Спросить
Войти
режиму пришла демократическая республика. И хотя право на забастовку при фашизме оказалось отмененным, рабочие все же получали свои выгоды от роста экономики. На путь открытой конфронтации с режимом рабочие встали лишь под влиянием его военных поражений (с. 728).
Позицию современных итальянских правящих кругов в отношении фашистского режима автор расценивает как попытку переоценить историческое прошлое с целью удержать преобладание государства над гражданским обществом. Нередко выдуманная ими, «фантастическая» история страны призвана служить созданию своего рода «гражданской религии» (с. 748). За подобного рода риторикой скрывается «конформизм или некритический консенсус, пассивное единообразие, поддержка социально-политической системы, в которой тенденциозно правит узкий слой политической и экономической олигархии, последовательно выхолащивающей идею народного суверенитета» (с. 748-749). Следует противостоять подобного рода тенденциям, грозящим цивилизационной деградацией, противопоставить им лучшие «достижения ума, серьезные подходы, идеалы Просвещения», заключает Дзунино (с. 758).
В.П.Любин
Сборник, посвященный проблемам новой и новейшей истории славянских народов, включает статьи коллег и учеников профессора МГУ им. М.В. Ломоносова Г.Ф. Матвеева.
Он открывается статьей Г. Ф. Матвеева, рассматривающей некоторые аспекты польского направления советской пропаганды в 20-х годах ХХ в. Введение в пропагандистский оборот терминов «панская Польша», а затем стереотипа «белополяки» позволило соединить определение двух врагов - внутренних и внешних. Позднее эти клише дополнились вводом определений «империалистическая» и в 1926 г. - «фашистская Польша». Это был первый, еще достаточно ограниченный опыт организованной, четко ориентированной пропаганды, оперирующей простыми и доступными понятиями, с целью обработки общественного сознания в определенных политических целях, в целом характерной для ХХ в., пишет автор
(с. 11).
Рубеж Х1Х-ХХ вв. ознаменовался формированием на польских землях национального движения, получившего название «национальной демократии» (эндеции), деятельность которой получала все более широкую поддержку среди населения. Успехи эндеции вызвали опасения в правящих кругах Галиции, прежде всего у краковских консерваторов, поскольку эта новая сила на политической сцене края представляла собой серьезного конкурента за власть и влияние. «Станчики» (название, закрепившееся за краковскими консерваторами) с тревогой указывали на существование конспиративных структур у эндеции (Национальная лига), выдвижение ею лозунга «активного сопротивления, стремление к независимости, приверженность национальной идее и пропаганду националистических идей. Политической борьбе краковских консерваторов и эндеции в 1907-1914 гг. посвящена статья М.А.Булахина (Пермский государственный университет).
Автор приходит к выводу, что краковские консерваторы были готовы к конструктивному взаимодействию с умеренными силами эндеции, к их интеграции в сложившуюся политическую систему, однако при условии сохранения за собой ключевых позиций в этой системе. В ходе развития конфликта «станчики» добивались как успехов (парламентские выборы 1911 г.), так и терпели поражения (отставка лидера станчиков М.Бобжиньского и др.).
Поиски путей государственного строительства в Сербии в Х1Х в. отражены в статье Л.В.Кузьмичевой (МГУ). Специфический путь Сербии к европеизации и модернизации государственной жизни в значительной мере определил существование особой системы экономических и социальных отношений (личная свобода, наследственное владение землей), что было нетипично для Восточной Европы, но вполне естественно для османского мира, в рамках которого Сербия существовала с ХУ по XIX в. Тормозом для модернизации и государственного строительства явилась доктринальная аморфность и неопределенность сроков расширения государственных границ. В духовной и религиозной сферах еще не была проведена та громадная работа по секуляризации всех сторон жизни, которая велась в Европе на протяжении нескольких веков.
Польское национальное движение и украинский вопрос на рубеже Х1Х-ХХ вв. является предметом исследования Л.А. Зашкильняка (Львовский национальный университет). На формирование доктрины возрождения
независимого польского государства в рассматриваемый период по мнению автора, оказали существенное влияние два фактора: утвердившийся в предыдущий период стереотип «исторической Польши» как цивилизационного достижения поляков, а также взаимоотношения между поляками и украинцами в Галиции, характеризовавшиеся растущим соперничеством их национальных движений в стремлении превратить территории этой провинции Австро-Венгрии в зародыш будущей государственности. Последний фактор содействовал возрастанию националистических компонентов в национальных программах общественных движений. Идеологи польского национального движения - националистического, и демократического, и консервативного, и социалистического лагерей - демонстрировали неприятие новых политических реалий, под видом «верности славным традициям» культивировали изжившие себя стереотипы (с. 105-106).
Периоду конфликтов и дипломатических баталий в определении польско-украинской границы (от заключения прелиминарного мира между РСФСР и УССР, с одной стороны, и Польшей - с другой, - 12 октября 1920 г. - до международного признания условий Рижского договора 1921 г.) посвящена статья С.А.Склярова (газета «Новые известия»). В 1923 г. будущее Восточной Галиции уже не вызывало разногласий между Францией и Великобританией. Деля мир на сферы влияния, эти страны пошли друг другу на уступки - Франция согласилась с приоритетом британских интересов в зоне мосульских нефтяных месторождений, а Великобритания взамен смирилась с победой французского капитала в галицийском нефтяном бассейне. 14 марта 1923 г. Совет послов принял решение о включении Восточной Галиции на правах автономии в состав Польского государства.
