Спросить
Войти
Екатерина БАДМАЕВА
СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ОБСТАНОВКА В НИЖНЕМ ПОВОЛЖЬЕ В 1920-х гг.
В настоящей статье рассматриваются социально-политические события и эффективность государственных решений в сложный период проведения новой экономической политики в регионах Нижнего Поволжья.
The article examines the socio-political events and efficiency of state decisions during the difficult period of new economic policy in Lower Volga region.
Нижнее Поволжье, социально-политическая обстановка, демографическая ситуация, крестьянство, вооруженные выступления, административно-командный стиль; Lower Volga region, socio-political situation, demographic situation, peasantry, armed uprisings, administrative-command style.
Актуальной проблемой российского общества в настоящее время стал выбор путей дальнейшего социально-экономического развития и вывод экономики из кризисного состояния. Поэтому одним из приоритетных направлений политики российского государства сегодня является приведение экономической и социально-политической системы в соответствие с потребностями времени и их дальнейшая модернизация. Выбор оптимальной модели развития экономики страны возможен при условии глубокого изучения и переосмысления исторического опыта социально-экономического развития России, в т.ч. и в рамках отдельно взятого региона, в частности Нижнего Поволжья.
Социально-политическая обстановка в губерниях и национальных автономиях Нижней Волги в 1920-х гг. была сложной и неоднозначной. В первой половине десятилетия наблюдается рост миграции, в особенности в связи с наступившим голодом 1921 г., приведшей к изменению демографической ситуации. Невосприятие политики продразверстки в деревне, тяжелое социально-экономическое положение привели к росту бандитизма и массовым выступлениям крестьянства.
Демографическая ситуация населения нижневолжских деревень зависела в т.ч. и от степени влияния факторов экзогенного порядка (связанных с действием внешних причин), таких как Первая мировая и Гражданская войны, голод 1921 г., политико-экономические решения и социальные мероприятия государства. Военные действия, хозяйственная разруха, эпидемии и голод негативным образом сказались на демографической ситуации в Нижнем Поволжье, в частности в Саратовской губернии, на естественном приросте населения, который в губернии в этот период составлял отрицательную величину. Его падение началось с 1915 г. (7,41%), в 1917 г. он составил лишь 1,31%, в 1919 г. наблюдалась убыль населения (—2,03%), которая продолжалась до 1922 г. включительно, когда, достигнув максимума (—16,63%), этот показатель занял одно из первых мест по РСФСР1. Причем масштабы демографических последствий от военных конфликтов и социально-политических потрясений таковы, что дают все основания говорить о них как о хроническом явлении.
БАДМАЕВА Екатерина Николаевна — к.и.н., доцент; заместитель директора по научноорганизационной работе Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН, г. Элиста гп-Ъаётаг\а@ yandex.ru
В первые годы советской власти миграционная политика строилась на посильном сдерживании напора миграционной волны при одновременной спешной подготовке экономико-географических плацдармов для приема мигрантов на малозаселенных территориях. Главная задача такой политики состояла в максимально возможной амортизации плохо управляемого стихийного процесса. Однако напор этой волны оказался столь мощным, а проблемы, ею порождаемые, столь острыми, что государство вынуждено было отказаться от выбранной линии в миграционной политике. В конце 1924 — начале 1925 г. осуществляется переход к «плановому переселению». Особенно активно в указанный период возросла миграционная активность нижневолжского населения, примерно 3/4 численности которого составляли крестьяне.
В период «реконструкции сельского хозяйства» (нэпа) в Нижнем Поволжье из основного, постоянно проживающего крестьянства (2 542 500 чел.) 76 499 чел. составляли так называемые «неместные» жители. За указанный период мигрировало в Нижне-Волжский край 3% жителей, а убыло в другие регионы страны 4,2% сельских жителей. Таким образом, коэффициент миграционного баланса составил 16,9%!. Основная масса населения Нижнего Поволжья выступала совокупным поставщиком мигрантов в Сибирь, Казахстан и в Северо-Кавказский регион.
