Основные направления нейтрализации протестного движения шахтёров России в 1992-1999 гг

Вестник Томского государственного университета. 2016. № 402. С. 117-130. DOI: 10.17223/15617793/402/16

УДК 94(470)«1992-1999»

И. С. Соловенко

ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ НЕЙТРАЛИЗАЦИИ ПРОТЕСТНОГО ДВИЖЕНИЯ

ШАХТЁРОВ РОССИИ В 1992-1999 гг.

Рассматриваются основные направления нейтрализации протестного движения шахтёров России в 1992-1999 гг.: политическое противодействие и социально-экономическая деятельность. Проводится сравнительный анализ с забастовочным движением 1989-1991 гг. В контексте выделенных этапов выявляются роли основных участников данного процесса. Делается вывод о важности компромиссно-консенсусного подхода в прекращении шахтёрской борьбы.

В отечественной историографии обращается внимание на то, что активность протестного движения рабочего класса в России 1990-х гг. была значительно ниже, чем в других странах [1. С. 185]. Однако она была заметно выше и разнообразнее, чем в «перестроечный» период, и происходила в сложное для российской государственности время. Как и прежде, в авангарде рабочего движения были шахтёры. Их нейтрализация являлась важнейшей задачей укрепления экономической и общественно-политической стабильности. Поэтому на протяжении рассматриваемого времени органы власти и управления использовали для этого все имевшиеся возможности, в том числе и силу. Анализ источников и литературы показал, что основными направлениями нейтрализации шахтёрского недовольства являлись политическое противодействие и социально-экономическая деятельность. Данный процесс необходимо рассматривать поэтапно, во взаимосвязи с динамикой борьбы.

На первом этапе (1992-1997 гг.) наблюдался рост протестного движения шахтёров. В его начале протестная активность шахтёров не вызывала серьёзного внимания со стороны их основных контрагентов -руководителей предприятий, а также представителей исполнительной власти всех уровней. Программа «шоковой терапии» предусматривала развитие негативных процессов в экономике и социальной сфере не только угледобывающих регионов, но и всей страны. Особого сожаления со стороны власти и общества горняки не вызывали и потому, что изначально оказались далеко не в самом худшем положении в сравнении с представителями других социально-профессиональных групп. Между тем рост их протестной активности вынуждал администрации предприятий и органы власти активнее реагировать на её причины и факторы.

Главным направлением нейтрализации протестного движения шахтёров стало политическое противодействие, в основе которого были: популизм, политический диалог, дезорганизация, морально-психологическое давление и сила. Новая власть и органы управления изначально были в более выгодных условиях в сравнении с «перестроечным» периодом. В высших эшелонах власти оказались вчерашние лидеры шахтёрского движения. Их объективным преимуществом в сравнении с политической элитой конца 1980-х гг. являлось то, что они «изнутри» знали сильные и слабые стороны в жизни и деятельности рабочих угольной промышленности. Это помогало Б. Ельцину и его команде не только успешно лавировать, но и по необходимости проявлять жёсткость. Во многом это объясняет незначительную уступчивость федеральных органов власти использованием с их стороны множества косвенных методов нейтрализации шахтёрской борьбы.

Высокий уровень доверия президенту Б. Ельцину определил преобладание в начале 1990-х гг. популистских мер воздействия на шахтёрскую борьбу со стороны представителей всех уровней власти. В этом им помогали либерально ориентированные рабочкомы и Независимый профсоюз горняков России (НПГР). Оправдания и обещания стали главными инструментами нейтрализации протестной активности и со стороны руководства предприятий и отрасли, которых поддерживал другой отраслевой профсоюз -Росуглепроф. Таким образом, с первых дней перехода к рынку в сфере угольной политики сформировались два противоборствующих лагеря, каждый из которых много обещал, а все неудачи списывал на «идейных противников».

