы указанных авторов об уровне развития позднескифской государственности содержат ряд методических ошибок. Во-первых, наличие определенного типа государственной организации у поздних скифов хронологически ограничено только периодом правления Скилура и его ближайшего преемника, что хронологически охватывает лишь вторую половину

II в. до н.э. (Рис. 1) Ведь, согласно А. Е. Пуздровскому, «поражение скифов в войнах с Диофантом и политическая зависимость от понтийских, а впоследствии от боспор-ских правителей прервали развитие государственных институтов и распаду военноадминистративной системы...».14 Иными словами, варварское государство эллинистического типа у поздних скифов существовало лишь на протяжении жизни Скилура и его сына Палака, а вся дальнейшая его история развивалась уже вне этого государственного образования, а в «нескольких областях, управлявшихся «базилевсами».15 Но не понятно, к какому из известных типов государственной организации следует относить поздних скифов после Скилура и кем фактически были эти «базилевсы».

Во-вторых, из приведенных определений скифской государственности не ясно, что скрывается под понятиями «самобытный, варварский характер», «варварское государственное образование», «монархия эллинистического типа», и какая существует связь между этими дефинициями и «дворцово-храмовыми комплексами», которые «отражали гораздо более древние по происхождению процессы, чем явления эпохи эллинизма».16 Создается впечатление, что указанные авторы достаточно механически, исходя только из формальных признаков, соединили перечисленные дефиниции и дали достаточно спорное, расплывчатое определение скифской государственности, в котором сочетаются признаки, присущие эллинистическим государствам последней четверти IV — середины I в. до н.э. («эллинистическая монархия») и явления, характерные для Крито-Микенской цивилизации II тыс. до н.э. (дворцовые центры), которое есть все основания относить к предполисному (раннеклассовому) периоду в истории Греции.17 В основе такого определения отсутствует не только анализ стадиального уровня развития позднескифского общества, но и конкретная форма организации государственной жизни поздних скифов на протяжении всего периода их истории в сравнении с развитием аналогичных обществ в целом (подр. см.: Павленко, 1989, 1996).18

Как представляется, позднескифское царство в Крыму нет никаких оснований рассматривать в качестве государственного образования «эллинистического типа».19 Несмотря на различные толкования термина «эллинизм», видимо, можно согласиться с К. К. Зельиным, что эллинизм — это «конкретно-историческое явление, характеризуемое сочетанием и взаимодействием эллинских и местных, главным образом восточных, начал в области экономического строя, социальных и политических от-

ношений в идеологии и культуре. Это сочетание происходило в конкретной исторической обстановке, определявшейся в основном в результате македонского завоевания».20 При этом эллинистические государства — это обширные территориальные государственные образования, включавшие в себя полисы или гражданские общины, базировавшиеся на определенной форме земельной собственности, на основе которой и велось сельскохозяйственное производство. Эллинизм характеризуется процессом мощной колонизационной волны, развитием товарного производства, возникновением новых центров ремесла и торговли, разделением труда и др.,21 чего в позднескифском обществе не наблюдается ни в правление Скилура,22 ни позднее.

В непосредственной связи со сказанным стоит вопрос о роли греческого этнического компонента в формировании позднескифской культуры и государственности, ибо, как указывалось, одной из наиболее характерных черт эллинизма является взаимодействие эллинских и местных начал во всех сферах жизни. Но, как представляется, степень сочетания эллинского и варварского начал в позднескифской культуре явно преувеличивается.23 К тому же, постулируя факт участия греков в сложении позднескифского царства и его культуры, исследователями не определяется характер и содержание этого явления. Поэтому обратимся к конкретным материалам по этой проблеме.