Рассмотрим миграционную ситуацию Нижнего Поволжья на примере одной локальной группы — калмыков, которые в основной своей массе мигрировали из других территорий в Калмыцкую область. В начале 1920-х гг. демографическая ситуация в Калмыкии заметно ухудшилась. По данным члена Калмыцкого ЦИК О. Лиджиева (Рокчинского), в 1914 г. численность калмыков составляла 147,6 тыс. чел., в 1917 г. — 136,2 тыс., в 1920 г. — 104,297 тыс., т.е. за 6 лет калмыцкое население уменьшилось на 22,4 %2. Лишь в годы нэпа стал наблюдаться постепенный рост численности населения Калмыцкой
автономной области, в т.ч. и коренного. Если в 1920 г. общая численность населения в Калмыкии составляла 142 318 тыс. чел., в т.ч. калмыков — 104 297, то за 8 лет число жителей увеличилось на 18 837 чел. (13,2%), в т. ч. калмыков — на 8 780 чел. (8,4%)3.
В 1920— 1930-х гг. национальная и экономическая политика государства строилась с учетом специфики и уровня развития различных районов. Согласно записке «О советском строительстве в национальных республиках и областях», в стране выделялись кочевые и полукочевые районы, к которым были отнесены Казахстан, Туркменистан, Киргизская, Ойротская (Республика Алтай), Якутская, Башкирская, Бурятская и Калмыцкая области4. В этих районах по сравнению с центрально-черноземными районами России проведение в жизнь новой экономической политики имело некоторые отличительные особенности. К примеру, в Калмыкии, помимо восстановления разрушенного в период Первой мировой и Гражданской войн хозяйства и укрепления социалистического сектора, требовалось провести определенную работу по организации новых для калмыцкого общества условий жизни и труда. Это выразилось, прежде всего, в массовых переселениях сюда калмыков из других районов страны и переходе местного населения к оседлому образу жизни. Положение осложнялось еще и тем, что в результате голода в Калмыкию стихийно стали переселяться крестьяне из различных губерний страны. Право на переселение крестьянство получило лишь согласно декрету ВЦИК и СНК СССР от 1 декабря 1924 г.
Актуальной являлась проблема перехода коренного населения к оседлости. В 1920 г. стационарным хозяйством занималось всего 365 калмыцких семей5. Руководство области активно стало заниматься этим вопросом уже с середины
ного исполкома отмечалось, что «около 2 500 кибиток (семей) готовы перейти к оседлости»1. В начале 1920-х гг. в связи с голодом, охватившим Поволжье, усилился стихийный приток в область калмыков-беженцев из соседних регионов, в т.ч. и из Терской губернии, где проживало более 2 тыс. калмыков2. В 1922 г. кумские калмыки переселились в Большедербе-товский улус, расположившись в 2 км от улусного центра Башанты, образовав так называемый Кумский аймак (село). Годом раньше сюда же переселились 150 калмыцких семей, проживавших в Оренбургской губернии.
На начальном этапе проведения нэпа переселение калмыков происходило массово и стихийно. Новые поселения образовывались в местах, удобных для земледелия, калмыки старались поселиться по берегам степных речек, вокруг небольших озер, у колодцев и других водных источников. Они были небольшими, состояли из нескольких строений (3—5 домов)3. Всего к концу 1925 г. к оседлому образу жизни перешло 17 365 хозяйств, что составило 55,8 % всех хозяйств Калмыкии. К 1926 г. процесс переселения донских калмыков в область почти завершился4.
Специфические природно-климатические условия Калмыцкой автономной области предопределили принцип расселения прибывавших мигрантов — наиболее заселенными оказались те районы, где было развито земледелие. В целом же миграционные процессы оказали позитивное влияние. Прежде всего, существенно изменился традиционный уклад жизни коренного населения: калмыки стали строить дома, разводить сады и огороды. В годы нэпа вырос взаимный интерес народов, живущих в области, к культуре друг друга, произошел процесс интеграции русских и калмыков в единое консолидированное сообщество.
В других регионах Нижнего Поволжья миграция населения в начале нэпа была не столь значительной, она стала усиливаться в связи с проведением государственной политики сверхиндустриализации, со строительством промышленных объектов.
Наблюдается быстрый рост численности городских жителей, и в основном за счет уходивших из деревень крестьян.
