Спросить
Войти
М.С. Третьякова
Салон Рахели Фарнхаген фон Энзе в контексте социокультурной жизни прусского общества в первой трети XIX в.
В статье рассматривается салон Рахели Фарнхаген фон Энзе - одной из самых известных женщин Пруссии первой трети XIX века - в контексте социокультурной жизни Германии указанного периода. Являясь распространенной формой коммуникации интеллектуалов, салоны стали площадками для свободного выражения мнений в условиях жесткой цензуры в Германском союзе, гарантом которой была Венская система. На основе источников личного происхождения - писем и дневников - будет определен круг лиц, принадлежавших к салону Рахели Фарнхаген фон Энзе и перечень обсуждавшихся в нем вопросов.
Первая половина XIX в. стала периодом тяжелых испытаний для Европы. Старый свет, переживший наполеоновские войны, несколько десятилетий жил в соответствии с принципами, провозглашенными на Венском конгрессе. При одобрении стран Священного союза подавлялись одна за другой революции в Европе и Латинской Америке, преследовалась либеральная печать.
Пруссия, пережившая в 1806-1815 гг. небывалый подъем патриотизма, жаждала социальных изменений. Проведенные Штейном, Гарденбергом и Вильгельмом фон Гумбольдтом реформы бюрократического либерализма означали начало перехода от Старого порядка к зарождающемуся индустриальному обществу.
Однако Карлсбадские решения 1819 г., направленные против университетских свобод и либеральной прессы, а также постановление Союзного сейма от 1832 г., принятое после разгона
© Третьякова М.С., 2017
участников демонстрации в Гамбахе, показали приверженность властей германских земель охранительным принципам политики Венского двора. Консервативный политический курс Фридриха Вильгельма III подвергался нападкам со стороны либеральной прессы1. Надежды на принятие конституции и созыв народного представительства, о чем в годы войны с Наполеоном говорил прусский король, таяли на глазах.
На этом фоне любое проявление инакомыслия не могло остаться незамеченным. Именно тогда салоны, или «вечерние общества», стали прибежищами для оппозиционно настроенной интеллигенции.
Салон как форма общественной коммуникации зародился во Франции в XVII в. В доме великосветской дамы, наделенной обаянием и умением организовывать беседу, собирались люди разного социального происхождения2. Главным критерием для участия в салонной жизни являлись хорошие манеры и умение поддержать разговор3. Накануне революции 1789 г. салоны стали играть заметную роль в политической жизни Франции. В дома таких великосветских дам, как мадам Граммон и мадам Рошфор, стекалась политическая элита для обсуждения государственных дел, а в гостях у супруги министра финансов Франции Жака Неккера накануне революции бывали такие люди, как Кондорсе, Талейран, Сийес. Дочь супругов Неккер Анн-Луиз, известная как мадам де Сталь, благодаря своей неординарности обрела общеевропейскую славу, что сделало ее салон центром притяжения для членов правления Директории и многих выдающихся деятелей культуры со всей Европы4.
В Германию салонная культура пришла во второй половине XVIII в. В соответствии с теорией трансформации публичной сферы в Новое время, разработанной Ю. Хабермасом, салоны стали важным элементом зарождающегося в Германии конца XVIII в. гражданского общества, как противостоявшие государству объединения граждан5. На протяжении сорока лет - с 1790-х гг. по 1833 г. - одной из самых известных фигур салонной жизни Пруссии была Рахель Фарнхаген фон Энзе, урожденная Левин.
Рахель Фредерика Левин (1771-1833) родилась в семье прусского банкира и торговца ювелирными изделиями еврейского происхождения Маркуса Левина. В начале 90-х гг. XVIII в. Левин открыла свой первый салон, ставший одним из самых популярных в Берлине. В доме на Егерштрассе - улице, где проживала семья Левин - по вечерам собирался весь цвет немецкого общества. В разное время здесь бывали братья Вильгельм и Александр Гумбольдты, Фридрих и Август Шлегели, Тик, Новалис и др.
Юная Рахель Левин, резкая в суждениях и отличавшаяся оригинальностью мышления, вызывала интерес к своей персоне эрудицией и образом жизни6. Получая предложения о браке от таких людей, как граф Карл фон Филькенштейн, испанский дипломат Рафаэль д&Урквихо, Левин без колебаний разрывала помолвки7. Частыми гостьями Левин были такие женщины, как графиня Пахта, состоявшая в гражданском браке с выходцем из бюргерской среды, и графиня Шлабрендофф, носившая мужскую одежду8. Ради встреч со своей возлюбленной, писательницей Паулиной Визель, в салон Рахели Левин часто заглядывал прусский принц Луи Фер-динанд9.
