Спросить
Войти
Б. С. Каганович
А. А. СМИРНОВ ОБ «ИСТОРИИ АНТИЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ» И. М. ТРОНСКОГО
Как известно, в качестве докторской диссертации И. М. Трон-ский защитил в Ленинградском университете рукопись своей книги «История античной литературы», которая увидела свет после войны и затем несколько раз переиздавалась1. Оппонентами на диспуте, состоявшемся 11 ноября 1941 г. в уже осажденном городе, были академик С. А. Жебелев, член-корреспондент АН СССР И. И. Толстой и профессор А. А. Смирнов. Если имена двух крупнейших филологов-классиков в этой связи вполне естественны (ср.: Толстой 1947: 121-123), то имя филолога-западника Смирнова в данном контексте может показаться неожиданным, если не принять во внимание некоторые обстоятельства.
Из всех филологов-классиков своего поколения И. М. Тронский, вероятно, был наиболее тесно связан с общим литературоведением, причем ориентирами и научными партнерами его в этой области были ученые очень высокого класса. Так, в 1927 г. Л. Я. Гинзбург, -ее знакомство с И. М. и М. Л. Тронскими завязалось, по-видимому, еще в их молодые годы в Одессе - записала: «На днях разговор с Иос. М. Тронским, который как-то окончательно утвердил мои мысли последнего времени: нужна литературная социология» (Гинзбург 2002: 31). Особенно важна для Тронского была дружеская и идейная близость с В. М. Жирмунским. Не позднее начала 1930-х гг. сложился тесный дружеский кружок, в который входили В. М. Жирмунский, Г. А. Гуковский, И. М. Тронский и М. К. Аза-довский. Объединяла этих выдающихся филологов прежде всего близость исследовательских интересов и направление научной мысли.
Их подход к литературе в 1930-40-е гг. можно описать в таких терминах, как постформализм, историзм, умеренный социологизм2..
Особое значение филологи этого круга придавали понятию литературного процесса и так называемой теории стадиальности. «Учитывая стадиальность исторического (в частности, литературного) развития, мы должны констатировать сходство между идеологиями, принадлежащими к одинаковой стадии общественного развития и одинаковыми по своему классовому происхождению, независимо от наличия или отсутствия между ними непосредственного соприкосновения и взаимного влияния», - утверждал Жирмунский (Жирмунский 1936: 389). «Мы можем проследить здесь последовательную смену аналогичных стадий развития поэзии на сходных ступенях общественно-исторического процесса», - читаем в другой его статье (Жирмунский 1979: 66). «Советское литературоведение может противопоставить идее цикличности идею стадиальности развития», - писал тогда же И. М. Тронский, базируя эту теорию на марксистском понимании исторического процесса, взглядах А. Н. Веселовского и некоторых идеях Н. Я. Марра (Тронский 1946: 125-126)3.
Интересен в этой связи эпистолярный отзыв И. М. Тронского о посмертно изданной в 1942 г. «Истории римской литературы» акад. М. М. Покровского (1869-1942). 6 июня 1943 г. он писал из Саратова М. К. Азадовскому: «Ты пишешь мне о Покровском. Книга его неизмеримо выше Радцига, почти (как ни странно только «почти») свободна от lapsus&ов фактического характера и всюду основана на собственном знании материала, а не только чужих книг, во многих случаях и на собственных исследованиях (правда, опубликованных, нового для данной книги по-видимому не делалось); а рядом с этим ужасающая методологическая и эстетическая убогость, ни малейшего представления о том, что существует нечто, именуемое литературным процессом, (не говоря уже о понимании этого процесса!), неуменье уловить своеобразие римской литературы и оценка ее с позиций поколения, "воспитавшегося" на Апухтиных и Фофановых»4.
Несомненно, что «История античной литературы» И. М. Трон-ского в теоретическом отношении основывалась на концепции стадиальности. Стадии литературного процесса, будучи социально-исторически обусловлены, различаются, по его мнению, «способом освоения действительности в связи с развитием мышления по
структуральной моде некий социологический аспект». Цит. по: Ярхо 1998: 8.