Таким образом, характерной чертой указанного периода является высокий уровень миграционной активности населения. Этот период фактически завершает долговременный этап естественного развития протекавших в стране миграционных процессов.
В 1921 г. кризис в стране во всех областях жизни стал набирать силу. Переход к нэпу осуществлялся в условиях настоящей «войны после войны», которая стала особо разгораться между властью и широкими крестьянскими и рабочими массами.
Причиной крестьянских восстаний в первые годы советской власти, очевидно, было то, что советское правительство пыталось установить абсолютную систему продовольственной диктатуры и монополии и вдобавок подчинить государственной воле и сам процесс сельскохозяйственного производства. В течение 1920 г. отношение крестьянства к советской власти делалось все более враждебным, по мере того как становилось очевидным, что политика продовольственной диктатуры будет продолжаться и после окончания Гражданской войны5. С началом активной фазы сбора семян внутреннее положение страны стало еще более тревожным, в первую очередь из-за обострения обстановки в Поволжье. В середине января 1921 г. в НКВД стали поступать доклады о вооруженных крестьянских выступлениях в Пугачевском уезде Самарской губернии, где в селах Мосты, Тягло-Озерское и Михайло-Овсянка были женские восстания, причины которых крылись в невыполнении разверстки и нежелании ссыпать семена6.
В конце марта и в начале апреля накал борьбы за семена продолжал нарастать. Документы были практически равноценны фронтовым сводкам: «Справка Штаба РККА о переброске войск в Саратовскую губернию», «Справка Штаба РККА о принятых мерах по борьбе с повстанческим
движением в Саратовской и Самарской губерниях» и др.1 В содержании сводок были типичные эпизоды: «Крестьяне в разных местах разбирают хлеб с ссыпных пунктов... толпы конных и пеших крестьян на юге от Саратова. севернее Камышина. То же за Волгою, у Красного Кута, и по линии Астраханской дороги. Это действует разлагающе на население.»2
Голод 1921—1922 гг. стал испытанием для большинства проживающих в Нижнем Поволжье людей. Именно в этот период в крестьянской среде стала нарастать неприязнь к большевистской власти. На этой почве не утихало, хотя оставалось стихийным, разрозненным, движение народного сопротивления. Еще летом 1921 г. ответственный секретарь Саратовского губкома РКП(б) Мартынов на X губпарт-конференции признал: «.совершенно бандитизм уничтожить сейчас нельзя, его изживет ликвидация экономического кризиса. Среди бандитов, несомненно, есть такие, которых гонит туда голод, надежда поживиться легким способом, поправить свое состояние»3.
Такая же обстановка была типична для всех регионов Нижнего Поволжья. В Области немцев Поволжья в конце 1921— начале 1922 гг. бандитизм процветал особенно активно. Многочисленные архивные материалы свидетельствуют, что значительное повстанческое движение сохранялось на территории Нижнего Поволжья до середины 1920-х гг.
В Калмыкии одним из ярых врагов новой власти был Ордаш Босхомджиев, бывший кадет, окружной атаман Малодер-бетовского улуса. В годы Гражданской войны он мобилизовал в белую армию около 500 чел. в возрасте от 19 до 40 лет, а после разгрома частей, сформированных при его участии, их остатки составили ядро его отряда4. Другой не менее известной фигурой был Корнилов, племянник генерала Л. Корнилова — одного из видных борцов против советской власти. Его отряд численностью до 80 чел. состоял в основном из бывших офицеров и помещиков5.
Еще одной из основных причин участия
крестьян в массовых выступлениях против советской власти были земля и хлеб, которые стали объектами борьбы против государства, новой власти вплоть до того времени, когда советское правительство признало собственность крестьянина на производимый им продукт, введя весной 1921 г. нэп. Кроме того, вызывали протест и незаконные репрессии против крестьян и их семей со стороны новой власти.
Таким образом, в 1920-х гг. политическая обстановка в стране была сложной, нестабильной, еще более обострились социальные противоречия. Проводившаяся советской властью система разверсток — продовольственной, сырьевой, трудовой, гужевой — не могла не вызывать недовольства большей части крестьянства. Как прозвучало в конце 1925 г. в докладной записке начальника информотдела ОГПУ Г.Е. Прокофьева, «банды уголовников на 80% состоят из бедноты и только на 20% — из уголовников-рецидивистов». Вывод Прокофьева был таков, что «источником внутреннего уголовного бандитизма является недород, безработица в деревне»6.
