Спросить
Войти
история российских РЕГИОНОВ
УДК 974.083.5(571.6) Т.З. позняк*
из истории первой русской революции на дальнем востоке: как иван колесников стал «руководителем восстания» 31 октября 1905 г. во владивостоке
Статья посвящена эпизоду из истории первой русской революции на Дальнем Востоке, а именно бунту частей владивостокского гарнизона 31 октября 1905 г. во Владивостоке. В советской историографии события 30-31 мая были названы восстанием и распространение получило мнение, что 31 октября оно приняло более организованный характер и выделило из своей среды руководителей. Глубинное исследование единичной ситуации позволяет показать, как события 31 октября 1905 г. - освобождение арестованных и поджог тюрьмы - описывали и интерпретировали их участники, как и почему именно И.В. Колесников превратился в «руководителя восстания» в показаниях очевидцев и работах советских историков.
An episode of the revolution of 1905 in the Russian Far East or how Ivan Kolesnikov became the «leader of the uprising» on October 31, 1905 in vladivostok. TATIANA Z. POZNYAK (Institute of History, Archaeology and Ethnography of the Peoples of the Far East, Far Eastern Branch of Russian Academy of Sciences)
The article represents a case-study devoted to an episode of the history of the Russian revolution of 1905 in the Far East, namely the revolt of the Vladivostok garrison on October 31, 1905 in Vladivostok. In Soviet historiography the events of May 30-31 were referred to as a «rebellion» and it was widely believed that on October 31 the rebellion took a more organized form and gained its leaders. In-depth study of the situation allows the author to show how the events of October 31, 1905 (the release of detainees and prison arson) were described and interpreted by their participants, as well as why Ivan Kolesnikov has become a «leader of the uprising» in the testimonies of eyewitnesses and then in the works of Soviet historians.
Исследования советского периода, посвященные истории первой русской революции на Дальнем Востоке, настолько многочисленны, что
анализу только историографии можно посвятить не одну монографию [2; 6; 7; 11; 13; 15; 16; 17]. С конца 1980-х гг. интерес к теме несколько угас,
* ПОЗНЯК Татьяна Зиновьевна, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник отдела истории Дальнего Востока России Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока Дальневосточного отделения Российской академии наук. E-mail: tzpoznyak@mail.ru © Позняк Т.З., 2016
тем не менее, уже в перестроечное время в соответствующих разделах «Истории Дальнего Востока» и монографии по рабочему движению, написанных Л.И. Галлямовой, изложены обобщенные результаты истории рабочего движения и революции 1905-1907 гг. [4; 8, с. 340-354], появились работы, посвященные новым аспектам темы, например, образованию и деятельности политических партий в регионе, включая непролетарские [9]. Отрадно, что в последнее время история первой русской революции в регионе вновь привлекла внимание исследователей, опубликованы статьи, вскрывающие новые, неисследованные аспекты темы и вводящие в оборот новые источники [1]. Большинство из этих исследований посвящено изучению истории процессов и структур, такие работы предполагают широкий охват событий и панорамное их изображение. При этом отметим, что участникам выступлений и изложению событий в восприятии современников уделялось значительно меньше внимания, а ведь именно такого рода сведения, на наш взгляд, расцвечивают историю яркими красками. Помочь в этом может обращение к методам микроисторических исследований, именно это дает возможность «благодаря максимально многостороннему и точному освещению исторических особенностей и частностей, характерных для общности индивидов исследуемого района» [12, с. 197], показать функционирование жизни обществ [5, с. 207-234; 10, с. 167-190; 14, с. 8-13]. В данной статье в качестве кейса (или казуса) - пространственно ограниченного феномена, наблюдаемого в определенный момент времени или на протяжении определенного периода, или глубинного исследования единичной ситуации с целью понимания более широкого класса схожих случаев или явления в целом - выступает один из эпизодов первой русской революции на Дальнем Востоке, а именно бунт частей владивостокского гарнизона 31 октября 1905 г.
