Спросить
Войти
УДК 159.922.4:929:94
Сухарев А.В.
Этнофункциональный анализ личности Петра I в контексте развития русской ментальности конца XVII — начала XVIII вв.
Сухарев Александр Владимирович, доктор психологических наук, профессор, ведущий научный сотрудник Института психологии РАН
E-mail: zavor753@mail.ru
В статье рассматриваются особенности ментальности Петра I, русского общества в целом и властных слоев в частности в эпоху его правления, этнодифференцирующие и этноинтегрирующие изменения в ментальности русского общества, произошедшие в процессе реформ.
В историографии начиная с XVIII в. сосуществуют совершенно разные оценки реформ Петра I и самой его личности1. Однако авторы сходятся в том, что в его эпоху неоспоримым положительным изменением было укрепление военно-политического могущества России, развитие науки и технологий, связанного с усвоением достижений эпохи европейского Просвещения.
Е.В. Тарле отмечал, что еще в допетровском поколении перед «сколько-нибудь прогрессивно и самостоятельно мыслившими людьми» встал «грозный вопрос о возможности дальнейшего сохранения государственной безопасности и даже о национальном самосохранении в широком смысле этого слова, если остаться при рутинном быте, политическом и общественном, при рутинной непримиримо консервативной идеологии, при отказе от сколько-нибудь активной внешней политики»2. Военно-политический вызов, брошенный России в начале XVIII в., можно характеризовать целями короля Карла XII: «Русские должны быть наказаны полным уничтожением их государственной самостоятельности, новый шведский герой - Карл XII, столь же христолюбивый, как его предок, войдет в Москву, сгонит Петра с престола, посадит вассалом либо шляхтича Якуба Со-бесского, либо, если заслужит, - царевича Алексея; Псков и Новгород отойдут, как и весь север России, к Швеции; Украина, Смоленщина и другие западные русские территории - к вассальной, покорной шведам Польше, а остальная Россия будет разделена на удельные княжества, как было встарь, до возвышения Моск-вы»3. О судьбе русской православной церкви, в частности, говорить уже не приходится.
В связи со сказанным целью настоящей статьи состояла в попытке обобщенного анализа роли преобразований Петра I для развития русской ментальности в XVIII в. и в современной России.
В качестве методологии исследования мы использовали психологический этнофункциональный подход, который рассматривается как современное перспективное в теоретико-методологическом и прикладном отношениях направление исследований Института психологии РАН . В данном подходе различные составляющие ментальности (вторичные образы5, отношения, ценности и др.), последовательность их возникновения в онтогенезе (для личности) или историогенеза (для общества) наделяются этноинтегрирующей и этнодифференци-рующей функцией. В теоретическом плане мы опирались на принципы этнофункциональности, этнофункцио-нального развития и единства микро- и макрокосма, позволяющие использовать результаты эмпирических психологических исследований для анализа макропсихологических6 процессов. Этнодифференцирующие составляющие ментальности общества обусловливают возникновение этнофункциональных конфликтов, которые могут разрешаться на уровнях от распада ментальности (низший уровень) до творческого этноинтегриру1 См., напр.: Дашкова Е.Р. Из «Записок» // Петр I в русской литературе XVIII века. Тексты и комментарии / Отв. ред. С.И. Николаев. СПб.: Наука, 2006. С. 239-243; Щербатов М.М. Рассмотрение о пороках и самовластии Петра Великого // Там же. С. 286-305; Мавродин В.В. Рождение новой России. Л.: ЛГУ, 1988. С. 195, 209.
ющего уровня (высшего), обеспечивающего формирование нового, ранее не бывшего этапа - проектируемого этапа развития. Данный проектируемый этап может формироваться благодаря усилиям исторических личностей, преломляющих в своей ментальности этнофункциональные противоречия (конфликты) конкретной исторической эпохи, подобно описанному Э. Эриксоном феномену М. Лютера .
