К вопросу о бонапартистском характере режима А. В. Колчака

В последние годы много говорят и пишут о проводимой в современной России административной реформе, подводят предварительные итоги. Основные её моменты на местном уровне могут быть сведены к трем направлениям: разграничение полномочий и предметов ведения федеральной, региональной и муниципальной власти; реформа государственной службы; реформа функций и структуры исполнительной власти. Поэтому в сложившихся условиях все звенья административного управления должны быть нацелены на последовательное проведение мероприятий по реализации административной реформы, а также на повышение эффективности своей деятельности. Решение этих проблем неизбежно связано с переосмыслением имеющегося опыта.

Библиографический список

© В.В. Гермизеева, 2009

Гермизеева Виктория Викторовна — кандидат исторических наук, доцент кафедры «Отечественная история» Омского государственного технического университета

Дата статьи в редакцию: 28.02.2009 г.

поступления

УДК 321.6:94(57)

A. А. Штырбул

К ВОПРОСУ О БОНАПАРТИСТСКОМ ХАРАКТЕРЕ РЕЖИМА А. В. КОЛЧАКА

Вечером 17 ноября 1918 г. штаб заговорщиков (в составе полковников

B. И. Волкова и А. Д. Сыромятникова, войсковых старшин И. Н. Красильникова и А. В. Катанаева, министра И. А. Михайлова, лидера кадетов В.Н. Пепеляева, генералов Д. А. Лебедева и А. И. Андогского, английского офицера связи капитана Л. Стевени и других) решил произвести переворот против Временного Всероссийского правительства (Директории) в ночь на 18 ноября. Через несколько часов казаки

Красильникова окружили квартиру товарища министра внутренних дел Е. Ф. Роговского, где в это время находились также члены Директории Н. Д. Авксентьев и В. М. Зензинов. Все трое были арестованы и отправлены в штаб Красильникова на

окраине города &

Рано утром 18 ноября собрался Совет министров Директории. В связи с создавшейся ситуацией он принял на себя всю полноту власти и тут же вручил ее А. В. Колчаку, присвоив ему титул «Верховного правителя» и, одновременно, произведя в полные адмиралы. Затем А. В. Колчак назначил себя верховным главнокомандующим всеми сухопутными и морскими силами «белой» России2.

Складывалась следующая политико-правовая ситуация: двое членов Директории были арестованы «за подрывную деятельность против государства Российского»; двое (В. Г. Болдырев и В. А. Виноградов) заявили о выходе из нее. Оставался лишь П. В. Вологодский.

«Когда Совет Министров, - записал в дневнике И. В. Вологодский, - пришел к единогласному заключению, что Совету Министров надо взять всю полноту власти в свои руки, а затем передать ее избранному [им] лицу, «диктатору», раздался чей-то голос, я заявил, что может быть и действительно нет другого выхода, но я во всяком случае должен уйти из состава министров. Но раздались дружные протесты против такого моего намерения. Сущность возражений против моего намерения сводилась к тому, что я должен оставаться в составе министров и оставаться во главе Совета Министров, чтобы своим именем санкционировать переворот и тем сохранить за Советом Министров то доверие, которым он до сих пор непременно пользовался под моим председательством. <...> Я был подавлен неожиданностью для меня»3.

Таким образом, П. В. Вологодский возглавил колчаковское правительство, предоставив А. В. Колчаку весь деловой аппарат свергнутого правительства и, кроме этого, олицетворяя собой, что было чрезвычайно важно, преемственность власти. По политическому цинизму произошедшего антисоветская сибирская элита вполне могла соперничать с пресловутыми мексиканскими политические нравами, в которых омских буржуазных политиков в течение 1918 г. не раз уличали4.

Тем временем к арестованным Н. Д. Авксентьеву, В. М. Зензинову и А. А. Аргунову явился некий капитан Герке и предложил им от имени новой власти выбор: либо тюрьма («Со всеми возможными последствиями», - многозначительно добавил Герке), либо высылка за границу. Члены Директории без колебаний выбрали второе5.

