«. . . Синдская Гавань и [одноименный] город» (Strabo. Xi. 2. 14)

clude archeologic geomorphological investigations, drilling chinks, selecting samples of the kernel for the radiocarbon analysis.

© 2008 г.

В.Л. Строкин

«...СИНДСКАЯ ГАВАНЬ И [ОДНОИМЕННЫЙ] ГОРОД» (STRABO. XI. 2. 14)

В последнее время Синдская Гавань вновь оказалась в центре внимания исследователей1. Неослабевающий интерес к этому восточно-боспорскому городу вполне понятен и, более того, во многом предопределен длительной не-разрешенностью вопроса о его местоположении, а также наличием ряда других проблем, имеющих с ним общие точки соприкосновения. Среди последних особое место занимают такие, как существование государственности у синдов, атрибуция монет с легендой SINAQN и, наконец, идентификация недавно открытого города — предшественника Горгиппии.

Безусловно, наибольшей популярностью пользуется версия, введенная в оборот Ф.К. Бруном2, согласно которой Синдская Гавань располагалась на

месте Анапы и являлась предшественницей Горгиппии3. По мнению же

А.А. Сибирского4, поддержанному М.О. Поночевным5, М.И. Ростовцевым6 и Д.П. Каллистовым, речь идет о двух разных городах. В поддержку «отождеств-

ляющей» версии недавно высказались А.А. Завойкин8 и С.Р. Тохтасьев9. Напротив, М.В. Агбунов10, Е.М. Алексеева11, и В.Г. Зубарев12 локализуют Синдскую Гавань в районе Бугазского, Цукурского и Кизилташского лиманов соответственно.

Известно, что в основе наблюдаемой разноголосицы во взглядах исследователей лежит информационный хаос, царящий в дошедшей до нас литературной традиции. Собственно говоря, древние авторы единодушны лишь в одном: город располагался в Синдике. Далее начинаются расхождения, приобретающие подчас непримиримый характер.

И тем не менее, даже на этом донельзя эклектичном информационном фоне бросается в глаза отсутствие упоминаний о Кизилташском лимане. Между тем, Кизилташ, а также смежные с ним Бугазский и Цукурский лиманы образуют одну из самых значительных в боспорском регионе систему внутренних водоемов, и, казалось бы, уже по одной этой причине должны были обратить на себя внимание древних авторов. Таким образом, данная информационная лакуна способна лишь преумножить недоумение и, как следствие, инициировать широкий спектр новых гипотез: от отрицания самого их существования в античную эпоху13 до отождествления с Корокондамитским озером14. Правда, первая версия (С.Р. Тохтасьева) представляется менее всего вероятной. Как показывают археолого-палеографические исследования15, данная система водоемов существовала. Прямое указание на то, что причерноморские лиманы были су-

доходными (вероятно, лишь для маломерных судов) дает цепочка из двух десятков больших и малых городищ, расположенных вдоль современной береговой линии16. Причем весьма показательно, что в этом отношении им способен составить достойную конкуренцию, пожалуй, лишь Таманский залив.

Несложно заметить, что приведенные данные возвращают нас к только что обозначенной парадоксальной ситуации. В этих условиях, по сути дела, ничего иного не остается, как вновь обратиться к литературным источникам, точнее, к одному широко известному месту в «Географии» Страбона (XI. 2. 14). В указанном параграфе в частности говорится: «Так вот, сразу же от Корокондамы плавание идет на восток17. В ста восьмидесяти стадиях от нее находится Синдская гавань и город» (перевод С.Р. Тохтасьева). Несколько озадачивает последний оборот, причем на этом же месте акцентирует внимание А.А. Завойкин, подчеркивая, что опускать название города «совершенно нехарактерно для географа»18. Эта ремарка представляется чрезвычайно значимой и, в свою очередь, наводит на мысль, что данную фразу следует трактовать так: «.Синдская гавань и [одноименный] город». Если согласиться с таким прочтением Страбона, значит, остается констатировать, что на Азиатском Боспоре существовали два одноименных топонима, причем один из них не являлся населенным пунктом. Попытаемся выяснить, что может скрываться под Страбоновой «Синдской гаванью»?

