Спросить
Войти
История
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2017, № 5, с. 46-52
УДК 94(47).047
РЕВНОСТЬ, УБИЙСТВО, ЛОЖЬ И БЕЗУМИЕ. ЭПИЗОД ИЗ ИСТОРИИ ОРУЖЕЙНОЙ ПАЛАТЫ И БРОННОЙ СЛОБОДЫ XVII ВЕКА
© 2017 г. С.П. Орленко
Государственный историко-культурный музей-заповедник «Московский Кремль», Москва
Orlen@yandex.ru
Поступила в редакцию 01.09.2017
Рассматривается эпизод частной жизни мастеров Оружейной палаты и жителей Бронной слободы в контексте истории придворной оружейной мастерской. Убийство на почве ревности становится предметом разбирательства в нескольких казенных ведомствах. Описания следственных действий и показания свидетелей дают важную информацию о повседневной жизни придворных оружейников мастерской и обитателей слободы. Редонструируется битграфия главного фигуранта дела - мастера Оружейной па-наты, выходца из Могилева Саввы Севастьянова сына Панкова. Делается вывод, что появление в Ору-сейной палате лица, склонного к аффективным действиям насиеьстсенного характера, является след-слвием отступления от принципов кадровой политики придворных мастерских, вызванного послегсеве-ями московской чумы 1654 г.
Возрожденная после Смутного времени Оружейная палата объединила в себе ряд важных функций: придворной мастерской, хранилища царской оружейной казны, одного из крупнейших арсеналов русского государства. Успешная деятельность ведомства была возможна лишь при условии поддержания достаточной численности и высокой профессиональной квалификации кадрового состава - мастеров и служащих палаты. Ко времени восшествия на престол царя Алексея Михайловича на службе в Оружейной палате состояло шестьдесят девять мастеров, четверо самопальных стрелков1 и восемь сторожей [1, л. 1-4].
Предметом целенаправленных усилий руководства оружейного ведомства было создание благоприятных условий для успешной профессиональной деятельности ремесленников придворной мастерской. Важным событием стал переход в середине XVII века Бронной слободы из приказа Большого дворца в ведение оружни-чего [2, с. 45]. В Бронной слободе проживали и трудились на своих дворах многие из мастеров Оружейной палаты. Во второй половине столетия из семей жителей Бронной слободы набирались ученики к мастерам различных специальностей. В Оружейную палату тяглецы Бронной слободы платили подати, выполняли различные поручения и «службы». Постепенно происходило формирование ведомственно-корпоративной среды, пронизанной профессиональными, личными, деловыми, соседскими и родственными связями.
Документы бывшего архива Оружейной палаты (ныне Ф. 396 РГАДА) отражают преимущественно финансово-хозяйственную и производственную деятельность придворных мастерских. Повседневная, частная жизнь царских оружейников и их соседей по слободе находилась практически вне сферы приказного документирования. Исключение составляют эпизоды, связанные с разного рода спорами и конфликтами, сюжеты криминального характера, когда в рамках ведомственной юрисдикции от администрации Оружейной палаты требовалось проведение следственных действий, разбора дел и суда. Но даже такая односторонняя, с преобладанием негативных сюжетов информация представляет собой значительный интерес для исследователей истории придворных мастерских.
Московская чума 1654 г. произвела страшные опустошения в русской столице. По подсчетам М.Ю. Романова, в Бронной слободе чума унесла около восьмидесяти процентов населения [2, с. 47]. Численность мастеров Оружейной палаты сократилась до нескольких десятков человек. Потери могли оказаться еще более катастрофичными, если бы группа мастеров не покинула Москву до начала «мора», выступив с царем Алексеем Михайловичем и походной оружейной казной на войну против Польско-Литовского государства.