После того, как переворот был оформлен, А. В. Колчак выдал арестованным членам Директории «выходное пособие»: Авксентьеву - в размере 50 тыс. руб. и Зензинову (как многодетному) - 75 тыс. руб. Они были под конвоем отправлены за границу, предварительно дав письменное обязательство не вести там политической деятельности против новой власти. Арестованные покорно выполнили все, что от них требовали, и 20 ноября убыли из Омска на восток.6

По свидетельству Г. К. Гинса, «переворот 18 ноября прошел не вполне гладко, но в общем был принят спокойнее, чем можно было думать. В Омске он вызвал некоторое

волнение умов, но оно скоро улеглось» .. Присутствие в Омске английского отряда во главе с полковником Уордом, по словам Гинса, «влияло успокаивающе на возбужденные умы»2.

Цинизма ко всему происшедшему добавил последовавший вскоре после переворота суд над Волковым, Красильниковым и Катанаевым, на котором они дружно мотивировали свои действия защитой от эсеровского антигосударственного заговора и были полностью оправданы (вскоре все трое получили повышение по службе). Даже П. В. Вологодский счел нужным записать в дневнике следующее: «Оправдательный приговор произвел на меня тягостное впечатление. Я мало верил в то, чтобы Волков, Красильников и Катанаев понесли в результате суда какое-нибудь наказание. Но я думал, как и многие другие, что суд их все-таки осудит, но затем Колчак их помилует, что ему предоставлялось по нашей конституции. Получилось иначе. И получилось

впечатление хорошо разыгранной комедии» .

В омских газетах тех дней отклики на переворот искать довольно сложно. «Если перелистать омские газеты («Свободная речь», «Заря» и др.) за последнюю декаду ноября 1918 г., то обращает на себя внимание обыденность их содержания и тона: как будто ничего не произошло, сменилась какая-то часть Совета министров, ушли одни министры, появились другие. Это было следствием того, что уже 18 ноября министр внутренних дел Гаттенбергер воспретил "обсуждение в печати и на собраниях происшедшего&&»4. Власть продолжала старательно делать вид, что ничего особенного не произошло. Тем не менее, практически все - от крайне левых до крайне правых -понимали, что политический процесс вступил в принципиально новую фазу.

Вскоре последовала реакция политических сил Сибири на переворот. Позиция кадетов была четкой и ясной: они поддержали переворот прежде всего своими политическими действиями. При этом они от начала до конца прекрасно понимали, что делали, на что шли, и чем рисковали в случае неудачи переворота (риск, впрочем, в той ситуации для них был минимален). Кадетские организации, отдаленные от Омска, поспешили вскоре заявить о своей поддержке случившегося. Так, «Комитет Иркутского отдела кадетской партии, усматривая в передаче полноты власти адмиралу Колчаку акт государственной необходимости и выражая твердую уверенность, что новая власть сумеет оградить возрождающуюся государственность от покушения слева и справа, принял резолюцию с заявлением, что он по мере сил и разумения будет поддерживать эту власть»5.

Более осторожной и завуалированной оказалась поначалу позиция «национального блока», объединявшего под руководством кадетов широкий спектр антисоветских политических сил от правых до центристов (в данном случае от кадетов до социал-либералов). 19 ноября в Омске состоялось совещание блока, принявшее весьма осторожную, взвешенную и несколько странную резолюцию по политическому моменту: «Принимая во внимание, что в политическом перевороте, происшедшем на территории Сибири, участники блока не играли никакой роли, что установившийся после переворота политический порядок не разделяет группы, входящие в блок на непримиримые враждебные части и, наконец, ввиду того, что социально-политические задачи, стоявшие перед блоком до переворота не потеряли своего значения после него, представители входящих в блок групп находят, что продолжение блока стоящих за ним групп не теряет своей целесообразности»6. Но уже через месяц, когда ситуация на фронте стала развиваться в пользу белых, блок высказался более определенно. 19

декабря 1918 г. делегация блока была прията А. В. Колчаком. «Заявляя о своей готовности поддержать правительство А. В. Колчака, - говорилось в газетном отчете о данном визите, - депутация эта призывала благословение Божие на труды омской власти по восстановлению государства Российского в былом его достоинстве и мощи». Кроме того, в адресе, переданном адмиралу, выражалась решимость этих организаций «всемерно поддерживать власть российского правительства, возглавляемого единолично Верховным правителем»1. По мнению С. П. Мельгунова, теоретически «национальный блок» ближе всех примыкал к политической позиции А. В. Колчака2.