Однако к 1806 г. блестящий век салонной культуры в Германии подошел к концу. Салон мадемуазель Левин, поражавший немецкую общественность плеядой выдающихся интеллектуалов, прекратил свое существование. Вторжение наполеоновской армии на территорию Пруссии заставило интеллектуальную элиту Берлина покинуть город.
В 1814 г., став женой своего давнего поклонника, видного дипломата и литератора Карла Фарнхагена фон Энзе, Рахель Левин сопровождала своего мужа в дипломатических поездках. Фарнха-ген фон Энзе являлся пресс-секретарем прусской делегации при особе реформатора Гарденберга на Венском конгрессе, а затем и послом Пруссии в Бадене, где чета Фарнхагенов жила с 1815 по 1819 г.
В Берлине чета Фарнхагенов принимала в своем доме высоких гостей. Ими были по большей части друзья Карла Фарнхагена по службе и писательскому ремеслу. Среди них был герой Лейпцига и Ватерлоо, генерал-фельдмаршал Август Вильгельм Гнейзенау, дипломат и один из составителей «Октябрьского эдикта» об освобождении прусских крестьян Фридрих фон Штегеман, братья Гумбольдты, историк Леопольд фон Ранке и правовед Карл фон Савиньи10.
Незадолго до выхода в свет в 1827 г. «Книги песен» выпускник Берлинского университета Генрих Гейне оказался вхож в салон Рахели Фарнхаген. Сдружившись с хозяевами дома, Гейне познакомился с другим известным писателем еврейского происхождения -Людвигом Берне. Людвиг Берне, происходивший из семьи знаменитой банкирской династии Барухов из Франкфурта-на-Майне, семнадцатилетним юношей приехал в Берлин для обучения врачебному делу под руководством известного деятеля Хаскалы Маркуса Герца. Проживая в доме своего патрона, юный Берне приобщился к салону его жены - известной в интеллектуальных кругах красавицы Генриетты Герц (де Лемос), дочери сефардского еврея. В письмах, адресованных ей, проявилась вся экспрессивность его натуры11.
В 1818 г. Берне заявил о себе как публицист. Его стиль отличали категоричность и прямолинейность. За нещадную критику Венской системы, при которой процветали доносительство и политическое интриганство, журналы, где печатались фельетоны Берне, закрывались. А в своем «Соденском дневнике» от 1830 г., куда вошли воспоминания и зарисовки о жизни курортного городка Соден, Берне совсем нелестно отозвался о роли Гёте в жизни немецкого общества. Восседая на литературном олимпе, великий поэт, по мнению публициста, ни сделал ничего для борьбы за свободу и права12.
Генрих Гейне и Рахель Фарнхаген обвинили Берне в крайнем субъективизме. Для поколения Левин Гёте был живой легендой, а его «Страдания молодого Вертера» и «Вильгельм Мейстер» считались вершинами литературного творчества. В памфлете, посвященном Берне после его смерти в 1837 г., Гейне обозначил антагонизм между Гёте и Берне как конфликт двух традиций, действующих в мировой истории - открытого миру, величественного эллинизма и замкнутого, склонного к спиритуализму назареянства, воплощенного в иудаизме и христианстве13.
Берне, вплоть до своей эмиграции в Париж в 1830 г., бывал в доме Рахели Фарнхаген, несмотря на идейные разногласия между ними. В одном из писем к своей постоянной корреспондентке Жан-нетте Воль он не скрывал своего разочарования от визита, нанесенного чете Фарнхагенов, державшихся подчеркнуто дипломатично, с некоторой боязливостью14. Разговоры о королевском дворе и благородных особах, которые заводил Фарнхаген, вызвали неприятие Берне, привыкшего в открытой форме обличать этих самых «душителей свободы»15.
Инертность и даже некоторая примирительная позиция по отношению к реальности, которую Берне отмечал у Фарнхагена, была свойственна и другим его современникам. Вильгельм фон
Гумбольдт, ярый защитник свободы личности, в свою бытность министром по делам вероисповеданий и просвещения считал целесообразным существование «действенной цензуры» в Германском союзе16. Следует отметить, что подобная позиция диктовалась ценностями эпохи бидермейер, отмеченной стремлением к обывательскому комфорту и индифферентностью к происходящему в обществе.