В настоящее время все практически солидарны в том, что греческий элемент наиболее ярко прослеживается на начальном развитии позднескифского царства и преимущественно на материалах Неаполя.24 Причем не исключено, что царская ставка Скилура возникла на месте более раннего греческого поселения, причины появления которого и характер еще не вполне ясны.25 Как считает Ю. П. Зайцев, именно на месте этого поселения после пожара около 137-130 гг. до н.э. начинается строительство двора с бассейном и греческого портика, который около 130-125 гг. до н.э. был видоизменен и превратился в дворцовый комплекс (Южный дворец). Приблизительно в тоже время, непосредственно вблизи от центральных ворот, был построен мавзолей, служивший усыпальницей Скилура и местной знати вплоть до походов Диофанта.26 Территория, где велось строительство, видимо, несколько раньше была укреплена оборонительной стеной27 и превратилась в царскую ставку, где основную массу жителей составляли приближенные царя.28

Интерпретируя Южный дворец в качестве резиденции знатного рода и культового центра, Ю. П. Зайцев подчеркивает, что археологический материал и эпиграфические памятники свидетельствуют о значительной степени эллинизации его обитателей.29 Исследователь также отметил, что ряд черт, зафиксированных при раскопках дворцового комплекса (фрески, ордерная архитектура, серии терракот) достаточно близки, если не тождественны, аналогичным памятникам из Ольвии.30 А мавзолей Неаполя был первоначально использован для погребений греков и лишь позднее их место заняли умершие иного этнического происхождения.31 Все это, и в частности, эпиграфические памятники с посвящениями греческим божествам (Зевсу-Атабирию, Зевсу-царю, Афине Линдии, богине Родос, Ахиллу Понтарху),32 свидетельствует о достаточном высоком удельном весе греческого компонента в составе обитателей Неаполя в период правления Скилура. А ряд археологических материалов находит прямые аналогии в Ольвии и позволяет связывать возведение комплекса Южного дворца с периодом сближения позднескифского царства с этим центром. Весьма показательна в этом отношении и чеканка Скилуром своих монет в Ольвии, которые исследователи относят во второй половине II в. до н.э. (Рис. 2).33 Причем, это было вызвано не экономической потребностью определенного уровня развития экономики поздних скифов, а чисто политической акцией Скилура.34

Вместе с этим, Скилура нельзя рассматривать в качестве обычного эмитента.35 Все перечисленные данные, а также резкое изменение во второй половине II в. до н.э. внешнеполитической и экономической ориентации Ольвии с Херсонеса на позднескифское царство,36 безусловно, свидетельствуют о том, что Ольвия доброволь-

но отдала себя под покровительство Скплура.37 Этот протекторат мог быть оформлен обычной в античном мире симмахии, обеспечивавший ольвиополитам военную поддержку более сильного союзника.38 Но, естественно, такой союз не мог быть равноправным. Скорее напротив, при сохранении внешних атрибутов независимости фактически гражданская община ольвиополитов самостоятельно решала лишь вопросы внутреннего самоуправления. Внешняя и отчасти экономическая ее деятельность была подчинена интересам более сильного в военном отношении Скилура.39 Это заключение подтверждается изменением характера херсонесско-ольвийских связей в сравнении с более ранним временем и данными, полученными в ходе изучения керамической эпиграфики.40

Однако не только Ольвия, но и Скилур, объединивший под своей властью всех поздних скифов и начавший строительство своего государства, был заинтересован в привлечении греков в свою столицу и использовании их «интеллектуального потенциала». Имеющиеся в наличие данные, и в первую очередь упоминавшиеся посвящения греческим божествам, могут свидетельствовать о том, что, подобно другим варварским династам, Скилур окружил себя греческими советниками.41 А один из них, ольвиополит Посидий, сын Посидия,42 не только был советником царя, а возглавил и осуществил конкретную победоносную военную акцию против «пиратствующих сатархеев».43 Если принять гипотезу о том, что сатархи были сарматами,44 то такая

Рис. 2. Монеты ольвийской чеканки Скилура (по П. О. Карышковскому).

победа над ними была в интересах не только поздних скифов, но и ольвиополитов.

В связи с этим довольно примечательно, что Скилур, вероятно, установил династические связи с правящим домом Боспора, о чем свидетельствует брак его дочери Сенамонтис со знатным боспорянином Гераклидом.45 Причем, как считает ряд современных исследователей, союз Скилура с боспорскими правителями в первую очередь был направлен на противодействие сарматской экспансии, угрожавшей этим государствам.46 Попутно следует заметить, что вывод А. Е. Пуздровского о том, что строительство позднескифских крепостей, обусловленное сарматской угрозой, в Крыму и на Нижнем Днепре в последней четверти II в. до н.э., «осуществлялось в рамках общей программы защиты Ольвии и Скифского царства»,47 представляется малоубедительным и не находит подтверждения в источниках. Возведение специализированных оборонительных линий и фортов требует довольно больших ресурсов, людских и материальных, а также развитой и централизованной системы управления государством.48 Ни того, ни другого, судя по имеющимся материалам, в Поздней Скифии не было. Скорее всего, укрепление оборонительных сооружений и возведение новых следует объяснять не продуманной и целенаправленной политикой позднескифских правителей, а военно-политической ситуацией, сложившейся в это время во всей Причерноморской зоне, связанной с миграцией сюда сарматов.49