Участники блока — каждый в отдельности — также высказывались вполне определенно. Вслед за кадетами в поддержку переворота выступили социал-либералы. 21 ноября на собрании Омского комитета ТСНП большинством голосов «была принята резолюция о необходимости занять по отношению к установившемуся новому государственному порядку положительную позицию»3.

Несмотря на определенное политическое единство групп, готовивших и поддержавших переворот, имела место разная трактовка перспектив и содержания диктатуры. Монархисты, кадеты и социал-либералы представляли эту диктатуру по-разному.

Монархистам черносотенной ориентации нужна была полная военная диктатура опричного типа без каких-либо конституционных, парламентских и т. п. отступлений. Реальная возможность этого варианта подкреплялась огромной ролью в белой Сибири реакционной военщины и довольно заметным в это время ростом в некоторых слоях общества откровенно черносотенных настроений.

Большинство кадетов, понимая, что без диктатуры не обойтись, склонялось к ее бонапартистскому варианту — уже проверенному в некоторых европейских странах в условиях политической нестабильности и революционной угрозы. Это был вариант смягченной военной диктатуры, связанный с некоторым политическим лавированием власти и допускающий отдельные либеральные и демократические детали. С точки зрения интересов буржуазии и буржуазной интеллигенции, в тех непростых социально-экономических и военно-политических условиях, это был наиболее оптимальный и относительно реальный вариант. Наконец, социал-либералы мечтали о некоей «демократической диктатуре» типа американской времен Дж. Вашингтона.

Дальнейшие события показали, что основная конкуренция и борьба развернулась, образно говоря, отнюдь не между вариантами «Наполеон» и «Вашингтон».

В этой связи встает вопрос о колчаковском бонапартизме. Некоторые историки, например Г. З. Иоффе, считают, что колчаковский бонапартизм реально имел место. С. П. Мельгунов полагал, что существовала «конституционная диктатура». В этой связи интересным представляется запись в дневнике П. В. Вологодского, вставленная им, правда, в текст дневника позднее: «Когда перешли к вопросу о том, кого же избрать диктатором, то решили ему дать название «Верховного Правителя» и обставить его конституционными гарантиями»5 (так выделено в источнике. - А. Ш.). Историк В. В. Журавлев определяет характер колчаковской власти так: «Политические силы, подготовившие и совершившие колчаковский переворот, не проявили необходимой последовательности в реализации ими же провозглашенных принципов организации

государственной власти. С одной стороны, отвергнув политическое партнерство с социалистами, правые лишились их поддержки и приобрели опытных в конспиративных делах противников. С другой стороны, постоянно гоняясь за призраком «коалиционности», они лишили себя возможности создать монолитную власть, объединенную общим пониманием целей и методов действия, ничего не получая взамен. Боясь «пойти по пути реакции», они неизбежно скатывались на «гибельный путь партийности». Мало провозгласить диктатуру, нужно иметь волю ее осуществить»1.

Современная российская либеральная историческая публицистика вообще представляет неискушенному читателю колчаковский режим как чуть ли не проявление истинной конституционной демократии. А. А. Беляев, например, настаивает на том, что власть А. В. Колчака «ни в коей мере не являлась диктатурой, а должна была представлять и уже частично представляла систему государственных институтов и учреждений общедемократического характера, приводивших Россию к режиму правового государства»2. С другой стороны, в течение десятилетий советские историки, отталкиваясь от ленинских оценок, ограничивались, как правило, констатацией и подкреплением конкретными примерами военно-террористического, зверского характера колчаковской диктатуры, которая была, по словам В. И. Ленина, хуже царской3. При этом несколько упрощалась и мифологизировалась в соответствующем направлении социально-политическая сущность диктатуры. Отдельные российские историки на фоне событий рубежа 80-90-х гг. заметно, а то и диаметрально, поменяли свои оценки, перейдя от критики и осуждения колчаковщины к ее апологетике . В итоге вопрос о классово-политическом характере колчаковской диктатуры, тесно связанный с вопросом о позициях партий и их организаций в Сибири, еще так и не получил достаточного освещения и является пока что, в известной мере, открытым.