содержанию и по структуре», что выражалось «в самых разнообразных стилевых формах, характерных для античной литературы, в литературной трактовке пространства и времени, природы и общества» (Тронский 1946: 133-137).
Долгое время книга И. М. Тронского была единственным на русском языке общим курсом античной литературы, который не только вышел из-под пера крупного ученого и основывался на самостоятельных разысканиях, но и теоретически был очень продуман и выражал определенное, заслуживающее серьезного внимания историко-литературное мировоззрение. Лишь появление в 19701990-х гг. трудов М. Л. Гаспарова, дающих в своей совокупности почти полную историю греческой и римской литературы, изменило эту ситуацию.
Выдающийся филолог-романист, кельтолог и шекспировед Александр Александрович Смирнов (1883-1962)5 не разрабатывал теорию стадиальности и из литературоведов, окружавших в 1930 -1940-е гг. В. М. Жирмунского, лично был близок только с ним самим (дружба их была очень давней и крепкой, она восходила еще к дореволюционным временам и продолжалась всю жизнь). В целом Смирнов разделял теоретические позиции Жирмунского, хотя и не был особенно склонен к построению широких концепций. Отличительными чертами его работ были историзм и тонкое чувство формы.
Ученик А. Н. Веселовского, Ж. Бедье, А. д&Арбуа де Жюбенвиля и других крупнейших ученых, А. А. Смирнов владел большинством романских, германских и кельтских языков и был одним из самых образованных русских филологов. Окончив в 1901 г. с золотой медалью 7-ю петербургскую классическую гимназию, он с юности хорошо знал также латинский и древнегреческий языки, а в Петербургском университете слушал лекции Ф. Ф. Зелинского и М. И. Ростовцева. В Париже, где Смирнов провел большую часть 1905-1913 гг., занимаясь в Сорбонне и Школе хартий, он углубил свои познания в народной и средневековой латыни и при случае давал уроки греческого языка. В своих работах Смирнов не раз касался проблем, связанных с античной литературой, хотя и не занимался ею специально. В течение многих лет А. А. Смирнов читал в Ленинградском университете лекции по истории западноевропейской литературы Средневековья и Возрождения и был одним из основных авторов соответствующего печатного курса, подготовленного к печати накануне войны и опубликованного после
Жирмунский В. М. Из истории западноевропейских литератур. Л., 1981.
С. 280-286; Плавскин 1969: 283-293.
нее, практически одновременно с курсом И. М. Тронского, который он хронологически продолжал (Алексеев, Жирмунский, Мокульский, Смирнов: 1947). А. А. Смирнов имел, таким образом, все данные, чтобы оценить труд И. М. Тронского с позиций филолога-западника. Отзыв его, как нам кажется, представляет несомненный интерес с точки зрения истории филологической науки.
Отзыв А. А. Смирнова печатается по автографу - РО ИРЛИ. Ф. 670. Оп.1. Д. 84. Л. 53-59. В комментариях мы сочли небезинтерес-ным привести некоторые места из черновых набросков Смирнова, не вошедших в окончательный текст отзыва. (Там же. Л.60-67). А. А. Смирнов ссылается всюду на машинопись работы И. М. Тронского. В необходимых случаях мы отсылаем к соответствующим
местам ее первого издания .
Отзыв о докторской диссертации И. М. Тронского «История античной литературы»
Работа И. М. Тронского представляет собой весьма ценный труд, основанный на глубоком изучении первоисточников и всестороннем использовании огромной научной литературы. Все узловые вопросы истории греческой и римской литературы пересмотрены автором заново, и в очень многих случаях это привело его либо к новым, весьма интересным выводам и наблюдениям, либо к уточнению результатов прежних исследований. Еще существеннее то, что выводы по отдельным пунктам и проблемам сведены И. М. Тронским в единое целое, образуя законченную концепцию процесса развития античной литературы на базе общего исторического развития античного общества. Два варианта литературного развития в условиях формирующегося, расцветшего и затем изживающего себя рабовладельческого строя, древнегреческий и древнеримский, рассматриваются И. М. Тронским в тесной взаимной связи, определяемой отчасти параллелизмом развития, отчасти огромным влиянием, которое старейшая из двух литератур, греческая, оказала на римскую. Вместе с тем И. М. Тронский включает античную литературу в общеевропейский литературный процесс, отмечая как черты внутренне общие литературе античной и западноевропейской (с полным учетом, конечно, специфики той и
другой), так и важнейшие случаи воздействия античных образцов на западноевропейские литературные течения или на отдельных западноевропейских авторов.