Московским правительством были предприняты энергичные меры для восстановления работы придворных мастерских. Ремесленников нужных специальностей «приискивали» на Москве и в провинции. Из недавно отвоеванных у Речи Посполитой городов - Смоленска, Вильно, Витебска, Полоцка, Могилева, Быхова,
Шклова в Москву в большом числе вместе с семьями и учениками были переведены ремесленники самых разных специальностей, в том числе и оружейники. Всего, согласно данным исследователя М.Н. Ларченко, в Москву в 1656-1661 гг. прибыло около девяноста оружейников и мастеров смежных специальностей, а также учеников. Принятым на службу в Оружейную палату мастерам назначали годовые денежные оклады и определили суммы «поденного корма», размер которых зависел от специальности и уровня квалификации ремесленников. Мастеров селили в Бронной слободе, где после чумы оставалось немало пустых дворов и дворовых мест. В документах Оружейного приказа эти мастера и ученики определялись обобщенно - «иноземцы, поляки» [3, с. 186-188].
Относительно рано в документах Оружейного приказа упоминается имя выходца из Могилева, «наводного дела» мастера Саввы Севастьянова сына Панкова. Мастерами «наводного дела» или просто «наводчиками» называли специалистов, которые украшали оружие и доспех золочением и серебрением, а также насечкой золотом и серебром. Причем многие из «наводчиков» не только были способны украшать готовые вещи, но и сами изготавливали оружие и доспехи. В июне 1657 г. Савве Панкову и еще четырем «польским» мастерам из Оружейной палаты было выдано по два рубля и велено сделать наручи наводные. А Савве Панкову было велено сделать еще и «топорок наводной». Вероятно, целью была проверка квалификации новоприбывших, которую прибывшие мастера прошли вполне успешно. Все они были приняты на службу в Оружейный приказ, поверстаны годовыми окладами и кормовыми деньгами [4, с. 89; 5, л. 112 об., 113, 136]. Среди «Оружейного приказу мастеров, которыя присланы ис польских городов и государевым денежным жалованием верстаны в прошлом во 165-м (1656/67) году», с годовым окладом в 12 рублей числится и Савва Панков [6, л. 110, 115].
Следует отметить, что, помимо окладов, существенное влияние на материальное положение мастеров Оружейной палаты оказывали разного рода неокладные выплаты. Регулярные денежные пожалования выдавались по праздникам - на Рождество и Пасху. Например, в Рождество 1662 г. 62 русским мастерам Оружейной палаты выдали по полтине, а 56 «полякам» по рублю [7, л. 25]. Пожалования деньгами и сукном осуществлялись «для всемирной радости» - при рождении детей в царской семье и «для царских венцов» - по случаю восшествия на престол новых государей [8, л. 1-21]. Документы ряда лет фиксируют пожалования мастеров и служащих Оружейной палаты «для ангела» (на именины) самого государя или членов царской семьи [9, л. 1-2]. Деньгами и тканями мастеров награждали за участие в важных и срочных работах и просто «за многую работу и доброе мастерство» [10, л. 6]. Мастера могли рассчитывать на пожалования на свадьбу, крестины детей и на погребение близких родствееников.
Как и многих новоприбывших оружейников, Савву Панкова поселили в Бронной слободе. Мастеру отвели два дворовых места, хозяин которых умер в «моровое поветрие». «А ныне теми местами владеет Оружейные полаты мастер Савка Сабельник. Старожильцы сказали: «Даны де ему те места из Оружейныя полаты после морового поветрия. Тягла с тех мест не платит»» [11, с. 215]. Придворные мастера были освобождены от уплаты податей по месту жительства. Платили только «решеточные» и «мостовые» деньги - сборы на охрану правопорядка и мощение улиц.
Приезжие мастера осваивались в русской столице, налаживали быт, обустраивали домашние мастерские, знакомились с новыми соседями. Завязывали дружеские и деловые связи. В свободное от службы время мастера могли работать, выполняя частные заказы или делая вещи на продажу. Языкового и религиозного барьеров для большинства ремесленников, выехавших из белорусских городов, ранее принадлежавших Великому княжеству Литовскому, не существовало. Некоторые из прибывших в Москву мастеров были молодыми людьми, которые, получив во владение дворы и обретя стабильное положение на царской службе, создавали семьи, находя себе невест в московских слободах и сотнях или среди переселенцев из западных областей, которых в русской столице было уже немало.