А. В. Колчака с самого начала поддержали три основные социально-политические

силы:

«Ярый монархист и деспот Колчак приступил к выполнению воли международного империализма и российских капиталистов и помещиков. Диктатура Колчака явилась продолжением и логическим завершением доколчаковской разновидности буржуазной диктатуры. При Колчаке буржуазия стала более открыто, с чудовищным цинизмом расправляться с народными массами, ускорила восстановление царских порядков и учреждений. Резко усилилось наступление реакции на трудящихся <...> Чудовищными репрессиями колчаковское правительство стремилось запугать трудящихся, подавить их волю к революционной борьбе». - Плотников, И.Ф. Во главе революционной борьбы в тылу колчаковских войск: Сибирское (Урало-Сибирское) бюро ЦК РКП(б) в 1918-1920 гг. Свердловск, 1989. С. 12-13.

«В своей политике как Верховный правитель, патриот России А. В. Колчак ориентировался на бескомпромиссную борьбу с властью большевиков, восстановление государственности, за независимость страны, законность. Он выступал за прогрессивные экономические преобразования: свободные рыночные отношения, конкурентоспособную промышленность частного и государственного секторов, поощрение кооперации, ликвидацию помещичьего землевладения... Адмирал делал ставку на старательного, культурного работающего крестьянина, на создание хозяйств фермерского типа, то есть использование опыта аграрных преобразований П. А. Столыпина. <...> Программа была близка к радикально-либеральной. <...> Внутренняя политика была жесткой, применялись массовые репрессии в отношении антиправительственного, прокоммунистического движения». - Плотников, И. Ф. Александр Васильевич Колчак // История «белой» Сибири: матер. второй науч. конф. Кемерово, 1997. С. 5-6.

Автор книги «Большевистское подполье Урала и Сибири.», в которой прославлял деятельность подпольщиков-коммунистов в их борьбе с режимом «деспота Колчака», И. Ф. Плотников сейчас утверждает, что А. В. Колчак «преследовал благие цели спасения России от государственного развала и большевистской тирании». - Плотников, И. Ф. Великий российский патриот Александр Васильевич Колчак // А. В. Колчак - ученый, адмирал, Верховный правитель России. Омск, 2005. С. 17.

Выбор политического курса, того или иного варианта диктатуры и ее перспектив, реализация этого варианта на практике, во многом зависели от личности самого диктатора.

Колчак Александр Васильевич (4 ноября 1874 - 7 февраля 1920). Флотоводец, ученый-океанограф, полярный исследователь, действительный член Императорского географического общества, один из вождей белого движения. С 18 ноября 1918 г. по 4 января 1920 г. — верховный правитель белой России.

Родился в семье дворянина-офицера. В 1894 г. окончил Морской кадетский корпус. В 1900-1904 гг. участвовал в двух полярных экспедициях, одной из которых руководил. Участник русско-японской войны, был ранен, пережил плен.

Эксперт Государственной думы. Начальник оперативного отдела Морского Генштаба по Балтийскому флоту. С декабря 1913 г. капитан 1 ранга. Участник Первой мировой войны. С осени 1915 г. командовал минной дивизией и всеми военно-морскими силами Рижского залива. В марте 1916 г. стал контр-адмиралом, в июне — вице-адмиралом. В июне 1916 г. был назначен командующим Черноморским флотом.

После Февральской революции постепенно вступил в конфликт с революционными комитетами Черноморского флота и вынужден был уйти с поста командующего.

В июле 1917 г. возглавлял военно-морскую миссию в США до Октябрьских событий. Не приняв власть большевиков, предпринял попытку перейти на английскую военную службу. По совету англичан, решивших использовать его в борьбе с советской властью, был введен в апреле 1918 г. в правление КВЖД, находился в Манчжурии и Японии, взаимодействуя с представителями Антанты.

Призываю вас, граждане, к единению, к борьбе с большевизмом, труду и жертвам. <...>» 2.

Это была, в сущности, вполне бонапартистская по духу декларация. Однако на практике с бонапартизмом все оказалось не так просто.

