К истории черногорского вопроса во внешней политике России в период правления Николая II

Н. Г. Струнина-Бородина (Москва)

К истории черногорского вопроса во внешней политике России в период правления Николая II

В конце XIX - начале ХХ в. русско-черногорские отношения отличались особой активностью. В Черногорию из России постоянно направлялись денежные субсидии, вооружение, боеприпасы и продукты питания. Велась просветительская деятельность: открывались учебные заведения при всесторонней русской помощи, приезжали квалифицированные специалисты для обучения черногорской молодежи. Россия таким образом «монтировала» из «кучки камней» маленькое европейское государство. Главной причиной этого было желание российской правящей элиты иметь верного и послушного союзника в Балканском регионе. Однако Черногорское княжество (с 1910 г. - королевство), используя помощь России, на первое место ставило решение своих насущных вопросов. Ключевые слова: Россия, Черногория, Балканы, русско-черногорские отношения, русские дипломаты в Черногории, балканская политика России, Никола Петрович-Негош, Николай II, династические связи.

Черногорский вопрос во внешнеполитическом курсе Российской империи затрагивался как в общих, так и в тематических исследованиях отечественных и черногорских специалистов1. Особенно интересен подход современного специалиста по истории Черногории В. Б. Хлебниковой2. В данной статье, основанной главным образом на отечественных и зарубежных архивных материалах, в большинстве своем впервые вводимых в научных оборот, мы постараемся изложить свой взгляд на эту проблему

В 1889 г. были заключены династические браки представителей Дома Романовых и Петровичей-Негошей. На званом ужине в честь черногорского князя 18 мая 1889 г. был произнесен знаменитый тост Александра III за здоровье черногорского князя Николы3. Подчеркнем, что российский император, называвший подчас сербского короля Милана Обреновича «подлецом», королеву Великобритании Викторию - «старой сплетницей», японцев - «обезьянами, играющими в европейцев», а принца Наполеона - «скотом»4, черногорского князя

Николу назвал «единственным другом России». Не удивительно, что эти слова произвели эффект «разорвавшейся бомбы» и широко обсуждались в прессе и более высоких сферах. Особые опасения проявляла Австро-Венгрия, считая Черногорию своеобразным форпостом России на Балканах5.

Император заставил весь мир гадать над тайным смыслом своих слов, которые были призваны, по словам российского министра финансов С. Ю. Витте, отметить «самостоятельность России, не нуждавшейся в дружбе великих держав»6. Однако, как нам кажется, Александр II также хотел подчеркнуть приоритет Черногории в балканской политике империи в этот период.

Со второй половины XIX в. Черногория стала занимать важное место в балканской политике России. Готовясь к Берлинскому конгрессу 1878 г., А. С. Ионин, в то время русский генеральный консул в Дубровнике, писал в МИД: « .Черногория будет всегда представлять для нас самый существенный оплот на далеком конце Балканского полуострова и самую надежную преграду против посягательств Европы на юг. В этом нет сомнения. События, надеюсь, это уже доказали. ,.»7 И развитие ситуации в регионе с конца 1870-х гг. подтвердило правоту опытного дипломата: Болгария, крупнейшее славянское государство на Балканах, отвернулась от России после получения долгожданного Освобождения, постепенно то же самое сделала и Сербия, правящая элита которой взяла курс на модернизацию и европеизацию сербского общества и государства, устремив взгляды на Европу. И только Черногория во главе с многоопытным князем Николой продолжала выказывать России полную преданность. В отличие от Болгарии и Сербии, Черногория «прислушивалась» к советам России. Так, внимая указаниям А. С. Ионина, русского посланника в Черногории в 1878-1883 гг., княжество не ввязалось в Боснийско-гер-цеговинское восстание 1882 г. По мнению отечественного специалиста Н. И. Хитровой, влияние Ионина на внешнюю политику Черногории было столь велико, что «князь Николай ничего не предпринимал без совета русского дипломата, с которым у него установились дружеские связи»8.