Если наличие выходцев из греческой этнической среды в составе населения царской ставки — Неаполя надежно засвидетельствовано для второй половины II в. до н.э. различными категориями источников, то ситуация здесь в более позднее время и других районах Поздней Скифии не так однозначна.50 Т. Н. Высотская считает, что экономические связи греков с поздними скифами в основном сводились к взаимовыгодной торговле.51 Однако наличие античных вещей, и в первую очередь керамики на поселениях и могильниках,52 еще не свидетельствует о «взаимовыгодной» торговле, так как она предполагает наличие более или менее устойчивого эквивалента,53 в данном случае денег, роль которых в то время выполняли античные монеты. А находки монет на позднескифских памятниках в сравнении со слоями античных центров Северного Причерноморья практически единичны.54 Поэтому есть все основания говорить, что экономические связи между античными центрами и поздними скифами строились не на торговых операциях, в которых использовался денежный эквивалент, а на основе натурального обмена,55 который не мог быть в принципе и не был равноценным, а тем более «взаимовыгодным».56 Иными словами, наличие предметов античного импорта у варварского населения Крыма, так или иначе, предполагает его эксплуатацию, базирующуюся на неэквивалентном обмене.57 Причем, именно включение ресурсов местного населения в орбиту экономической деятельности привело к подъему, который переживал Херсонес в первые века н.э. во всех сферах жизни.58

Одним из признаков эллинизации населения Юго-Западного и Центрального Крыма считается наличие греческих граффити на краснолаковой керамике, обнаруженной в значительном количестве в погребениях Усть-Альминского могильника и могильника Бельбек IV. Несколько меньше таких находок зафиксировано в других позднескифских некрополях.59 Не отрицая в принципе возможности использования местным эллинизованным населением в быту греческого языка,60 следует обратить внимание на два весьма существенных момента, важных для интерпретации такого рода памятников.

Как известно, процарапанные надписи на сосудах, или граффити, на греческом языке, являются типичной чертой античной культуры и отражают различные стороны жизни, а также круг религиозных верований главным образом греческого населения античных центров.61 Исходя из этого, можно было бы предполагать, что носители греческого языка и обычаев жили на позднескифских поселениях и хоронили умерших в одних могильниках с варварским населением. Однако это не так, ибо в позднескифских могильниках, несмотря на безусловное наличие заимствованных черт

греческого погребального обряда,62 пока не известны захоронения, которые можно было бы по всему комплексу признаков интерпретировать в качестве эллинских.63 Следовательно, появление группы керамики с граффити в позднескифских погребениях следует объяснять не присутствием греков в среде варварского населения, а какими-то иными причинами.

Следует обратить самое пристальное внимание и на то, что граффити, обнаруженные в массовом количестве в могильнике Бельбек IV и Усть-Альминском могильнике, процарапаны главным образом на сосудах группы Eastern sigillata В, датирующихся в основном второй половиной I в. н.э. В первой половине II в. н.э. ее количество сокращается.64 Сосуды с граффити более позднего времени не столь многочисленны. Следовательно, краснолаковые сосуды с граффити являются характерной чертой позднескифской материальной культуры лишь для хронологически ограниченного отрезка времени.

