Спросить
Войти
2010 История Выпуск 2 (14)
УДК 930”1990/2010”:323.326:33(091)(470+430)
НЕМЕЦКОЕ УЧАСТИЕ В ЭКОНОМИКЕ ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ РОССИИ В ОСВЕЩЕНИИ ГЕРМАНСКОГО РОССИЕВЕДЕНИЯ
КОНЦА ХХ - НАЧАЛА ХХ1 В.
А. Г. Дорожкин
Анализируется историографическая ситуация в германской «россике» рубежа XX - начала XXI в. В центре внимания автора - труды немецких историков о роли немецкого бизнеса в экономической истории дореволюционной России. Рассматриваются проблемы интеграции российских и немецких предпринимательских кругов, позиции зарубежных бизнесменов в рабочем вопросе, их участие в благотворительных акциях. Отмечается сближение позиций российских и немецких исследователей, обусловленное активными научными контактами последних лет.
Конец прошлого и начало нынешнего столетий отмечены были в германской «россике» появлением серии работ, посвященных деятельности зарубежного (главным образом немецкого) капитала в дореволюционной России. При этом в отличие от историографии предшествовавших десятилетий основное внимание исследователей концентрировалось уже не на общих вопросах и результативности иностранного участия в российской народнохозяйственной жизни, а на деятельности конкретных фирм и отдельных предпринимателей; здесь можно говорить о продолжении традиции, заложенной в 1950-1970-е гг. Э. Амбургером, З. фон Вайхером и Х. Гецелером [ЛтЬи^ег, 1974, 8. 171-192; ЛтЬи^ег, 1976; Же1сИег, 1956, 8. 13-25; Же1сИег, Goetzeler, 1981] (при несколько меньшем внимании к генеалогическим аспектам проблемы, но при значительно большем интересе к собственно предпринимательской деятельности иностранцев). Данному обстоятельству чрезвычайно благоприятствовали как расширение источниковой базы исследователей, так и активизация сотрудничества с российскими историками.
Итогом этого сотрудничества явилось, в частности, появление в последнем десятилетии
ХХ в. и в начале нынешнего столетия ряда сборников научных публикаций. Их материалы внесли существенный вклад в изучение проблемы немецкого участия в хозяйственной жизни нашей страны в Х1Х - начале ХХ в. С учетом чрезвычайной сложности и многообразия проблемы в рамках предлагаемой статьи представляется возможным остановиться на трактовке современным «ост-форшунгом»1 таких ее аспектов, как масштабы деятельности отдельных фирм и капиталистов немецкого происхождения в России, их интегрированность в местную предпринимательскую среду и связи с Германией, позиция бизнесменов в рабочем вопросе и их благотворительная деятельность.
Источниковую базу трудов германских историков, обратившихся к указанной проблеме, составили делопроизводственные документы и статистические материалы, в т.ч. извлеченные из архивов немецких фирм, а также из российских архивных учреждений, источники личного происхождения; как и раньше широко привлекались справочные издания, материалы российской и зарубежной периодики, публицистической литературы и труды русских экономистов дореволюционной эпохи. Значительное расширение источниковой базы за счет документации зарубежных и российских архивов позволило германским россиеведам обратиться к сюжетам, ранее слабо отраженным или вовсе не отраженным в литературе. К ним относятся немецкое участие в промышленности и торговле Новороссии (Д. Нойтатц, Д. Брандес, Г. Хаусман), роль немецких колонистов в развитии закавказского виноделия (Е.-М. Аух), деятельность в России известного лейпцигского издательства «Брокгауз и Ефрон» (М. Буш), торговая активность в России фирм Маннесмана, Даймлера-Бенца, Дизеля (Х.-А. Вессель, В. Рабус, Й. Хойслер, К. Хеллер) и аутсайдеров (Й. Май, Д. Дальман). Наряду с достаточно хорошо исследованными деятельностью в России гамбургского торгового дома «КунстАльберс» (в 1990-х гг. к его истории обратились Л. Деег и Л. Томас) и фирмы «Сименс», а также инвестированием германских промышленников в горную индустрию Кавказа (в конце ХХ в. эту тему вновь подняли Х. Лемке, В. Фельденкирхен, М. Раш), предметом специального рассмот-
© А. Г. Дорожкин, 2010
рения стало участие немцев в сахарной промышленности России (Д. Дальман) и связи с Россией крупповского предприятия (Р. Кене-Линденлауб) [Auch, 1998, s. 589-610; Brandes, 1998, s. 575-588; Busch, 1998; Dahlmann, 1998, s. 361-378; Dahlmann, 2005, s. 45-57; Feldenkirchen, 1998, s. 167-188; Feldenkirchen, 2005, s. 187-199; Hausmann, 1998, s. 523-540; Heller, 2005, s. 221-229; Koehne-Lindenlaub, 2000, s. 278-291; Koehne-Lindenlaub, 2005, s. 179-186; Lemke, 1998, s. 147-166; Mai, 1998, s. 349-360; Neutatz, 1998, s. 541-574; Rabus, Haeusler, 2005, s. 211-220; Rasch, 1998, s. 225-271; Wessel, 1998, s. 189-223; Wessel, 2005, s. 201-209].
