Спросить
Войти
Е. В. Низалова
С АНГЛИЕЙ ИЛИ ГЕРМАНИЕЙ: ВОПРОСЫ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ РОССИИ НА ЗАСЕДАНИЯХ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ ТРЕТЬЕГО СОЗЫВА В ФЕВРАЛЕ - ДЕКАБРЕ 1908 г.
Работа представлена кафедрой русской истории. Научный руководитель - доктор исторических наук, профессор И. В. Алексеева
В статье анализируются дискуссии, происходившие в Государственной думе третьего созыва по вопросам внешнеполитической ориентации России в феврале-декабре 1908 г.
The article describes the debates in State Duma of the third convocation on the questions of Russian foreign policy in February-December 1908.
В 1906-1907 гг. в области внешней политики российская дипломатия старалась соблюдать политику «человека на заборе»1 (возможной осторожности) по отношению к борьбе двух европейских блоков, имевших свои центры в Париже и Берлине, однако к 1908 г. позиция Петербурга становилась уже совсем иной: влияние Парижа и Лондона постепенно сменяло былую роль Берлина в столице на Неве.
Отношения России с Германией вызывали беспокойство в собравшейся в 1908 г. третьей Государственной думе. Следует отметить, что подробное открытое обсуждение вопросов внешней политики впервые состоялось в Государственной думе 27 февраля 1908 г. Показательно, что активная кампания за расширение прав Думы в области внешней политики была начата и в октябристской, и в кадетской прессе2. При этом обе партии заверяли правительство в поддержке проводимого им курса внешней политики, называемого «лицом к Европе»3. В особенности вразрез с выступлениями правых прозвучала речь «барда» оппозиции П. Н. Милюкова, который настойчиво рекомендовал МИДу крепить «систему договоров, связывающих Россию с Англией»4 . Кроме того, на заседании 27 февраля 1908 г. П. Н. Милюков также высказал ряд пожеланий в адрес российского МИДа о необходимости отказаться от повторения
политики реванша и авантюр на Дальнем Востоке5.
Следует также отметить, что и в дипломатических кругах, по свидетельству директора Департамента иностранных дел В. Б. Лопухина, все более склонялись к сторонникам англо-французской ориентации6 .
Заседание 27 февраля было продолжено заседанием 11 марта 1908 г., которое было очень кратким. Примечательно, что как на первом, так и на втором заседании присутствовал министр иностранных дел А. П. Извольский. Обратившись к истории российской дипломатии накануне Русско-японской войны, министр иностранных дел, однако, разразился тирадой в адрес обвинителей-правых: «Так как Россия, с Божьей помощью, не низведена на степень второклассной державы, она настолько же заинтересована в делах Дальнего Востока, насколько Англия и Франция»7. Кроме этого, министр иностранных дел коснулся русско-германских взаимоотношений, заявив, что политика России «не имеет острия против Германии»8. Надо полагать, что этим высказыванием министр давал понять, что в России отсутствуют какие-либо злые умыслы против Германии. Но ведь при этом освещалась лишь одна сторона русско-германских отношений. Ничего не было сказано о том, как реагировала Гер-
С Англией или Германией: вопросы внешней политики России на заседаниях Государственной думы...
мания на эту самую не имевшую против нее острия русскую политику.
Следует, однако, отметить, что правые думские элементы, напротив, выражали недовольство относительно обсуждения внешней политики России в Думе. Более того, дебаты в Думе обнаружили их принципиальное расхождение по вопросам внешней политики с большинством Думы, а главное - с октябристами и кадетами, составляющими единый лагерь либеральной оппозиции. Думается, не было ничего удивительного в том, что в марте 1908 г. князь В. П. Мещерский в «Гражданине» разразился резкой статьей в адрес думцев, «пустившихся в рассуждения» относительно вопросов внешней политики: «Запросы в этой области могут поднимать ураганы и в России, и за границей. Наши думцы пока не умеют говорить об иностранной политике дипломатическим языком, и Бог знает, когда научатся»9.