В связи с этим необходимо учитывать, что именно со второй половины I в. н.э., видимо, после похода Тиберия Плавтия Сильвана в Крым,65 возобновляются достаточно интенсивные экономические связи Херсонеса с населением Юго-Западного Крыма, и Бельбекской долины, в частности.66 Причем, среди античного импорта количественно преобладает посуда малоазийского и самосского производства.67 Достаточно показательным в этом отношении является керамический материал из погребений могильника Мамай-Оба в междуречье рек Качи и Бельбека.68

Исходя из этого, можно заключить, что во второй половине I — начале II в. н.э. Херсонес выступает в качестве центра посреднической торговли, так как его собственное керамическое производство, вероятно, не могло удовлетворить спрос на этот тип продукции.69 С середины II в. н.э. положение меняется, и в могильниках Юго-Западного Крыма четко фиксируется рост продукции ремесленных мастерских Херсонеса,70 где собственное производство керамики по привозным образцам было налажено в более или менее широких масштабах, скорее всего, около этого времени.71 Хронологически, если исходить из опубликованных материалов, это совпадает со значительным уменьшением количества граффити на сосудах.

Такое положение объясняется тем, что в условиях сравнительно слабого развития собственного керамического производства после его упадка, связанного с херсо-несско-скифскими войнами и нестабильной ситуацией,72 а также вследствие резко увеличившегося спроса со стороны варварского населения, херсонеситы могли наладить сбыт в Юго-Западный Крым привозной краснолаковой посуды, уже бывшей в употреблении.73 Только этим, как представляется, а не распространением в среде позднескифского населения греческого языка и культуры может быть пояснено появление в указанный хронологический отрезок времени значительного количества краснолаковой керамики с граффити в позднескифских могильниках.

Говоря о контактах между греками и поздними скифами, правомерным будет поставить вопрос об их характере. Ведь только выявив реальное, а не мнимое, сочетание и взаимодействие эллинских и местных начал в экономическом строе, социальных и политических отношениях, в идеологии и культуре, поднескифское государственное образование и его культуру типологически можно связывать с эллинизмом.

Несмотря на то, что во второй половине II в. до н.э. в Неаполе, видимо, при ставке Скилура, жило какое-то количество греков, а аристократическая верхушка царства была подвержена определенной степени эллинизации, говорить о ее слиянии с греками не приходится. Для более позднего времени также нет убедительных данных, свидетельствовавших бы о синкретизме античной и позднескифской культур, политических отношений, экономического строя, идеологии и др. Следовательно, античное и позднескифское общество, находившиеся на разных стадиях развития, развивались рядом друг с другом, а не выступали как нечто единое,74 как это было характерно для государств эллинистического типа.75

Близкое соседство, разносторонние контакты, в том числе и экономические, а также, видимо, присутствие какого-то числа этнических греков в составе позднескифского населения действительно обусловили определенную степень эллинизации последнего,76 что неоднократно отмечалось исследователями.77 Но это не привело к синкретизму указанных социальных организмов и культур. В теоретическом плане этот процесс следует рассматривать в русле изучения проблемы взаимоотношений античного общества, далеко ушедшего вперед в своем социально-экономическом и политическом развитии, с варварской периферией в конкретно-исторических условиях Таврики рубежа и первых веков н. э.78 Не следует также забывать, что, благодаря расширению экономических связей с населением Таврики, а фактически его эксплуатации,79 Херсонес во второй половине II — первой половине III в. н.э. переживал новый расцвет.80 А это не могло самым непосредственным образом не отразиться на характере процесса эллинизации жителей Поздней Скифии и связанных с этим явлений.

Несмотря на то, что этот вывод должен быть конкретизирован на основе анализа сравнительного материала, углубленного изучения стадиального уровня политического и социально-экономического развития позднескифского общества на базе всех доступных данных, уже сегодня можно достаточно уверенно заключить, что термин «эллинистический» применительно к поздним скифам может служить лишь хронологическим индикатором, но отнюдь не отражает содержание такого явления, каким было позднескифское государственное образование в Крыму.