Программа «шоковой терапии» ориентировала всех на трудности и время, что соответствовало парадигме постсоветской трансформации. Соответственно, в умах шахтёров закладывалась идея о необходимости «подождать» и «потерпеть» ради «светлого будущего». Москва щедро раздавала обещания, уговаривала, а временами даже заигрывала с рабочими, что позволяло затягивать время в выполнении своих обязательств. В течение первого этапа углепромышленные регионы неоднократно посещали высокопоставленные чиновники, большинство из которых были ответственны за топливно-энергетический комплекс страны, и успешно «убаюкивали» озлобленных шахтёров очередными обещаниями.

Выступления шахтёров считались неизбежными, поэтому реакция власти на них была слабой. Дефицит госбюджета не позволял Правительству РФ полностью выполнять свои обязательства перед трудящимися. Однако это не мешало органам власти делать открытые заявления о скором улучшении ситуации в угольной отрасли. Президент и Кабинет министров умело поддерживали атмосферу политико-экономического единства реформаторов и горняков, сформированную в последние годы советской власти.

В унисон Б. Ельцину действовали и региональные лидеры, которые обещали «навести порядок» в отрас117

ли, наказать виновных в коррупции, «найти» деньги и

т.п. Популярность органам власти добавляли отдельные факты успешной социально-экономической деятельности и укрепления правопорядка. Любой успех широко рекламировался в шахтёрской среде и становился примером для общего подражания. В этом заметную роль играли подконтрольные органам власти СМИ. Газеты и телевидение отмечали появление широких возможностей угледобытчиков, но при этом часто умалчивались проблемы, мешавшие их реализации. Таким образом, создавалась иллюзия неиспользованных экономических возможностей работниками угольной промышленности.

В ходе предвыборной кампании Б. Ельцина Кремль сконцентрировал свои усилия на раздаче шахтёрам новых обещаний. Они затрагивали самые наболевшие темы и преподносились весьма солидно, как правило, в виде Указов президента РФ и других нормативно-правовых актов. Многие рабочие угольной промышленности вновь поверили Б. Ельцину и снизили давление на Правительство РФ. Летом 1996 г. иллюзия политического диалога между властью и шахтёрами достигла своей кульминации.

В реальности политический диалог не являлся приоритетным направлением в противодействии шахтёрскому движению, хотя власть понимала значимость данного инструмента разрешения социальнотрудовых конфликтов и отчасти его использовала. Важнейшей особенностью его ведения стало то, что он в основном вёлся не напрямую с шахтёрами, а через их представительные органы - Советы рабочих комитетов и отраслевые профсоюзы. Высокая степень доверия им со стороны горняков на первом этапе позволяла не только власти, но и администрациям предприятий находить компромиссы, успешно договариваться, откладывать проведение намечаемой акции протеста на более поздний срок. Таким образом, снижалась степень политического недовольства, создавалась иллюзия непричастности Кремля к проблемам угольной промышленности.

Вместе с тем угроза политического хаоса в регионах заставляла Кремль прислушиваться к мнению угледобытчиков. Примером положительной реакции власти на шахтёрское недовольство может служить, хоть и фрагментарная, но всё-таки борьба с нецелевым использованием средств государственной поддержки [2. Л. 32]. На этом фоне требования горняков теряли радикальный и масштабный характер.

Вину за кризис в угольной промышленности Президент всё чаще возлагал на региональную власть. Решиться на смену руководителей шахтёрских территорий было непросто, так как Б. Ельцин сам их назначил и они всегда показывали политическую преданность. Однако в 1997 г. Президент готов был на подобные «жертвы» ради общественно-политической стабильности. Такая позиция встречала понимание среди горняков, которые сами неоднократно выступали с требованием отстранения отдельных руководителей регионов, а также городов и посёлков. Ротация кадров была выгодна профсоюзам и партиям, так как позволяла выдвигать собственных людей в органы власти и управления.

Наиболее заметным событием стала смена руководства администрации Кемеровской области. Символично, что это случилось незадолго до региональной стачки, проведение которой планировалось на 11 июля 1997 г. Её разрастание могло достичь всероссийского масштаба. Б. Ельцину пришлось сменить главу областной администрации М. Кислюка на известного и популярного в крае политика - А. Тулеева. Таким образом, власть дала горнякам ведущего углепромышленного бассейна сигнал о желании выстраивать взаимовыгодный диалог.