У А. В. Колчака была возможность опираться, в зависимости от необходимости, на два переменных социально-политических большинства: помещичье-буржуазное (в политическом плане черносотенно-кадетское) и буржуазно-мелкобуржуазное (кадетско-социал-либеральное). В первом случае возникала устойчивая возможность проводить реакционную политику; во втором — сглаживать ее отдельными либеральными и демократическими мерами, необходимыми для привлечения средних слоев города и деревни. При этом кадеты являлись переменной политической величиной, что давало им и А. В. Колчаку как Верховному правителю особые дополнительные возможности для гибкой политики в интересах имущих слоев Сибири. Кроме того, в этой системе могла играть существенную роль и «группировка социалистов-ренегатов» (ряд членов правительства, в том числе и председатель П. В. Вологодский, а за его пределами, например, управляющий Иркутской губернией эсер П. Д. Яковлев и т. п.), которые имели связи и авторитет в различной социально-политической среде и везде были «своими»: и для социал-либералов, и для кадетов, и, по крайне мере, для части монархистов.

Трещина в начавшем было складываться бонапартизме появилась уже с самого начала в виде различной трактовки диктатуры. Далее, крайне правые стали выражать недовольство А. В. Колчаком за недостаточно твердый, как они считали, монархизм (имеются данные о планах наиболее черносотенных кругов военщины устранить А. В. Колчака, заменив его более правым диктатором, возможно, П. П. Ивановым-Риновым)1.

Именно о таких деятелях написал фельетон талантливый омский автор, скрывавшийся под псевдонимом «Конек-Горбунок» (военная цензура так и не разрешила его напечатать, текст ходил по Омску в рукописных копиях):

Держиморда Патриотов

«Спокойный и мягкий тон обращения Верховного правителя к населению не встретил сочувствия среди крайне правых» (из газет).

Идиот из идиотов, Держиморда Патриотов Одержим гражданским рвеньем, Всем готовый мять бока, Недоволен обращеньем Адмирала Колчака.

И ворчит он зло и хмуро: «Разве это диктатура? Надо было просто цыкнуть И в бараний рог согнуть, Чтоб никто не смел ни пикнуть, Ни вздохнуть и ни чихнуть.

Из одиннадцати - десять Надо было бы повесить, Остальных же - в морду, в зубы, Чтобы помнили всегда. А газеты, книги, клубы Изничтожить навсегда».

Идиот из идиотов -Держиморда Патриотов! Слава Богу, что Россия

Не тебе поручена, Что в годины роковые Патриоты есть иные -Люди дела и ума.

В то же время социал-либералы начали фрондировать из-за небывалого разгула военщины, который А. В. Колчак оказался не в состоянии пресечь. Особенно фрондирование социал-либералов усилилось после трагических событий 22-23 декабря 1918 г. в Омске1 и продолжало возрастать по мере того, как из сельской местности поступали все новые и новые сведения о зверствах карателей, жертвами которых иногда становились и деятели кооперации — одной из общественных опор социал-либералов. В то же время А. В. Колчак, в условиях ухудшающейся внешней и внутренней обстановки, был вынужден, следуя военно-политической логике, все больше делать ставку и опираться на наиболее твердых и решительных противников советской власти: реакционную военщину и крупную буржуазию, в результате чего бонапартистская схема перестала реализовываться.

Эти трудности в осуществлении бонапартизма дополнялись значительной политической гетерогенностью (неоднородностью) территории «Колчакии». В прифронтовых районах Урала и Зауралья действовали жесткие законы военного времени и ни о какой «правильной» гражданской власти здесь, естественно, не могло идти и речи. Более того, со временем военное положение было объявлено и на значительной территории Сибири, удаленной от фронта - в связи с ростом народного партизанско-повстанческого движения. 14 марта 1919 г. был издан «для обеспечения государственного порядка и общественного спокойствия» указ Верховного правителя, вводивший военное положение по линии железных дорог на территриях, не входивших в прифронтовую полосу. В результате этого указа военное положение было распространено практически на всю Сибирь. «Даже Омск, временная столица, резиденция Правительства, оказался в руках командующего войсками округа, -констатировал Г. К. Гинс и продолжал, - Теперь уже все гражданские и экономические свободы стали условными»2..