В последующие годы происходило резкое ужесточение карательной политики, теперь уже со стороны ОГПУ. Политические репрессии в отношении крестьянства не ограничивались деятельностью «троек» ОГПУ, карательные функции стремились выполнять на местах представители партийных, государственных и колхозных органов.
С введением нэпа большевистское руководство считало важным усилить роль партии как центра власти, держащего под своим контролем всю хозяйственную, экономическую жизнь, происходящие политические и социально-экономические процессы в стране.
В Нижневолжской краевой парторганизации, куда входила и Калмыцкая областная парторганизация, в эти годы чистку прошли 55 285 коммунистов, или 95,1% от общей ее численности. В результате из краевой организации ВКП(б) было исключено 7 271 членов партии7.
Таким образом, чистки позволяли бо-
роться с инакомыслием, но в то же время они становились инструментом упрочения командно-административной системы, тоталитарного режима и насаждения культа личности. Они способствовали созданию атмосферы всеобщего напряжения, подозрительности и покорности. Созданная партийная система держала всех членов партии в постоянном напряжении, а система контроля сводила на нет свободу деятельности, полученную в результате проведения нэпа, усиливала бюрократизм и вела к установлению тоталитарного режима. Административнокомандный стиль, насаждаемый партией, привел к тому, что Советы, профсоюзные, комсомольские, общественные организации подпали под полный контроль партийных организаций.
Важной задачей, которую решали в 20-е гг. женсоветы, профсоюзы, комсомол, общественные организации, наркомат просвещения под руководством партийных организаций, была ликвидация неграмотности. Уже 26 января 1919 г., в самый разгар Гражданской войны, вышел декрет СНК «О ликвидации неграмотности среди населения РСФСР». Это было актуально, поскольку население страны в большинстве своем было неграмотным, особенно в сельской местности. В регионах Нижнего Поволжья уровень грамотности населения был разным. В Области немцев Поволжья он был значительно выше. По переписи 1920 г., неграмотных в возрасте от 14 до 49 лет в области насчитывалось всего около 29 тыс. мужчин и 46 тыс. женщин, у немецких детей процент грамотности составлял 80%. Это был один из самых высоких показателей грамотности в стране1.
В Калмыкии в 1920/21 учебном году открылись 33 школы первой ступени, в которых стали обучаться 1 201 чел.2 Астрахань, Царицын и другие города
туры калмыцкого народа. - Элиста, Калмыцкое книжное изд-во, 1969, с. 45.
Нижнего Поволжья в 1923 г. направили для работы в Калмыкию более 100 учи-телей3. Наряду с общеобразовательными школами, в 1925 г. в области работали 92 школы для взрослых, где обучались 2 970 чел. В целом, усилия по преодолению неграмотности, предпринятые партийногосударственным аппаратом Калмыцкой области совместно с общественными организациями, имели большое значение, но не смогли помочь достижению хотя бы уровня грамотности населения других регионов Нижнего Поволжья. Безусловно, сказались и культурная отсталость калмыцкого народа, перешагнувшего из феодальных отношений в новые условия социалистического строительства.
Социально-политическая обстановка в губерниях и национальных автономиях Нижней Волги в 20-х гг. в основном была схожа, но, безусловно, имела региональные особенности. В целом, население Нижнего Поволжья в большинстве своем было настроено на преодоление сложившихся трудностей в экономике и социальной сфере, в частности крестьянство восприняло нэп как возможность возродить свое хозяйство, разрушенное социальными потрясениями. Сегодня трудно дать однозначную оценку социально-политическим событиям и эффективности государственных решений в сложный период проведения нэпа. Многие проблемы начали решаться в стране волевым, волюнтаристским путем, поэтому можно определенно сказать, что в начале десятилетия стали явственно просматриваться контуры нарождающегося диктаторского государства. Административно-командные методы руководства, некомпетентное зачастую вмешательство партийного руководства, внутрипартийные разногласия негативно отражались на социально-экономическом развитии региона.