При огромном охвате работы И. М. Тронского можно удивляться искусству, с которым он уместил на сравнительно небольшом пространстве своей книги такое количество первоклассного материала, умело отобранного и освещенного ярко и разносторонне7. Следует отметить, что, сосредоточившись в первую очередь на моментах идеологического порядка, И. М. Тронский уделяет в то же время достаточно внимания анализу поэтики, стиля, художественной формы рассматриваемых произведений.
К числу наиболее удачных мест в работе, содержащих в большинстве случаев нечто принципиально новое, относятся: очень точный и яркий анализ «гомеровского» искусства (стр. 95 слл.); раскрытие степени и формы проявления личности в греческой лирике VII-VI вв. (стр. 140 слл.); очень тонкая характеристика Эсхила, ограничивающая традиционное представление о его «аристократизме» и показывающая его связь с афинской демократией и прогрессивность его идей, глубокую человечность его и свободолюбие - словом, все то, что делает Эсхила одним из величайших трагических поэтов8; отлично разработанный раздел эллинистической литературы и греческой литературы периода римского владычества - например, экскурс о происхождении и развитии буколики (стр. 437-439); очень полная и свежая характеристика позднегре-ческого романа (стр. 509 слл.) и т.д.; характеристика Цицерона как синтеза римской и греческой культуры (стр. 645 слл.) ; раскрытие связи между научно-философской и поэтической стихией поэмы Лукреция (стр. 681 слл.); глубоко содержательные и свежие характеристики творчества Вергилия, Горация, римских элегиков и т.д.
Те критические замечания, которая я хотел бы сделать по поводу новой работы И. М. Тронского, представляют собой не столько возражения по существу против основных его положений, сколько попытку внести в них некоторые добавления или коррективы.
Прежде всего, отмечу, что наряду со строго историческим подходом к явлениям, который господствует в работе И. М. Тронского, в ней все же встречаются изредка остатки нормативных оценок, являющиеся не до конца преодоленным наследием традиций старой европейской и русской классической филологии. Вот несколько примеров. Автор находит, что «стремление к концентрации действия приводит иногда (автора «Илиады») к несообразностям. Так сцены 3-й книги «Илиады» (единоборство Париса с Менелаем, смотр со стены) были бы гораздо уместнее в начале осады Трои, чем на 10-й год войны, к которому приурочено действие " Илиады"» (стр. 93)10. Установившаяся в новое время логика художественного повествования не властна над приемами древнего эпического творчества. По той же причине едва ли правильно видеть большее совершенство «Одиссеи» (по сравнению с «Илиадой») в том, что роль главного героя «выдвинута в ней резче» (стр.72-73)11. Нарушение исторического принципа можно обнаружить также в замечаниях автора о сохранении «исторической перспективы» и «архаизации» в «Илиаде» (Стр. 75 и 77)12. Правильнее, мне думается, было бы здесь говорить об архаизме, о бессознательных пережитках глубокой старины, примеры чему мы находим нередко в эпосе западноевропейских народов (например, в «Песни о Роланде» говорится об «императоре» и о «франках», в чем никак нельзя усмотреть «ученую реконструкцию» редактора поэмы). Неправильно также видеть «небрежности» у Плавта в его повторах, сценах, не подвигающих действия вперед и т. п. Такова поэтика Плавта, его драматическая система, общая система едва ли не всякого народного театра. Лучше поэтому не говорить, что Плавт отступает от «строгой архитектоники» в построении своих пьес, ибо такая архитектоника противоречит его искусству13.