Ответ находим у того же автора. Не далее чем в указанном параграфе великий географ сообщает расстояние от Корокондамы (мыс Тузла) до интересующих нас объектов. Поскольку в 180 стадиях (ок. 28-33 км) к юго-востоку от названного Страбоном населенного пункта находится Бугазско-Кизилташская группа лиманов, следовательно, обе «Синдские гавани» нужно искать именно в этом районе. В силу того, что Кизилташ (а также смежные с ним Бугазский и Цукурский лиманы) образует не только одну из самых значительных в дельте Кубани систему внутренних водоемов, но сопоставим по своей величине лишь с Таманским заливом (Корокондамитским озером), здесь как бы сама собой возникает аналогия: KopoK^v8a^mq — Eiv8iKqq ёгц^у. Итак, наличие не-

двусмысленных параллелей в названиях двух географических объектов, один из которых является заливом (озером, гаванью, бухтой), позволяет склоняться к выводу, что Страбонов «город» воспринял древнее название другой, очевидно, крупнейшей в Синдике «гавани» (читай — лимана)19. Поскольку в указанном районе находился лишь один, с точки зрения Страбона, достойный упоминания населенный пункт, следовательно, руинами Синдской Гавани должно являться крупнейшее из находящихся в бассейне Бугазско-Кизилташской систе-20

мы лиманов городищ .

В этом смысле особый интерес представляет Вышестеблиевская 11. Поселение расположено в 2,3 км к юго-востоку от одноименной станицы на восточ-

ной стороне мыса21, отделяющего Цукурский лиман от Кизилташского (Рис. 1, 1), и датируется серединой V в. до н.э. — IV в. н.э. и VIII—IX вв.22. Следует подчеркнуть, что названное городище отвечает всем перечисленным требованиям: находится на берегу Кизилташского лимана, на одном «острове» с Фанагорией и Гермонассой (Ps.-Skymn. Per. 886-895) и, судя по всему, является крупнейшим, причем не только в его бассейне, но и всех прочих смежных с ним

лиманов23. В этой связи хотелось бы обратить внимание на расположенные неподалеку знаменитые курганы Большая и Малая Близницы (Рис. 1, 13), которые следует скорее относить к некрополю Синдской Гавани, нежели, скажем, Фанагории, находившейся на противоположной стороне соседнего «острова» (Strabo. XI. 2. 10). Вспоминается также и один из древнейших эпиграфических памятников Боспора — посвящение Демарха (КБН, 1111). Как известно, двойная герма с этой надписью найдена в окрестностях ст. Вышестеблиевской (в 1871 г.), а значит, нельзя исключать того, что она может иметь своим происхождением названное городище. Так или иначе, но следует еще раз подчеркнуть, что по совокупности имеющихся данных Вышестеблиевская 11 с полным правом может претендовать на название «Синдская Гавань». Что касается указанных М.В. Абгуновым, Е.М. Алексеевой и В.Г. Зубаревым городищ Благовещенская 4 (рис. 1, 2), Веселовка 1 (рис. 1, 3) и Старотитаровская 17 (рис. 1, 4) соответственно, то, по моим наблюдениям, они несколько уступают в размерах Вышестеблиевской 11 (особенно последнее).

Вместе с тем, заслуживает внимания городище, названное М.В. Агбуновым. Поселение выгодно расположено на Благовещенском останце у основания Бу-газской косы, отделяющей одноименный лиман от Черного моря (Рис. 1: 2), и

датируется концом VI—I вв. до н.э.24. Особенно примечательно то, что жизнь

возобновляется здесь в римское время, но уже в гораздо меньших масштабах , причем последнее обстоятельство перекликается с данными Клавдия Птолемея (V, 8. 8), который в непосредственной близости от Синдской Гавани помещает деревню Синду (бывшие Синдик(а)/Синд?). Немаловажно и то, что названный объект просматривается со стороны Черного моря, и должен был найти отражение в периплах в качестве опорного пункта в этой пустынной части черноморского побережья Синдики. Достаточно сказать, что следующим античным поселением, расположенным примерно в 20 км к юго-востоку, является городище в п. Витязево.

Здесь невольно вспоминается Аборака. И хотя соответствующее место в

«Географии» (Strabo. XI. 2. 10) дошло до нас в сокращенном виде26, тем не менее, местоположение названного объекта (Рис. 1, 5) некоторым образом согласуется с данными Страбона. Из контекста сообщения следует, что Аборака рас-

полагалась неподалеку от Горгиппии27 и притом «поблизости от моря»28, т.е. в

пределах прямой видимости (для мореплавателя)29. Но, безусловно, наиболее примечательным является местоположение названного объекта: у южной оконечности Витязевского лимана — естественной корабельной стоянки. И хотя в настоящее время лиман отрезан от Черного моря Джемитейской (Анапской) косой, тем не менее, надо полагать, что так было не всегда, и в древности он мог иметь прямое сообщение с морем. Как знать, возможно, эпизодическое существование «Витязевского гирла» (Рис. 1, 10) и нашло отражение в данном сообщении Страбона. Остается заметить, что Витязевское городище является одним из трех поселений античного времени, расположенных в бассейне Витя-30

зевского лимана30, а район Анапы выделятся отсутствием других естественных

гаваней, и следующей (за Анапской бухтой) идет Цемесская.31 Таким образом,

предложенная локализация Абораки представляется не только вполне правдо-

подобной, но, в сущности, и безальтернативной32.