Как на археологическом материале убедительно доказал Ю. П. Зайцев, городище Керменчик, отождествляемое с Неаполем Скифским времени правления Скилура, не может рассматриваться в качестве раннегородского центра.81 По сути, Неаполь во время правления Скилура являлся крепостью, практически лишенной застройки, где располагался дворцовый комплекс, защищенный оборонительными сооружениями.82 Следовательно, по выделяемым признакам этот центр Поздней Скифии не был в полном смысле раннегородским центром,83 а в лучшем случае здесь в период правления Скилура и его сына Палака находился политический центр, обеспечивающий редистрибуцию материальных благ в позднескифском обществе.84 Судя по имеющимся данным, Неаполь не был также центром более или менее прочного экономического единства, а выполнял лишь функции, присущие раннегородской структуре, где в период правления Скилура происходила концентрация и перераспределение прибавочного продукта, производившегося в обществе.85 Поэтому появление этого центра, а фактически ставки правителя,86 и достаточно активное его функционирование в период правления Скилура следует рассматривать в качестве археологического свидетельства наличия у поздних скифов раннеклассового социального организма, а дворцово-храмовый комплекс, о котором пишет Ю. П. Зайцев,87 являлся центром редистрибутивных связей.88 Причем, если обратиться к материалам других позднескифских городищ, известным по материалам археологических исследований,89 то станет ясно, что это были укрепленные поселения, являвшиеся центрами сосредоточения земледельческого населения и домашнего производства ремесленной продукции, которое так и не вышло на уровень товарного.90

Говоря о позднескифском государстве Скилура, А. Е. Пуздровский и Ю. П. Зайцев, подчеркивают, что оно имело признаки, характерные для монархии эллинистического типа.91 Однако, как уже отмечалось, государство поздних скифов нельзя рассматривать как эллинистическое. Следовательно, и в государственном строе этого социального организма не может быть признаков, присущих эллинистической монархии. Действительно, и это сейчас не вызывает ни у кого сомнения, Скилур и его сын Палак объединили под своей властью, вероятно, военной силой, различные племенные группы населения Крыма, предводители которых античной традицией рассматривались в качестве многочисленных «сыновей» Скилура.92 Однако ни это, ни наличие признаков «династического культа» в Неаполе Скифском,93 с которым

связано погребение в мавзолее,94 не позволяет еще видеть в Скилуре, и, видимо, в его возможном соправителе — Палаке,95 монархов эллинистического типа, так как отмеченные явления в целом характерны для раннеклассовой стадии развития общества.96 А это при определении характера власти Скилура и Палака требует определенной корректировки терминологии, используемой античными авторами.

Если исходить из современных теоретических разработок, то характер управления Скилура наиболее близок над племенной политической власти с административно-экономическими функциями и практикой наследования привилегированных статусов. Следовательно, под титулом «басилевс Скилур» античных авторов и эпиграфических памятников следует понимать не монарха эллинистического типа, а стадиально более раннюю политическую форму власти, близкую по своим основным признакам понятию «правитель» или «династ».

Выделение родовой аристократии во главе с родом правителя и примыкающей к ней родовой знати является одним из достаточно четких показателей перехода к раннеклассовым общественным отношениям.97 Однако, говоря о знати, следует обратить внимание на то, что, помимо погребений в мавзолее Неаполя Скифского,98 в могильниках поздних скифов очень трудно выделить группы могил, которые можно было бы безоговорочно связать с этой социальной группой населения.99 Показательными в этом отношении являются в первую очередь могилы с оружием и конской уздой, а не с изделиями из драгоценных металлов и предметами роскоши, как думает Т. Н. Высотская.100 Наличие оружия и конской узды в могиле, вне всякого сомнения, свидетельствует о достаточно высоком социальном статусе погребенного, который был воином, что выделяло его из основной массы населения.101 Мужчина-воин участвовал в походах и входил в состав той части населения, на которую опирался в своей внешней и внутренней политике правитель, что делало этот слой привилегированным в обществе. Не удивительно поэтому, что оружие часто изображалось на антропоморфных, а на надгробных стелах — вооруженные всадники.102 К сожалению, очень редко такие памятники можно связать с конкретными погребениями,103 что не позволяет безоговорочно связывать их с носителям позднескифской культуры. Не исключено, что они связаны с сарматами, начавшими активно проникать в Юго-Западную часть Крымского полуострова с I в. н. э.104