Итак, имея свои политические интересы на Балканах, связанные с Проливами и обеспечением безопасности южных границ, Россия нуждалась в стране-союзнике в этом регионе. Чтобы не «уйти с Балкан», Россия с 1980-х гг. обратила пристальное внимание на Черногорию как на страну, традиционно придерживающуюся дружественных с ней

отношений и нуждающуюся в могущественном покровителе9.

По многим параметрам Черногория подходила под планы российского МИД: выгодное территориальное положение княжества, исконное православие черногорского народа, а также значительный авторитет, которым пользовался черногорский правитель - князь Никола. Учитывая проавстрийскую ориентацию сербского правительства, именно на стороне Николы были в это время и симпатии всех славян «от Софии и на всех территориях до Любляны и Праги», по справедливому замечанию сербского историка М. Войводича10.

Однако каким союзником могла быть для России страна, которая «по размерам и по количеству населения менее какого-нибудь малочисленного уезда одной из русских губерний»11, - вот в чем вопрос. Несмотря на скромные размеры Черногории, судя по имеющимся в нашем распоряжении документам, ей отводилось далеко не последнее место в планах российского Главного управления Ге -нерального штаба (далее - ГУГШ). Черногорская армия показала свои боевые качества во время Русско-турецкой войны 1877-1878 гг., поэтому после Берлинского конгресса «никто не сомневался в обороноспособности княжества. Великие державы, особенно Россия, были уверены, что в случае необходимости народное ополчение выполнит серьезные военные задачи и будет полезным союзником»12. Итак, в соответствии с планами ГУГШ княжество должно было в будущем оказать России в нужный момент помощь - предположительно в случае войны с Австро-Венгрией - оттянуть на себя часть сил противника. По подсчетам, произведенным российским дипломатом К. А. Губастовым13 в записке от 5 июня 1900 г., Черногория могла выставить 35-тысячную армию. Способности такого войска оценивались черногорским князем весьма высоко. Губастов передавал слова Николы о том, что «Черногория - небольшой русский военный округ, и в случае войны России с Австрией он в состоянии оттянуть от главного театра 100-тысячную австрийскую армию»14. Безусловно, черногорский правитель преувеличивал способности своей армии, имея целью «раздуть» значимость своей страны и, как следствие, добиться от России все больших денежных субсидий. И в конце концов добивался.

Для решения военных задач было не достаточно народного войска, хотя и храброго и успешно отбивавшего в прошлом турецкие набеги, но, как правило, действовавшего с оборонительных горных позиций. Для противостояния же Австро-Венгрии нужна была современная армия, что и поставило перед Россией задачу модернизации черногорской армии, выплату субсидии на эти нужды, снабжение

войск боеприпасами, а также открытие соответствующих учебных заведений для подготовки командного состава.

В 1895 г. черногорцам было подарено 30 тыс. берданок (винтовок Бердана), в 1898 г. еще 40 тыс. трехлинеек (винтовок системы Мосин-наган) - в Черногории их прозвали «московскими». Остальное вооружение черногорской армии было приобретено также за русский счет. В 1895 г. Россия выплатила субсидию для нужд черногорской армии в размере 82 тыс. руб., в 1902 г. она возросла до 331 тыс. руб., а к 1910 г. уже составила 600 тыс. руб.15 Ко времени же Первой мировой войны субсидия была близка к миллиону.

Таких выгод и внимания со стороны России черногорский правитель добивался и иным путем, используя дружеские отношения с двумя последними российскими императорами. Никола Петрович совершал довольно частые и «плодотворные» (в смысле получения денег) поездки в Россию, добиваясь «высочайшей» аудиенции зачастую с помощью своих дочерей, ставших женами русских великих князей, - великой княгини Милицы Николаевны Романовой и герцогини Лейхтенбергской Анастасии Николаевны Романовской (великая княгиня с 1907 г. - во втором браке с великим князем Николаем Николаевичем Романовым). Довольно интенсивной была и переписка двух Николаев - Николы черногорского и императора Николая II, что играло немалую роль в дальнейшем поддержании на благоприятном для Черногории уровне русско-черногорских отношений. Николе удавалось посредством личных связей с императором целенаправленно проводить в жизнь свои планы16. Так, направление в княжество русского военного агента полковника Н. М. Потапова17 в 1903 г. произошло по настоятельному желанию черногорского князя, несмотря на то что военный министр России А. Н. Куропаткин не считал это целесообразным18.