Рис.1. Реконструкция дельты р. Кубань в античное время по Я.М. Паромову.

Здесь уместно перейти к следующему вопросу и попытаться выяснить при-

чины, обусловившие разноголосицу в показаниях древних авторов33. Думается, что ключ к разгадке следует искать в специфических особенностях этого региона. Безусловно, наиболее характерной его чертой является расположение в дельте ^бани. Именно река в значительной мере сформировала известный нам облик Таманского п-ва, ежегодно доставляя к морю многие тысячи кубометров размытых горных пород, которые затем аккумулировались в виде песчаных пересыпей или кос (Чушка, Тузла, Бугазская, Джемитейская (Анапская), Голенькая, Благовещенская, Соловьевская и т.д.). Таким образом, ^бань с неизменным постоянством возводила преграды на своем пути, вследствие чего (и в соответствии с принципом сообщающихся сосудов) изменяла свое направление, например, с черноморского на азовское, или же устремлялась к Таманскому заливу (ныне не существующие Шимарданский рукав (Страбонов Гипанис-Антикит) — протока ^бани, некогда впадавшая в залив западнее п. Приморский34, и отчасти сохранившийся Субботин ерик35)36. Однако и здесь со временем развивалась аналогичная ситуация, и ^бань вновь бросала свои воды на прорыв некогда сооруженной ею дамбы37. Это положение наглядно иллюстрирует следующий ряд наблюдений Ф.В. Шелова^оведяева: «На карте,

помещенной в книге В.Ф. Гайдукевича38, Ахтанизовский лиман показан полностью отделенным от моря, и только пунктирная линия показывает древнее русло ^бани, соединявшее его с Азовским морем в районе древней Тирамбы; лиманы же Еизилташский и Витязевский имеют связь с Черным морем через Бугазский. На карте одного из новейших немецких атласов39 ситуация обратная: последние три лимана отчленены от моря широкой пересыпью, а Ахтани-зовский лиман соединяется с Азовским морем точно в указанном выше мес-те»40. Эти данные несколько дополняют сведения, предоставляемые картой № 2, приложенной к монографии K.K. Герца. Пересыпьское гирло здесь показано полностью блокированным, а сток ^бани идет в Черное море (р. Старая ^бань — ^зилташский (^банский) лиман — Бугазское гирло) и отчасти в Азовское (р. Переволока и ^зачий ерик — Ахтанизовский лиман — Темрюкское гирло — Kypчанский лиман — ^рчанское гирло). Но особенно примечательно, что Ахтанизовский и Титоровский лиманы образуют единое водное пространство (как, впрочем, и на карте в упомянутой книге В.Ф. Гайдукевича), а гора Дубовый рынок, которая в настоящее время находится у юго-восточной оконечности Ахтанизовского лимана, представляет собой мыс41. По последним данным основной сток ^бани идет в Азовское море (через Темрюкское гирло, а выше по течению — через реки ^рку и Протоку), но при этом действует и черноморский рукав (р. Старая ^бань — Бугазское гирло, а также безымянное, которое можно условно назвать Бугазским гирлом 2). Пересыпьское же гирло, где традиционно локализуется Тирамба (рис. 1, 11)42, функционировавшее вплоть до самого последнего времени, в начале 2007 г. вновь перестало существовать, поскольку оказалось блокированным сплошной песчаной пересыпью.

Так как нет ни малейших сомнений в том, что подобным образом ^бань вела себя и в античную эпоху, то, кажется, именно это обстоятельство многое способно прояснить. Итак, наблюдаемая разноголосица в сообщениях древних

авторов в отношении Синдской Гавани может объясняться тем, что какая-то часть лоций писалась в те периоды, когда Еизилташский лиман был изолирован от Черного моря и, соответственно, Синдская Гавань, расположенная в бассейне первого, выпадала из поля зрения составителей периплов. ^гда же в Бугазской косе образовывалась промоина — Бугазское гирло (Рис. 1, 8), — и тем самым доступ к Синдскому озеру и (одноименному) городу открывался, последний вновь появлялся в лоциях. Этим, вероятно, и объясняется отсутствие Синдской Гавани в частности у Арриана, а также отмеченное M^. Абгуно-

вым внезапное исчезновение конкретики в перипле Псевдо-Арриана, лишь

только дело доходит до этого населенного пункта .

