Сокровища Востока на святилищах Севера

дии. Хорошую отправную точку для сравнения можно найти в этнографических и антропологических исследованиях, проводимых в Финской Лапландии и в регионе Петсамо вдоль реки Паз (Патсойоки) в начале XX в.

В это время охота и рыбалка из жищзни саамов уже были вытеснены оленеводством; распространился кочевой образ жизни. Описание хижин и укрытий стало важным источником информации, к которому обращаются археологи, интерпретируя раскопанные остатки жилищных построек.

Согласно этнографическим наблюдениям, хижины и другие жилищные постройки возводились обычно в соответствии с нуждами, временем года и характером деятельности. Археологи вполне могут обнаружить постройки в местах охоты и в местах сбора плодов и кореньев. Постройки со стенами были обнаружены и раскопаны в зимних деревнях, датируемых приблизительно XIV-XVII вв. Жилища-полуземлянки, отмеченные при проведении археологической разведки, напоминают хижины, которые строили для зимнего использования. Поэтому их, возможно, также следует отнести к периоду зимних деревень. В целом, Цаврин — одна из первых раскопанных стоянок на территории датированной саамским периодом, и работу здесь необходимо продолжить.

LAPPISH HUT IN LOVOZERO (THE KOLA PENINSULA): ANTHROPOLOGICAL

M. Lavento

The paper presents materials of the research project "Home, Hearth and Household in the Circumpolar North " / "HHH"). When analyzing the results of excavation on the Kola Peninsula, the author traces development of Lappish dwelling from an antiquity till the 18th century.

А.В. Бауло

СОКРОВИЩА ВОСТОКА НА СВЯТИЛИЩАХ СЕВЕРА

Анализируя причины, пути и содержание импорта восточного серебра на Обском Севере, автор выявляет специфическую роль иноэтничных атрибутов в формировании мифологических представлений и изобразительных канонов аборигенного населения на протяжении второго тысячелетия н.э. На примере культовой атрибутики в статье раскрываются способы заимствований, которые осуществлялись уграми Сибири в контексте глобального культурного диалога Севера и Юга.

На рубеже ХХ—ХХ1 вв. русскоязычному исследователю традиционных культур Северо-Западной Сибири предоставлено не так много возможностей для работы. Процесс разрушения духовной культуры коренных народов региона зашел достаточно далеко, связь между поколениями, которая некогда выражалась в передаче знаний, умений и навыков, во многом оказалась утраченной. Стройность и системность религиозного мировоззрения обских угров уменьшилась. Носители культуры (в большей мере это относится к представителям старшего поколения), на памяти которых происходило неоднократное преследование «приверженцев культов», по-прежнему закрыты для посторонних.

Исследователю остается немного: сами атрибуты культа. Их можно фиксировать, описывать, анализировать. Представляется, что культовый атрибут является наиболее устойчивым стержнем обряда как концентрированного выражения религиозно-мифологических представлений. Каноничность его формы и способа изготовления оставляет минимум свободы для творчества. Таким образом, атрибут на протяжении достаточно большого исторического периода остается неизменной частью обряда.

Среди культовых атрибутов многих народов мира выделяются изделия из металла. Благодаря устойчивости ко времени они сохраняют свое центральное место в обрядовых системах на протяжении столетий.

Для обских угров речь идет о специфической роли иноэтничных атрибутов, с одной стороны — в формировании мифологических представлений и изобразительных канонов, с другой — в поддержании устойчивости мифа и обряда на протяжении всего второго тысячелетия н.э. На примере культовой атрибутики, имеющей привозной характер, можно увидеть способы заимствований, которые осуществлялись на севере Западной Сибири в контексте местной мировоззренческой традиции.

Накопление в последние годы фактического материала, полученного автором в результате экспедиций к северным хантам и манси, позволяет более подробно рассмотреть проблему культурных контактов на севере Западной Сибири на примере культовой атрибутики.

