Спросить
Войти
тексте считаем весьма интересным меткое наблюдение возглавлявшего в 1996 - 1999 гг. ЦОС ФСБ России генерал-майора А.А. Здановича. По его мнению, такому поведению «к сожалению, способствует и сама природа коммерциализированного рынка средств массовой информации, по субъективно-конъюнктурным причинам нацеленных на поиск и создание сенсаций любой ценой и конфликтную подачу материалов, как необходимых условий выживания в жесткой конкурентной среде» [6].
Отметим также полную неразработанность в России каких-либо норм и правил освещения в средствах массовой информации террористических актов.
К сожалению, далеко не на высоте положения в данное время оказались и соответствующие подразделения ФСБ, которые недостаточно акцентировали внимание на действительно важных проблемах, прежде всего, проблеме борьбы с терроризмом. По сути, она приобрела вполне адекватное отражение лишь с началом в 1999 году «второй
чеченской кампании», прямо определявшейся как «контртеррористическая операция на Северном Кавказе». А ведь по оценкам зарубежных специалистов, еще в 1995 г. в Чечне насчитывалось не менее 6 тысяч прибывших из-за рубежа наемников-террористов [7], в то время именовавшихся рядом изданий не иначе как «бойцами сопротивления» во главе с «полевыми командирами».
АЛЬТЕРНАТИВЫ ПОЛИТИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ И СТАНОВЛЕНИЕ СОВЕТОВ В КУБАНО-ЧЕРНОМОРСКОЙ
ОБЛАСТИ В 1920 Г.
С. С. Афанасьева, Ростовский государственный университет путей сообщения
Победа большевиков в Гражданской войне выдвинула в качестве первоочередной задачи создание новой системы управления. В соответствии с существовавшей революционной традицией и их вполне оформившимися теоретическими представлениями о характере новой власти, идеалом политического устройства без всяких сомнений считалась республика Советов как наиболее демократическая форма государственного устройства.
В данной связи следует особо отметить, что значительная часть населения России вообще не была долгое время знакома с большевизмом и видела только представителей белых, которые введением новых повинностей и налогов вызывали его недовольство. Население же окраин не знало «результатов практического применения его на шкуре-обывателя». Так, белогвардейский генерал Шкуро в своих воспоминаниях отмечал отношение население Северного Кавказа к новой власти: «В начале советской власти, ей поверили и считали, что она знаменует собой начало казацко-мужицкого царства» [1]. Поэтому население не смогло «дать полного напряжения», чтобы предотвратить надвигавшиеся на них испытания и мучения [2].
В итоге, переход к непосредственному воплощению в целом достаточно интересной идеи формирования представительных органов власти в лице Советов в жизнь оказался весьма непростым. На Кубани и Черноморье обычная ситуация послевоенного хаоса весны 1920 г. дополнялась противоречивым наследием прежнего периода развития. С одной стороны, исторически Кубанская область отличалась наличием станичного самоуправления в лице станичного сбора, станичного управления, атамана и суда. В городах области также получил свое развитие институт самоуправления в лице городских дум и управ. Таким образом, местное население в гораздо большей степени, чем в центральной России было ориентировано на развитие начал самоуправления.
С другой стороны, в течение революционного периода 1917-1920 гг. в области, наряду со старыми структурами самоуправления, оформился целый ряд новых органов, представлявших интересы различных социальных групп. Помимо органов казачьей власти (от станичного самоуправления до Рады), здесь действовали городские думы, гражданские комитеты Временного правительства, Советы и пр. При этом следует согласиться с мнением П.И. Остапенко о том, что «советы выступали как орган власти лишь одной небольшой части населения» [3].
В данной обстановке становление классической советской вертикали, последовательно разворачивавшееся на Кубани с 1920 г., получило целый ряд специфических черт. Прежде всего, весна 1920 года - время вторичного установления Советской власти на Кубани, которое сопровождалось введением жесткого централизма в управлении. В частности, в состав Кубанской области была включена Черноморская губерния, и она стала именоваться Кубано-Черноморской. Вскоре начались бесконечные внутренние реорганизации и изменения границ. На фоне непрерывных административных реорганизаций укажем также на параллельное существование и, нередко, противостояние и противоборство возникавших ревкомов и партийных, военных, продовольственных и др. структур. Образно характеризуя кубанскую практику, следует признать справедливым публицистически заостренный вывод одного из партийных публицистов начала 20-х годов о том, что реально на местах руководство осуществляли «все кому не лень» [4].
Любопытно, что наряду с этим, общеполитическая ситуация отличалась крайней степенью недоверия большевистского руководства к любым ранее существовавшим формам самоорганизации населения, в том числе и к Советам. Более того, первоначально специфика военного времени обусловила главенство тенденции к ограничению не только самодеятельности населения, но и советского строительства как такового.