Здесь уместно обратить внимание на другой парадоксальный факт: такой значительный город как Горгиппия упоминается лишь двумя древними авторами — Страбоном (XI, 2. 10-12) и Стефаном Византийским (s.v. Eiv8iKoq)44. Надо сказать, что в последнее время исследователи часто задавались этим вопросом, однако решался он по-разному и притом в полном соответствии с различными подходами к локализации Синдской Гавани. Понятно, что автору этих строк ближе «дифференцирующая» аргументация В.Г. Зубарева. Исследователь полагает, что Горгиппия не получила должного отражения в источниках, поскольку «.до нас дошли далеко не все географические сочинения античных авторов» и, к тому же, «.в начале II в. до н.э. город подвергся нападению врагов и частично был разрушен. Стабилизация экономического положения Горгиппии начинается лишь к концу II — началу I вв. до н.э.»45. Mенее убедительно прозвучала ссылка на то, что на предшествовавшем разгрому этапе Горгиппия, вероятно, не имела статуса города46. Mожно привести немало примеров, когда заведомо более скромные населенные пункты упоминаются значительно чаще — взять хотя бы ^роко^аму, которую, помимо Страбона (XI, 2. 8-9, 14) и Стефана Византийского (s. v.), называют Елавдий Птолемей (V, 8. 8), Элий Геродиан (XII, 325. 4) и Псевдо-Арриан (PPE, 64).

^жется, более существенное значение может иметь другое обстоятельство. Дело в том, что широко распахнутая в Черное море Анапская бухта47 вряд ли могла рассматриваться составителями периплов в качестве надежного прибежища для захваченных штормом судов. В этом смысле особенно показательно одно место у Арриана (РРЕ, 76): «От Хит до города ^ммерика 60 стадиев, 8 миль; там есть стоянка для кораблей, защищенная от западных ветров (курсив мой — В.С.)» (перевод В.В. Латышева).

Видимо, нечто подобное имело место и в отношении Абораки. Похоже, древние авторы обходили вниманием этот населенный пункт (его называет лишь Страбон) не столько потому, что он находился на некотором отдалении от Черного моря, и даже не потому, что уступал в размерах своим ближайшим приморским соседям — Горгиппии и Благовещенскому 4, — но, скорее всего, вследствие отсутствия в этом районе корабельной стоянки, а точнее, доступа к его естественной гавани — Витязевскому лиману. Иное дело — защищенные от всех ветров Kоpокондамитское озеро (где ^роко^ама являлась главным ориентиром) и Синдское, где в качестве опорных пунктов поочередно выступали то одноименный город48, то Синдик(а)/Синд. Kстати, выделенное курсивом обстоятельство наводит на мысль, что в те периоды, когда Бугазское гирло было

блокировано, могло функционировать другое (Бугазское гирло 2), ныне существующее в юго-восточной части той же косы (Рис. 1: 9) и, что особенно примечательно, находящееся неподалеку от поселения Благовещенская 4 (Рис. 1: 2), которое, быть может, и есть тот самый триединый Синдик. Если согласиться с таким подходом к оценке ситуации с источниками, это открывает возможность для классификации сообщений древних авторов в соответствии с указанными функциональными состояниями Бугазской косы.

К первой группе можно отнести сообщения, в которых Синдская Гавань упоминается. Итак, свидетельства Псевдо-Скилака (72-73), Псевдо-Скимна (886-889) и Страбона (XI. 2. 14), судя по всему, восходят к тому времени, когда Бугазское гирло существовало и, соответственно, доступ к городу со стороны Черного моря был открыт.

Сообщения же Плиния (NH. VI. 17)49, Элия Геродиана (152. 8), Арриана (РРЕ. 29) и Помпония Мелы (I. 110-111), по всей видимости, запечатлели обратное положение. Следует при этом иметь в виду, что перечисленные авторы зафиксировали ситуацию, при которой Синдская Гавань не была полностью изолирована от Черного моря; в город можно было попасть другим, правда, несколько более длинным и извилистым путем: через второе устье Кубани (Бугаз-ское гирло 2) и далее — в обход косы Голенькой. Важно еще раз подчеркнуть, что данная группа авторов не упоминает Синдскую Гавань, видимо, только потому, что главным ориентиром (для входа в Синдское озеро) являлся другой населенный пункт — Синдик(а)/Синд.