Указанными авторами проанализированы различные аспекты деятельности фирм и аутсайдеров немецкого происхождения в России конца Х!Х - начала ХХ в. Так, новороссийское сельхозмашиностроение, участие в котором немцев-меннонитов было детально рассмотрено Д. Нойтатцем, во многом было обязано своими успехами именно приверженцам этой секты, проживавшим в крае. До 80-х гг. Х!Х в. на Юге России практически отсутствовало учреждение соответствующих предприятий русскими и украинцами; отрасль первоначально была организована российскими подданными немецкого происхождения, преимущественно меннонитами по конфессии [Neutatz, 1998, s. 556-557]. Но и в дальнейшем немецкое (по этническому происхождению предпринимателей) участие в южнорусском сельскохозяйственном машиностроении было значительным - в 1911 г. из 164 фабрик данной отрасли, имевшихся в Северном Причерноморье, 66 принадлежали лицам немецкого происхождения, в том числе 31 - меннонитам. Доля последних в производстве сельхозмашин в крае составляла 26%, а в целом фабриканты - выходцы из Германии и их потомки производили в тот период около половины всей продукции данной категории. При этом доля немцев в населении региона не превышала 3,5% [Ibid., s. 558].
Капиталисты немецкого происхождения задавали тон и в деловой жизни Лодзинского района - на рубеже ХХ в. в этом районе немцы, по данным Й. Рогалля, составляли 49% всех предпринимателей; 45,7% приходилось на долю евреев. К началу Первой мировой войны баланс сместился в сторону последних - они составляли 47,1%, а немцы - 44% всех лодзинских фабрикантов. Немцы, однако, доминировали в крупнейших предприятиях текстильной индустрии Лодзи. Доля же поляков среди местных фабрикантов оставалась ничтожной [Rogall, 1998, s. 442].
Следует отметить, что вопрос об участии германского капитала в хозяйственной жизни Польского района еще в конце ХК - начале ХХ в. затрагивался как отечественной, так и зарубежной литературой [Schultze-Gavernitz, 1899, s. 274-275; Ischchanian, 1913, s. 172-173, 266; Брандт, 1898; 1899; 1901; Левин, 1914]. В то же время немецкое участие в экономике Закавказья рассматривалось в основном на примере горной индустрии края [Наниташвили, 1982; Пипия, 1978, с. 28-33]. Между тем довольно видное положение в предпринимательской жизни закавказского региона занимали виноторговцы немецкого происхождения, деятельность которых рассмотрена Е.-М. Аух. Основное внимание она уделяет деятельности крупнейших из них - торговых домов «Бр. Форер» и «Хуммель». Учредители этих фирм принадлежали к числу немецких колонистов в Закавказье. Приводимый Е.-М. Аух материал свидетельствует о значительной роли этих компаний в деловой и хозяйственной жизни региона. Годовой товарооборот фирмы Форера, в 1892 г. преобразованной в акционерное общество, составлял в 1870-х гг. всего около 1 тыс. руб., в 1895 г. - около 300 тыс., а в 1911 г. - уже 1.661.792 руб., что равнялось 13,4% оборота всех промышленных и торговых предприятий Елизаветпольской губернии2. Значительными были и масштабы предпринимательской деятельности семейного предприятия Хуммеля. Им осуществлялся вывоз вина в 39 губерний Европейской России. В 1913 г. «Хуммель» направил туда 76 тыс. ведер алкогольных напитков, что составило 34% всего вывоза товаров из Елизаветпольской губернии [Auch, 1998, s. 609].