Известно, что в осенью 1657 г. Савва Панков женился. Как и других мастеров, Савву пожаловали «на свадебку». По его челобитной было велено «отпустить безденежно» три ведра вина, пять ведер пива и дать два рубля денег [12, л. 34]. Однако, как мы увидим, семейная жизнь у оружейника не сложилась.
В документах Оружейного приказа упоминается ряд работ Саввы Севостьянова сына Панкова: наручи, наведенные золотом и серебром, украшенные золочением шестоперы (также называли пернатами и буздыканами), парадные топорики [13, л. 21; 14, л. 9; 15, л. 43]. Вместе с другими мастерами Оружейной палаты Савва Панков участвовал в подготовке парадного оружия и доспеха к государеву смотру войска на Девичьем поле в начале 1664 г. Интенсивность работ в этот период не позволяла оружейникам отвлекаться на исполнение частных заказов, и Савва обратился к начальству с просьбой о досрочной выплате жалования. «Работаю я... куячное дело2 безпрестанно днем и ночью пятую неделю на дворе боярина Никиты Ивановича Романова, а на сторону зделать ни-чево не мочна» [16, л. 123]. В феврале 1664 г. на смотр царь Алексей Михайлович выехал в санях, его церемониальную стражу составляли десять сокольников, облаченных в куяки и вооруженных двуручными мечами [17, с. 113, 116, 120].
«И окольничий и оружничий Богдан Матвеевич Хитрово, да стольник Афанасий Иванович Нестеров, да дьяк Ларион Иванов тот ее извет велели записать и резаную женку осмотрить. А зятя ее иноземца Савку Панкова сыскать, против извету тещи ево расспросить. И того ж числа посылано на той женке досматривать ножевых ран. А по осмотру на женке ножевые раны против извету. А как муж ее резал, про то расспросить не мочно, для того, что от бальших ран лежит замертво» [18, л. 1-3].
Вскоре Савва был пойман и допрошен. В Оружейную палату Савву доставил сосед -Елизарий Аникеев. В Переписной книге Бронной слободы его двор написан непосредственно перед двором Саввы Панкова: «владеет с морового поветрия по купчей, работает на Старом Денежном дворе в мастерех, у него семь сынов: Янко дватцати лет взят в Оружейную палату к тесемному делу, Микитка осьмнатцати лет.» [11, с. 215].
На допросе Савва рассказал: «Нынешняго марта 8-го числа жену свою зарезал ножем для того, что она жила с ним не по совету и воровала от него блудно Бронные слободы с тяглецом, а как ево зовут и чей сын того не упомнит, в лицо ево знает. Да Оружейные полаты с ыно-земцы наводного дела с мастером с Анисимком Игнатьевым, да костяного дела с токарем с Ивашкою Дракулаю. А сказывала ему про то жены ево воровство, иноземца ж Гришкина жена Жданова Варварка, а сам он того блудного
воровства над женою своею не видал. И он де Савка жену свою бивал и про то ее в том спрашивал, с кем она ворует? И она ему в том винилась, что от него Савки блудно воровала с теми людьми, которые писаны выше сего».
Так и не пришедшую в сознание Прасковью исповедовал (глухой исповедью) и причастил ее духовный отец «поп Афонасей». После причастия женщина скончалась [18, л. 4]. Григорий Жданов, сообщивший Авдотье Васильевой о трагедии с ее дочерью и чья жена Варвара якобы рассказала Савве о неверности супруги, был его земляком - выходцем из Могилева. В документах Оружейной палаты он упоминается также как «каретного и розных дел мастер» [6, л. 51; 19, л. 5].
Кроме признания в убийстве жены, Савва Панков известил, что «как в прошлых годех ходили медные деньги, он Савка делал тех медных денег семь рублев. А делал он те медные деньги Бронные слободы с тяглецом с Елизар-ком Аникеевым вместе». Таким образом, признание в изготовлении фальшивых денег мастер сочетал с доносом на соседа. Для проведения следствия «о воровском денежном деле» Савва и Елизарий были под конвоем отправлены в приказ Большой казны к боярину Илье Даниловичу Милославскому. «А в приказе Большие казны Савка Панков в первом роспросе в денежном воровстве запирался и с Елизарка Аникеева денежное воровство зговорил (отказался от обвинения. - С. О ). А после того Савка Панков денежное воровство говорил на себя и на Елизарка Аникеева по-прежнему.