Примечательно, что в отличие от Синдской Гавани, Синдик(а)/Синд(а) появляется в источниках довольно поздно — лишь в первые вв. н.э. Впрочем, мы располагаем еще одним свидетельством (Herod. IV. 86), которое, однако, зачастую расценивается как упоминание о стране. Между тем, представляется совершенно очевидным, что великий галикарнасец почерпнул информацию о ширине Черного моря (расстояние между Синдикой и Фемискирой) либо из некоего не дошедшего до нас перипла, либо сам проделал этот путь на судне (на чем он, собственно, и настаивает), имевшем отправным пунктом своего маршрута (равно как и конечной целью) конкретный причерноморский город, но никак не страну обитания синдов. Важно при этом указать на отсутствие прецедентов использования в лоциях названий территориальных владений варварских племен в качестве опорных пунктов, а еще более на то обстоятельство, что Отец Истории, приводя данные о длине Черного моря, опять же дает привязку к «точечным» географическим объектам: устью Понта (Боспор Фракийский) и Фа-сису (реке или одноименному городу — не суть важно). Все это побуждает присоединиться к мнению тех исследователей, которые склонны видеть в Геродо-товой Синдике населенный пункт50. Таким образом, у нас имеются довольно веские основания для отнесения данного сообщения Геродота к только что рассмотренной 2-й группе, а значит, и возможность говорить о том, что Бугазское гирло 2 функционировало не только в первые вв. н.э., а также в эллинистическую эпоху (куда зачастую ведут следы сообщений римских и византийских авторов51), но и в V в. до н.э. (ориентировочно до 425 г. — предполагаемой даты смерти Геродота52).

К только что перечисленным сообщениям примыкает еще один ранее упо-

минавшийся источник (Ptol. V. 8. 8), в котором приводятся координаты как Синдской Гавани, так и деревни Синды. Следует особо подчеркнуть, что именно Птолемей сохранил для нас уникальную информацию, дающую прямое указание на существование в Синдике двух населенных пунктов, носивших родственные имена и, судя по всему, находившихся при одном и том же Синдском озере. Это важное обстоятельство в совокупности с отмеченной выше спецификой занимающего нас региона позволяет склоняться к выводу, что данное сообщение отражает единовременное существование двух черноморских устьев Кубани — Бугазского гирла и Бугазского гирла 2. Иными словами, Птолемей, по всей вероятности, зафиксировал эпизодическое островное состояние Бугазской косы, которое, как уже отмечалось, существует и в настоящее время.

Последний штрих в «портрет» Синдского озера вносит Страбон (XI. 2. 10). Данный параграф примечателен главным образом тем, что здесь великий географ «забыл» упомянуть о существовании в Синдике как Синдской Гавани, так и Синдика. Судя по всему, мы имеем дело с уникальным в своем роде свидетельством (очевидно, восходящим к другому (нежели XI. 2. 14) источнику), запечатлевшим положение, при котором причерноморская группа лиманов (Ки-зилташский, Бугазский и Цукурский) была полностью отрезана от Черного моря, т.е. представляла собой озеро лагунного типа. Этим, вероятно, и объясняется появление «в Синдике» новых, если угодно, резервных корабельных стоянок, в роли которых выступают, надо думать, малопривлекательная с этой точки зрения Горгиппия и весьма кстати оказавшаяся доступной Аборака, а точнее, ее «гавань», в которой, как уже говорилось, предпочтительнее всего видеть Витязевский лиман53.

Наконец, совершенно особое и, безусловно, наиболее примечательное место (среди интересующей нас категории сообщений древних авторов) занимает последняя группа источников: Арриан, Псевдо-Арриан и Стефан Византийский.

Перипл Псевдо-Арриана — единственный, в котором Синдская Гавань отождествляется с городом Синдикой (Ps-Arr. РРЕ. 62), — по всем признакам, представляет собой продукт компиляции только что названных двух первых групп источников54. Такой вывод следует из контекста весьма вероятной ситуации, при которой Аноним располагал сведениями, с одной стороны, о существовании в Синдике одноименного города, находящегося при одноименном озере, а с другой — о Синдской гавани и (одноименном) городе (Strabo. XI. 2. 14). Далее, Псевдо-Арриан ^РЕ. 73-74), вслед за Псевдо-Скимном (886-895), помещает Синдскую Гавань на один остров с Фанагорией и Гермонассой, что, как легко заметить, противоречит им же приводимым цифровым данным, которые указывают на район Анапы (Ps.-Arr. РРЕ. 64, 67); Арриан (РРЕ. 29) примерно здесь же помещает Синдику. При этом оба автора загадочным образом хранят молчание о Горгиппии (последний также о Синдской Гавани). Таким образом, внутренне противоречивая информация, предоставляемая названными источниками, в свете сформулированного А.А. Завойкиным вопроса: «.что перепутано: расстояния или названия?»55, побуждает склоняться к выводу: и то, и другое. Перефразируя заключение историка56, можно сказать так: две неточности двух авторов (Арриана и Псевдо-Арриана) досадны, но с ними придется смириться.