История восточного серебра на Урале и в Нижнем Приобье насчитывает более одной тысячи лет. С У!—У11 вв. в Верхнее Прикамье стали проникать среднеазиатские купцы, которые вывозили с Севера моржовые клыки, ловчих птиц и меха. Через Прикамье на рубеже VII—VIII вв. в торговые связи с югом стало втягиваться и Приобье. Западное направление связей в это время было единственно возможным для Зауралья: на юге, в степях, сложилась неспокойная обстановка, одна кочевая империя сменяла другую. На Западе же действовал торговый путь по Волге. Через ответвление этого пути в Прикамье за Урал проникало основное количество восточного серебра.

Ввиду особой ценности и «священности» белого металла серебряные изделия чаще всего попадали на сибирские языческие святилища, где продолжали свою жизнь в качестве ритуальных атрибутов. В ХХ в. восточные блюда и статуэтки впервые были зафиксированы в действующих святилищах обских угров в Нижнем Приобье. Так одним из главных атрибутов мансийского святилища в конце XIX — первой трети XX вв. была серебряная статуэтка слона VII—VШ вв. Слон охранял вход в священный амбарчик, его фигура была покрыта платками,

на бивнях слона были надеты серебряные и медные кольца.

Домашним духом-покровителем хантыйской семьи является серебряная статуэтка девушки с головой антилопы в руках. В дествительности это фигурный серебряный ритон, изготовленный в Средней Азии в VIII—IX вв. Фигурка завернута в несколько платков, поверх которых надета миниатюрная шубка из оленьего меха. По праздникам ей подносят рюмку водки, «кормят» и обращаются к ней с просьбами о помощи и благополучии для членов семьи.

Серебряное блюдо со сценой осады крепости (Средняя Азия, VIII—IX вв.) хранилось в качестве одного из главных фетишей на одном из святилищ манси недалеко от поселка Верхнее Нильдино (Нильдинское блюдо). Записана легенда о том, как одна шаманка на данном блюде увидела в изображенных на нем фигурах персонажей мансийского пантеона; божества в ее версии занимались рыболовным промыслом, соперничали за угодья, воевали друг с другом — все эти сюжеты, по ее мнению, были запечатлены на лицевой стороне блюда.

Хозяева святилища так же верили, что на блюде изображены несколько мансийских божеств. Жертвоприношение коня в честь поселкового духа-покровителя устраивали зимой. Из сундука вынимали блюдо и за кожаный ремешок подвешивали на ветку дерева: блюдо в данном случае выступало иконой — перед ним молились, просили благополучия и удачи в промысле.

Серебряное блюдо с изображением библейских царей Давида и Соломона (Средняя Азия, УШ—ГХ вв.) хранится на святилище одного из хантыйских поселков. В блюдо перед началом жертвенной церемонии кладут хлеб, печенье, конфеты. Их могут брать только хранитель места, старейшины или гости-сироты.

Что могло сопутствовать его включению в обрядовую практику обских угров, когда оно оказалось на севере Сибири в К—Х вв.; что удалось понять местному жречеству в сцене, размещенной на лицевой стороне изделия? В центре сцены — изображения трех фигур. В мифологии обских угров представлены три наиболее значимых персонажа, связанные между собой родством и нередко упоминаемые вместе: Верховный бог Нуми-Торум, его жена Калтась и их младший сын (наследник дела отца на Земле) — Мир-сусне-хум. Размещение вместе фигур Давида, Вирсавии и Соломона вполне соответствовало мансийским представлениям о собственных божествах.

Понятен для обских угров, видимо, был и сюжет, находящийся в нижней части блюда. Здесь на полукруглой кочке сидят две птицы. Основной космогонический миф у манси повествует о том, как гагара (или две птицы), посланная Нуми-Торумом, достала со дна океана комок ила, который постепенно увеличился до размеров маленькой кочки, и только на третий день все стало землей.

Таким образом, можно предположить, что первоначальное осмысление представленных на блюде фигур прошло в рамках сказания о возникновении земли. В центре - Светлый муж-отец Нуми-Торум, творец Вселенной, его «старуха» (Калтась) и их сын-богатырь Мир-сусне-хум. Внизу — две гагары на кочке ила, который они достали со дна океана. Сидящий на троне Нуми-Торум творит землю, создавая различных животных.