Ряд историков остановились на месте России начала ХХ в. как рынка сбыта продукции германских промышленных фирм. В отдельных случаях она была значительной, например для известных компаний «Дизель» и «Даймлер-Бенц». К. Хеллер, рассматривая первую из них, отметил, что в отдельные годы она поставляла в Россию больше моторов, нежели сбывала в Германии [Heller, 2005, s. 229]. В. Рабус и Й. Хойслер, проанализировав деятельность в Российской империи фирмы «Даймлер-Бенц», пришли к выводу, что в канун Первой мировой войны Россия входила в тройку наиболее значительных покупателей машин этого предприятия [Rabus, Haeusler, 2005, s. 220]. Вместе с тем признается, что далеко не всегда деятельность немцев была успешной. Так, Х.-
А. Весселем было обращено внимание на причины неудач в России ряда германских инвесторов в начале ХХ в. - в этой связи им рассмотрена деятельность фирм «Фельтен и Гийом», «Дуйсбургское
машиностроительное общество» и «Гелиос». Среди общих для всех трех компаний причин фиаско Х.-А. Вессель называет неверную оценку рыночной конъюнктуры, проблемы сбыта, кадровые затруднения, выразившиеся в нехватке квалифицированного управленческого персонала [Wessel, 1998, s. 189-223]. Указывается, что и информированность потенциальных инвесторов о России к началу ХХ в. далеко не всегда была удовлетворительной - еще перед Первой мировой войной на это обстоятельство обращал внимание германский экономист Э. Агад [Agahd, 1914, s. 94-97].
По иным причинам отказалось от инвестиционной деятельности в России в ХК в. круппов-ское предприятие. Его связи с Россией подробно рассмотрела Р. Кене-Линденлауб. Она, в частности, показала попытки основателя знаменитой фирмы - Ф. Круппа и его сына Альфреда создать филиал в России, а также проанализировала причины неудачи запланированной акции. Первую попытку учреждения дочернего предприятия в Российской империи Ф. Крупп предпринял еще в начале 1820-х гг. Она не увенчалась успехом вследствие трудного положения эссенской фирмы (впрочем, с другой стороны и побудившего, как указывает Р. Кене-Линденлауб, основателя компании выдвинуть план строительства в России сталелитейного завода), значительного риска учредительства такого рода в Российской империи, особенно на начальной фазе деятельности, и неготовности Ф. Круппа идти на такой риск [Koehne-Lindenlaub, 2005, s. 179-180].
Сходные причины предопределили и отказ от такого же проекта Альфреда Круппа уже в начале 1840-х гг. Под влиянием трудностей сбыта своей продукции сын основателя фирмы подумывал даже о переселении в Россию, но действовать в ней, с учетом трудностей, переживаемых предприятием, и большого риска, фирма могла лишь при поддержке русского правительства. В тот период, однако, последнее не проявило особого интереса к предложению А. Крупа [Ibid., s. 181]. Ситуация изменилась, как отмечает Р. Кене-Линденлауб, после поражения России в Крымской войне. Возросший спрос на металлопродукцию привел к значительному количеству российских заказов фирме Круппа; кроме того, теперь уже само правительство страны выступило инициатором приглашения компании к инвестиционной деятельности в русской экономике. В 1863 г. Круппу было предложено основать в России сталелитейную фабрику при правительственной поддержке, а в конце 1860-х гг. ему предлагали приобрести Обуховский завод в Петербурге. Этот вопрос русское правительство ставило перед немецким промышленником и позднее, уже в 70-х - начале 80-х гг. ХГС в. [Ibid., s. 182-184].
Все эти предложения были отвергнуты. Говоря о причинах этого, Р. Кене-Линденлауб указывает на изменение конъюнктуры для крупповской фирмы во второй половине Х!Х столетия. Если ранее само российское правительство не видело необходимости в привлечении этой фирмы в страну и в развертывании при содействии Круппа современного металлургического производства, то теперь оно уже было заинтересовано в этом и готово было оказать немецкому промышленнику материальное содействие. К тому времени, однако, у крупповского предприятия уже не было проблем со сбытом своей продукции (в т.ч. и в Россию). Получая немалые доходы от экспорта в Российскую империю, А. Крупп был гораздо менее заинтересован в ведении там производственной деятельности. Последняя, кроме того, предполагала создание в России (практически с нулевого уровня) собственной материальной основы и квалифицированных кадров либо импорт того и другого. Значительность затрат, по мнению А. Круппа, не окупала возможных прибылей российского филиала. Финансовый риск, связанный с деятельностью последнего, представлялся главе фирмы слишком значительным. Правда, как отмечает Р. Кене-Линденлауб, А. Крупп в начале 1880-х гг. допускал создание в России дочернего предприятия, но лишь при значительной поддержке государства в виде защиты от конкуренции и гарантии прибыли. В конечном счете, однако, перевесили опасения финансового риска и политические соображения (Р. Кене-Линденлауб указывает в связи с этим, что А. Крупп учитывал в начале 1880-х гг. ухудшение русско-германских отношений и возможность войны между двумя странами)3.