Благодаря визитам в Россию Никола Петрович-Негош прежде всего решал наиболее актуальные финансовые вопросы. Как писал в своих дневниках С. Ю. Витте19, Никола «делал представления о том, что нужны деньги для такого-то военного дела, чтобы содержать такую-то военную часть, все, конечно, на пользу России, на случай войны на Балканах, а в результате <.> большинство всех этих денег шло просто ему в карман»20. Ему и многочисленной придворной камарилье, фактически жившей за счет русских субсидий.

Однажды Никола чуть было не заполучил 3 000 000 русских рублей! Это было во время его очередного визита в Россию в конце 1901 - начале 1902 г. Князь просил Николая II «уступить» Черногории контрибуцию, которую Турция еще платила России, объяснив это тем, что русских денег ему не надо, а турецкие он бы взял. Император сначала согласился, «запамятовав», о какой сумме идет речь, но после настойчивых внушений министра финансов С. Ю. Витте договоренность была отменена21. Чтобы сгладить ситуацию, черногорская субсидия вскоре была увеличена «на несколько сот тысяч рублей». Однако дочери Николы Милица и Стана затаили обиду на Витте, а герцогиня Анастасия даже в ярости заявила Сергею Юлье-вичу: «Ну, я вам это не забуду, будете помнить.. ,»22

Следует отметить, что, когда черногорский правитель жаловался императору на плачевное финансовое положение Черногории, он вовсе не лукавил. Черногорский бюджет из года в год не справлялся с возрастающими расходами. Планирование финансов велось весьма слабо как из-за нехватки квалифицированных кадров в соответствующих министерствах, так и из-за того, что Никола с его авторитарным стилем правления считал себя вправе распоряжаться черногорским бюджетом по собственному усмотрению. Затраты княжеского дома были огромны, и князь постоянно пользовался австрийскими займами, которые не мог вовремя вернуть. Австро-Венгрия со своей стороны пользовалась «черногорской беспечностью», чтобы с помощью экономических рычагов оказывать влияние на политическую жизнь княжества. Каждый раз, когда она «прижимала Черногорию к стенке», буквально шантажируя тем, что возьмет под контроль либо судоходство, либо природные запасы Черногории (в первую очередь, лес), князь Никола обращался за помощью в Петербург. Россия же не могла допустить утверждения в регионе австрийского преобладания и опять «выручала» Черногорию, предоставляя ей всё новые и более крупные займы на выгодных условиях, а иногда и прощала прежние долги. Только так княжество могло погашать всё растущие долги и не попасть в кабальную зависимость от австрийских и турецких капиталов, с чем активно боролась Россия.23

Однако средств, выделяемых Петербургом на нужды Черногории, княжеству всё равно не хватало. С 1904 г. от черногорского двора стали поступать жалобы, что Россия уделяет своей «протеже» недостаточно внимания. В Черногории словно забыли про постоянную субсидию и «миллионный подарок револьверов и патронов» в начале ноября 1904 г.24 После же военных неудач России на Дальнем Востоке отношение к ней правящей черногорской верхушки и вовсе стало неприемлемым. В отношении генерала А. Н. Куропаткина25 делались злорадные предсказания о том, что вскоре его «со связанными