События 30-31 октября 1905 г. довольно часто становились предметом исследования в советское время. Ход событий освещен в ряде работ [2, с. 105-106; 4, с.54; 6, с. 6-8, 7, 63-64; 11, с. 100-104; 17, с. 105-111]. В общих чертах они выглядят таким образом. 30 октября 1905 г. во Владивосток произошло вооруженное выступление отдельных частей армии и флота. Оно началось на городском базаре с ссоры между подвыпившим матросом и китайским торговцем, которая переросла в массовую драку, а затем в погром магазинов, лавок и винных складов. В результате выступления часть зданий военного ведомства и городских жителей была разгромлена и сожжена. 31 октября около
собора собралась толпа солдат и матросов. Они потребовали коменданта крепости Г.Н. Казбека, и, когда тот явился, предъявили ему ряд требований, в частности, оглашение Манифеста 17 октября 1905 г., увольнение запасных, освобождение из тюрем арестованных. Комендант вынужден был пойти на уступки. Затем манифестация из матросов, солдат и рабочих прошла по городу, освободила из тюрем арестованных и сожгла новое здание городской тюрьмы, отданное военному ведомству под гауптвахту.
В некоторых работах советского времени написано, что 31 октября восстание приняло более организованный характер и выделило руководителей из своей среды [2, с. 106; 11, с. 102; 16, с. 191; 17, с. 108]. Данная оценка пришла в литературу, видимо, с подачи А.С. Непомнящего, который в качестве руководителей выступления 31 октября назвал фельдфебеля 30 Восточно-Сибирского стрелкового полка (ВССП) Колесникова и унтер-офицер Сибирского флотского экипажа Пер-вака [13, с. 104].
Основным источником о событиях 31 октября 1905 г. является «Дело о бывшем фельдфебеле 30 Восточно-Сибирского стрелкового полка Иване Колесникове» (Российский государственный исторический архив Дальнего Востока, далее -РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603).
«Обвинительный акт по делу о бывшем фельдфебеле 30 ВССП Иване Колесникове, преданном Приамурскому Военно-Окружному Суду Начальником всех сухопутных и морских войск крепости Владивостока и временным Генерал-Губернатором крепостного района» опубликован в сборнике документов по истории Владивостока, однако, под другим названием, нежели в архивном деле - «Обвинительный акт Приамурского военно-окружного суда по делу об освобождении заключенных из тюрем в ходе восстания 31 октября 1905 г.» [3, с. 83-84] (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л. 5-8). Это незначительное изменение названия превратило дело с одним обвиняемым в общее дело против участников событий 31 октября 1905 г. В опубликованном документе оставлена только общая преамбула и выпущены показания свидетелей и обвинение против собственно И.В. Колесникова. В опубликованном варианте также приведена неверная дата - 17 октября 1906 г., в действительности документ датирован 17 апреля 1906 г. Это дело в архиве просматривали все исследователи, занимавшиеся историей революции и партий на Дальнем Востоке, однако никто в своих диссертациях и статьях не упоминает об этом казусе. Этот случай является прекрасной иллюстрацией того,
как историки и идеологические обстоятельства творят историю.
Цель статьи - показать, как события 31 октября 1905 г. - освобождение арестованных и поджог тюрьмы - описывали и интерпретировали участники событий, как и почему именно И.В. Колесников превратился в руководителя восстания.
Точные оценки того, сколько нижних чинов и рабочих участвовало в выступлении 30-31 октября, привести трудно из-за отсутствия таких указаний в источниках. Эти события стали предметом работы следственной комиссии, назначенной командующим войсками Приамурского военного округа Н.П. Линевичем. О результатах ее работы военный губернатор Приморской области В.Е. Флуг докладывал в секретных представлениях 6 и 15 марта 1906 г. Приамурскому генерал-губернатору. Комиссия рассмотрела всего 552 дела, из них 21 дело было направлено военному прокурору, 51 дело о 151 чел. передано полковым судам; 459 дел по допросам, произведенным полицией, направлены к гражданскому прокурору, т.е. переданы гражданской подсудности, 15 дел о 59 нижних чинах направлены к прекращению и 6 дел остались неоконченными. Всего в ходе следствия было допрошено 655 чел. К ответственности в качестве обвиняемых было привлечено 63 человека, в том числе 3 матроса (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 605. Л. 92-92об.).