Принцип этнофункционального единства микро- и макрокосма является основанием для подчиненного ему принципа этнофункционального развития. В философском плане развитие мы понимаем вслед за А.Ф. Лосевым в античном смысле - как возвращение к изначально заданному идеалу2. Следующим шагом мы вводим философское понятие идеального естественного прообраза развития (архегении), т.е. рассматриваем идеальный прообраз развития аналогично платоновскому эйдосу3(идеальному прообразу вещи). Понятие архегении предполагает наличие в развитии каждого конкретного образа своего специфического содержания стадий (для личности) или этапов (для общества) развития и определенную последовательность их развертывания. Например, рассматривая этапы развития ментальности русской этносреды, мы выделяем его языческий, христианский этапы, этап просвещения и будущий, проектируемый этап. На основании принципа этнофункционального единства микро- и макрокосма в развитии ментальности личности аналогично рассматриваются стадии: природная, сказочно-мифологическая (фетишизм, анимизм и героизм, по А.Ф. Лосеву4), религиозно-этическая (христианская), стадия просвещения и будущая, проектируемая стадия. В идеале архегения развития этносреды и личности тождественны. Эмпирические исследования показали обусловленность различных показателей психической адаптированно-сти личности (медицинских, педагогических, социальных, демографических и др.) различными искажениями процесса этнофункционального развития: этнодифференцирующими влияниями на различных этапах (стадиях), их выпадение, перемена местами и пр.5. Социально-психологические явления, как мы уже показали в ряде исследований, могут осмысливаться с использованием результатов эмпирического исследования личности6.
Существенным для настоящего исследования является также представление о выраженности этнической функции и архегеничной направленности, т.е. направленности личности или общества на идеальный прообраз развития. Наибольшей выраженностью этнической функции в русской этносреде являются образы природы как наиболее ранние в ее историогенезе, затем следуют анимистические представления о природных явлениях и стихиях, далее по уменьшению степени выраженности данной функции следуют христианские этические представления и, наконец, нулевой степенью ее выраженности наделяются научные представления, характерные для эпохи Просвещения.
Направленность на архегению этносреды (архегеничная направленность) определяется как устойчивая иерархия мотивов общественного или индивидуального субъекта, предметом которых является идеальный (трансцендентный) прообраз развития данного общества или личности. Данный прообраз (архегения) может быть воплощен в проектируемом образе будущего, представляющего собой для современного представителя русской этносреды (или русского общества) систему природных, языческих, христианских и научных представлений с единых методологических позиций. Каждый последующий этап исторического развития этносреды в оптимальном случае должен включать в себя представления о предыдущих этапах, объединенных единой системой теоретических взглядов.
Настоящее исследование относится к уровню внепсихологических междисциплинарных исследований7, на стыке истории, культурологии и психологии. В связи с этим мы опираемся не только на номотетический подход в анализе эмпирических результатов психологических исследований в клинической, педагогической и др. психологии, но и гуманитарный метод8.
Анализ состояния русской ментальности в период, предшествующий эпохе Петра I
Как мы показали ранее9, в XVII в. русская ментальность была разделена на четыре взаимно этнодифференциро-ванные и враждебные части - русская дохристианская культура, старообрядчество, никонианство и западноевропейское барокко («плоды эпохи Просвещения»)10. Вышедшие из кружка «боголюбцев» приверженцы древлего благочестия (сам царь Алексей Михайлович, протопоп Аввакум, патриарх Никон и др.) крайне негативно относились к широкому кругу проявлений русской дохристианской культуры, считавшихся проявлениями язычества: игре на музыкальных инструментах (гусли, рожки и пр.), «сказыванию сказок», пляскам, играм, песням и многому другому 1. Существенно, что церковная и светская власть в данном вопросе были вполне единодушны. В то же время, напри1 Эриксон Э.Г. Молодой Лютер. М.: Медиум, 1996.
мер, царь Алексей Михайлович проявлял большой интерес к западноевропейскому театру, манерам, одежде и пр., что отнюдь не приветствовалось церковью, а в целом относился к Западной Европе как к «стране волшебных чудес»1. Церковные обновленцы и, в первую очередь, сам патриарх Никон ориентировались на греческую церковь и Константинополь, уже более ста лет (с 1453 г.) находившийся под османским владычеством. Реформы Никона копировали новогреческие богословски неоправданные изменения в обрядности, священных текстах и пр. Даже в своем патриаршем облачении и кухне он подражал греческим патриархам и, естественно, преследовал старообрядчество2.