А Елизарко в роспросе говорил - Савка Панков денежным воровством его клеплет за то, как он Савка зарезал жену свою и он де Елизарко поимав ево Савку отвел ево в Оружейную пола-ту. И великому государю (Елизарий. - С. О.) бил челом, что б великий государь его пожаловал -велел розыскать отцом их духовным и окольными людьми. И против того челобитья розыс-кивано, а в сыску благовещенской поп Афана-сей сказал: «Савка Панков и Елизарко Аникеев дети ево духовные. Только он Савка ума изсту-пает. И в ыступлении ума и жену свою зарезал. И денежного воровства за ними не ведает, а Елизарка Аникеева (он, Савва. - С.О.) клеплет с малоумия своево, за то что он Елизарко в убой-стве отвел ево в Оружейный приказ». Да околь-ние люди в обыску сказали то ж» [20, л. 5].
По всей вероятности, священник имел в виду склонность Саввы к временной потере вменяемости - аффективным действиям. Если болезненное состояние мастера было постоянным, едва ли С. Панкову удалось бы продержаться на службе почти десять лет. Примечательно, что
хотя дворы Елизара и Саввы находились в Бронной слободе в приходе церкви Иоанна Богослова, духовным отцом мастеров был священник другого храма. Предположительно, поп Афанасий служил в храме Благовещения Божьей Матери за Тверскими воротами.
Попытка оговора Саввой своего соседа могла бы иметь для Елизария крайне неприятные последствия, случись она несколькими годами ранее. В период хождения медных денег следствия по делам об изготовлении фальшивой монеты велись крайне жесткими методами. В это время по ложным доносам пострадало и несколько мастеров Оружейной палаты. В конце 1661 г. двое Оружейной палаты гзового дела3 мастеров Степан Иванов и Аверкий Никитин были взяты в приказ Большой казны «в (воровском. - С.О.) денежном деле по напрасному оговору гулящего человека Федьки Федорова и пытаны накрепко жестокою пыткою. И в том деле они Аверко и Стенька ничем не винились. А язык с них в том деле зговорил» [21, л. 1-2].
Однако после отмены медных денег прошло около полутора лет и острота актуальности обвинения существенно ослабла. Следствие проводилось спокойно и взвешенно. Признаков вины за Елизаром Аникеевым обнаружено не было, и его освободили из-под стражи, а Савву Панкова отправили в Оружейную палату к оружничему Б.М. Хитрово для продолжения расследования по делу об убийстве [20, л. 5].
Помимо слов священника были и другие поводы сомневаться в адекватности С. Панкова на момент совершения преступления. «Да у самого Савки на теле осмотрена рана на брюхе. И про ту рану сказал, что он резал, в то время как он резал жену свою» [18, л. 4]. Возможно, находясь в аффективном состоянии мастер пытался покончить с собой. Сознательная имитация Саввой попытки суицида представляется маловероятной. Так или иначе, нет сомнений, что сама необходимость заниматься этим делом тяготила оружничего Б.М. Хитрово. В Оружейной палате Савва не задержался. Его отправили туда, где с уголовниками умели обращаться профессионально - в Разбойный приказ.
Оставшийся без хозяев «выморочный» двор Саввы Панкова в Бронной слободе в приходе церкви Иоанна Богослова был отдан для временного проживания двум другим «польским» наводного дела мастерам Оружейной палаты -Федору Мартынову и Максиму Иванову. Осенью 1665 г. челобитную с просьбой о передаче им этого двора подали тесемного дела Оружейной палаты мастера братья Яков и Микита (Никита) Елизарьевы - сыновья изловившего убийцу соседа Елизара Аникеева, очевидно, решившие не упускать случая расширить семейные владения. Двор с белой избой на подклете и крытыми сенями, забором с воротами и калиткой, садом из десяти яблонь, старостой Бронной слободы «по евангельской заповеди» был оценен в тридцать рублей [22, л. 1-13]. К сожалению, в деле нет информации о том, какое решение принял оружничий по челобитной братьев.