Германские исследователи, обращающиеся к истории немецкого бизнеса в России, отмечают многообразие форм его участия в экономике страны. Они четко разграничивают экспорт капитала, его эмиграцию, сопровождавшуюся переселением капиталиста в Россию, и деятельность в ней этнических немцев, имевших русское подданство. Многообразие форм деятельности во многом определяло возможности и пределы русификации предпринимателей; здесь существенную роль играли и региональные факторы, и менталитет предпринимателей, и условия, в которых они действовали. В случае с филиалами немецких фирм, постоянно и в течение длительного времени действо-
вавших в России, о русификации как таковой говорить не приходилось; вместе с тем они не были и инородным элементом в стране. Напротив, предприятия такого рода признаются составной частью российской экономики всеми современными германскими историками-россиеведами. В случае с аутсайдерами указывается на взаимное влияние германского и русского бизнеса. Так, Д. Дальман отметил, что в Московском промышленном районе и русских, и немецких (по национальной принадлежности) капиталистов объединяли как деловое сотрудничество, так и общность взглядов на форму владения предприятием. Он признал и значительную степень интеграции московских предпринимателей - немцев по происхождению в деловую жизнь Москвы, и определенную их замкнутость: брачные связи вне своей этнической среды были у них крайне редки. Еще большая замкнутость присуща была немецким промышленникам в Лодзинском районе. Упомянутый уже Й. Рогалль отметил обособленность тамошних текстильных фабрикантов - выходцев из Германии от местного населения. Это объяснялось строгой изоляцией немецкой общины в Лодзи - в Варшаве, однако, ситуация была иной [Dahlmann, 1998, s. 361, 364-365, 372-374, 376-378; Rogall, 1998, s. 442-443, 446].
На вопросе о соотношении национального и интернационального в образе жизни и стиле немецких предпринимателей в дореволюционной России особо остановились Д. Дальман и
В. Сартор. Оба исследователя отметили восприятие дельцами германского происхождения в России ряда атрибутов русской культуры, что, однако, не вело к полной ассимиляции. Напротив, как подчеркивает Д. Дальман, немецкая община и в Петербурге, усваивая многие русские обычаи, старалась все же сохранить свою этноконфессиональную принадлежность [Dahlmann, 2005, s. 48-49; Sartor, 2005, s. 103-114]. Со своей стороны иностранцы, включая сюда и немцев, также воздействовали на социальный облик российского делового мира. Еще в 1980-х гг. немецко-американский историк В. Кирхнер, а впоследствии, уже в 1990-е гг., германский исследователь К. Хеллер отметили в этой связи, что с 80-х гг. Х1Х в. русские промышленники все более успешно могли конкурировать с иностранцами. Они были готовы принимать на себя неизбежный в случае конкуренции риск, осваивали новейше-капиталистические методы хозяйствования и организации. К. Хеллер особо отметил и нередко осуществлявшуюся в российских условиях возможность сращивания зарубежного капитала с отечественным бизнесом. При этом современными германскими исследователями признается в качестве одной из важнейших особенностей образования класса буржуазии в России значительное участие в этом процессе иностранцев, особенно немцев, а также этнических немцев, имевших русское подданство. В настоящее время на этом акцентируют внимание Д. Дальман,
В. Сартор и М. Хильдермайер; на участии немцев в этом процессе остановились В. Сартор, Д. Нойтатц, С. Петер, Г. Хаусман [Brandes, 1998, s. 575-577; Dahlmann, 1998, s. 15; Hausmann, 1998, s. 523-540; Heller, 2005, s. 24; Hildermeier, 1998, s. 98; Kirchner, 1986, s. 363; Peter, 1998, s. 499-522; Сартор, 1997, c. 174-175].