Кроме этого, были привлечены к ответственности лица, выступавшие на митингах, и, по мнению властей, своими речами мобилизовавшие нижних чинов на выступление. 6-го марта «был выслан из пределов края Владивостокский мещанин В.С. Козловский за пропаганду и поношение Правительства». 8-го марта высланы из края акушерка Дайхес, портовые рабочие Красильников и Слип-ченко. О владелице частной приготовительной школы Е.К. Плотниковой продолжалось расследование «для точного установления степени ее причастности к революционной пропаганде». За мещанином Унгерном был установлен негласный надзор. Кроме того, распоряжением генерал-адъютанта Мищенко 9-го марта приостановлено издание газеты «Восток» за вредное направление и «совершенно прекращены народные чтения» (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 605. Л. 92об.).
Таким образом, выступление 30-31 октября послужило основанием для возбуждения 552 дел, однако в архиве исследователями пока выявлено только одно дело с полными материалами обвинения по событиям этих дней - это дело И.В. Колесникова. Оно, вероятно, было в числе 21 дела, направленного военному прокурору. Архивное
дело содержит фактически полный комплект документов следствия - обвинительный акт, материалы допросов свидетелей и обвиняемого, прошения обвиняемого и его жены, переписку, приказ коменданта крепости о передаче дела в суд и пр.
Думается, именно сохранность дела с обвинением Колесникова явилась главным обстоятельством того, что историки определили его впоследствии в руководители восстания. Они основывали свои выводы на материалах следствия, выводах военного прокурора и приказе коменданта, посчитавших доказанным, что Колесников был подстрекателем в поджоге канцелярии Хабаровского пехотного полка, располагавшейся в здании тюрьмы. Собственно, вместе с канцелярией сгорело и здание тюрьмы, где помещалась гауптвахта.
Однако начнем по порядку и расскажем, как собственно развивались события в изложении участников - офицеров и нижних чинов, охранявших тюрьму и канцелярию Хабаровского пехотного полка (ХПП), располагавшуюся в тюрьме. Первые дознания по делу были проведены в начале ноября 1905 г. полковыми офицерами, затем в декабре 1905 г. и январе 1906 г. следственной комиссией, часть свидетелей допросили повторно в феврале 1906 г. Показания легли в основу обвинительного акта, составленного военным прокурором.
Согласно обвинительному акту, утром 31 октября до охраны тюрьмы «стали доходить слухи о том, что толпа народа и нижних чинов обещала коменданту крепости прекратить беспорядки в городе под условием освобождения арестованных с гауптвахты и тюрем, затем дошло сведение, что комендант крепости лично сам освободил арестованных с гауптвахты, и даже дал толпе 2 оркестра музыки. Часа в 3 дня стало известно, что в городе все спокойно, и вскоре мимо новой тюрьмы прошел на стоянку батальон 30-го ВССП, который и взял с собой из караула 10-ую роту. Не прошло и получаса, как было получено известие, что толпа народа, освободив содержащихся в старой тюрьме, двигается к новой тюрьме, вследствие чего караул прапорщика Варпаховского был вызван в ружье и выведен к воротам гауптвахты с противоположной стороны; в это же время построилась рота ХПП под командой капитана Сашенского, пришедшая для охраны полкового имущества» (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л. 5-5об.). Данные акта относительно роты Сашенского не совсем соответствуют показаниям свидетелей. Заметим полное отсутствие официальной информации, караул тюрьмы получал сведения о происходившем в городе из слухов, т.е. ни военные, ни гражданские власти не
удосужились оповестить охрану о том, как им действовать в сложившейся ситуации.
Судя по отчету командира полка, составленному на основании рапортов офицеров, на тот момент в тюрьме находились 13-я рота ХПП под командой поручика Клепикова, пришедшая на смену 16-й роты и уже занявшая посты «у денежного ящика, полкового цейхгауза, склада патронов, а также у холерных бараков», остальные чины этой роты размещались в коридоре полковой канцелярии. Кроме того, внутри двора тюрьмы находилась рота 32-го ВССП. И около 3 часов дня, вместе с толпой восставших вошла во двор тюрьмы 3-я рота того же Хабаровского полка под командой капитана Н.И. Сашенского, который и принял командование на себя (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л. 113).