В отличие от погребений рядовых скифов 1У-Ш вв. до н.э.,105 в позднескифских могильниках предметов вооружения, конской узды и захоронений лошадей в целом немного, что Т. Н. Высотская считает возможным объяснять достаточно спокойной обстановкой вплоть до ПНУ вв., когда процент погребений с оружием в могильниках варварского населения Крыма увеличивается.106 В этом отношении достаточно показателен могильник у с. Заветное, где из 200 исследованных погребальных комплексов оружие было обнаружено только в четырех.107 Сходное положение отмечено и для других позднескифских могильников,108 включая и грунтовой могильник Неаполя Скифского.109 Причем интересно, что, судя по типологии, это оружие можно отнести к образцам вооружения сарматского круга, датирующимся временем не ранее I в. н. э.110 Это, как и ряд иных особенностей погребального обряда, позволяет связывать захоронения с оружием и предметами конской узды не с поздними скифами, а с сарматами.111 Это хорошо согласуется с выводом о том, что в оседлых, земледельческих обществах, в отличие от кочевых, большинство жителей было исключено из занятий военным делом.112

Таким образом, наличие родовой аристократии во главе с правителем на материалах позднескифского погребального обряда достаточно четко фиксируется только для сравнительно краткого промежутка времени, ограниченного правлением Скилура и его сына, наследника или соправителя, Палака. В более поздний период, в I в. до н.э. — II в. н.э., несмотря на наличие небольшого количества погребений с оружием, предметами конской узды, изделиями из драгоценных металлов и предметами роскоши, нет веских оснований говорить о наличии в позднескифском обществе

достаточно многочисленного слоя родовой знати, связанного с правителем и его опорой. Причины этого весьма показательного явления, вероятно, следует искать в особенностях исторического развития поздних скифов на рубеже и в первых веках н.э., что является темой отдельного исследования. Здесь же необходимо отметить лишь то, что в этом следует видеть одну из главных особенностей социального развития поздних скифов на рубеже и в первые века н.э.

Наряду с наличием слоя родовой знати, для раннеклассового социального организма характерно наличие массы рядовых общинников, среди которых уже имеет место внутреннее расслоение.113 Поэтому, говоря о характере государства у поздних скифов, необходимо определить, что в социально-имущественном отношении представляло позднескифское общество в целом. Можно ли выделить в нем какие-либо социальные группы населения, свидетельствующие о степени его имущественной дифференциации? В последнее время этот вопрос рассматривался неоднократно. Он в основном изучался на материалах могильников, так как ограниченный материал по жилищам, раскопанным на позднескифских городищах, и их плохая сохранность не позволяет дать убедительную сословную градацию жилищно-хозяйственных комплексов и провести параллель с различными группами погребений.114

Выводы исследователей относительно имущественного и социального состава населения Поздней Скифии можно разделить на две группы. Одни считают, что для поздних скифов была характерна сравнительно слабая имущественная дифференциация,115 которая, однако, была обусловлена не только социальной стратификацией общества, но целым рядом иных, не всегда понятных сейчас, обстоятельств.116 В противоположность этому, Т. И. Высотская, основываясь на качественном составе погребального инвентаря в могилах, полагает, что позднескифское общество было в достаточной степени стратифицировано по имущественному и, следовательно, социальному признаку. Причем, разделив погребения шести могильников Юго-Запад-ного Крыма по качеству сопровождавшего умерших инвентаря, она считает возможным выделить три основные группы населения, различающиеся по имущественным признакам. Это богатые погребения, соответствующие привилегированному слою общества, захоронения средних слоев населения, а к третьей группе отнесены могилы бедноты с весьма скромным набором вещей или вообще лишенные инвентаря.117 Причем, следует подчеркнуть, что в отличие от тех, кто постулирует на эмпирическом уровне слабую дифференциацию позднескифского общества, Т. М. Высотская провела статистический анализ вещей из погребальных комплексов.

Но в основу подсчетов Т. М. Высотской была положена неверная в принципе посылка о том, что позднескифское общество было достаточно развитым классовым и, следовательно, достаточно стратифицированным социальным организмом. Этим и был обусловлен фактический вывод о достаточно близкой социальной структуре позднескифского общества и других государств древнего мира.118 Помимо этого, при подсчетах не был учтен весь спектр факторов, который мог обусловить качественный состав погребального инвентаря, на что обратили внимание исследователи.119

А. Е. Пуздровский совершенно правильно отметил, что формирование позднескифского общества происходило в условиях оседания кочевников на землю и переходу к иному способу хозяйствования, чем был обусловлен процесс вторичного клас-сообразования, базировавшийся на принципиально иной форме собственности на условия и средства производства.120 Сейчас уже ни у кого не вызывает сомнения, что именно в процессе седентаризации сложились те предпосылки, которыми было обусловлено формирование позднескифского государственного образования Скилура.121 Ведь именно определенная хозяйственная система в конечном счете определяет социальную структуру общества и формы управления.122 В непосредственной связи с этим и следует рассматривать специфику социальной дифференциации поздних скифов.