Подавляющая часть общественно-политических организаций Кемеровской области, в первую очередь КПРФ и профсоюзы, положительно отреагировали на смену власти. Они были уверены в том, что А. Тулеев сможет пригасить страсти в мятежном крае, развернуть конструктивную деятельность по решению социально-экономических проблем трудящихся. Надежды кузбассовцев в целом оправдались. Несмотря на сложные отношения между Б. Ельциным и А. Тулеевым на протяжении всего времени, новый губернатор умел проявлять политическую гибкость и вместе с Кремлём решать общие задачи по выводу угольной промышленности из кризисного состояния.

Политический диалог сыграл определенную роль в сдерживании протестного натиска шахтёров. С каждым годом его значение только возрастало. Между тем в течение первого этапа на фоне ухудшения социально-экономического положения углепромышленных регионов его косвенный и ограниченный характер не позволял решить ключевые проблемы шахтёрских городов и посёлков.

Слабым местом политического диалога являлось отсутствие на местах необходимых средств и полномочий для решения конкретных вопросов угольщиков. Поэтому органы власти и управления часто избегали прямых контактов с рабочими. Им приходилось ориентироваться на новые и эффективные методы противостояния в шахтёрской борьбе. На первом этапе одним из наиболее результативных способов стала дезорганизация протестного движения, которая позволяла нанести превентивный удар по солидарности как внутри шахтёрского сообщества, так и по его взаимоотношениям с товарищами из других отраслей экономики и работниками бюджетных организаций.

Используя широкий спектр инструментов, федеральная власть сумела быстро и легко внести раскол в ряды рабочего класса, посеяв недоверие, а в некоторых случаях и вражду. Сначала солидарность снизилась между угольщиками и работниками других отраслей экономики, затем на уровне смежников, регионов, предприятий, а потом и внутри шахтёрских предприятий [3. С. 189]. Насаждалась идея несовместимости радикальных методов борьбы с той властью, которую рабочие не так давно активно поддерживали. Все, кто воспринимал это негативно, в глазах не только власти, но и либерально настроенной общественности становились «реваншистами». Поэтому многие экономические претензии рабочих в ходе акций протеста выглядели не убедительно и имели конкретноориентированный, местный характер. В итоге созда118

валась иллюзия отсутствия системных ошибок. Шахтёры оказывались в замешательстве, что, несомненно, снижало эффективность их борьбы.

В начале рыночных преобразований сложнее отводить от себя шахтёрскую агрессию удавалось директорскому корпусу. В ходе непосредственных встреч с горняками администрации предприятий «продавливали» идею о том, что протестные действия ухудшают собственную конкурентоспособность. Все проблемы они связывали с неумелой топливноэнергетической политикой Правительства РФ. По мере сокращения помощи из центра, а также ослабления шахтёрской солидарности доводы руководства становились всё убедительнее, и рабочие действительно прислушивались к ним.

В тех случаях, когда всё-таки удавалось организовать массовые акции протеста, органы власти и управления находили всевозможные «хитроумные» способы дезорганизации и ослабления шахтёрского натиска. Например, довольно часто использовались финансовые манипуляции, позволявшие провоцировать стихийное прекращение забастовок на отдельных шахтах. Тем самым создавались условия для возникновения цепной реакции прекращения стачки по всему региону, а в некоторых случаях и во всероссийском масштабе [4. С. 71]. Наиболее распространённым и вполне эффективным способом противодействия стала переориентация вектора рабочего недовольства на других субъектов политической и хозяйственной деятельности. Подчёркивая свою «солидарность» и переводя агрессию друг на друга, они, по сути, ставили шахтёров в тупиковое положение. Совместными усилиями «находились» деньги, но, как правило, они направлялись инициаторам акции протеста. Это вызывало распри, а в конечном итоге било по горняцкой солидарности и снижало протестную активность.