Летом 1666 г. из тюрьмы царю Алексею Михайловичу бьет челом «бедной и беспопощной ис темницы заключенной Оружейной палаты навотчик поляк Савка Савостьянов сын Панков. Взят я, холоп твой, к тебе великому государю к Москве из Могилева для твоего государева дела и был в твоей государеве Оружейной палате у твоего государева дела десеть лет. Делал шестоперы и корваши (наручи. - С. О.) и куяки делал же. И в поддаче у меня были мои ж братья товарыщи поляки. Да я ж холоп твой делаю пансыри, а преж сего в твоей государевой Оружейной палате не делывали и такое твое государево дело меня станет. А которые мастеры у тебя, государя и есть в полате, и им таких пан-сырей не зделать, что я холоп твой зделаю. А ныне я бедной ис приказу Большие казны посажен на тюремный двор и живот свой мучею другой год, помираю томною голодною смертью. Милосердый государь [м.т.] Алексей Михайлович, пожалуй меня холопа своего в темнице заключенного, вели государь меня с тюремного двора взять в Оружейную палату и про мое рукоделишко роспросить, а с меня, холопа твоего твое государево пансырное дело будет и нихто так не зделает» [23, л. 1-1 об.].
С тюремного двора, где Савва сидел в колодках, его было велено прислать «для роспро-са» в Оружейную палату. Странным образом из сопроводительных документов исчезает информация о совершенном мастером убийстве и упоминается только о «денежном воровском деле» [24, л. 1-2]. Но едва ли о преступлении С. Панкова могли позабыть в Оружейной палате. В «розметном списке» - плане производственных заданий мастерам палаты, напротив имени Саввы Панкова было помечено: «Сидит в Приказе Большие казны во смертном убивстве жены своя» [25, л. 18].
«В роспросе» Савва еще раз поведал о своих выдающихся мастерских навыках: «сказал, делает он шапки мисюрки з бармицею и наводит золотом вновь своими образцы. Да он же делает пансыри, да куяки, зерцала, да наручи, да стремена и на них наведет золотом и серебром». Вполне вероятно, что Савва Панков действительно был неплохим мастером. Во всяком случае, за время его службы в Оружейной палате существенных претензий к его работе со стороны администрации не выявлено. Тем не менее представляется, что проведенный в Оружейной палате «роспрос» был чистой формальностью. Возвращать в состав придворной мастерской «иступающего из ума» убийцу, который к тому же считал двух своих сослуживцев бывшими любовниками зарезанной им жены, оружничий Б.М. Хитрово явно не планировал. Савву Панкова отослали обратно на тюремный двор под конвоем стрельца полка Епифана Григорьева, который и привел его из Разбойного приказа [23, л. 2-3].
История Саввы Панкова имеет продолжение. Уже в царствование Федора Алексеевича в марте 1676 г. в Оружейную палату поступает запрос из приказа Казанского дворца: «Оружейной мастер Савка Панков в прошлых годех в Оружейном приказе в оружейных мастерах был ли? И буде был, что ему великого государя жалования погодно и поденного корму давано?». Кроме того, в приказе Казанского дворца желали знать «оружейный мастер Савка поляк на Пензу для бронного дела сослан ли. и в котором году и месяце и числе?» [26, л. 1-4]. Таким образом, мы узнаем, что из тюрьмы убийца был отправлен в ссылку в недавно основанный город Пензу - военный форпост на юго-восточной окраине России, где пытался поступить на службу по своей прежней специальности.
Следующий по времени документ, в котором упоминается имя С. Панкова, - распоряжение о выдаче годового денежного жалования и за хлеб деньгами Пушкарского приказа оружейного дела слесарям Якову Тимофееву, Матвею Адамову и Савве Панкову 22 марта 7197 (1689) г. Таким образом, мы узнаем, что Савва вновь поменял место службы.