Капитан Н.И. Сашенский в тот момент был старшим по званию среди лиц, находившихся в тюрьме. Подполковник Н.А. Толмачев, видимо, заведующий хозяйством ХПП, фактически уклонился от руководства, сказавшись больным. При дознании 18 января 1906 г. он указал, что утром 31 октября отправился в канцелярию, чтобы вручить рапорт о болезни, но «все писаря разбрелись, опасаясь погрома ... некому было вручить рапорт...». Он попытался спасти денежный ящик, «но казначей был в городе и от скопления по улицам бунтующей толпы он не мог уже пробраться к тюрьме, без его же ключей отпереть железный шкаф, в котором хранился ящик, было нельзя». Тогда Толмачев, «не имея инструкций . отправился с докладом на разъезд Седанку, где находился с полком Командир полка». «Все за этим происшедшее: разгром здания тюрьмы, где помещались арестованные, пожар, начавшийся с полковой канцелярии, происходил без меня ...» (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л. 110-111)
Вернемся, однако, к событиям в тюрьме. Неудивительно, что караул не смог исполнить своего долга в условиях отсутствия информации и приказа, как действовать в этой ситуации. «Едва рота и караул успели выстроиться, как толпа человек в 500 с портретом государя императора и музыкой подошла к расположению тюрьмы и вошла на первый двор, где помещалась канцелярия Хабаровского полка, в толпе развевались национальные флаги, музыка играла гимн, раздавались крики «ура!» (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л. 5об.). От толпы, состоявшей из вольных, матросов и нижних чинов, преимущественно артиллеристов, отделилось несколько матросов и штатских. Один из матросов обратился к капитану Сашен-скому с предложением освободить арестованных,
якобы по разрешению коменданта. Тот «потребовал письменного удостоверения, но так как такового не оказалось, то решено было переговорить со Штабом Крепости по телефону. После долгих усилий, наконец, удалось получить по телефону ответ: «удивляюсь, что Вам неизвестно распоряжение, данное Комендантом!», после чего телефон дал отбой. В это же время послышался стук разбиваемых стекол, толпа народа уже проникла в помещение арестованных и освободила, а затем кто-то облил перегородку, отделявшую канцелярию Хабаровского полка от гауптвахты, и поджег его, после чего начался пожар» (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л. 5об.-6).
Судя по описанию толпы и ее действий, это шествие по тюрьмам было не восстанием, а либо своеобразным выражением победы, одержанной накануне и в этот день, либо свидетельством примирения с властью. Возможно, именно примирение с властью символизировали национальные флаги, портреты императора и гимн «Боже царя храни!», который играл сопровождавший манифестантов оркестр. Ведь участникам митинга у собора удалось не только переговорить с комендантом, но и убедить его выпустить арестованных. Во всяком случае, манифестанты были в этом убеждены. Судя по ответу из штаба крепости по телефону, там были убеждены в том же. Из материалов дела, правда, возникает сомнение, что этот звонок был, во всяком случае, офицеры и нижние чины, находившиеся в тот день в штабе крепости, на дознаниях отрицали факт звонка (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л. 157-157об.). Хотя мы понимаем, что они были заинтересованы в том, чтобы переложить вину на других.
По какой причине довольно значительные силы караула не оказали сопротивление толпе, явившейся освобождать арестованных и спалившей тюрьму? Офицеры, руководившие войсковыми подразделениями, охранявшими тюрьму и канцелярию, вынуждены были действовать в условиях отсутствия информации и приказа вышестоящего начальства, т.е. должны были принять решение самостоятельно и весьма стремительно.
толпа приближается, ввел взвод во двор, но вслед за взводом во двор тюрьмы ворвалась толпа и схватив Командира роты стала подбрасывать его, а музыка играла народный гимн. ... В это время во двор тюрьмы вошла 3 рота под командованием Капитана Сашенского, которому было донесено о случившемся и передано старшинство». Во дворе же тюрьмы стрелять не решились, так как против их стояла рота 32 ВССП (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л. 114).
В ходе дознаний офицеров и нижних чинов, охранявших тюрьму, спрашивали, почему они не стреляли в толпу. Допрошенный 10 января 1906 г. прапорщик запаса 32 ВССП Виктор Алексеевич Варпаховский показал, что его рота не стреляла, так как напротив во дворе тюрьмы была выстроена рота Хабаровского полка и она попала бы под обстрел. 17 января 1906 г. были сняты показания с целого ряда нижних чинов и младших офицеров 32 ВССП, они также подтвердили, что их выстрелы попали бы в роту ХПП (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л. 99-100, 107-107об.).