В результате с середины 1990-х гг. вектор политического недовольства шахтёров главным образом был направлен в сторону региональной и федеральной власти. Однако бороться с ними в силу дополнительных трудностей (географических, материальных и т.д.) было намного сложнее.

В моменты острых кризисных ситуаций органы власти и управления показывали способность к консолидации усилий, так как протесты создавали проблемы для всех, в том числе для жителей шахтёрских городов и посёлков. Ключевую роль в этом играли Правительство РФ и госкомпания «Росуголь». Их противоборство выглядело ярко, но в действительности оно было условным. Они успешно использовали тактику провоцирования микровзрывов с дальнейшим их погашением. Это приводило к изматыванию сил горняков и их профсоюзов и превращало подготовку и проведение акции протеста во всё более сложное дело [3. С. 194-195].

Несмотря на отдельные вспышки коллективных действий, шахтёрская борьба на первом этапе так и не приобрела пугающего власть характера. Наоборот, потеря классовой солидарности показала возможность использования при необходимости моральнопсихологического давления и силы. Моральнопсихологическое давление выглядело более предпочтительным, что и определило его широкое использование. Оно осуществлялось на всех уровнях органов власти и управления и представляло собой целый комплекс взаимосвязанных направлений - информационный прессинг, шантаж, унижения и т. п. Меры нейтрализации протестной активности использовались как на уровне всего шахтёрского сообщества, так и его лидеров. Всё чаще в шахтёрской среде насаждались всевозможные мифы, способствовавшие созданию атмосферы восприятия трудностей трансформационного периода как закономерной реальности. Таким, например, был широко распространённый миф о «комплексе неполноценности» шахт.

После двух лет рыночных преобразований органы власти и управления усилили давление на протестное движение рабочих угольной промышленности. Оно стало ориентироваться на комплексность и системность. На местах ждали сигнала сверху к более решительным действиям и вскоре его получили. Впервые угроза преследования организаторов незаконных забастовок (в то время все они фактически являлись таковыми) прозвучала из уст российского президента в конце 1993 г. Показательным для всех примером было возбуждение в конце 1994 г. уголовного дела против шахтёров г. Анжеро-Судженска по факту перекрытия Транссибирской магистрали [3. С. 246-247]. В то время общественное мнение до такой степени было на стороне рабочих, что органы власти вскоре прекратили уголовное преследование их лидеров, но обществу был дан знак о готовности к использованию таких мер. В течение трёх лет шахтёры не использовали «рельсовую войну» как форму протеста.

Первым случаем, когда органы власти и управления использовали силу, стали события на шахте «Центральная» в г. Прокопьевске. Здесь в апреле 1997 г. «бастовавших» под землёй рабочих (в основном женщин) силой подняли на поверхность [5. С. 124-126]. Данный случай не получил должного резонанса и придал органам власти и управления дополнительную смелость в использовании силы. Почти сразу же представители правоохранительных органов жёстко пресекли попытку Объединённого городского рабочего комитета г. Анжеро-Судженска вывести трудящихся на рельсы [Там же. С. 121].

В целом ключевые контрагенты шахтёров сумели локализовать их политическое недовольство и не допустить драматического сценария развития протестного движения.

Только реальные, позитивные изменения в жизни шахтёров могли остановить рост недовольства. Поэтому одним из направлений противодействия протестному движению являлась экономическая и социальная деятельность. Её значение возрастало по мере ухудшения ситуации в угольной промышленности и снижения успехов органов власти и управления в популизме. Однако в рассматриваемое время шахтёрская борьба ослаблялась в том числе и объективными экономическими и социальными факторами. Во-первых, в начале 1990-х гг. решать жизненно важные

вопросы шахтёрских городов и посёлков было легче благодаря потенциалу, накопленному в советское время. Во-вторых, новые рыночные условия внесли серьёзные коррективы в экономическую политику хозяйствующих субъектов и социально-профессиональную мобильность рабочих.