Перехожу к замечаниям, касающимся вопроса о генезисе и развитии литературных жанров. Превосходно освещены фольклорные корни древнегреческой литературы. Однако изложение еще выиграло бы в широте, если бы в него были введены хотя бы в форме гипотезы основные положения теории первобытного синкретизма А. Н. Веселовского. В этом случае на первый план выступило бы синкретическое обрядовое действо, являющееся согласно этой теории, основным источником форм поэтического творчества, тогда
как в изложении И. М. Тронского эта роль едва ли основательно отводится «рабочей» (или «трудовой») песне - источнику, по-видимому вторичному и вспомогательному14 .
В разделе о героическом эпосе недостаточно подчеркнута возможность существования других древних поэм, кроме «гомеровских», т. е. поэм, посвященных другим группам сказаний. Если киклические поэмы получили свою окончательную форму поздно и под влиянием «гомеровских» поэм (стр. 134 слл.), это не исключает того, что песенно-эпический материал их мог и должен был быть столь же древним, как и материал «гомеровских» поэм. Исчезновение этих других песен и поэм - факт нисколько не удивительный. Очень важные параллели может дать в этом отношении история французского, или немецкого, или испанского героического эпоса. Без учета этих этого момента получается обуженная картина греческого эпоса, в которой гомеровские поэмы занимают слишком исключительное положение. С другой стороны, проблема особенности формы гомеровских поэм - «обширное действие в рамках короткого эпизода» (стр. 92) - находящей очень мало аналогий в мировом эпосе, лишь поставлена автором, но никак им не разрешена.
Очень правильно указание, что зарождение греческой художественной прозы определяется социальными причинами (стр. 181-182)15. Однако эти последние недостаточно раскрыты. Ссылка на «рост критической и научной мысли» еще не объясняет всего. Аналогии с происхождением средневековой художественной прозы в XIII в. наводят на мысль о значении развития городского ремесла и торговли, рост производственной техники, несший с собой новую идеологию, в частности, известный рационализм и «прозаизм» мышления. Безусловно «городским» жанром является новелла, которой вообще автором уделено слишком мало внимания. Отсутствие древних образцов ее, так же как это наблюдается и в отношении эпоса, ничего не доказывает. Развлекательно-назидательные повестушки были без сомнения жанром искони весьма распространенным в народе, но лишь в условиях развитой городской жизни они получили новое литературное оформление и проникли в письменность. Включение этих соображений, хотя бы в форме гипотезы, без сомнения расширило бы перспективу в смысле более целостного охвата античной литературы.
По вопросу о причинах расцвета греческой драмы в V в. можно было бы, как мне кажется, учесть соображения А. Веселовского, считающего, кроме развития личности, вторым необходимым усло14 Тронский принял это замечание. Ср.: ИАЛ: 18.
вием для этого «громкие народно-исторические события» (в данном случае Греко-персидские войны)16.
Как уже было сказано, хорошо разработан И. М. Тронским вопрос о влияниях - греческой литературы на римскую и античной литературы на западноевропейские. Прежде всего, большое сочувствие вызывает критический, вполне марксистский подход к самому понятию «влияние». Автор во всех важнейших случаях раскрывает, почему именно то или иное литературное явление могло оказать влияние, и как заимствованное преобразовалось в новых условиях. Например, хорошо объяснено, почему европейскому Ренессансу была ближе латинская литература, чем греческая (стр. 542-543). Впрочем, отмечу тут же небольшую неточность: нельзя говорить, что на европейскую литературу до XVIII в. влияла только литература римская: Рабле, Ронсар, Полициано, Расин и другие многим обязаны грекам. Равным образом, очень тонко раскрыто отношение Плавта к греческой комедии (стр. 591 и 595-597), Энния к Гомеру и Еврипиду (стр. 601) и т. д.
В двух-трех местах, однако, по вопросу о влиянии античной литературы на западноевропейскую допущена нечеткость. Недооценено античное влияние на средневековую литературу, лишь по глубине, но не по обширности, уступающее влиянию античности на Ренессанс. Непонятно в этой связи выражение, что влияние это обнаруживается «даже» в церковной литературе Средних веков (стр. 3): ведь «церковная» (лучше сказать «клерикальная») литература Средних веков была главнейшим проводником влияний античности, хотя бы в очень узком понимании17. Неясна, с другой стороны, фраза: «В античности возникли и от нее ведут свое начало жанры, подвергавшиеся впоследствии значительным трансформациям» (стр. 3)18: Ни эпос, ни роман и новелла, ни драма, ни лирика на европейской почве не «возникли» из античных образцов. Наконец, разные линии развития европейского романа смешаны на стр. 53319.