Здесь уместно вспомнить слова В.О. Ключевского о том, что заимствование Россией западноевропейских «плодов просвещения» в XV и XVI вв., являлось «общением». А «влияние», как осознанное «превосходство» западноевропейской культуры и заимствование не одних только «житейских удобств», но и «самых основ житейского порядка», началось именно в XVII в.3. Важно подчеркнуть именно психологический смысл данного изменения в русской ментальности. Дело в том, что имевшее место приглашение иностранных мастеров из Италии и Германии, например, в Швецию и Англию было тогда общеевропейской нормой4. Однако при заимствовании технологических новшеств среди западноевропейских стран имело место именно разумное общение. В ментальности высших слоев русского общества, напротив, по отношению к Западу и Византии имело место влияние, обусловленное наивным, психологически незрелым признанием их авторитета во всем, даже в мелочах. Причины данного положения мы видим в относительном искажении этнофункционального развития русской ментальности, по сравнению с западноевропейской. Вследствие особого взаимодействия церковной, княжеской и золотоордынской власти с XIII века из русской ментальности была существенно вытеснена языческая составляющая, что обусловило определенную ее психологическую незрелость5.
Что касается «плодов просвещения», отметим, что в России XVI-XVII вв. не существовало школы - ни как государственного, ни как общественного учреждения6. Школы (училища, в которых учили грамоте преимущественно для церковных нужд), судя по постановлению Стоглавого собора (1551 г.), существовали лишь в домонгольский период. А в XV, XVI и XVII вв. в Московской Руси было крайне мало школ. В XVII в. константинопольские иеромонахи, приехавшие в Москву, отмечали, что Россия крайне нуждается в училищах7. Возможные причины такого состояния образования мы рассматривали ранее и также связывали их с особым взаимодействием церковной власти (митрополитов-греков), изначально не приветствовавшей распространение образованности на Руси и получавшей, согласно ханским ярлыкам, военно-политическую поддержку в период монгольского завоевания .
В то же время школьное образование в Западной Европе уже было весьма распространено к XII в. При этом в Западной Европе «к концу XV века почти не оставалось городов без школы, ... училища не были редкостью даже в мелких местечках и деревнях»9. Мы уже упоминали, что с 70-х гг. XVII в. в России представители церковной власти - как сторонники «древлего благочестия» (старообрядцы), так и сторонники церковных реформ - придерживались крайне негативных взглядов на дохристианские верования, обычаи и др., что подкреплялось соответствующей политикой. В целом светская власть поддерживала в этом духовенство, но западноевропейское барокко, включавшее наследие эпохи Возрождения - как античное, так и других стран и культур -все более проникало в высшие слои русского общества10.
Политика русского духовенства в середине XVII в. характеризовалась существенным изоляционизмом, направленным против иноконфессиональных, а также западноевропейских влияний в целом. Проблема была, в частности, в том, что технологический прогресс и научное мировоззрение преимущественно могло проникнуть в Россию только благодаря контактам с католической или протестантской Западной Европой. Конструктивную роль в идеологической поддержке петровских реформ сыграл глава «ученой дружины» Петра I, государственный и церковный деятель, ректор Киево-Могилянской академии Феофан Проко-пович, которому принадлежали символические слова: «Пусть просвещение волнует век»11. Собственно, этими словами и определяется деятельность Прокопо-вича, при этом отнюдь не отрицавшего важность религии и остававшегося христианином. Его борьба так же, как и Петра I велась не против Церкви Христа, но против церковных иерархов, стремившихся оказывать влияние на государственную политику и на естественнонаучные взгляды современников, запрещая те или иные научные подходы и открытия. Особенно эти запреты касались «новин», Феофан Прокопович (1681-1736). связанных с католическими или протестантскими деятелями науки.
Парсуна. (лр^иш XVIIIв. В эпоху, непосредственно предшествующую реформам Петра I, взаимоотношения русского общества с дохристианскими анимизированными образами природных стихий, явлений, процессов (т.е. с «язычеством») тем в большей мере, чем ближе к властным и образованным слоям, были существенно подавленными, что являлось этнодифференцирующим фактором, блокирующим необходимую начальную фазу формирования когнитивного контроля эмоций и чувств12.
Ключевский В.О. Курс русской истории в 9 т. Т. 3. М.: Мысль, 1988, с. 241.
Сухарев А.В. Этнофункциональный анализ нравственного аспекта развития ментальности русского общества...
Каптерев П.Ф. История русской педагогии. СПб.: Алетейя, 2004. С. 61, 86.