Последнее явилось особо значимым в контексте рассматриваемой проблемы. Изменение модели хозяйственной системы в сторону рыночных отношений способствовало формированию экономической политики, ориентированной не на интересы каких-либо социально-профессиональных групп, а на рентабельность и конкурентоспособность предприятий. Российская экономика в рассматриваемое время стала составной частью всемирного хозяйства со всеми вытекающими отсюда положительными и отрицательными последствиями. Конъюнктура мирового рынка в те годы оказалась более пригодна для нефтегазового сектора, чего не скажешь об угольной промышленности России. Более динамичное развитие нефте- и газодобывающих компаний предопределило падение важности угледобывающей отрасли и, соответственно, снижение возможностей экономического давления шахтёров на власть.

Потеря прежнего места и роли угольной промышленности в индустриальном секторе страны привело к росту негатива и в социальной динамике шахтёрского сообщества. Многие рабочие стали покидать шахты и разрезы и переходить на материально выгодные производства, а также заниматься предпринимательской деятельностью. Это позволило государству снизить финансовую нагрузку, а также увеличить возможности поддержания социальной сферы шахтёрских городов и посёлков. Рабочие угольной промышленности несли не только количественные, но и качественные потери, снижались их место и роль в социальнопрофессиональной структуре трудящихся России.

Вместе с тем объективные социально-экономические причины и факторы не решали всего комплекса задач по нейтрализации шахтёрской борьбы. Миллионы жителей углепромышленных городов и посёлков нуждались в быстром и эффективном решении жизненно важных проблем. Стабильное развитие угольной отрасли напрямую зависело от действий Правительства РФ, руководства предприятий, а также органов местной и региональной власти. Это явилось объективной основой наращивания их совместной деятельности по выходу из кризиса.

Социально-экономическая деятельность как инструмент противодействия шахтёрским протестам реализовывалась по трём ключевым направлениям. Их связующим звеном являлось повышение эффективности угледобывающих предприятий и компаний. Центральным из них было создание условий для этого на макроэкономическом уровне. Вторым направлением был поиск администрациями предприятий и компаний внутренних резервов. Третьим - разносторонняя помощь региональных и местных органов власти.

Высокая степень централизации угольной промышленности определила ведущую роль Правительства РФ в создании условий повышения её конкурентоспособности на макроэкономическом уровне. Рост дефицита госбюджета обусловил скорое предоставление предприятиям угольной промышленности широкой хозяйственной самостоятельности, в том числе и во внешнеэкономической деятельности. Рабочие, как члены акционерных обществ, получили возможность участия в производственно-экономической деятельности шахт и разрезов, на чём они так упорно настаивали во время перестройки. Их предприятия имели возможность доступа к современной технике и технологиям, что позволяло повысить их уровень конкурентоспособности. Таким образом, государство сняло с себя ответственность за результаты производственной деятельности шахт и разрезов, частично и за решение социальных вопросов рабочих.

В условиях политической и хозяйственной нестабильности широкие экономические свободы оказались неэффективны. Ослабление «контроля сверху» усилило влияние субъективного фактора в деятельности предприятий, поэтому только некоторые из них сумели воспользоваться новыми преимуществами. По мере обострения ситуации в угольной промышленности всё очевиднее становился системный характер её проблем. В памяти руководителей страны были свежи крупномасштабные забастовки 1989 г., поэтому им приходилось корректировать стратегию экономического развития государства. Правительству срочно требовалось решить две основные задачи по выводу угольной промышленности из кризиса: провести системные и кардинальные реформы в отрасли, а также обеспечить высвобожденных горняков другой трудовой деятельностью.

Поскольку процесс реального реформирования шахтёрской отрасли затягивался, в 1993 г. был создан орган для оперативного решения её острых вопросов - Межведомственная комиссия по социальноэкономическим проблемам угледобывающих регионов (МВК). Она имела широкие полномочия, её решения были обязательны для всех министерств, ведомств и субъектов Федерации. Несмотря на определённый эффект в деятельности МВК, данный орган не имел чёткой программы действий. Вполне оправданным в данной ситуации стал принятый в 1994 г. план реструктуризации угольной промышленности. Главной целью реструктуризации объявлялся переход на уровень рентабельной угледобычи, а ключевым инструментом её достижения - приватизация шахт и разрезов.