Тем не менее салон Рахели Фарнхаген фон Энзе притягивал к себе выдающихся интеллектуалов со всей Германии. Публика, собиравшаяся «на чай» к Рахели Фарнхаген, беседовала на самые разные темы. Ввиду жесточайшей цензуры подобного рода практика была одним из немногих способов обсудить актуальные общественно-политические вопросы. В один из вечеров, когда Рахель принимала в своем доме «общество», между ее гостями - доктором права, блестящим оратором Эдуардом Гансом и испанским послом вспыхнул конфликт. Убежденный либерал, Ганс, взгляды которого разделяли хозяева дома, выступил с жесткой критикой в адрес испанского короля Фердинанда VII, подавившего конституционное движение в Испании17. Опасаясь последствий, Рахель Фарнхаген сумела «молниеносной вспышкой своего непринужденного юмора» направить дискуссию в мирное русло.
Одной из насущных проблем прусской действительности эпохи Реставрации был рост религиозной нетерпимости. Времена, когда Берлин удивлял путешественников тем, что здесь евреи могли мирно сосуществовать с христианами18, канули в Лету вместе с идеалами, проповедовавшимися Лессингом в его «Натане Мудром»19. Патриотизм, охвативший прусскую интеллигенцию в годы борьбы с французской оккупацией, побудил пламенных романтиков Ахима фон Арнима и Клеменса фон Брентано учредить «Застольное общество», по уставу которого доступ в общество был закрыт для «французов, филистеров, евреев и женщин»20. Эдикт от 1812 г., даровавший гражданские права еврейскому населению Пруссии, не вызвал одобрения в немецком обществе и крайне неохотно приводился в исполнение на вновь присоединенных к королевству по решению Венского конгресса территориях, а то и саботировался21. На этом фоне в 1819 г. Германию охватила волна антиеврейских выступлений22. На улицах Франкфурта-на-Майне, Дармштадта, Карлсруэ, Лейпцига, Дрездена и Гейдельберга в адрес евреев раздавались оскорбительные выкрики «хеп-хеп», что фактически являлось призывом к погромам еврейских жилищ, лавок и банкирских домов23.
Рахель Левин, перешедшая в протестантизм ради брака с Карлом Фарнхагеном фон Энзе, чутко реагировала на происходящее
в обществе. Свою тревогу она разделяла с завсегдатаями своего салона - своим младшим братом, писателем и публицистом Людвигом Робертом, Генрихом Гейне и Эдвардом Гансом, также крещеными евреями. В письмах к Людвигу Роберту, в 1819 г. находившемуся в Карлсруэ - одном из эпицентров антиеврейских настроений, - Рахель Фарнхаген писала: «...это не вина людей, которых научили выкрикивать "хеп"... Я знаю свою страну. К несчастью»24. Всю вину за волну ненависти к еврейскому населению Фарнхаген возлагала, главным образом, на ультраправую прессу, регулярно выпускавшую листовки и статьи юдофобского содержания. К числу провокаторов она также относила Ахима фон Ар-нима и Клеменса фон Брентано - пламенных ораторов «Застольного общества», входивших в круг общения четы Фарнхаген и состоявших с ними в переписке25.
В числе тех, кто защищал принцип веротерпимости, был и Фридрих Август фон Штегеман. Произведенный в чин статского советника после окончания войны с Наполеоном, Штегеман активно боролся за либерализацию законодательства Пруссии. В одном из писем Рахели Фарнхаген от 1816 г. он осудил действия Фридриха Вильгельма III, запретившего еврейское богослужение на немецком языке26. Это решение, по мнению Штегемана, стало еще одним препятствием на пути интеграции евреев в немецкое общество.
Таким образом, салоны являлись популярной формой коммуникации интеллектуалов Германии первой трети XlX в. Рахель Фарнхаген была одной из самых заметных фигур салонной жизни Берлина на протяжении более чем сорока лет. В 1819-1833 гг., в обстановке всеобщей цензуры и контроля за обществом, в ее доме собирались виднейшие государственные деятели и писатели. Широкий круг лиц, принадлежавших к салону Рахели Фарнхаген фон Энзе, и острота обсуждавшихся в нем политических и социальных вопросов сделали его одним из самых популярных интеллектуальных сообществ Пруссии эпохи бидермейер.
Примечания
im 19. und 20. Jahrhundert / Hg. von J. Dick und B. Hahn. Wien: Brandstätter, 1993. S. 59.