Вместе с этим нельзя согласиться с А. Е. Пуздровским в том, что, «как конкретно происходил процесс оседания кочевников в Крыму на землю, неизвестно».123 Не-

смотря на то, что характер оседания скифов-кочевников на землю в этом районе ясен не во всех деталях, в его изучении достигнут значительный прогресс,124 что позволяет использовать имеющиеся данные для воссоздания аналогичных процессов, имевших место на территории Поздней Скифии.

В процессе оседания на землю происходит «раздвоение» кочевого этноса, так как седентеризация в первую очередь характерна для беднейшей части кочевников. В результате этого определенный социальный организм делится на два хозяйственнокультурных типа, которые отвечают социальному и имущественному положению двух основных групп: кочевой элемент — аристократия, земледельческий — рядовое население.125 В результате этого оседлое население можно рассматривать в качестве совокупности самостоятельных в производственном отношении семей или союза хозяйственно самостоятельных, принципиально равных между собой глав семейств, а не иерархически организованных вокруг лидера сообщества, связанных коллективным трудом. Такая община возникает на базе элементов распавшегося раннеклассового общества, в данном случае кочевого, и определяется как протоклассовая.126 Именно в рамках такой общины и происходил процесс вторичного классообразова-ния на основе уже земельной собственности и принципиально иного типа хозяйствования.

Сложившее таким образом положение определяет сословное деление общества на два слоя: аристократию и рядовых общинников, которые и являлись основной производительной силой позднескифского общества. Именно такая структура общества была характерна для всех без исключения раннеклассовых социальных организмов,127 в которых сословная принадлежность определяла экономические привилегии. 128

Сказанное свидетельствует об ошибочности теоретических посылок Т. И. Высотской относительно имущественной и социальной градации позднескифского общества. Все имеющиеся сейчас данные позволяют заключить, что позднескифское общество, как и скифское предыдущего этапа развития,129 было раннеклассовым, и его социальная структура была обусловлена уровнем его стадиального развития.130

Вместе с этим, неодинаковое имущественное положение погребенных в позднескифских могильниках, помимо иных возможных факторов, объясняется тем, что для слоя рядовых общинников всякого раннеклассового социального организма характерно внутреннее расслоение, которое, так или иначе, находит отражение в погребальном обряде.131 Поэтому методически оправданным представляется не выделение богатых, среднего достатка и бедных погребений, как это было сделано Т. И. Высотской, а изучение достаточно дробной, многоступенчатой иерархии погребений, вполне возможной на массовом археологическом материале, естественно, с учетом стадиального уровня позднескифского общества.132 В качестве примера может быть приведена работа, проведенная Е. П. Бунятян, в результате которой на основании разностороннего анализа скифских погребальных комплексов 1У-Ш вв. до н.э. была выделена довольно сложная социальная градация в среде рядовых общинников.133

Из всего сказанного следует, что выводы Т. Н. Высотской относительно степени имущественной и социальной стратификации позднескифского общества, построенные на ошибочной методике подсчетов, не могут быть приняты. Они подтверждают лишь факт наличия имущественной и социальной дифференциации в позднескифском обществе, который, впрочем, никем не отрицается, но ни в коей мере не могут свидетельствовать о ее степени и тем более о наличии зависимого населения, рабов или значительной поляризации населения.134

На основании всего сказанного можно заключить, что позднескифское общество времени правления Скилура и позднее не было чем-то самобытным или исключительным. Его нельзя рассматривать в качестве государственного образования с признаками монархии эллинистического типа, а с учетом выделенных в настоящее время признаков следует относить к социальным организмам раннеклассового уровня

Рис. 3. Следы размежевки з?

Другие работы в данной теме:
Контакты
Обратная связь
support@uchimsya.com
Учимся
Общая информация
Разделы
Тесты