В силу многих причин, прежде всего отсутствия необходимой институциональной базы и средств, процесс реструктуризации имел весьма болезненное содержание. Большинство промахов и ошибок пришлось устранять администрациям предприятий посредством поиска внутренних резервов. Директорский корпус являлся наиболее близким контрагентом рабочих угольной промышленности, поэтому первые экономические требования ориентировались на него. Там, где руководство справлялось с поставленными задачами, горняки не чувствовали серьёзных потрясений. Наиболее успешно складывалась производственная деятельность на тех предприятиях, где инженер120

но-технический персонал быстрее осваивал рыночную грамотность и активно выходил на международный уровень сотрудничества, администрация требовательно относилась к дисциплине и порядку, а в случае нарастания кризисных ситуаций не боялась прямых контактов с рабочими.

Сохранять социальную стабильность им помогала, прежде всего, местная власть, которая была в этом заинтересована не меньше, чем руководство предприятий. Рост протестной активности не только горняков, но и других трудящихся шахтёрских городов и посёлков вынуждал органы региональной и местной власти оказывать разностороннюю помощь предприятиям угольной промышленности. Наиболее важным в их деятельности можно считать не прекращавшуюся борьбу с попытками быстрого и необоснованного закрытия шахт. Со стороны региональной и местной власти предпринимались конкретные меры поддержания дееспособности шахтёрских предприятий: предоставлялись отсрочки и рассрочки по уплате налогов, составлялись графики поэтапного погашения недоимок, проводилась реструктуризация задолженности в бюджеты на долгосрочный период и т.д. Благодаря их помощи решались вопросы погашения задолженности, изыскивались новые возможности социальной защиты рабочих семей, создавались условия по развитию предпринимательства и т. д.

В середине 1990-х гг. социальная инфраструктура предприятий полностью перешла в ведение муниципальных властей. Созданная в то время Ассоциация шахтёрских городов способствовала реализации важных социальных программ на муниципальном уровне, содействовала обеспечению социальных гарантий горнякам и членам их семей, участвовала в законотворческой деятельности по решению проблем и защите интересов шахтёрских городов и посёлков на уровне правительства и парламента РФ с целью принятия соответствующих документов. Учёт интересов всех слоёв населения позволял гасить пламя протеста не только шахтёров, но и работников бюджетной сферы.

Таким образом, ряд объективных и субъективных факторов в экономической и социальной сферах способствовал некоторому «купированию» шахтёрских проблем. Однако это были тактические успехи. Так и не появились общие подходы в решении наиболее важных вопросов угольщиков. На это указывает продолжавшийся рост задолженности по заработной плате, который был катализатором почти всех акций протеста горняков.

В целом меры, направленные на преодоление шахтёрских протестов, в 1992-1997 гг. отличались высоким уровнем конфликтности. Приоритетными являлись политические меры противодействия. Отдельные причины и факторы протестного движения довольно успешно гасились экономической и социальной политикой. Всё-таки эффективный механизм решения шахтёрских проблем в конце первого этапа так и не был создан.

Второй этап (январь-июль 1998 г.) явился пиком протестного движения шахтёров России. Решать социально-экономические проблемы углепромышленных территорий и, соответственно, противостоять протестному движению трудящихся стало ещё сложнее. В условиях разразившегося мирового финансовоэкономического кризиса администрации шахт и разрезов оказались в ещё более худшем положении. Эффективно поддержать угледобытчиков местная и региональная власти не могли, так как не обладали широкими экономическими полномочиями. Поэтому всё внимание шахтёров было приковано к президенту и Правительству РФ, что отразилось в их требованиях, формах и методах реализации поставленных задач. Постепенно и Кремль стал осознавать всю полноту ответственности за кризис в народном хозяйстве страны, необходимость кардинальных перемен в топливно-энергетической политике и важность социальной составляющей процесса реструктуризации угольной промышленности. В течение второго этапа федеральная власть укрепила свои позиции в системе противодействия шахтёрским протестам. Остальные участники разрешения социально-трудовых конфликтов в большей мере дополняли действия Кремля, акцентируя внимание на собственных интересах.