Капитан Николай Исидорович Сашенский 15 января 1906 г. показал, что его рота вошла в ворота тюрьмы вслед за толпой и он выстроил ее позади 13 роты ХПП. В это время несколько матросов подошли к нему и сказали о распоряжении коменданта освободить арестованных, он пошел к телефону свериться, действительно ли было такое распоряжение (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л. 104-104об.). Следовательно, его подразделение прибыло к месту событий, когда толпа уже вошла во двор тюрьмы и оказывать противодействие было поздно.
Теперь перейдем собственно к свидетельским показаниям, изобличавшим Колесникова и описывавшим поджог канцелярии и тюрьмы. Разновременные показания в целом совпадают, но иногда отличаются в деталях. Видно, как они постепенно обрастали подробностями и нюансами.
В акте по показаниям подпоручика ХПП Михаила Александровича Белоусова записано, что «около 4 часов он был в полковой канцелярии, когда появилась толпа, которая, проникнув в конце концов в помещение арестованных, освободила их, после чего разломала переборку, отделявшую помещение арестованных от полковой канцелярии; заявление писарей о том, что помещение принадлежит полковой канцелярии, не помогло, и толпа продолжала искать арестованных, затем она ушла, но вскоре почему-то ворвалась вновь в коридор и начала предавать все огню, писари говорили свидетелю, что это произошло по подстрекательству бывшего зауряд-прапорщика Колесникова, который говорил, что нужно жечь канцелярию, это слышали писари Кичатов и Нейматулин1» (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л. 6-6об.). На дознании 9 декабря 1905 г. Белоусов объяснял: «Лично я этих слов не слыхал, Колесникова раньше видел всего раза два, не больше и то очень давно ... а потому совсем почти не представляю себе его лицо» (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л. 83об.).
На дознании в этот же день поручик ХПП Василий Антонович Клепиков показал: «Я обратил внимание на знакомую личность в толпе, и узнал в нем бывшего зауряд прапорщика Колесникова, я его хорошо знаю, как он был в одном батальоне со мной и мне по службе очень часто приходилось с ним сталкиваться. В толпе он проявлял заметную деятельность; что-то доказывал, размахивал руками. Потом, он меня, вероятно, заметил и узнал; подошел ко мне с выражением чувства дружбы и товарищества, от которых я инстинктивно отклонился. Говорил мне, что они вчера здорово поработали; я даже не знал в чем дело, так как предыдущие события мне еще не вполне были известны. Я тоже с ним разговаривал, спрашивал его, зачем они пришли, он мне сказал: видите все хорошо - ни о чем не беспокойтесь. Заметил я, что он видимо интересовался расположением тюрьмы - оглядывался и читал надписи. Потом он ушел. Мне кажется, что он был виновником, того что загорелась тюрьма» (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л. 83об.-84).
В этот же день старший писарь ХПП Василий Неофитович Наймушин рассказал, что «толпа под видом мирной манифестации без задержки вошла во двор, затем она разделилась на две половины, одна направилась в двери, ведущие в помещение арестованных и начала ломать их, и потом ломать двери в камерах», «из этой толпы вышел Колесников, бывший зауряд прапорщик Хабаровского полка, но потом его разжаловали и перевели на службу в другой полк. Подходя ко мне Колесников прежде поздоровался со мною, а потом, взглянув к верху на вывеску, которая висела над дверями вход в нашу канцелярию с каким то особенным выражением глаз и лица сказал «А! это канцелярия Хабаровского полка» затем повернулся к стоявшему шагах в 6-ти от меня писарю Кичатову заговорил с ним о чем, я уже не слышал но видел как он быстро скрылся в толпе, а затем вскоре пошли в помещение нашей канцелярии громить, ломать и поджигать., но Колесникова в помещении кан1 Его фамилия была Наймушин, в обвинительном акте была допущена ошибка (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л. 31).
целярии я не видел, т.к. был совершенно растерян и выносил свои вещи...» (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л. 84об.).
Опрошенный 13 ноября 1905 г. мещанин Матвей Михайлович Кичатов, бывший писарь ХПП, объяснил, что «когда во двор тюрьмы вошла толпа и прошла вторые ворота по направлению к гауптвахте в это время подошел ко мне фельдфебель Колесников поздоровался со мной и, увидев вывеску, сказал: «это канцелярия Хабаровского полка, ее надо сжечь!», после этих слов он Колесников ушел к толпе и я его больше не видел». Через некоторое время свидетель увидел «какого-то человека, который вбежал в канцелярию и начал поливать все керосином, в конце концов канцелярия была сожжена» (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л. 6об.-7; 139-139об.).