Военное положение давало простор для прямого и ничем не ограниченного произвола. В этом отношении следует отметить территории, где почти не действовали даже военные законы, а царил полнейший произвол и террор наподобие опричного, вошедший в историю как разгул черносотенно-монархической атаманщины: районы действий Анненкова (Верхнее Прииртышье и Семиречье), Семенова (Забайкалье), Унгерна (Забайкалье), Калмыкова (Приамурье), Сатунина (Горный Алтай). Здесь правительство А. В. Колчака - П. В. Вологодского совершенно не смогло обеспечить важнейший принцип власти: монополию на применение легитимного государственного насилия строго в соответствии с законом. В других местах такая монополия обеспечивалась, в лучшем случае, лишь частично. Как показывает всемирно-историческая практика, в подобных случаях неизбежен ответный всплеск массового сопротивления, а также общественной, в том числе и военно-политической, самоорганизации, самообороны населения, что и проявилось в виде небывалого роста партизанско-повстанческого движения, как стихийного (в том числе и в довольно жестоких, «варварских» формах), так и более-менее организованного — руководимого и направляемого левыми, левоцентристскими и даже в ряде случаев центристскими партийно-политическими силами.

В то же время в «Колчакии» имелась и своеобразная «демократическая лакуна» — Иркутская губерния, где управляющим (губернатором) являлся эсер (по мнению руководства ПСР — бывший) П. Д. Яковлев, и в которой, наряду с военными властями, большую роль играли власти гражданские, причем и в составе первых, и особенно

вторых, было немало «социалистов», в первую очередь эсеров. По воспоминаниям атамана Г. М. Семенова, внимательно наблюдавшего за деятельностью иркутской администрации в непосредственной близости, «комиссия генерал-лейтенанта Катанаева открыла., что распоряжением иркутского губернатора Дунина-Яковлева, который., будучи социалистом-революционером, находился в непримиримой оппозиции к правительству и втихомолку сотрудничал с красными партизанами, часть вооружения и снаряжения снималась на станции Иннокентьевская якобы для нужд местного гарнизона, [а на самом деле]. задержанное имущество направлялось не в Иркутск, а в партизанские отряды Щетинкина, Калашникова и др.»1. Именно в условиях «демократической лакуны» стали возможными: почти открытое празднование (с митингом и демонстрацией) Дня Международной солидарности трудящихся 1 мая 1919 г. в Иркутске; демонстративный отказ местного земства от празднования годовщины свержения советской власти; создание из пленных красноармейцев и красногвардейцев отряда милиции особого назначения для борьбы с партизанами, бойцы которого, оказавшись в сельской местности, при первой же возможности подняли мятеж и объединились с партизанами. Руководителем мятежа и командиром восставшего «ОМОНа» стал известный в дальнейшем партизанский вождь большевик Д. Е. Зверев2.

О более-менее реальном бонапартизме можно говорить лишь применительно к столице «Колчакии» Омску и непосредственно примыкавшей к нему части территории Западной Сибири с городами Ново-Николаевском и Томском — и то лишь в первые месяцы диктатуры. В актив бонапартизма нужно также внести порядки Иркутской губернии, однако и здесь военные власти в конце концов подчинили себе власть гражданскую. В целом же восточная часть страны (Урал, Сибирь, Дальний Восток, Степной край и часть Туркестана) оказалась в условиях открытой военно-террористической диктатуры, которую В. И. Ленин все-таки вполне справедливо характеризовал как диктатуру, более худшую для трудящихся, чем даже царская.

По нашему мнению, применительно к диктатуре А. В. Колчака правомерно говорить лишь о теоретической возможности бонапартистского варианта власти, о проектах и попытках его осуществления, наконец, об отдельных элементах бонапартизма, так и не переросших в целостную его систему.

© А.А. Штырбул, 2009

Штырбул Анатолий Алексеевич — доктор Дата поступления статьи

исторических наук, профессор, заведующий кафедрой в редакцию:

политической истории Омского государственного 28.12.2008 г.

педагогического университета

УДК 001(47)

Л. Н. Антилогова

ОСНОВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ СОВРЕМЕННОЙ НАУКИ

Одним из национальных приоритетов России является развитие науки и образования, без которых невозможно продвижения нашего общества вперед ни в экономике, ни в культуре. В современном обществе наука играет особую роль. Она не только революционизирует сферу производства, но и