Несмотря на кажущуюся парадоксальность вывода, на наш взгляд, первый этап становления большевистской власти на Кубани (весна - начало лета 1920 г.) может быть определен как этап десоветизации. Замена Временного Исполнительного комитета Кубанской области на областной ревком, упразднение всех городских органов самоуправления, наконец, повсеместный роспуск всех национальных Советов (2.04.1920г.) [5] - эти и аналогичные им мероприятия ознаменовали собой начало «советского» периода кубанской истории. В считанные недели от элементов «советской» власти в области, и то ненадолго, остался лишь открытый в Екатеринодаре 24 марта 1-й дом Советов [6]. Таким образом, высшая военно-политическая власть области в лице ревкома, партийного комитета, командования 9 армии, не только не форсировала становление Советов, но и прямо упраздняла стихийно создававшиеся органы. Автору удалось обнаружить факты подобного стихийного создания Советов не только у горцев, но и в казачьих станицах [7].
В данной ситуации процесс перехода к системе Советов оказался в области весьма продолжительным. Первоначально было признано целесообразным вначале провести своего рода пробные выборы в Екатеринодарский городской Совет. Однако избранный Совет оказался декоративным органом. В условиях ухудшения внутриполитической ситуации (десант Врангеля и т.д.) он практически не функционировал. Таким образом, переход к системе Советов на Кубани летом 1920 г. в целом оказался неудачным. С большим запозданием, обусловленным врангелевским десантом, а затем, восстанием в Карачае, лишь с осени 1920 г. в области реально началось осуществление программы создания Советов. На практике, этап советизации осенью 1920 г. открыло избрание исполкомов в ряде городских Советов, в частности, в Екатерино-дарском (2.10.), а также создание первых Советов на сельской периферии (х. Романовский).
ПОЛИТИКА США НА БЛИЖНЕМ ВОСТОКЕ ВО ВРЕМЯ ПЕРВОЙ АРАБО-ИЗРАИЛЬСКОЙ ВОЙНЫ
(1948 - 1949 ГГ.)
К.А. Белоусова, кандидат исторических наук, доцент кафедры новой и новейшей истории МПГУ
Одной из важнейших проблем в изучении послевоенного внешнеполитического курса США является вопрос о политике правящих кругов Соединенных Штатов в ближневосточном регионе во время первой арабо-израильской войны.
С приходом к власти Гарри Трумэна в 1945 г. просионистская тенденция начала одерживать верх в американской ближневосточной политике, хотя в госдепартаменте и раздавались время от времени голоса в пользу учетов интересов арабских государств, без которых, по его мнению, будущее американских интересов выглядело не очень обеспеченным. Довод «арабистов» госдепартамента в расчет принят не был: администрация США была намерена подчинить весь Ближний Восток и утвердиться там, не считаясь с чьими бы то ни было интересами вообще.
Поэтому неудивительно, что уже в октябре 1946 г. Трумэн высказался в поддержку требования Еврейского агентства о создании в Палестине еврейского государства1. Правящим кругам США было ясно, что Великобритания теряет свои позиции, и что центр тяжести империалистической ближневосточной политики переходит из Лондона в Вашингтон.
Тем временем конфликт в Палестине разгорался. Он принял особо острые формы, когда лейбористское правительство отклонило призыв президента Трумэна допустить в Палестину сто тысяч еврейских беженцев. В апреле 1946 г. совместная англо-американская комиссия рекомендовала немедленно допустить в Палестину сто тысяч еврейских беженцев и снять ограничения, введенные в 1939 г. мандатным правительством на покупку земель евреями. Эти рекомендации были приняты президентом Трумэном, но отклонены британским правительством. Великобритания осознавала, что ее ресурсов не хватит, чтобы держать Палестину под контролем. Поэтому 18 февраля 1947 г. министр иностранных дел Эрнест Бевин сообщил в Палате общин о решении правительства обсудить проблему Палестины в ООН.
Реакция США последовала незамедлительно: «Поскольку Великобритания больше не в состоянии этого делать, Соединенные Штаты решили взять на себя обязанности британцев в Восточном Средиземноморье и на Среднем Востоке», - заявляет Трумэн в марте 1947 г.2
На самом деле в послевоенный период американцы совместно с англичанами предпринимали разные попытки политическим путем урегулировать конфликт в Палестине, исходя из собственных интересов. Однако сионисты отвергали все планы. Так, план замены мандата опекой, который был выдвинут в докладе англо-американской комиссии от 22 апреля 1946 г.3, не совсем соответствовал сионистскому требованию превращения Палестины в подопечную территорию для обеспечения массовой иммиграции и «поощрения плотного заселения страны евреями»4, поскольку исходил из некоторого ограничения числа иммигрантов и не обеспечивал сионистам полного господства над Палестиной. Еврейское агентство также не устроил проект введения в стране «провинциальной автономии» с федеральным правительством под строгим контролем мандатария, за которым оставалось бы прямое управление Иерусалимом, Вифлеемом и Негевом, а также юрисдикция в области обороны, внешней политики, финансов, судоустройства и иммиграции. Этот англоамериканский проект, предложенный в июле того же года в виде «плана Моррисона-Грейди», еврейское агентство также отвергло5. В 1947 г. был отвергнут и «план Бевина», министра иностранных дел Англии, который выдвинул идею «кантонизации» Палестины путем создания многочисленных «автономных» образований на религиозно-этнической основе под руководством «федерального правительства», состоящего в большинстве своем из английских чиновников. Еврейское агентство, как явствует из доклада Специального комитета по вопросам Палестины от 3 сентября 1947 г., по-прежнему добивалось, чтобы вся Палестина была превращена в еврейское государство6. Суть всех планов сводилась к