руками повезут в Японию»26. Русский министр-резидент в Цетинье докладывал о «современном австрофильстве князя Николая», а военный агент подполковник Н. М. Потапов приводил в своих донесениях отрывки из запрещенной в Черногории брошюры под заглавием «Истина о Цржу Гори», написанной со слов долго жившего в княжестве нового сербского короля Петра Карагеоргиевича. «На странице 50-й этой брошюры, - сообщал Потапов, - высказано положительное убеждение, что князь Николай держится России и слушается ее исключительно "ради эгоистических расчетов, потому что русское правительство поддерживает его материально. Ныне уже известно, продолжает автор [брошюры. - Н. С.-Б], о неудовольствии господаря по поводу того, что царь Николай медлит с уплатою последних долгов нашего двора. Пусть Россия испробует князя, отказавшись далее платить ему, и он завтра же перейдет на сторону Австрии; заплати Франц Иосиф его долги и дай ему сколько-нибудь наличными, и он тотчас бросится в объятия Австрии."»27

В начале ХХ в. Никола стал проявлять необычную благосклонность к дипломатам Австро-Венгрии и Италии в Цетинье. Год спустя кризис в черногорско-русских отношениях заметно обострился в ходе «инцидента с Соловьевым»28. Отзыв дипломатического представителя России по требованию князя современный черногорский историк Р. Распопович называет «беспрецедентным событием в истории дипломатических отношений двух стран»29. Соглашаясь с ним, отметим, что не только сам факт отзыва российского дипломата, но и действия князя Николы и престолонаследника Данилы были вопиющими.

В начале 1905 г. Ю. Я. Соловьев был назначен первым секретарем российской миссии в Цетинье, возглавлять которую вместо А. Н. Щеглова30 был назначен П. В. Максимов31. 15(28) мая 1905 г. в Подгорице состоялись торжества по случаю досрочной передачи Черногории главного здания табачной монополии32. А накануне пришло известие о гибели российского флота под Цусимой, и Ю. Я. Соловьев просил, чтобы церемония была отложена или, по крайней мере, было отменено участие в ней двух черногорских батальонов, которые содержались на средства русской субсидии. Без согласования с МИД российский дипломат направил эту просьбу с частным письмом министру иностранных дел Черногории Гавро Вуковичу, который исполнил ее. Узнав об этом, Никола настоял на отзыве Соловьева из Черногории33. Как писала об этом случае влиятельная петербургская газета « Новое время», черногорский престолонаследник

Данило, заменявший своего отца (Никола находился в Карлсбаде), не только не устроил панихиду по русским морякам, погибшим в Цусимской битве, но и поднял на торжествах в Подгорице тост в честь японского адмирала Того!34 Этот вопиющий инцидент наглядно свидетельствовал о падении авторитета России и ослаблении позиций в Черногории. «Мы не можем и не должны быть уверены в лояльности Черногории в выполнении своих обязательств и договоренностей с Россией», - писал Н. М. Потапов, считая, что на княжество нельзя будет положиться в ответственный момент - в случае военных действий на Балканах35.

Документы, имеющиеся в нашем распоряжении, свидетельствуют о новых тенденциях во внешней и внутренней политике Черногории, теперь уже больше тяготевшей к Италии и Австро-Венгрии36. Так, весной 1904 г. князь Никола предлагал Австро-Венгрии заключить с Черногорией особый политический договор - «на случай осложнений положения на Балканах»37. Это предложение было «категорически отклонено» Веной с формулировкой, «что заботы о поддержании порядка на Балканах Австро-Венгрия условилась делить только с Россиею, а от Черногории ничего больше не требуется, как оставаться спокойною»38.

После этого князь переключил свое внимание на Италию, с которой у него также были родственные связи (его дочь Елена (1873-1952) была женой итальянского короля Виктора Эммануила III (1869-1947)). Во время пребывания Николы Петровича в Риме в ноябре 1904 г. на крестинах внука он добился определенных результатов в деле развития военного и в особенности экономического сотрудничества двух стран. Вскоре после возвращения князя итальянские компании получили концессии на строительство порта Бар, железной дороги от Вир-пазара по направлению к Подгорице, а также возможность с определенными льготами развивать свою деятельность и в других областях39.