Опрошенный 9 января 1906 г. поручик этого же полка Афанасий Дмитриевич Долженский изложил общее развития событий и рассказал, что как только капитан вошел в сторожку, чтобы позвонить, как в окна флигеля, где содержались арестованные, полетели камни и началась сумятица в толпе. Когда он увидел дым из окон канцелярии полка, бросился туда, чтобы спасать бумаги и документы. «Вбежав, я, возмущенный, стал упрекать толпу в том, что освободив арестованных, они жгут имущество военных частей и документы. Из беспорядочных ответов я заключил, что некоторые из толпы приняли Канцелярию Хабаровского пехотного полка за тюремную. а потому решили предать их огню. Позже я узнал, что писарь Ки-чатов и другие слышали, что подстрекнул сжечь канцелярию бывший зауряд прапорщик Колесников» (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л. 97об.-98).
Об Иване Колесникове говорится только в этих показаниях, в других объясняется, почему охрана не смогла препятствовать действиям восставших, а наше главное действующее лицо не упоминается вовсе. Упоминание его именно этими свидетелями не случайно, ведь Колесников служил в их полку. Они его знали и обратили внимание именно на его действия, другие же незнакомые участники поджога тюрьмы проходили в показаниях общим фоном. Даже очевидные организаторы, возглавлявшие толпу и обратившиеся в самом начале к капитану Сашенскому с требованием освободить арестованных, и непосредственные исполнители, поливавшие керосином пол и мебель канцелярии, в этом деле остались неназванными, хотя их роль в этом событии очевидна.
Эти показания вряд ли можно считать убедительными доказательствами того, что И.В. Колесников являлся организатором шествия по гауптвахтам и освобождения арестованных. Часть слов свидетелей можно расценивать как доказательство подстрекательства Колесниковым участников к поджогу канцелярии ХПП, однако в них отражено личное восприятие событий и интерпретация двух писарей Наймушина и Кичатова, возможно, искаженная скрытыми мотивами. Кроме того, они могли неправильно услышать и интерпретировать слова и действия Колесникова. Судя по их показаниям, главным мотивом подстрекательства к поджогу была обида на разжалование и увольнение из полка.
Что же сам И.В. Колесников? Фактически сразу после событий, 6 ноября 1905 г. он был уволен в запас из 30 ВССП и 8 ноября водворен на жительство в Раздольнинскую волость Южно-Уссурийского уезда. Следственная комиссия потребовала, чтобы его вернули на службу, т.к. увольнение произошло после того, как стали известны обстоятельства выступления 30-31 октября. Колесникову послали повестку о необходимости явиться в полк, 12 декабря 1905 г. Раздольнинское волостное правление уведомило его об этом, и 14 декабря он отправился к месту бывшей службы (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л. 145-146об., 154).
Его показания записаны 16 февраля 1906 г. На допросе и в своих последующих прошениях он отрицал и подстрекательство к поджогу, и участие в восстании. В обвинительном акте военный прокурор достаточно точно изложил его показания: «Спрошенный в качестве обвиняемого запасной фельдфебель Иван Колесников, не признавая себя виновным в участии в толпе, пришедшей 31 октября в здание новой тюрьмы, освободившей из последней арестованных и совершившей поджег ее, объяснил, что 31 октября пошел в конно-охот-ничью команду, чтобы поговорить со Штабс-Капитаном Арсеньевым относительно предстоявшей экспедиции в Николаевск; придя туда, зашел к писарю Зуеву, от которого узнал, что Арсеньева нет, почему вернулся назад и повстречался с толпой, которая с музыкой входила в ворота тюрьмы, из любопытства пошел с толпой, но вместе с тем было и дело, так как хотел получить долг с зау-ряд прапорщика Назаренки, который находился в составе роты, охранявшей тюрьму, поговорив с Назаренкой, подошел к знакомому поручику Клепикову, который попросил у него папирос; увидев Найматулина и Кичатова, поздоровался с ними и машинально посмотрел на вывеску и сказал: «а, здесь канцелярия Хабаровского полка», сказал это потому, что из этой канцелярии ему следовало получить 54 руб. за командировку в Спасское; раньше эта канцелярия была в другом месте и
он не знал, что она перешла; увидя, что поручик Клепиков занят, ушел и когда уходил, видел, что тюрьма загорелась; внутрь тюремных зданий не заходил.» (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л. 7об.-8). 16 февраля 1906 г. Колесников сказал, что он машинально посмотрел на вывеску канцелярии полка и не говорил, что ее нужно сжечь, а также не говорил поручику Клепикову, чтобы он не беспокоился за происходящее (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л.156об.).