Несколько слов необходимо сказать об «утилитарном» назначении блюда. Местному населению оно была понятно: это посуда для жертвенной пищи.

Если принять версию о том, что блюдо попало на север Сибири в результате христианской миссии, направленной из Средней Азии, то нельзя исключить, что сами миссионеры натолкнули язычников на такую функцию блюда. Попытка приобщить к христианской обрядности могла быть наглядно продемонстрирована путем использования изделия в роли блюда-дискоса для выставления жертвенного хлеба.

Серебряное блюдо с изображением иранского шаха Ездигерда I (399—421 гг.) хранится у хантов в составе семейных ритуальных атрибутов. Во время ритуальной церемонии блюдо используют в качестве посуды, в которую кладут жертвенные хлеб, печенье и конфеты. Всадника на блюде ханты почитают как своего бога Мир-сусне-хума.

Серебряные сосуды V—XII вв. в обрядах обских угров. Представляется, что адаптация большинства импортных серебряных сосудов V—X вв. на севере Сибири проходила в рамках трех основных смысловых этапов: опознания, использования и влияния. Под опознанием подразумевается достаточно короткий промежуток времени, когда изделие входит в сферу ритуала. На нем находят определенные образы, которые можно «узнать» или понять сквозь призму собственных религиозно-мифологических представлений. На первом этапе происходит и частичная доработка атрибута: сверление отверстия для подвешивания, нанесение с помощью гравировки местных рисунков. После этого начинается второй (длительный) этап использования атрибута в обрядовой практике. Параллельно с ним начинает развиваться третий этап, который включает в себя выявление тех «импульсов», которые начинает оказывать само серебряное изделие на формирование (или поддержание) каких-либо элементов религиозно-мифологических представлений обских угров, создание изобразительных канонов, выработку новых форм атрибутики. Рассмотрим подробно эти три этапа адаптации.

Прежде всего оно происходило на смысловом уровне. Это касается Ниль-динского («прочтение» мифа) и сасанидского (летящий по небу всадник Мир-сусне-хум) блюд, девушки-ритона (в рамках представлений о Золотой или Серебряной Бабе), серебряной фигурки слона (он же мамонт или подземный бык). Изображение на блюде Давида, Соломона и Вирсавии было соотнесено с семьей Нуми-Торума, а фигуры птиц в нижней части блюда «иллюстрировали» миф о возникновении земли), и т.п.

Изделия из иранского или среднеазиатского серебра выполняли в обрядовых комплексах угров различные функции, которые определялись двумя факторами: формой и представленным сюжетом. Так слон стал выступать в роли идола-охранителя порога священного амбарчика, а девушка-ритон — женского божества. В фигурах, представленных на ряде сосудов, «узнали» собственных богов: всадники Нильдинского блюда стали почитаться как изображения Мир-сусне-хума, Полум-торума, Водяного царя, духа грома; царь Давид со временем «превратился» в длинноволосого богатыря Тек-ики. К представленным на блюдах божествам обращались с молитвами, им приносили жертвы, «кормили» по праздникам.

Таким образом, сюжеты, изображенные на иранских и среднеазиатских блюдах, которые использовались в культовой практике, «прочитывались» в Си-

бири в контексте автохтонной мировоззренческой традиции. Они объяснялись с точки зрения собственных мифоритуальных традиций, и сцены на предметах сасанидской или среднеазиатской торевтики становились иллюстрацией к угорскому мифу.

Вопрос о возможном влиянии восточного серебра на религиозно-обрядовый комплекс обских угров затрагивает тему формирования изобразительного облика божества в архаическом обществе. Божественное изначально необычно -мир богов не похож на мир людей. Тогда как изобразить бога в фигуре, которую требуется установить на святилище? Один из возможных способов — заимствование, но опять же лишь необычного. Необычность внешности должна была сопутствовать изображению бога, отличать его от человека.