Похоже, столь же особый случай представляет собой и свидетельство Стефа-

на Византийского (s.v. Eiv8iKoq). Судя по всему, у этого автора соединилась разрозненная (а зачастую, как видим, и крайне противоречивая) информация о том, что в Синдике расположены Горгиппия, Синдик и Синдская Гавань. Поскольку два последних города находились при Синдском озере, причем фигурировали в имевшихся у него источниках неизменно порознь (как, впрочем, и в дошедших до нас), то Стефан, вероятно, решил избавиться от тавтологии, отдав предпочтение Синдику. Далее, имея перед собой сведения, с одной стороны, о расположенной в стране синдов Горгиппии (без упоминания Синдика и Синдской Гавани (Strabo. XI. 2. 10)), а с другой — о находящемся в Синдике одноименном городе при одноименном озере (без упоминания Горгиппии), византийский автор (или его информатор) мог решить, что речь идет об одном и том же населенном пункте. Так, вероятно, и родилась фраза, окончательно спутавшая все карты: «.некоторые называют [Синдик] Горгиппой».

Предложенную схему уместно завершить напоминанием о том, что свидетельства Псевдо-Скимна (886-895) и Псевдо-Арриана (РРЕ. 73-74), скорее всего, восходят к тому времени, когда Шимарданский рукав не функционировал

и, соответственно, Фанагория, Гермонасса и Синдская Гавань действительно

оказывались на одном «острове»57. Сюда же, правда, с некоторыми оговорками, можно отнести и ряд других сообщений: Гекатея (fr. 164), Дионисия Периегета (541-553), Евстафия (ad Dion. Per. 549), Плиния (NH. VI. 18), Помпония Мелы (I. 19. 111) и Александра Полигистора (FGrHist 273 F139). Данные же Страбона

(XI. 2. 9-10), Аммиана Марцеллина (XXII. 8. 30) и Стефана Византийского (s.v.

©avayapeia), очевидно, запечатлели обратное положение .

Осталось попытаться ответить на последний и, в общем-то, как бы сам собой возникающий здесь вопрос, касающийся названия города — предшественника Горгиппии. Нельзя, однако, не заметить, что вышеизложенные рассуждения фактически заводят нас в тупик. И хотя создавшееся положение выглядит совершенно безнадежным (разумеется, до обнаружения новых данных), тем не менее, некий выход из этой ситуации, кажется, может подсказать уникальное в своем роде наречение города именем одного из Спартокидов.

Прежде всего, следует напомнить, что приемлемое толкование этого феномена недавно представил А.А. Завойкин. Основывая свое мнение на археологически прослеженной картине разгрома Анапского поселения во второй четверти IV в. до н.э., историк склонен объяснять столь специфический характер переименования города его реколонизацией, в связи с чем «...Горгипп рассматривался в качестве ойкиста нового города и потому. дал ему свое имя»59. Действительно, такой постановке вопроса во многом способствует основание Горгиппии в тесном соседстве с руинами старого города60.

Небезынтересно, однако, взглянуть на эту ситуацию под несколько иным углом зрения, а именно: через призму свидетельства Псевдо-Скимна (896-899), согласно которому Спартокидами был основан другой восточно-боспорский город, получивший «свое название от варваров киммерийцев». Надо сказать, что данная историческая параллель предстает перед нами в еще более любопытном ракурсе в свете концепции А.А. Завойкина, суть которой сводится к тому, что Киммерида также подверглась реколонизации61. Как бы то ни было, но важно заострить внимание на том, что в этом случае присвоение городу назва-

ния носило уже не «династийный», а так сказать, историко-этнографический характер. Таким образом, приведенная справка Псевдо-Скимна дает наглядное представление о дифференцированном подходе Спартокидов к разрешению вопросов такого рода и тем самым предоставляет обильную пищу для дальнейших размышлений.