По мере ведения расследования дело обрастало новыми показаниями и новыми подробностями. В.Н. Наймушин на допросе 23 февраля 1906 г., повторив предыдущие показания, рассказал, что Колесникова разжаловали за злоупотребления по хозяйственной части во время командировки в Спасское для покупки овса, сена и бобов. В канцелярию приходили люди и предъявляли расписки Колесникова и жаловались на неуплату денег, «так что можно думать, что Колесников отчасти был заинтересован в том, чтобы документы, его компрометирующие, сгорели. 31 октября Колесников пришел и ушел вместе с толпой». Он еще припомнил, что Колесников, говоря с ним, сказал: «хорошо, что мы теперь помирились с Комендантом крепости». «Эти слова произвели на меня такое впечатление, что мне стало ясно, что Колесников пришел с толпой, а не отдельно по какому-либо делу. Я, впрочем, не видел, чтобы Колесников сам что-либо поджигал, или ломал» (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л. 158).
пьянствовали» (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л. 166).
Из свидетелей, которых просил опросить Колесников и его жена, в деле есть показания от 16 марта 1906 г. владивостокского мещанина Петра Яковлевича Давыдкина, жившего в собственном доме №8 по 3 Матросской улице. Он рассказал, что Колесников «во время беспорядков 30-31 октября м.г. занимал квартиру 2 д. Шапошникова по 3 Матросской ул. Весь вечер и ночь с 30 на 31 окт. не выходил на улицу, помогал мне с другими лицами охранять мой и его дом от поджога, в чем принес мне огромную пользу, за что я ему очень благодарен, так что благодаря его стараниям, причем на колени иногда приходилось становиться перед поджигателями, - мой дом остался цел и невредим». Относительно же 31 октября Давыдкин не смог сказать, «уходил ли Колесников куда-либо из дому или когда», потому что «иногда ложился спать не надолго» (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л. 173).
Слова Давыдкина подтверждают, что Колесников не принимал участия в ночном разгроме городе, а, напротив, охранял имущество собственное и соседей. Это, конечно, нельзя рассматривать как доказательство того, что 31 октября он не был участником шествия по тюрьмам. Его разжалование и увольнение из Хабаровского пехотного полка могло бы послужить мотивом для мести. Однако, учитывая его действия в предыдущий день, вряд ли его можно считать руководителем выступления. Кроме того, все свидетели показали, что сам он участия в поджоге не принимал, и в здании канцелярии и тюрьмы его никто не видел. Так что на факт подстрекательства к поджогу указывают только показания двух писарей, которые могли быть необъективными, а на факт его руководства действиями толпы в тюрьме - только показания поручика Клепикова о его активной жестикуляции.
Не подтвердил показания Колесникова допрошенный 10 марта 1906 г. писарь Владивостокской крепостной конно-охотничьей команды Федор Иванович Зуев о том, что Колесников 31 октября приходил к нему в конно-охотничью команду. Зуев сказал, что не видел Колесникова, «может тот и приходил, но он дежурил у телефона» (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л. 167).
К началу апреля расследование было закончено. 6 апреля 1906 г. Временный Генерал-губернатор крепостного района издал приказ всем сухопутным и морским войскам крепости Владивосток №37 о предании Ивана Колесникова военно-окружному суду (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4.