Паульсен Ф. Исторический очерк развития образования в Германии. М.: Типография Т-ва И.Д. Сытина, 1908. С. 33, 35
С начала христианизации Руси княжеская власть, в отличие от духовенства, считала музыку, зрелища и другие традиционные проявления язычества вполне дозволительными1. Долгое время власть безмолвствовала, но, как отмечает Н.М. Гальковский, заметным (в указах, грамотах и пр.) со второй половины XV в. стало преследование скоморохов и других проявлений язычества. В целом к середине XVII в., особенно в связи с движением «боголюбцев», сложилась ситуация, когда проявления язычества стали преследоваться властью еще более жестко. Кроме того, сдерживание духовенством проникновения и распространения идей Просвещения (прежде всего естественнонаучных) препятствовало развитию общества в научно-технологическом отношении. Идеи западноевропейского Просвещения проникали почти исключительно во властные слои населения, а среди простого народа они подвергались церковным преследованиям наравне с «остатками язычества». Сам раскол русской церкви, закрепленный в соборе 1666 - 1667 гг., и сопутствующие ему внутриполитические события мы расцениваем как относительно менее мощный, по сравнению с подавлением язычества, но все же дополнительный этнодифференцирующий фактор.
Этнофункциональный анализ развития личности Петра I с раннего детства
С позиций этнофункционального анализа развития личности Петра I существенно, что он с раннего детства преимущественно проживал в селе Преображенском, где он, по словам М.П. Погодина, «среди полей и рощей, вдали от придворного тунеядства... и закоснелых обычаев... приготовится на царственное делание, по-своему, как на святой Руси никто прежде не думал, не гадал, как во сне никому присниться никогда не могло»2. Природа постоянно присутствовала в окружении маленького Петра не только непосредственно. В три года ему специально делали игрушки, описывающие преимущественно жизнь родной природы - расписанные красками деревянные гнезда голубей, ракиток, щеглят, чижей, выводок баранов с «сущей» (настоящей) шерстью и др. Согласно нашим эмпирическим исследованиям, ранние образы природы (до 5 лет) обусловливают высокий адаптационный (энергетический) потенциал личности. Кроме того, у Петра имелось огромное количество специально изготовленных детских военных игрушек: лучек, барабанов, бубнов, топоров, чеканцев, пищалей, пистолей, пушечек, булав3. В возрасте до 5 лет эти образы могут являться условием закрепления личностной предметной тревоги (интереса) по отношению к оружию и военному делу4.
Петр I в детстве. Миниатюра. «Большая государева книга или Корень российских государей». 1672
Петр I мальчиком в окружении бояр. Художник П.В. Басин. Конец 1830-х -начало 1840-х гг. Фрагмент
Учения потешных полков Петра I. Миниатюра первой половины XVIII в.
Царь Алексей Михайлович и царица Наталья Кирилловна повсюду брали малолетнего Петра за собой - уже с трех лет он участвовал в торжественных царских выездах на своей маленькой карете с «лошадками крошечной по-роды»5. Все семейство вне заседаний Думы вместе с любимым ребенком смотрели комедии с выписанными немецкими актерами и музыкантами, слушали их игру на трубах и органах. После раннего обеда они посещали вечерние и всенощные службы в церкви, а затем опять получали удовольствие от шутов и актеров (до 5 лет это является условием закрепления интереса к русским языческим и западноевропейским образам). Разнообразие в жизнь царской четы вносили путешествия вместе с сыном по селам и в отдельные богомолья, что также сопровождалось различными удовольствиями6.
Детские годы Петра Великого. Иллюстрация к книге Н.Г. Устрялова «История царствования императора Петра Великого» (1858-1868)
Обучение чтению Петра, писал М.П. Погодин, начали с возраста около 3,5 лет (согласно С. Князькову, обучение грамоте началось с 5 лет1). Главное из того, что он читал и даже впоследствии многое знал наизусть, были Часослов, Псалтирь, Евангелие. Писать он начал учиться только с 7 лет, т.е., по мнению М.П. Погодина, «поздно», и «писать не мог выучиться порядочно»2. В качестве одной из причин этого отмечалось, что он «не имел терпения выводить черты как требовалось по правилам, и слова не успевали у него следовать за мыслями. Почерка его ничто не может быть безобразнее, а правописание было ему совершенно чуждо»3.