Вообще говоря, боспорских тиранов можно подозревать в чем угодно, но только не в целенаправленном искоренении туземных, а вернее даже исконных топонимов, как, впрочем, и в стремлении оставить о себе яркий след на карте подвластного им региона. Об этом со всей очевидностью свидетельствуют, с одной стороны, варварские имена многих населенных пунктов Боспорского царства, включая его столицу, а с другой, — уникальность города, носившего имя представителя правящего дома. Здесь возникает ряд вопросов: почему возрожденному Анапскому поселению не было возвращено его прежнее, причем, скорее всего, греческое название62, а переименование носило столь необычный характер (особенно для первой половины IV в., когда такого рода случаи — бук-63

вально наперечет63)? И почему, наконец, город получил имя Горгиппа — второго сына Сатира I64, — тогда как верховную власть в государстве официально унаследовал Левкон (Diod. XIV. 93. 1)?65

Если довольно убедительный ответ на два последних, в общем-то, дискуссионных вопроса66, как только что говорилось, дал А.А. Завойкин, то для прояснения первого целесообразно сфокусировать внимание на следующем, как представляется, бесспорном и, вместе с тем, принципиально важном положении. За инициированным боспорскими тиранами переименованием Анапского поселения — а тот факт, что инициатива здесь исходила «сверху», вряд ли нуждается в комментариях — может стоять не иначе как стремление к упразднению прежнего названия. Отсюда следует, что у Спартокидов имелись на то некие и, во всяком случае, достаточно веские основания. А раз так, значит, перед нами именно тот редкий случай, когда имеющиеся косвенные данные, по сути дела, не оставляют пространства для полета фантазии, и тем самым фактически вынуждают прийти к следующему категорическому заключению.

Такого рода действия новых хозяев города становятся сколько-нибудь понятными лишь при том непременном условии, если непосредственный предшественник Горгиппии носил чуждое Спартокидам или, лучше сказать, вызывавшее у них сугубо негативные ассоциации название, которое, к тому же, как выясняется, a priori не могло быть исконным и, попутно замечу, таким заведомо «нейтральным», как Синдская Гавань (а равно и прочие однокоренные эт-67

нонимы) . Причем этим условиям в полной мере соответствует опять-таки, пожалуй, лишь один теоретически возможный вариант: к моменту переименования в Горгиппию город носил, как минимум, второе по счету название, присвоенное некими пришельцами, находившимися во враждебных отношениях с Пантикапеем. Так как в них логичнее всего видеть афинян, следовательно, упразднение топонима, способного при одном его упоминании возвращать к временам конфронтации с «нынешними» союзниками Спартокидов68, выглядит шагом не только вполне закономерным, но, в сущности, и неизбежным.

Здесь уместно покинуть на время находящееся в центре нашего внимания Анапское поселение и окинуть взглядом окружающие его земли. Судя по оби-

лию керамического импорта, регион Нижнего Прикубанья (в пределах нынешнего Анапского района) уже в V в. до н.э. находился в оживленных торго-

во-экономических отношениях с внешним миром 9 и, соответственно, располагал значительными продовольственными ресурсами70. Более того, по мнению В.Д. Кузнецова, начиная со второй трети V в. до н.э. понтийский хлеб в Средиземноморье поступал в основном из двух мест: с Таманского п-ва, а также из района Анапы71. Думается, что последнее обстоятельство в сочетании с уникальностью расположенного здесь приморского города вряд ли могло ускользнуть от внимания афинян, тем более в годы Пелопоннесской войны, когда проблема обеспечения метрополии продовольствием приобрела особую 72

актуальность .

Поскольку вышеизложенные соображения, как мне кажется, способны убедить в том, что мы стоим на правильном пути, поэтому возьму на себя смелость утверждать, что Анапское поселение, во-первых, входило в сферу прямого политического влияния Афин (причем его включение в I Афинский морской

союз , скорее всего, приходится на период массового вовлечения припонтий-ских городов в это объединение — по разным оценкам в обложение 425/4 г. было включено от 40 до 50 городов74) и, во-вторых, подверглось переименова-

нию, что, в свою очередь, подразумевает выведение сюда афинской клерухии. Кстати, несложно подсчитать, что в этом случае Анапский полис носил «про-афинское» название, по меньшей мере, 55 лет (425/4 г. — 370/365 гг.76), т.е. период времени, сопоставимый с продолжительностью сознательной жизни двух поколений, иначе говоря, вполне достаточный, чтобы лишить Спартокидов возможности вернуть ему исконное имя (к сожалению, остающееся неизвестным по сей день) и, как следствие, подвигнуть на поиски нового. Что касается резонно возникающего здесь следующего вопроса — о «проафинском» названии пред-Горгиппии, — то его рассмотрение уместно предварить несколькими соображениями.