Докладывая своему начальству об этих событиях, Н. М. Потапов отзывался о черногорской правящей элите в весьма резких выражениях, называя ее «профессиональной кокоткой», которая вылезает на политическую арену и «бесстыдно предлагает свое расположение всякому, кто за него может что-нибудь заплатить»40. Вследствие этого у российского МИД возникли сомнения в целесообразности предоставления и в дальнейшем Черногории военной субсидии (к тому же первоначально установленный срок ее выплаты истекал 1 января 1906 г.).

Несмотря на всё это военный агент в Черногории убеждал российский МИД, что от Черногории нельзя отворачиваться, а нужно

поднимать здесь авторитет России, открывать учебные заведения, приглашать русских преподавателей и т. д. Также, по его мнению, необходимо было внушить черногорцам мысль, что только при помощи России они смогут осуществить такие свои «территориальные мечты», как Скутари, Призрен, Митровица, Мостар, Дубровник или Катарро41.

В конце 1907 - начале 1908 г. Никола снова просил увеличить русскую военную субсидию Черногории. Он, видимо, был полностью уверен в важности значения своей страны для внешнеполитических планов России и решил, что могущественная покровительница, уже столько сделавшая для княжества, не откажет и в новой просьбе, которую он изложил в форме ультиматума: «всё или ничего», субсидия должна быть увеличена, так как «при такой помощи со стороны России. мы и через 20 лет не в состоянии будем иметь вполне благоустроенной и вооруженной армии»42. При этом то, что Черногория имела тогда, на рубеже 1907-1908 гг., по мнению князя, было достаточно, чтобы «сокрушать» Сербию и Болгарию, которых Никола называл «ничтожествами»43. Тогда же черногорский правитель прозондировал возможность провозглашения Черногории королевством. Русское правительство посчитало, однако, что в связи с Боснийским кризисом 1908 г. такой важный шаг должен быть отложен, и Черногория была провозглашена королевством лишь в 1910 г. По этому случаю Николай II удостоил Николу Петровича огромной чести - новоиспеченному королю было пожаловано звание фельдмаршала русской армии. Для вручения фельдмаршальского жезла от лица российского императора в Черногорию на торжественные мероприятия отправился великий князь Николай Николаевич Романов (младший). Эти события вызвали в черногорской армии и всем народе такое воодушевление, которое, по словам российского посланника С. В. Арсеньева44, не поддавалось описанию45.

Чрезмерная забота и внимание, которые Россия оказывала Черногории, были вызваны ее стратегической заинтересованностью в Балканах. Возможно, именно поэтому российский МИД и лично император часто скептически относились к донесениям российских дипломатических представителей, которые регулярно сообщали о неподготовленности черногорской армии, а также о том, что черногорскому князю Николе нельзя доверять, что в критическую минуту, когда он будет нужен России, он не окажет необходимой помощи, не предоставит черногорских вооруженных сил в полное распоряжение российского императора и верховного главнокомандующего. Однако

для того, чтобы огромные субсидии расходовались именно на военные нужды и «работали» на Россию, а не находились в бесконтрольном пользовании Николы Петровича, необходимо было заключить с Черногорией официальный договор - военную конвенцию.