Вопросы внешней политики встали на обсуждение в Государственной думе 4 апреля 1908 г. по чрезвычайно актуальному для России балканскому вопросу. Именно в 1908-1909 гг. сказались первые ощутимые последствия охлаждения между Россией и Германией в преддверии к Боснийскому кризису, который начался в июне 1908 г. По свидетельству В. Б. Лопухина, «недовольство Германии нами развязывало руки Австро-Венгрии на Балканах»10. На этом заседании А. П. Извольский осторожно заметил, что «Россия пока еще потрясена беспримерно тяжелою войною и еще более тяжелыми внутренними смутами, нуждаясь в прочном обеспечении от всяких внешних осложнений»11. В заключение всю политику России на Балканах на тот момент министр иностранных дел охарактеризовал как политику «здорового эгоизма»12. Вместе с тем, однако, дипломатическая компания А. П. Извольского в пользу открытия черноморских проливов окончилась пол -ной неудачей13.
На заседании 4 апреля 1908 г. дружным фронтом выступили депутаты правой фракции. В. М. Пуришкевич высказал
убеждение, что политикой России на Балканах на ближайшее время должна стать политика «Царя-Миротворца», т. е. политика невмешательства14. Правый депутат как будто бы предупреждал о возможной опасности действий со стороны Австро-Венгрии.
А спустя 9 месяцев, 12 декабря 1908 г., В. М. Пуришкевич «разъяснил» думцам, почему Россия уже не может признать аннексию Австрией Боснии и Герцеговины, в противном случае, по мнению лидера правых, это могло бы сослужить ей плохую службу в недалеком будущем: «Признание наше может быть понято в Европе как прецедент. Не сегодня завтра наш старый враг и нынешний друг, и благодетель Англия может сделать то же самое. Мы, признавшие аннексию Боснии и Герцеговины, может быть, через год должны будем признать аннексию Египта»15.
Антианглийские выпады правых достигли своего апогея, когда, не стесняясь в выражениях, В. М. Пуришкевич обрушился с гневными репликами в адрес кадетов, прозрачно намекая на сторонника проан-тантовской ориентации П. Н. Милюкова: «Мы подслуживаем Англии с одной стороны, а с другой - облеклись в тогу кадетского неославизма, благодаря чему Россия находится в настоящую минуту на том пути, с которым каждый шаг может привести к катастрофе»16.
О том, что Боснийский кризис «раскрыл Европе истинное положение вещей»17, свидетельствовал и С. Д. Сазонов, вероятнее всего, намекая на позицию Германии, которая первоначально воздерживалась от открытого заявления своей солидарности с Австро-Венгрией.
Отвечая на антианглийские ноты в выступлении правых, лидер партии октябристов А. И. Гучков выразился в том смысле, что его фракция всецело поддерживает про-антантовскую позицию, занятую Россией в Боснийском кризисе, иначе говоря, невмешательство: «С чувством глубокого удовлетворения мы услышали, что наши отношения к союзной Франции и дружествен-
ОБЩЕСТВЕННЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ
ной Англии остались в прежней силе, что разрешение балканского кризиса совершилось в полном единомыслии с этими державами»18 .
Вместе с тем, однако, подводя итог прениям в Думе по поводу боснийского вопроса, в частности, и внешней политики, в целом, лидер кадетов П. Н. Милюков выразился весьма оптимистично о сохранении союза России со «странами демократии»: «Мы видим в перемене системы наших союзов переход от прошлого периода, когда у нас была политика династическая, к временам истинно национальной политики, и мы этот переход горячо приветствуем»19.
Неудивительно, что российский премьер-министр П. А. Столыпин считал целесообразным проводить тот курс внешней политики, который бы возможно дольше не позволял втягивать неподготовленную Россию в войну, что буквально грозило империи в 1908-1909 гг. Отсюда - неизбежная двойственность этой политики, зигзаги, лавирование: оставаясь в согласии Тройственном (Антанта), Россия пыталась убедить Германию, что ее участие в нем не носит враждебного для Германии характера. Иначе говоря, цель была определена: крепить Антанту и не раздражать чрезвычайно Германию.
ПРИМЕЧАНИЯ