Признавая определенную космополитичность германских бизнесменов, действовавших в России, В. Сартор отметил их связи и контакты с представителями других национальных групп торговцев и промышленников, участвовавших в экономической жизни Российской империи. В Петербурге это было особенно заметно [Sartor, 2005, s. 103-107, 114]. В. Сартор специально подчеркнул в связи с этим значительность воздействия на немецкий крупный бизнес в России Х1Х в. «культуры английского торгового мира» [Ibid., s. 101-102]. В Лодзинском же районе предприниматели немецкого происхождения поддерживали связи исключительно с Германией и большинство из них сохраняло германское подданство. Й. Рогалль отметил в этой связи, что к перемене гражданства немцев толкали здесь ограничительные узаконения русского правительства. Но, несмотря на это, большая часть бизнесменов, в т.ч. владелец крупнейшего в регионе текстильного предприятия Шайблер, сохраняла подданство Германской империи. При этом связи лодзинских промышленников немецкого происхождения с Германией носили разнообразный характер. Так, Й. Рогалль говорит о приобретении там недвижимости отдельными предпринимателями: то же семейство Шайблеров, к примеру, владело в начале ХХ в. двумя поместьями в Силезии [Rogall, 1998, s. 442, 446].
Существенно отметить значительный интерес германских россиеведов конца ХХ - начала
ХХ1 в. к проблеме интеграции промышленников и торговцев немецкого происхождения в предпринимательскую среду Российской империи. Собственно, сам этот вопрос стал предметом детального анализа в германской «россике» именно с конца ХХ в. В литературе начала ХХ в. этот
вопрос особо не анализировался; тем не менее по существу признавалось, что иностранный капитал в России являлся частью ее экономики. При этом отмечалась высокая степень интеграции в российскую предпринимательскую среду немецких промышленников и торговцев (А. Фогель)4. Это нередко приводило к русификации и капитала, и капиталиста. Вместе с тем и на рубеже Х1Х-ХХ вв., и в настоящее время при рассмотрении данного вопроса учитывается региональная специфика, о чем уже упоминалось. Так, современный исследователь Й. Рогалль, в отличие от Г. Шульце-Геверница, З. Кумпф-Корфеса, Г. Коммихау, Й. Мая, Э. Амбургера, Б. Лер, акцентировал внимание на отсутствии у большинства лодзинских промышленников достаточного капитала на начальном этапе их деятельности в Королевстве Польском. Это обусловило значительную зависимость предпринимателей немецкого происхождения от государственных кредитов [Kumpf-Korfes, 1968, s. 151; Mai, 1970; Loehr, 1985, s. 72; Rogall, 1998, s. 446; Schultze-Gaevernitz, 1899, s. 573; Com-michau, 1965, H. 5]. В Московском районе, текстильные магнаты которого, как известно, активно конкурировали с лодзинцами, по мнению германских историков-россиеведов, существовала значительная интеграция предпринимателей немецкого происхождения в местный деловой мир. Это относилось как к дельцам-аутсайдерам, так и к владельцам семейных фирм в этом районе. Д. Дальман подробно остановился на этом вопросе при рассмотрении истории деятельности в России семейства Кнопов - впрочем, на тесную связь этого предпринимателя с российским деловым миром еще в конце Х1Х в. указал Г. Шульце-Геверниц.
Столетием позже на примере деятельности торгового дома Шписов интегрированность немцев в деловую жизнь Москвы показал В. Сартор. Анализируя по материалам семейного архива этой фирмы ее деятельность в России, исследователь отметил изначально российское происхождение капиталов Шписов. Представителей семейства затронул процесс ассимиляции; они, подобно Л. Кнопу, поддерживали тесные связи с предпринимателями и немецкого, и русского происхождения. Основатель торгового дома Р. Шпис еще в 1866 г. стал купцом первой гильдии, а затем приобрел потомственное почетное гражданство. Он играл видную роль в московском биржевом комитете, занимал пост директора московской конторы Государственного банка. Одновременно с 1871 г. Р. Шпис являлся германским консулом в Москве. Как и в случае с фирмой Вогау, деятельность которой в 1970-х гг. была изучена Э. Амбургером, торговый дом Шписа сохранял статус семейного предприятия (при формальной юридической самостоятельности ряда предприятий фирмы) [Dahl-mann, 1998, s. 372-374; Schultze-Gavernitz, 1899, s. 91; Сартор, 1997, c. 174-183].