Этот документ разрабатывался на протяжении шести лет, в течение которых российские посланники и атташе в Цетинье готовили почву для принятия князем Николой положительного решения о его подписании. Наряду с обязательствами, установленными этим военным договором для Черногории (конвенция обязывала черногорское правительство предоставить в распоряжение России все вооруженные силы страны по первому призыву русского императора; помимо этого, 7-я статья договора ограничивала право Черногории на вступление в военные действия без предварительного соглашения с российским правительством, а также и на заключение военных договоров без согласия его императорского величества46), документ давал княжеству очень важные гарантии регулярной выплаты денежной субсидии. До подписания этого документа Россия использовала субсидии в качестве рычага влияния на Черногорию, что невероятно раздражало Николу, и он искал иные пути для получения финансовой помощи за спиной у России, хотя в личных письмах Николаю II князь клялся в преданности и верности, уверяя русского императора: «Государь, югославянский народ с Вами душой и телом, и мои постоянные усилия направлены на их [югославян. - Н. С.-Б] поддержание в горе и радости во славу императора и их северных братьев. Что же касается непосредственно Черногории, я счастлив сказать Вам, что, с Божьей помощью, она в полном порядке, как никогда, судя по всем рапортам. Она [Черногория. - Н. С.-Б.], как всегда, глубоко предана и послушна и готова пуститься, словно искра, по указанию Вашего величества, ощущая себя неким мостом к свободе югосла-вян, сгораемая от нетерпения разлить среди них животворящее тепло и благодетель [так в оригинале. - Н. С.-Б] свободы.»47

Причина, по которой Россия продолжала содержать Черногорию, предельно ясно была выражена посланником С. В. Арсеньевым: «С населением, едва превышающим четверть миллиона, с территорией, на половину состоящей из голых скал, Черногория без поддержки России является величиной ничтожной. Престиж, коим пользуется Черногория в Европе, служит мерилом влияния России на Балканах [выделено Арсеньевым. - Н. С.-Б.]»48.

Полностью соглашаясь с этой оценкой, отметим, что, несмотря на то что Россия разочаровалась в Черногории как союзнике ввиду

того, что ее правитель зачастую не держал своего слова (как произошло в 1912 г., когда Черногория вступила в Первую Балканскую войну, фактически нарушив русско-черногорскую военную конвенцию 1910 г.), денежные субсидии продолжали поступать. Причина этого кроется, как уже отмечалось, в российской заинтересованности иметь надежную, подконтрольную ей страну-союзницу на Балканах, которые являлись ареной соперничества великих держав за зоны влияния в регионе. Поэтому Россия не оставляла Черногорию без покровительства и помощи даже после нарушения ею военной конвенции и вступления в Балканскую войну. Тогда, в 1912 г., на повестке дня уже остро стоял вопрос об автономии Албании, педалируемый Веной, в руках которой Албания бы стала орудием против Сербии и Черногории - традиционных зон российского влияния49.

Итак, черногорский вопрос во внешней политике Российской империи был в первую очередь вопросом о сферах влияния в балканском регионе. Несмотря на все усилия императорского правительства ему не всегда удавалось «контролировать» Черногорию, правящая элита которой стремилась осуществлять свои притязания. И подписанная в 1910 г. русско-черногорская военная конвенция не стала панацеей и не удержала молодое королевство от участия в Балканских войнах - Черногория также в первую очередь действовала в своих интересах, бросив значительную часть вооруженных сил на город-крепость Скутари, что вымотало черногорскую армию, а в результате не принесло ей желаемых результатов, и после морской демонстрации великих держав и угроз Австро-Венгрии50 от Скутари пришлось отказаться51.

Таким образом колоссальные затраты русской казны52 на создание сильной, современной черногорской армии, а также полноценного европейского государства из «кучки камней» практически себя не оправдали: Черногория в полной мере воспользовалась помощью России, преследуя на деле свои собственные интересы, но в ответственный момент не выполнила договоренностей.

ПРИМЕЧАНИЯ

записи. Титоград, 1961. Ка. 18. Св. 3. С. 417-442; Распопович Р. Военная конвенция. С. 55-56.

N. G. Strunina-Borodina To the history of the Montenegrin issue in the foreign policy of Russia during the reign of Nicholas II

In late 19th - early 20th centuries Russian-Montenegrin relations were particularly active. Russia constantly sent to Montenegro money subsidies, weapons, ammunition and food. Enlightening activities were conducted - educational institutions were opened with comprehensive Russian help, qualified specialists were coming to teach Montenegrin youth. Thus Russia "assembled" from "a little b