В возрасте с 4 до 7 лет Петр особое удовольствие получал от рассматривания картинок - «фряжских потешных листов», раскрашенных потешных книг и тетрадей, в которых были изображены «грады, палаты, великие корабли, бои, взятие городов, разные истории в лицах», картинки из русской истории, с «двенадцатью месяцами и богами небесными» и прочими «кунштами», числом более тысячи4.
С 10 лет для маленького царя начали устраиваться потешные войска с «ребятками» из детей спальничьих, конюхов, боярских чад и пр. Царица и ее окружение были очень набожны, но молодой Петр вежливо и под разными предлогами стремился избегать посещения служб, богомолий и т.п. У него развился огромный интерес к технике, различным устройствам и практической деятельности. Хотя его мать, ревнительница церковной старины, уговаривала его поменьше знаться с иностранцами, Петр активно стремился к ним; но все же приоритетом для него были соотечественники, Россия, ее будущее5. Следует отметить, что Петр обладал глубокой личной религиозностью, однако «не терпя невежественного культового суеверия»6.
В психологическом плане уже с юности и впоследствии Петра характеризовала энергичность, импульсивность, даже постоянная спешка, боязнь что-то не успеть, куда-то опоздать7. А.С. Пушкин так характеризует личность Петра: «Петр был нетерпелив, став главой новых идей, он, может быть, дал слишком крутой оборот огромным колесам государства. В общее презрение ко всему народному включена и народная поэзия... Я роюсь в архивах, там ужасные вещи, действительно много было пролито крови, но уж рок велит варварам проливать ее, и история всего человечества залита кровью. Это может быть неутешительно, но не для меня, так как я имею в виду будущее [курсив наш - А.С.]... Петр был революционер-гигант, но это гений, каких нет»8. В целом Пушкин считал Петра I «архирусским» человеком и отмечал, что именно его «нетерпеливость» и буйный характер являются русскими чертами9.
В соответствии с результатами наших клинических и других эмпирических исследований10 этнофункци-ональные педагогические условия развития Петра I могли обеспечить ему высокий психологический адаптационный потенциал (энергию личности), т.к. данные образы (живая природа, поделки из дерева - гнезда птиц и др.) окружали ребенка скорее всего с возраста не позднее трех лет. Обращает на себя внимание полное отсутствие в литературе о детстве Петра упоминаний о народных и, что существенно, волшебных сказок, связанных с анимистическими (языческими) представлениями о природе. Данный факт может свидетельствовать о выпадении в этнофункциональном развитии его личности сказочно-мифологической стадии, а именно, анимизированных образов природы, обусловливающих начальную фазу формирования когнитивного контроля эмоций и чувств. Причем такие тесно связанные с русской языческой культурой явления, как игра на гуслях, гудках, жалейках, а также скоморошество и пр. (этноинтегрирующие факторы) постоянно окружали маленького Петра наряду с немецкими актерами, трубами и органами (этнодифференцирующие факторы). Такие условия воспитания, с одной стороны, осложняли прохождение необходимой начальной стадии формирования гармоничного взаимодействия «аффекта и интеллекта», т.е. когнитивного контроля эмоций и чувств. С другой стороны, у ребенка ввиду указанных выше этнофункциональных особенностей развития формировалась предметная тревожность позитивной модальности по отношению к западноевропейскому искусству, историческим представлениям о западноевропейской и русской истории, а также по отношению к науке и технике в целом и военному искусству в частности. Предметная тревожность негативной модальности по отношению к духовенству могла сформироваться у Петра ввиду весьма выраженной
Никита Зотов обучает Первое обучение царевича Петра Алексе-Петра I разным наукам. Ми- евича. 1677. Гравюра Елваля.
ниатюра из «Истории Пет- Первая четверть XIX в.
ра I» П.Н. Крёкшина. Середина XVIII в. Фрагмент
религиозности его матери, с самого юного возраста (не позднее трех лет) прививавшей ребенку привычку к православной регламентации жизни (оптимальный период для воцерковления, по нашим данным, 7-8 лет).
При этом в отличие от многих других детей из властных сословий, воспитывавшихся в сходных условиях, личность Петра I в нравственном отношении характеризовалась архегеничной направленностью на творческое разрешение личностного этнофункционального конфликта в формировании проектируемого, будущего этапа развития русского общества.