Подобно Л. Кнопу и Р. Шпису, целиком в России создал капитал другой крупный промышленник немецкого происхождения - петербургский, а затем также и украинский (по районам деятельности) сахарозаводчик Г. Л. Кениг. Его деловую активность подробно рассмотрел Д. Дальман. Сын уроженца Тюрингии, прибывшего в 1812 г. в Петербург, первоначально работавшего там учеником пекаря и женившегося впоследствии на дочери своего хозяина, Георг Леопольд Кениг с 15 лет трудился на сахарном заводе предпринимателя К. Папмеля. По примеру отца он женился на дочери своего хозяина и в 1848 г. приобрел собственную фабрику на Выборгской стороне в Петербурге. Через два года она была продана им с прибылью, после чего он арендовал фабрику умершего еще в 1842 г. К. Папмеля. Еще раньше, в 1847 г., собственным заводом по производству сахара обзавелся его отец [Dahlmann, 2005, s. 47-48]. Так было положено начало семейному предприятию Кенигов. Росту этого предприятия способствовали основательное знание дела предпринимателем, интенсивное внедрение им технических новшеств на своем производстве (Д. Дальман отметил и в целом высокий технический уровень сахарной промышленности в России, а также хорошее качество продукции), тщательный учет рыночной конъюнктуры [Ibid., s. 49, 54]. Постоянно расширяя и модернизируя свои петербургские фабрики, Кениг в дальнейшем, в 1870-1880-х гг., приобрел крупные сахарные заводы на Украине. Наиболее значительным из них был тростянецкий завод в Харьковской губернии. Поблизости, в имении Гутянская, Кениг, помимо сахарной фабрики, владел двумя заводами по производству водки и лесопильней. Общий оборот украинских предприятий фирмы составлял в 1912 г., уже при наследниках Г. Л. Кенига, 40 млн. руб. С приобретением фабрик в Харьковской губернии Г. Л. Кениг стал одновременно и крупным землевладельцем и небезуспешно занялся также сельским и лесным хозяйством [Ibid., s. 52-53].
Д. Дальман отметил поддержание Г. Л. Кенигом разнообразных связей с Германией. Там он закупал, по меньшей мере, часть машин и оборудования, необходимых для сахарных заводов. С 1867 г. Кениг даже проживал в Бонне, где им была приобретена вилла. Петербургскими предпри-
ятиями непосредственно руководил его брат, но и сам Г. Л. Кениг регулярно выезжал в Россию и инспектировал свои заводы и поместья. В середине 1880-х гг. он возвратился в Петербург, где и умер в конце 1903 г. На его отношениях с петербургским деловым миром Д. Дальман не остановился, но упомянул, что Кениг входил в число руководителей столичной биржи, а в 1880 г. стал советником коммерции [Ibid., s. 50-51, 53]. Как и предприниматели немецкого происхождения в Москве, Г. Л. Кениг предпочитал семейнную форму владения предприятием. Его наследники, по словам Д. Дальмана, пытались преобразовать фирму в акционерное общество, но безуспешно [Ibid., s. 56].
Как уже говорилось, при рассмотрении вопроса об интеграции дельцов немецкого происхождения в российскую предпринимательскую среду современные германские историки обычно воздерживаются от усредненных оценок, а учитывают региональную (и не только региональную5) специфику. Если в Москве эти дельцы, несмотря на сохранение национальной самоидентификации, были вполне интегрированы в местную предпринимательскую среду, то в Одессе ситуация была иной. Предприниматели немецкого происхождения, действовавшие в этом городе, происходили, по словам детально исследовавшего этот вопрос Г. Хаусмана, в основном из семей купцов и ремесленников. Из купеческого семейства происходил глава крупной экспортной фирмы в Одессе Э. Махс, основатель торгового дома «Эрнст Махс и Ко». Первоначально немцы занимали значительное положение как в торговой жизни (особенно в организации хлебного экспорта), так и в одесском биржевом мире: ведущая роль в Одесском биржевом обществе в 1882 г. принадлежала 8 немцам, 8 евреям и 5 грекам. К концу ХК в. Одесский биржевой комитет 20 лет возглавлялся купцом немецкого происхождения Е. Шульцем, лично знавшим И. А. Вышнеградского и С. Ю. Витте и принадлежавшим к избранному кругу предпринимательской элиты города. После 1900 г., однако, немецкое представительство в предпринимательских организациях города упало. Из торговцев немецкого происхождения лишь Н. А. Шредер до 1914 г. был членом, а одно время заместителем председателя Одесского комитета торговли и мануфактуры. В целом же немецкие (по этнической принадлежности) торговцы лишь в незначительной степени участвовали в объединениях предпринимателей Одессы, таких как созданное в 1905 г. «Общество одесских фабрикантов». Не были они представлены в начале ХХ в. в городской думе и в корпоративных организациях, подобных Одесскому коммерческому собранию. Причину такого положения Г. Хаусман усматривает в обособленности одесских торговцев и промышленников немецкого происхождения, в значительных их социокультурных отличиях от представителей других этноконфессиональных групп предпринимателей, действовавших в городе. Наряду с этим следует, однако, учитывать и масштабы предпринимательской деятельности в Одессе лиц немецкого происхождения. Сам же Г. Хаусман говорит, что среди них преобладали купцы средней руки, торговавшие предметами роскоши и украшениями из драгоценных металлов [Hausmann, 1998, s. 525, 539]6. Вместе с тем существенной была роль дельцов немецкого происхождения в развитии сельхозмашиностроения в городе - в этой связи Г. Хаусман называет фирму Беллино-Фендрих, существовавшую еще с 1810 г. в качестве торгового дома, и гораздо более мелкое предприятие Й. Хена [Ibid., s. 534-537].