Вряд ли стоит приводить пространные доводы в пользу того, в общем-то, бесспорного положения, что Спартокиды отнюдь не являлись пионерами в области использования личных имен в топонимической лексике. Более того, представляется совершенно очевидным, что напряженная военно-политическая обстановка, сопровождавшая насильственное включение Анапского поселения в состав Боспора (судя по всему, шедшее в контексте развернувшихся в Нижнем Прикубанье масштабных боевых действий77), явно не предрасполагала к такого рода творческой деятельности. Это обстоятельство в совокупности с уникальным характером переименования Анапского поселения, на мой взгляд, создает высокую вероятность того, что при разрешении вставшего перед Спар-токидами вопроса об изменении его названия они пошли по пути, так сказать, наименьшего сопротивления и воспользовались примером, который как раз и мог давать этот завоеванный ими город. Если же согласиться с таким ходом наших рассуждений, это позволяет сделать еще один шаг. Итак, корни рассматриваемого феномена, по всей видимости, следует искать не просто в греческой, но гораздо эже — в официальной афинской ономастике.

В этом отношении несомненный интерес представляет следующий и, если не ошибаюсь, единственный в своем роде факт: некий восточно-боспорский

город носил то же имя, что и афинский архонт-эпоним 425/4 г. . Причем велика вероятность того, что правление Стратокла приходится на год дебютного появления припонтийских городов в списках фороса I Афинского морского союза (МИС, № 1: 425/4 г.) — принято считать, что именно в этом году был создан Евксинский податной округ79. Поскольку случайный характер наблюдаемого стечения обстоятельств представляется маловероятным, это дает довольно веские основания к тому, чтобы предполагать причастность афинян к переименованию одного из населенных пунктов Азиатского Боспора (разумеется, приморского и, скорее всего, причерноморского), что с учетом вышеизложенного позволяет, в общем-то, без больших колебаний поставить знак равенства между Стратоклеей и пред-Горгиппией. Пожалуй, единственным препятствием является свидетельство Плиния (МИ. VI. 18), из контекста которого следует, что искомый объект располагался между Фанагорией и Кепами80.

Представляется, однако, что указанная названным источником (и, казалось бы, уже по одной этой причине не подлежащая ревизии) локализация интересующего нас города, на деле же может оказаться весьма далекой от географических реалий. Во всяком случае, место для серьезных сомнений здесь оставляет другой, и на сей раз уже совершенно очевидный факт: путаница с локализацией

населенных пунктов, как мы видим, — явление достаточно характерное для 81

древних авторов81. Судя по всему, и данный случай — из их числа. Думать так заставляет, во-первых, география Плиния, которая, по мнению М.И. Артамонова, «отличается невообразимой путаницей сведений, извлеченных из разных

источников, и полнейшим смешением хронологии»82. Причем все это в равной

мере относится и к боспорскому региону, в описании которого у Плиния также

царит «полный сумбур»83. Во-вторых, уникальность упоминания Стратоклеи в литературной традиции, что особенно бросается в глаза на фоне ее именитых «соседей» (которых в частности последовательно называет такой заслуживающий доверия источник, как Страбон (XI. 2. 10), перечисляющий интересующие нас города Корокондамитиды, располагавшиеся, судя по контексту сообщения, на южном ее побережье, причем к востоку от современного п. Приморский). И наконец, отсутствие поселений античного времени на упомянутом отрезке

побережья Таманского залива, а точнее, между находящимися здесь фанаго-

рийским и кепским городищами84, местоположение которых в районе п. Сенного установлено достаточно надежно (особенно первого)85. Если же наши сомнения в справедливости Плиниевой локализации Стратоклеи признать небеспочвенными, это открывает возможность для вынесения следующего обобщающего заключения.

Итак, велика вероятность того, что в поисках нового названия для Анапского поселения Горгипп (который, согласно доминирующему в историографии мнению, «после кончины Сатира I стал его преемником в азиатских владениях»86, т.е. архонтом) воспользовался ближайшей, находившейся, что называется, под рукой «афинской формулой», в соответствии с которой городу в свое время было присвоено имя архонта, правившего тогда в метрополии.

Впрочем, если продолжить движение по только что намеченной линии обратной связи, то мы выходим на другую «афинскую формулу», использованную, например, в южнопонтийском Амисе, где генератором идеи переименова-

ния города явилась выведенная туда афинянами клерухия (Strabo. XII. 3. 14). Это подразумевает и несколько иной вариант трактовки возможных обстоятельств появления у интересующего нас города имени Горгиппа, а вернее даже два. Правда, наим?