Этнофункциональное воздействие реформ Петра I на ментальность русского духовенства
Наибольшее сопротивление реформам Петра I оказывало духовенство, которому была в значительной мере присуща ветхозаветная направленность. В целом процесс поглощения церкви государством, начавшийся в XVI в. при царе Алексее Михайловиче, был «как будто остановлен»1. Однако тенденция к реализации никонианской идеи главенства церкви над государством (ветхозаветный «папоцезаризм») продолжалась и в конце XVII в. Но после собора 1666-1667 гг., когда патриарх Никон был подвергнут опале, высшие церковные иерархи чувствовали себя ущемленными и требовали к себе чести, «равной царской». Среди низшего духовенства царило невежество, а для занятия «иерейского сана» достаточно было читать и писать. Постепенно снижался и нравственный уровень священства2.
На данном фоне государство уже давно стремилось лишить церковь привилегий, не оправданных идеей эпохи Просвещения об «общем благе». Внутреннее отношение царя Петра к религии и духовенству может характеризовать, например, его вспышка гнева на патриарха Адриана, когда тот во время приготовления к страшным казням стрельцов поднял чудотворную икону и пошел крестным ходом к месту казни. Царь воскликнул: «К чему эти иконы? Разве твое дело приходить сюда? Убирайся скорей отсюда вон и поставь иконы на место. Быть может, я больше тебя почитаю Бога и Пресвятую Его Матерь. Я исполняю свою обязанность и делаю богоугодное дело, когда защищаю народ и казню злодеев, против него умышляющих»3.
Целями церковной реформы Петра были: 1) устранение возможности вырасти русскому папе - второму государю (патриарх Никон требовал величать себя «великий государь»); 2) подчинение церкви государственной власти. Петр I издал ряд указов, что существенно ограничивающий самостоятельность духовенства. В частности, в указе 1701 г. говорилось: «Древние монахи сами трудолюбиями своими руками пищу себе промышляли... и многих нищих от рук своих питали, а нынешние монахи не только не питают нищих от трудов своих, но сами чужие труды поедают; начальники их впали в роскошь, а подначальных держат в нужде; из-за вотчин происходят ссоры, убийства и обиды многия»4. Фактически в данном вопросе царь Петр стоял на позициях «ереси стригольников» (конец XIV в.), которые придерживались идеи нестяжательства и предъявляли обвинения лишь к нравственной несостоятельности современного им священства5. Духовный регламент, подписанный царем, указывал на недопустимость тунеядства в монастырях, т.к. жизнеобеспечение монахов осуществлялось преимущественно крепостными. Указывалось и на необходимость завести «художества», например, столярное дело и пр.; запрещалось только писать всякие «грамотки», чтобы «монашеского безмолвия» не нарушать6.
Также регламент ограничивал количество монастырей, внутреннюю их организацию направлял на прагматические цели, предписывал необходимость наличия в них определенной производственной деятельности и предписывал «весьма монахам праздным быти да не попускают настоятели, избирая всегда дело некое»7. В духовном регламенте отмечалось, что в пустынножительстве спасались святые Антоний Великий, Макарий Египетский, однако это были мужи «добре в богословии христианстей обучение и великого рассуждения и искусства, а у нас кто идет в пустыни? - люди «невежливые», а затем, где же в России пустыни?». «Пустыням прямым быть в России холодного ради воздуха невозможно, - говорит регламент, - ибо в Палестине и в пустынях и в прочих теплых странах есть довольно плодов, чем питаться, и тако может (там пустынник) от миру весьма отлучиться: зде же без пашни, рыбы, огородов прожить невозможно, что тайно и уединенно быть не может»8.
Знаменитый указ Петра I от 1724 г. определял в монастырях учреждение семинарий и госпиталей, а также направлял в монастыри отставных солдат. Согласно данному указу, монашество сохранялось отныне «только для удовольствования им тех, кто прямою совестью оного желают, и для архиерейства, потому что по обычаю, архиереи могут быть только из монахов». «Нынешнее житие монахов, - определяет указ, - то-чию вид есть и понос от иных законов. понеже большая часть [монахов - А.С.] тунеядцы суть. прилежат ли [монахи - А.С.] разумению божественных писаний? Всячески нет, а что говорят «молятся», то и все молятся, и сию оговорку отвергает Василий святой. Что же прибыль обществу от сего? Воистину только старая пословица: ни Богу, ни людям, понеже большая часть бегут от податей и от лености; дабы даром хлеб есть»9. Через год царя не стало, и данный указ не успел войти в жизнь со всей полнотой. Однако «из опекаемого детища богомольных царей.монастыри со времен Петра входят в круг государственных учреждений, подлежащих рассмотрению светской власти с точки зрения их надобности и полезности. Первенствующая роль их в обществе, как учителей и наставников жизни кончена»10.