А.П.Сальков (Белорусский государственный университет) рассматривает проблемы, связанные с Трансильванским вопросом в политике СССР в Юго-Восточной Европе (1939-1941). Автор указывает, что противоречия между Венгрией, утратившей Трансильванию после Первой мировой войны, и Румынией, получившей 31,7% территории довоенной Венгрии, находились в рамках взаимообусловленной закономерности в решении территориальных конфликтов между Венгрией, Румынией, Болгарией и Россией (с. 281). Понимание единой логики развития событий в рамках целого узла противоречий обусловило прямую заинтересованность Советского государства в судьбах Трансильвании. Внешняя политика Венгрии в конце 30-х годов, пишет автор, отличалась не только маневрированием между основными политическими покровителями - Берлином и Римом, но и «примечательной двойственностью и противоречивостью в отношениях с главными дипломатическими партнерами, что в первую очередь касалось СССР и Германии» (с. 287). Так, Венгрия приветствовала решение Советским Союзом «бессарабского вопроса», связывая с позицией СССР (заявившего, что претензии Венгрии к Румынии «имеют под собой основания») определенные надежды.
Трансильванский фактор стал важным моментом в международных отношениях в первый период Второй мировой войны и в советско-германских отношениях. По решению второго Венского арбитража (по существу по решению Берлина) 30 августа 1940 г. Румыния передала Венгрии Северную Трансильванию - гористую область, не имеющую промышленного значения. «Берлин, - пишет автор, - стремился не допустить чрезмерного усиления Венгрии и стремился усилить зависимость обоих антагонистов от Германии» (с. 294). В целом Венский арбитраж свидетельствовал о том, что произошло существенное изменение сил в Юго-Восточной Европе в пользу Германии, переставшей считаться с СССР, попытки которого усилить свое влияние в регионе не принесли существенных результатов (с. 296). Венгрия и Румыния вследствие дележа Трансильвании оказались втянутыми в фарватер германской политики и почти одновременно - 20 и 23 ноября 1940 г. -присоединились к Тройственному пакту.
На переговорах Молотова с Гитлером и Риббентропом 12-13 ноября 1940 г. советская сторона потребовала, по образцу германо-итальянских гарантий Румынии с последовавшим вводом немецких войск в эту страну, отнести Болгарию к сфере интересов СССР, предоставить ей советские гарантии и ввести туда советские войска. «Из своего крупного дипломатического поражения, каким был Венский арбитраж по Трансильвании, СССР теми же средствами и способами, опираясь на того же партнера, пытался добиться крупного дипломатического успеха на Балканах, что привело его к новому фундаментальному стратегическому поражению», - заключает автор (с. 311).
В статьей польской исследовательницы Э.Чарковски (Институт международных отношений Варшавского университета) проанализированы Венгерские события 1956 г. Эти события, резюмирует автор, стали результатом комплекса внутренних и внешних причин, действие которых с особой силой проявилось после XX съезда КПСС, разбудившего надежды на полный разрыв со сталинизмом и предоставление союзникам СССР по Варшавскому договору большей свободы в выборе путей построения социализма. Однако эти представления вошли в противоречие со стратегическими интересами СССР, для которого Центральная и Юго-Восточная Европа были важнейшими элементами в созданной им после Второй мировой войны системе
безопасности. Решение о вооруженном вмешательстве в венгерские события в октябре 1956 г. советские руководители принимали с учетом позиции различных государств, в том числе и Югославии. Фактическое одобрение И.Тито планировавшегося силового сценария в еще большей степени утвердило советское руководство в его обоснованности и оправданности интересами всего социалистического лагеря (с. 414).
В сборнике представлены также следующие статьи: В.Матерского (Лодзинский университет) о контактах и сотрудничестве поляков и грузин в Х1Х-ХХ вв.; В.В.Кутявина (Самарский государственный университет) о восприятии русскими и поляками Польского восстания 1830-1831 гг.; Ш. Д.Пиримкулова (Самаркандский государственный университет) об истории польской колонии в Узбекистане (1868-1941); Э.Вишневски (Лодзинский университет) о крестьянском вопросе в России в начале ХХ в.; Н.В.Седовой (МГУ) об освещении в российской журналистике чешско-немецких отношений перед Первой мировой войной; В.А.Тесемникова (МГУ) об организации и объединениях русских эмигрантов в Белграде (1920-1941); С.В.Морозова (МГУ) о польско-чехословацких отношениях 1933-1939 гг. в историографии; К.К.Федевича (МГУ) об отношении властей фашистской Италии к украинскому вопросу в 1930-е гг.; Р.Чарковски (Варминьско-Мазурский университет) о польско-чехословацких разногласиях в годы Второй мировой войны; Т.В.Волокитиной (Институт славяноведения РАН) о судьбе болгарского экзарха Стефана I; Р.Р.Юсупова (Казанский государственный университет) о высшей школе в ПНР (1945-1959 гг.); О.В.Обожда (МГУ) о «советизации» системы образования и науки в Польше во второй половине 1940-х - начале 1950-х годов; О.С.Кормильца (компания «Атон-менджмент») о борьбе ПОРП и НСПС «Солидарность» за общество в 1981 г.; Е.Г.Понамаревой (МГИМО) о трансформационных процессах в Польше и «третьей Югославии»; А.Скшипека (Институт международных отношений Варшавского университета) об истории польско- российских отношений; З.С.Ненашевой (МГУ) о монографии Г.Ф.Матвеева «"Третий путь"? Идеология аграризма в Чехословакии и Польше в межвоенный период» в контексте чешской и словацкой историографии последних лет.
И.Б. Твердохлеб