Среди немецких фирм, действовавших до 1914 г. в дальневосточном регионе, германские современные историки по-прежнему уделяют основное внимание торговому дому «КунстАльберс»7. На рубеже ХХ-ХХ! вв. история этого предприятия была основательно изучена Л. Деегом и Л. Томас. Оба исследователя показали чрезвычайно разнообразный характер деятельности компании, начавшейся первоначально по инициативе гамбуржца Г. Кунста в Шанхае. Там им была учреждена небольшая фирма «КунстРель». Затем, с 1864 г., ее деятельность распространилась на русский Дальний Восток; здесь компаньоном Г. Кунста выступил Г. Альберс, причем первоначально их совместное предприятие базировалось исключительно на взаимном доверии совладельцев; лишь в 1880-е гг. появилось письменное соглашение между ними [Deeg, 1996, s. 41, 58]. В 1882 г., однако, Г. Кунст покинул Дальний Восток и на первый план выдвинулся бывший служащий фирмы А. В. Даттан [Ibid., s. 312]. Последний с начала 1880-х гг. являлся русским подданным; впоследствии, в 1911 г., он стал действительным статским советником, а в январе 1914 г. был даже официально возведен в дворянское достоинство Российской империи [Ibid., s. 223]. Впоследствии по тактическим соображениям приобрел русское подданство и А. Г. Альберс, сын совладельца предприятия, которому Г. Альберс передал свою долю в сентябре 1910 г. [Ibid., s. 203]. Фирма тесно сотрудничала с рядом русских и зарубежных компаний, а также с официальными инстанциями.
Так, доверительные отношения существовали у «КунстАльберс» с дальневосточной компанией «Бринер и Кузнецов». В то же время острая конкуренция была характерна для взаимоотношений «КунстАльберс» с другим крупнейшим торговым домом в регионе - фирмой «Чурин и Ко». Впоследствии, в годы Первой мировой войны, именно эта фирма развернула массированную кампанию против «КунстАльберс», спекулируя на немецком происхождении совладельцев [Ibid., s. 207, 238-252]. Намерения властей ликвидировать такую фирму, как немецкий торговый дом, вызвали, однако, протесты, в т. ч. со стороны деловых кругов региона. Хабаровский биржевой комитет
Наряду с деятельностью в России немецкого бизнеса и степенью его интеграции в местную предпринимательскую среду, современные германские историки по-прежнему уделяют определенное внимание рабочему вопросу на принадлежавших немцам предприятиях. При рассмотрении положения занятых на этих предприятиях современные германские исследователи, как правило, воздерживаются от идеализации их владельцев. До 1970-х гг. в «остфоршунге» превалировало указание на лучшее положение работающих на предприятиях, контролировавшихся германским капиталом, на большие либерализм и гибкость немецких промышленников в рабочем вопросе, по сравнению с российскими капиталистами. С 1970-х гг. постепенно наметилось преодоление такого подхода - данная тенденция была продолжена и на рубеже ХХ-ХХ! вв.