В документе не указано где именно территориально проходила служба Саввы, но упомянуто, что деньги на жалование оружейникам получил подьячий Петрушко Усталков [27, 1-2 об.]. Петр Усталков в 1682-1689 гг. занимал довольно высокое положение в Пушкарском приказе -был старым подьячим и принадлежал к центральному аппарату ведомства [28, с. 42; 29, с. 579]. Таким образом, с высокой долей вероятности мы вправе предполагать, что Савва не только был принят на службу в Пушкарский приказ, но и сумел возвратиться в столицу. Возможно, Савве помогли благоприятные обстоятельства. В последней четверти XVII столетия Россия активно вела военные действия против турок и крымских татар и спрос на оружейных мастеров, вероятно, был весьма высоким.
Последний выявленный источник о Савве Панкове - расходная книга Пушкарского приказа 1700 г. Среди мастеровых людей московского
Пушечного двора «Оружейного дела слесарей иноземцев» Савва был написан первым с самым высоким для ремесленников этой специальности жалованием 25 рублей, 21 алтын, 4 деньги [30, л. 293]. Прошло более тридцати лет после совершения мастером преступления и более сорока после его первого приезда в Москву.
В изложенной выше истории примечательно то, что практически все ее персонажи прямо или опосредованно были связаны с Оружейной палатой и (или) Бронной слободой. Безусловно, сюжет с преступлением Саввы Севастьянова сына Панкова - исключительный случай. В Оружейной палате служили самые разные люди, у которых случались конфликты с администрацией, друг с другом и со «сторонними людьми». Некоторые мастера попадали в неприятные ситуации, в том числе и криминального характера. Ряд ремесленников были «отставлены от государева дела» за пьянство или того или иного рода «воровство». Документирован случай поединка на саблях, который состоялся в Бронной слободе между двумя «польскими» мастерами Оружейной палаты [31, л. 17]. Однако столь явного «душегубства», как в деле Саввы Панкова, известные источники по истории Оружейной палаты не содержат.
Без сомнения, профессиональный уровень играл важную роль при отборе ремесленников для службы в государевой Оружейной палате. Однако лицам с дурной репутацией, криминальными наклонностями и признаками душевного нездоровья путь в придворные мастерские был закрыт. Не составляло труда навести справки о кандидатах из числа московских ремесленников. Ответственность за благонадежность мастеров из русских провинциальных городов, направляемых для службы в Оружейную палату, возлагалась на местную администрацию. Что же касается т.н. «польских мастеров», то время их призыва на службу, особенно «первой волны» 1656-1657 гг., - период наиболее острой фазы кадрового кризиса, вызванного последствиями московской чумы. Перед чинами, посланными в белорусские города, недавно отвоеванные у Польско-Литовского государства, стояла задача отобрать как можно больше ремесленников «доброго мастерства» и как можно скорее отправить их в русскую столицу. При этом возможность уделить достаточно внимания личным качествам кандидатов, собрать о них верные сведения практически отсутствовала.
Выражаю глубокую благодарность за ценную консультацию доктору искусствоведения Андрею Леонидовичу Баталову.
Примечания
Принятые сокращения
РГАДА - Российский государственный архив древних актов.
Список литературы
JEALOUSY, MURDER, LIES AND MADNESS.
AN EPISODE FROM THE HISTORY OF THE ARMOURY CHAMBER AND BRONNAYA SLOBODA
IN THE 17th CENTURY
S.P. Orlenko
An episode from the private life of the masters of the Armoury Chamber and Bronnaya Sloboda residents is considered in the context of the history of the court arms workshop. Murder inspired by jealousy becomes the subject of proceedings, which involved several state agencies. The records of investigative actions and the testimonies of various persons provide interesting information about everyday life of craftsmen of the court arms workshop and the inhabitants of Bronnaya Sloboda. We also reconstruct the biography of the main individual involved in the case, Sava Sevastyanov from Mogilev, a master of the Armoury. It is conclded that this person prone to affective actions of a violent nature appeared at the Armoury Chamber as a result of deviation from the principles of personnel policy of the court workshops, which was caused by the consequences of the Moscow plague epidemic of 1654.
References
k III otdeleniyu. Yakovlev L.P. Russkie starinnye zna-mena: Prilozhenie. M.: Sinodal&naya tipografiya, 1Вб5. 1В. RGADA. F. 39б. Op. 1. D. 43293.