Д. 603. Л. 10об.-11). Обвинительный акт по делу Колесникова был составлен 17 апреля 1906 г. и. об. помощника военного прокурора полковником М.А. Тыртовым. В заключительной его части констатировалось: «На основании этих показаний свидетелей уволенный в запас армии фельдфебель 30 ВССП Колесников обвинялся «1) в том, что 31 октября 1905 года в кр. Владивосток находился в толпе пришедшей к помещению 2-й Владивостокской крепостной гауптвахты, занимавшей один из корпусов новой тюрьмы, с целью освобождения содержавшихся на гауптвахте арестантов и, действуя с участниками скопища соединенными силами, участвовал в самовольном освобождении арестованных открытою силою и 2) в том, что после того как толпа взломала двери к арестованным и выпустила их говорил окружавшим его лицам о необходимости сжечь расположенную в соседнем с гауптвахтой помещении канцелярию Хабаровского пехотного полка, в коем он, Колесников, сам состоял на службе до лишения звания зауряд прапорщика и перевода в другую часть, что было вслед затем произведено толпою в исполнение и происшедшим от поджога пожаром причинен убыток казне в сумме 75671 р. 35 коп. ...» (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л. 8).
Таким образом, на основании зыбких показаний свидетелей, Колесникова посчитали виновным в поджоге полковой канцелярии и тюрьмы, а исследователи на основании обвинительного акта и показаний свидетелей определили его одним из руководителей беспорядков, произошедших 31 октября 1905 г. Думается, Колесникову не повезло в том смысле, что он ранее служил в Хабаровском пехотном полку и среди других находившихся в тюрьме именно его опознали бывшие сослуживцы и обратили внимание на его действия.
время похода матросов с музыкой который было вышел со своим взводом попирек дороги и начал стрелять по матросам, а фельдфебель той роты был с полуротой под горой тоже хотел действовать перекрестным огнем, ну Поручик Клепиков етого взводного заворотил внутрь двора, он может показать, как я стоял с поручиком Клепиковым и до каких пор и как поручик Клепиков кричал да здравствует свобода, там много солдат миня види-ли ну я их фамилии не помню» (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л. 17-17об.).
Из его свидетелей допросили 9 мая 1906 г. фельдшера Иван Маценко, который подтвердил, что вечером в 7 часов 30 октября Колесников был в помещении фельдшеров 30 ВССП. Два других фельдшера - Садовников и Синельников - 22 марта были уволены в запас, отправлены на родину и допросить их не смогли (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л. 48, 50).
В деле присутствуют и документы о предшествующей службе обвиняемого. Выписка из алфавита сверхсрочнослужащего старшего унтер-офицера Ивана Васильевича Колесникова 9 Восточно-Сибирского стрелкового батальона от 9 апреля 1896 г. характеризует его как толкового солдата и не содержит сведений, свидетельствующих о его участии в революционном движении. И.В. Колесников происходил из крестьян слободы Журавки Воронежской губернии Богучарского уезда Быковской волости, родился 16 июля 1870 г., был грамотен и холост, когда призывался на службу и увольнялся в запас. Действительная служба считалась с 1 января 1892 г. Сначала он проходил службу рядовым Борисоглебского резервного батальона, затем - ефрейтором, с 15 февраля 1894 г. переведен в войска Приамурского военного округа, 23 апреля прибыл и был зачислен в 11 роту 9 ВСС батальона. 30 марта 1895 г. успешно закончил курс учебной команды и 22 апреля 1895 г. его произвели в младшие унтер-офицеры. 1 сентября 1895 г. за отличную стрельбу Колесников был награжден часами, а 18 октября - знаком за отличную стрельбу и произведен в старшие унтер-офицеры. 19 октября 1895 г. он добровольно остался на сверхсрочную службу на годичный срок на должности взводного унтер-офицера, за что был награжден серебряной нашивкой и прибавочным жалованьем в размере 60 руб. в год. 9 апреля 1896 г. уволен в запас армии. Приказом по 1 Никольскому запасному батальону от 12 июля 1900 г. за №75 произведен в фельдфебели. Взысканиям за время действительной службы Колесников не подвергался. Во время русско-японской войны он был призван из запаса и находился на
службе в Хабаровском пехотном полку в крепости Владивосток, объявленной на осадном положении с 28 апреля 1905 г. (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л. 66-67).
Суд был назначен на 19 мая 1906 г. на 10 часов утра. Заседание состоялось в 11 часов утра, но поскольку Колесников не успел обзавестись адвокатом, то суд под председательством и.об. военного судьи, военного следователя полковник Евсеева признал возможным слушание дела отложить. 20 мая 1906 г. обвиняемый обратился с прошением о назначении ему адвоката, и 27 мая 1906 г. ему назначили защитника от суда - поручика Борисова (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 4. Д. 603. Л. 36, 60-60о?