Усиление на втором этапе политических требований шахтёров укрепило роль отраслевых профсоюзов и парламентских партий в решении важнейших вопросов угледобывающих территорий. Их действия не являлись нацеленными на радикальные политические изменения в стране, а подконтрольность протестного движения была выгодна, так как укрепляла посреднические позиции. Отраслевые профсоюзы и парламентские партии, как правило, поддерживали акции протеста шахтёров до тех пор, пока они являлись популярными. Но когда противостояние угрожало жизнедеятельности предприятий и городов, они меняли свою позицию, призывали рабочих к политическому диалогу, а правительство - к конкретным мерам по поддержке угольной отрасли. Поэтому президенту и правительству удавалось достигать с ними общей позиции по ключевым вопросам развития угольной промышленности, а также изолировать радикально настроенных рабочих и политическую оппозицию.

В течение второго этапа значение политического противодействия протестному движению возрастало, так как ни средств для решения социальноэкономических вопросов горняков, ни авторитета за это время власть и хозяйствующие субъекты не прибавили. На этом фоне произошли качественные изменения в содержании данного направления нейтрализации шахтёрской борьбы: усилилась борьба с экономическими преступлениями, власть чаще стала использовать дезорганизацию протестного движения, морально-психологическое и силовое давление. Между тем в самые драматичные моменты противостояния политический диалог и популизм оказывались самыми эффективными средствами.

Политический диалог был представлен широко и касался не только формата отношений между органами власти и управления, с одной стороны, и шахтёрами - с другой. Большое значение имело налаживание диалога между ключевыми участниками политического процесса. Существенную политическую гибкость проявил

Кремль, что стало примером и для других контрагентов протестующих горняков. Однако до всероссийских «рельсовых войн» в мае 1998 г. политический диалог между членами Правительства РФ и представителями рабочих угольной промышленности не носил системного и результативного характера. Предоставляя деньги из бюджета, правительство считало выполненным свой долг перед угледобытчиками. О том, в каких объёмах эти средства доходили на конкретные нужды, оно не очень беспокоилось. Кремль в основном ограничивался отдельными заявлениями, суть которых состояла в неприемлемости давления угольщиков на него. Поэтому первоочередной удар приходилось держать органам власти и управления угледобывающих территорий, так как в числе прочих последствий акций протеста являлись социально-экономические потери не только предприятий, но и шахтёрских городов и посёлков. Это объективно консолидировало руководство угледобывающих предприятий, местную и региональную власть в принятии жизненно важных для угольщиков решений.

Положение администраций шахтёрских предприятий было двойственным. С одной стороны, в ходе второго этапа они находились в наихудшем финансово-экономическом положении за всю историю постсоветской России, что заметно снизило возможности удовлетворения экономических претензий трудящихся. С другой - основные требования рабочих, которые в тот момент имели политический характер, были направлены против федеральной власти, что ослабляло конфликтность между ними и администрацией угледобывающих предприятий. Последние оказались в ещё более зависимом от экономической политики Правительства РФ положении, чем раньше. Данная ситуация вынуждала руководителей предприятий чаще использовать нестандартные решения экономических проблем, показывать личный пример и т.п. Важную роль в этом играли регулярные встречи руководства и трудовых коллективов, где обсуждались злободневные вопросы производства и погашения задолженности по зарплатам. Открытый диалог способствовал выработке взаимоприемлемых компромиссов, предоставлял кредит доверия администрации.

Рост протестного движения шахтёров весной 1998 г. определил дальнейшее сближение усилий федеральной, региональной и местной власти в решении социально-экономических проблем углепромышленных регионов. Все свои действия Кремль стал согласовывать с региональным руководством и через него выстраивать стратегию и тактику противодействия борьбе рабочих. Укрепление в ходе второго этапа места и роли федеральных и региональных органов власти в решении проблем угольной промышленности повысило в то время значимость муниципалитетов и администраций угледобывающих предприятий, которые регулярно информировали вышестоящие инстанции о настроениях в трудовых коллективах и следовали инструкциям сверху.