Этим качеством — необычностью — в наибольшей степени в конце I тыс. н.э. на севере Сибири могли обладать привозные серебряные блюда. Представленные на них золотые и серебряные изображения человеческих фигур завораживали и будили фантазию сибирских жрецов. Рассматривая сцены на блюдах, они «опознавали» собственных богов, вследствие чего дальнейшие изображения местных божеств создавались уже на основе имевшихся эталонов.

Образ Мир-сусне-хума как всадника, скачущего на коне имел в основе изображение всадников на блюдах — иранских царей. Изображение Мир-суне-хума на суконной жертвенной атрибутике хантов и манси создано на основе сюжета сасанидских и среднеазиатских блюд.

Изображения божеств на восточных блюдах были выполнены из металла, лица фигур — серебряные и золотые. На основе подобного эталона создавался канон оформления фигур угорских божеств — из металла, с золотым или серебряным лицом. Свидетельства тому широко представлены в литературе XVIII-XIX вв.

Золотая и серебряная одежда мансийских богов, описанная в сказаниях, могла копировать «металлическое» одеяние царей и придворных на восточных блюдах. Вот как, например, одет Нуми-Торум: «Всевышний отец неба надевает на себя позолоченную одежду, священную позолоченную шапку...»

В XVIII—XX вв. было зафиксировано немало случаев приношения образцов холодного оружия духам-покровителям, а также попыток создания их богатырского облика с помощью панцирей, шлемов и пр. Данный феномен, по моему мнению, отражал не реальный уровень военной организации угров в эпоху средневековья, а в большей мере мифологические представления, основанные на заимствованных, в том числе, восточных образцах.

Завершая рассказ о серебряных сосудах Ирана и Средней Азии, поступивших в Сибирь в IX—XII вв., необходимо отметить, что они закрепили традицию использования в обрядах обских угров изделий из священного металла. Уникальные образцы восточной торевтики надолго оказались в центре ритуальной практики, а представленные на них сюжеты внесли лепту в развитие мифологических представлений и изобразительных канонов обских угров.

TREASURES OF THE EAST IN SANCTUARIES OF THE NORTH

A.V. Baulo

Analyzing the reasons, ways and the contents of import of east silver on the Obsky North, the author reveals a specific role of ethinic attributes in formation of mythological representations and graphic canons of the native population during the second millenium AD. By the example of cult attributes the paper reveals ways of loans which were carried out by Ugrs of Siberia in a context of global cultural dialogue of the North and the South.

О.В. Голубкова

ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ ТРАДИЦИИ СЛАВЯНСКИХ И ФИННО-УГОРСКИХ НАРОДОВ УРАЛО-СИБИРСКОГО РЕГИОНА: НОВАЦИИ И АРХЕТИП

В докладе на основе анализа структуры мифоритуального комплекса славянского и финно-угорского населения Приуралья и Западной Сибири, реконструируются ранние воззрения, многие компоненты которых имеют универсальный характер. Автор подчеркивает, что возникающие в новейшее время мифологические образы, обряды и символы, обретая новые черты, имеют общую направленность: они возвращаются к основам традиционных представлений.

Комплекс мифологических представлений и обрядовых практик у славянского и финно-угорского населения, являясь непрерывным живым процессом, формировался на протяжении многих веков. За это время менялись этнические составляющие культурных традиций (находившихся в основе некой аморфной мифоритуальной системы), многократно расширялись географические просторы их распространения. Большое влияние на изменение мировоззренческих стереотипов и трансформацию символики оказало христианство, не искоренив, однако, языческих представлений (даже у самой консервативной части его адептов — старообрядцев). В итоге, к рубежу ХХ—ХХ! вв. сложилась очень пестрая картина локальных вариантов традиционных верований. Разнообразие мифологических представлений, обычаев и обрядов присутствует даже в пределах одной этнической микрогруппы и, тем более, характерно для целого этнического массива Урало-Сибирского региона, включающего носителей различных культур-