Желательно было бы также в том, что касается влияний античной литературы на западноевропейскую сделать несколько добавлений:
упомянуть о юношеском переводе Мольера поэмы Лукреция (интересном в связи с сильным влиянием на Мольера эпикуреизма), отметить влияние Лукиана, кроме Эразма Роттердамского, Рабле, Гуттена и Свифта, также на крупнейшего французского гуманиста XVI в. Деперье («Кимвал мира») и, пожалуй, на А. Франса, прибавить в списке позднейших обработок темы Прометея к упомянутым там произведениям Гете, Байрона и Шелли еще некоторые другие, например, поэмы Мильтона, Леопарди и стихотворение Огарева «Прометей», в которое он вложил протест против тирании Николая I. По поводу влияния Плутарха на европейскую литературу XVI-XVIII вв. правильно отмечено, что к нему привлекал заключенный в его произведениях «гуманный морализм, враждебный аскетизму», а в эпоху Французской революции в нем видели «воплощение республиканских добродетелей» (стр. 486). Но к этому следовало бы добавить, что еще с XVI в. Плутарх был учителем гражданской доблести, любви к родине, гуманизма20.
Все эти замечания и ряд еще других, которые можно было бы сделать по поводу мелких частностей работы, не могут повлиять на общую оценку труда И. М. Тронского, который, будучи вполне оригинальным первым целостным и обобщающим, подлинно марксистским обзором античной литературы, намного превосходит предшествующие опыты в этом направлении, делавшиеся в советской науке (книги П. Когана, Дератани, Радцига21), и представляет собой чрезвычайно ценный вклад науку об античности. Считаю, что работа эта вполне заслуживает присуждения степени доктора филологических наук.
Профессор Ленинградского гос. университета доктор филологических наук А. А. Смирнов
Алексеев, Жирмунский, Мокульский, Смирнов 1947 - Алексеев М. П., Жирмунский В. М., Мокульский С. С., Смирнов А. А. История западноевропейской литературы. Раннее Средневековье и Возрождение. Под общей ред. В. М. Жирмунского, М.
Гинзбург 2002 - Гинзбург Л. Я. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб.
Гуковский 2002 - Гуковский Г. А. О стадиальности истории литературы (1943). Публ. Д. В. Устинова // НЛО. № 55. С. 106-131.
Дератани 1936 - Дератани Н. Ф. История античной литературы. М. 2-е изд.- 1938;
Жирмунский 1936 - Жирмунский В. М. Сравнительное литературоведение и проблема литературных влияний // ИАН ООН. № 3.
Жирмунский 1979 - Жирмунский В. М. К вопросу о литературных отношениях Востока и Запада (1947) // Жирмунский В. М. Избранные труды. Сравнительное литературоведение. Л.
Жирмунский 1963 - Жирмунский В. М. Памяти А. А. Смирнова // Известия АН СССР. ОЛЯ. Вып. 1. С. 78-81 (= Жирмунский В. М. Из истории западноевропейских литератур. Л., 1981. С. 280-286).
Коган 1907 - Коган П. С. Очерки по истории древних литератур. М.
Плавскин 1969 - Плавскин З. И. А. А. Смирнов ученый и литератор // Лопе де Вега. Новеллы. Пер. А. А. Смирнова. М. С. 283-293.
Радциг 1940 - Радциг С. И. История древнегреческой литературы. М.-Л.
Толстой 1947 - Толстой И. И.. Рец. на кн.: И. М. Тронский. История античной литературы. Л., 1946 // Вестник ЛГУ. №7. С. 121-123.
ИАЛ - Тронский И. М. История античной литературы. Л., 1946.
Тронский 1946 - Тронский И. М. Стадиальное единство античной литературы // Труды юбилейной научной сессии ЛГУ. Секция филологических наук. Л.
Ярхо 1998 - Ярхо В. Н. И. М. Тронский в его письмах (К 100-летию со дня рождения) // Классические и индоевропейские языки. СПб.