Наибольшее воздействие на позицию Кремля оказали «рельсовые войны», когда возникла реальная угроза гражданской войны. Для решения вопросов

развития угольной промышленности стали оперативно привлекаться внутренние и внешние возможности, повышалась ответственность должностных лиц, создавались новые вспомогательные структуры и т.д. Но главное - власть стала оперативно реагировать на требования протестующих горняков, в том числе и тех, которые работали в частных компаниях, хотя их проблемы, по сути, не имели прямого отношения к деятельности органов государственной власти и управления.

Всероссийские «рельсовые войны» способствовали укреплению прямого политического диалога между властью и шахтёрами. Для всех были очевидны угрозы безопасности железнодорожного движения, возможных провокаций, использования силы и т.д. Первыми, кто отреагировал на масштабную акцию протеста горняков в мае, были руководители предприятий, местные и региональные администрации. Их самой важной заслугой стало непосредственное участие в предотвращении кровопролития, например, в Инте, Анжеро-Судженске, Шахтах и других наиболее напряженных очагах «рельсовых войн». Представители муниципалитетов работали в круглосуточном режиме, делая всё для прекращения акций протеста, - встречались с забастовочными штабами, решали с руководителями акций протеста организационные вопросы, искали способы решения проблем и т.д. [6. С. 359]. Предпринимались различные меры по урегулированию конфликтных ситуаций. В первую очередь представители органов власти и управления пытались убедить шахтёров в неправомерности и чреватости последствий радикальной акции. В некоторых регионах, например Челябинской области, местная власть сумела сама договориться с протестующими шахтёрами без привлечения правительственных комиссий [7]. Однако такие успехи были в большей мере связаны не с уникальными способностями областной администрации, а с более низким градусом протестной активности трудящихся и пенсионеров данного региона.

Главным посредником между пикетчиками и Кремлём в мае стала региональная власть. В тот критический для страны момент региональные лидеры проявили смелость и решительность, взяв на себя ответственность за разблокирование железнодорожных магистралей и обеспечение их безопасности. Особенно заметны тогда были действия губернатора Кемеровской области, по распоряжению которого 20 мая в крае было объявлено чрезвычайное положение. Благодаря этому кузбасские предприятия сохранили рабочий ритм, а населённые пункты - общественнополитическую стабильность [8]. Б. Ельцин открыто поддержал смелые и эффективные действия не только

А. Тулеева, но и других руководителей регионов.

Реакция Кремля на требования трудящихся во время всероссийской «рельсовой войны» в мае 1998 г. имела неоднозначный характер. В целом Президент сохранял дистанцию с недовольными горняками, показывая неприемлемость с его стороны политических уступок. Однако это не означало недооценку им необычайно массовой акции протеста. Б. Ельцин умело перевёл развитие конфликта в формат взаимоот122

ношений пикетчиков и правительства, акцентируя внимание на социально-экономических требованиях шахтёров. Для урегулирования конфликтов на территориях довольно быстро были созданы представительные правительственные комиссии во главе с вице-премьерами. Их члены шли на небывалые уступки, порой превышая свои полномочия, а в некоторых случаях соглашались даже на подмену закона нормами морали. Это позволило создать атмосферу высокой заинтересованности президента и правительства в решении проблем угольной промышленности.

В самый сложный момент противостояния Б. Ельцин демонстративно показал личную заинтересованность в решении шахтёрских вопросов. Это произошло 25 мая на Совете безопасности России, где было принято решение о разработке новой государственной программы, направленной на кардинальную стабилизацию обстановки в угледобывающих регионах [9. С. 4]. Таким образом, власть признала справедливость шахтёрских требований и показала готовность идти на серьёзные уступки. Это снизило напор протестного движения и позволило акцентировать внимание горняков на социально-экономических требованиях.

В дальнейшем каждые десять дней для решения целого комплекса вопросов угольной отрасли страны в Москве собиралось специальное совещание под председательством вице-премьера Правительства РФ Б. Немцова [10]. Данные совещания проводились не только