Шꫧ
ж . * , 1Г
Петр I и Святейший Синод. Художник И. Ф. Тупылев. Конец XVIII - начало XIX вв.
В сложившихся для русской церкви к концу XVII в. кризисных условиях непосредственно как вследствие раскола, так и вследствие более древних причин1 Петр I и его сподвижники (Феофан Прокопович, Курбатов и др.) полагали, что такое важное дело, как управление церковью не может находиться в одних руках патриарха. А сторонники независимой от государства церкви представлялись Петру I и его соратникам «зараженными папежским делом [папоцезаризм - А.С. ]». При том что учреждение святейшего синода похоронило «гордое учение о превышнем естестве духовной власти над светской», царь думал сохранить «... то, особое верховное в церкви значение, которое имеет патриарх или церковный собор и которого никакая светская власть сообщить не может»2. По объяснению духовного регламента вся разница между духовной коллегией и собором предполагалась в том, что собор созывается на время, а духовная коллегия учреждается навсегда и действует постоянно; а то, что собор называется коллегией, так это только слово новое. Название «духовная коллегия» вскоре вообще выходит из обращения и сменяется на «святейший правительствующий синод». «Таковое было, - говорит регламент, -церковное синедрион в ветхозаветной церкви в Иерусалиме»3. В грамоте Петра к Патриарху Константинопольскому говорится: «... заблагорассудили установить со властию равнопатриаршескою - духовный синод». Сам Синод готов был считать, что он «имеет честь, силу и власть патриаршескую или едва ли не большую - понеже собор.»4. Восточные патриархи так и поняли совершившийся факт установления святейшего синода, что «он есть и называется нашим во Христе братом и имеет право совершать и установлять то же, что и четыре апостольских патриарших престола [т.е. утверждается принцип соборности! - А.С.]»5.
В отношении явных старообрядцев широко известны факты, свидетельствующие о том, что именно Петр, в отличие от официальных представителей церкви, смог найти с ними общий язык. Царь дал им, вопреки мнению большинства представителей высшего духовенства, саму возможность законного существования, хотя и при двойном налогообложении. Общий язык он находил с ними путем привлечения к «общему делу» - литью пушек и другим работам. Более того, именно поддержка царем жалоб местных властей на чрезмерное и незаконное притеснение старообрядцев со стороны надзирающих за ними церковных иерархов (в основном выходцев из Малороссии) позволила обеспечить им более или менее сносное существование6. В данном аспекте царь осуществлял вполне этноинтегрирующую политику.
На наш взгляд, преобразование Петром I организации и регламента русской православной церкви по существу замысла его происходило в духе сочинения мтр. Иллариона «Слово о Законе и Благодати» (XI в.). При изменении «буквы» церковной организации налицо было его стремление к сохранению духа христианской церкви, вполне одобренное не только вселенским (константинопольским) патриархом, но и рядом русских церковных иерархов. Данный факт дает основания рассматривать церковную реформу как этноинтегрирующий фактор. В противоположность реформе царя Петра, реформа патриарха Никона в середине XVII в. меняла только «букву» и имела этнодифференцирующий смысл7.
Реформы Петра I в области образования и науки
Одним из ведущих деятелей, поддерживавших реформу Петра I в образовании, был В.Н. Татищев. Считавший, что главнейшее в жизни есть вера8, Татищев отмечал, что в древности в Россию были введены науки, но после нашествия татар власть духовенства возросла, и тогда последнему для приобретения больших доходов и власти «полезнее явилось народ в темноте неведения и суеверия содержать», поэтому училища были оставлены9. Есть определенные основания предполагать, что и сами митрополиты, будучи греками, проводили политику Константинополя, не заинтересованного в просвещении русских с момента крещения Руси
Инженерная школа при Петре I. Гравюра конца XVIII - начала XIX
еще во времена св. Владимира1
К началу петровских преобразований
1 Сухарев А.В. Динамика нравственной составляющей в ментальности российского общества XVII века...; Он же. Эт-нофункцион