Так, Й. Рогалль отмечает, что, с одной стороны, уже в 1870-х гг. некоторые лодзинские предприниматели приняли ряд мер по решению рабочего вопроса на своих предприятиях. В этой связи исследователь указал на создание ими благотворительных обществ, учреждение при фабриках школ и больниц, строительство домов для рабочих. Расходы Шайблера на социальные цели составили 150 тыс. руб. Этот предприниматель содержал за свой счет 5 народных школ, одну больницу для рабочих с бесплатным обслуживанием, аптеку с бесплатным отпуском лекарств, детский сад, дом для престарелых, бани, пекарни, дешевые дома для гостей; им же за собственный счет содержался оркестр на предприятии. Но, с другой стороны, наиболее жесткие методы эксплуатации рабочих также практиковались в Лодзи именно дельцами немецкого происхождения, особенно фабрикантом Кунитцером. Последний был убит бастующими рабочими своего предприятия осенью 1905 г. В следующем году лодзинскими промышленниками был создан собственный союз работодателей для борьбы со стачечниками. Показательно, что он был учрежден в Берлине, куда после убийства Кунитцера перебралось большинство лодзинских фабрикантов. Союз действовал достаточно успешно - на очередную забастовку рабочих в конце 1906 г. фабриканты ответили локаутом
и прекратили его в апреле следующего года только после завершения забастовки на условиях, выдвинутых самими предпринимателями [Rogall, 1998, s. 450-452]11.
На социальных мероприятиях «КунстАльберс» специально остановился Л. Деег. Он указал, что фирмой осуществлялись мероприятия такого рода в отношении своих служащих, общее число которых в 1913 г. достигло 1400 человек (в дальнейшем их численность сократилась). Холостые служащие пользовались столовыми и жильем предприятия; для всех занятых существовала касса взаимопомощи, куда ежегодно отчислялась часть прибылей фирмы. Торговым домом содержались библиотека, кегельбан, биллиардное помещение, баня и больница, услугами которых пользовались служащие фирмы. Для несовершеннолетних («магазинных мальчиков») функционировали вечерние курсы; летом, кроме того, «мальчики» посылались за счет «КунстАльберс» в местное спортивное общество и в гимнастические классы [Deeg, 1996, s. 223-224]12. При этом Л. Деег не выделяет данные социальные мероприятия как нечто уникальное на русском Дальнем Востоке, не находящее аналогов в практике других фирм. Точно так же и Й. фон Путткаммер, признавая определенные успехи в страховании рабочих частными компаниями Прибалтики и Юга России, не акцентирует при этом внимание на национальности и подданстве предпринимателей [Puttkammer, 1994, s. 210].
Наряду с рабочим вопросом, германские россиеведы, изучавшие в конце ХХ - начале ХХI в. деятельность немецкого бизнеса в России, как и раньше, уделили определенное внимание элементам благотворительности, меценатства в его практике. Д. Дальман отметил отсутствие меценатства в практике дельцов немецкого происхождения в Москве. Это отличало их от их русских коллег и партнеров - предпринимателей-старообрядцев, действовавших в том же регионе [Dahlmann, 1998, s. 373]. Данный вывод, однако, неприменим к Польскому району и Дальнему Востоку. Й. Рогалль отмечает в этой связи широкое распространение с 1880-х гг. меценатства в практике лодзинских предпринимателей. Последние оказывали значительное содействие культуре и искусству в регионе. Лодзинские текстильные магнаты участвовали в учреждении и финансировании культурных учреждений в районе, оказывали материальное содействие художникам, приобретали их произведения, создавали частные коллекции, иногда открывая их для просмотра [Rogall, 1998, s. 450-452]. Широкие масштабы приняла благотворительная деятельность в практике компании «КунстАльберс». Л. Деег отметил в этой связи материальную поддержку со стороны фирмы Восточному институту во Владивостоке и указал, что пожертвования «КунстАльберс» на благотворительные цели составили 200 тыс. руб. Эта цифра была названа и в упомянутом обращении служащих торгового дома к военному министру, точнее, здесь говорилось о том, что на устройство здания общежития студентов Восточного института и на хозяйственные нужды последнего фирмой было ассигновано 200 тыс. руб. Та же цифра была названа и директором Восточного института А. В. Рудаковым в письме на имя приамурского генерал-губернатора Н. Л. Гондатти - именно в эту сумму Рудаков оценил размер материальной помощи, предоставленной совладельцем «КунстАльберс» в качестве почетного попечителя владивостокской мужской гимназии и действительного почетного члена, а затем и председателя попечительского совета упомянутого института. В этом письме, датированном февралем 1916 г., директор Восточного института во Владивостоке привел многочисленные факты благотворительной деятельности А. В. Даттана [Deeg, 1996, s. 223-224]13. В обращении же служащих фирмы говорилось, что на средства другого совладельца предприятия, А. Г. Альберса, во Владивостоке содержится приют для малолетних детей, отцы которых были мобилизованы после начала мировой войны. Кроме того, торговый дом ежегодно практиковал пожертвования «на дела местной благотворительности» [Ibid.]14.
Подводя итоги, следует отметить значительн
