Спросить
Войти
ИСТОРИЯ
Майкл Уэрт (доцент Университета Маркетт, США) (030) рассматривает проблему исторической памяти и трансформации образа «проигравших» во время реставрации Мэйдзи в Японии.
Проблема исторической памяти о событиях 1867-1868 гг. периодически становится чрезвычайно актуальной, поскольку в кризисные моменты развития Японии (включая современный этап) власть имущие призывают к «новой реставрации», делая историческое прошлое частью идеологического дискурса. Одновременно происходит переоценка значения событий середины XIX в. и роли их участников. Также значительную роль в трансформации образа «проигравших» играют помимо изменений в государственной идеологии и усилия местных активистов по сохранению памяти о выдающихся людях их малой родины.
Историческое лицо, которому Уэрт уделяет в монографии наибольшее внимание, - Огури Тадамаса (1827-1868), потомственный вассал дома Токугавы, занимавший различные бюрократические должности в последние годы сёгуната. Происходил из семьи старейших вассалов Токугавы: основателю сёгуната Иэясу служило уже четвертое поколение этой семьи. Как и у других ближайших вассалов, владения Огури были разбросаны по всей равнине Канто, однако самые крупные располагались в современной префектуре Гумма, что сыграло ключевую роль в обстоятельствах его смерти, а также в сохранении посмертной памяти о нем. Совокупный доход от наделов Огури исчислялся в 2500 коку риса. Пик его карьеры пришелся на период между «открытием» Японии и реставрацией Мэйдзи. В целом Огури придерживался передовых взглядов: он не
разделял идей сторонников радикальных методов «изгнания варваров», однако выступал за создание японского флота, как военного, так и торгового.
Наиболее яркие этапы служебной деятельности Огури были связаны с контактами с иностранцами. В 1860 г. он стал участником первого японского зарубежного посольства и побывал в США. В 1861 г. участвовал в переговорах с капитаном русского судна «Посадник», прибывшего к берегам о. Цусима. Также Огури работал над реформой пехоты (по западному образцу) и занимался организацией новой финансовой системы. Одним из главных достижений Огури стала постройка международного порта и судостроительной и судоремонтной верфей в Ёкосука, первой в Японии. Ему удалось убедить сегунат в необходимости вложить средства в этот дорогостоящий проект, а также использовать личные связи с торговым домом Мицуи для оплаты его части. Морская база Ёкосука создавалась при непосредственном участии французских специалистов. Проект оказался успешным, и после реставрации новые власти продолжали развивать морскую базу, ставшую в перспективе крупнейшей в современной Японии. Последним начинанием Огури стала организация внешнеторговой компании, с помощью которой предполагалось контролировать оборот.
Огури был активным сторонником, в отличие от других чиновников сегуната, вооруженной борьбы против коалиции княжеств Сацума и Тёсю и организовал налет на усадьбу Сацума в Эдо в 1867 г. Еще в 1863 и 1866 гг. в его адрес поступали анонимные угрозы, Огури обещали убить как противника восстановления императорской власти. Он продолжал настаивать на вооруженной борьбе даже после официальной отставки последнего сёгуна Ёси-нобу, за что был отстранен от должности и удалился в одно из имений в Гумма в сопровождении около сотни вассалов и солдат. Кроме того, в самой деревне проживали молодые люди, прошедшие до этого военную подготовку в Эдо по приглашению Огури. Возможно предположить, что и деревню Гонда Огури выбрал для своего пребывания не случайно: она была расположена вблизи горного прохода Усуи - одного из ключевых сухопутных пунктов, связывавших Юго-Западную Японию (откуда двигались войска проимператорской коалиции) с Северо-Восточной.
В силу этих или других обстоятельств Огури единственный был казнен после победы сторонников императора. В марте 1868 г., когда императорские силы прибыли в Гумма, даймё Такасаки, княжества, расположенного вблизи от владений Огури, принял их сторону. Вскоре на его имя поступил приказ арестовать Огури как мятежника. Самураи княжества Такасаки провели собственное расследование и доложили представителям коалиции, что Огури не имеет намерения бунтовать. Тогда Огури был схвачен солдатами самой коалиции и казнен через несколько дней без суда вместе с приемным сыном и несколькими вассалами. Осуждение вызывал не только сам факт, но и унизительный способ казни: вместо имитации ритуального самоубийства, положенного Огури по статусу, он был обезглавлен, как простолюдин. Именно это послужило главной причиной серьезных изменений в оценке его фигуры в течение XIX в.: пережившие реставрацию видели в Огури мученика и использовали обстоятельства его смерти для критики Мэйдзийской олигархии.
Другая фигура - Ии Наосукэ (1815-1860), убитый сторонниками реставрации императорской власти, хотя и не дожил до событий конца 1860-х годов, традиционно также считается жертвой смены власти. После реставрации Мэйдзи Ии обычно критиковали как сановника, в чье правление были заключены унизительные неравноправные договоры с иностранными державами. Многие из будущих олигархов Мэйдзи считали его личным врагом.
Жертвами борьбы стали и члены отряда Синсэнгуми, военно-полицейского объединения, созданного для подавления оппозиции сёгунату и оставшегося верным ему после отставки последнего сё-гуна. В особенности, известны руководители отряда: Кондо Исами (1834-1868), Хидзиката Тосидзо (1835-1869). Образ Синсэнгуми впоследствии варьировался от кровавых убийц до образца вассальной преданности.
Наконец, самураи клана Аидзу, одного из последних княжеств, оставшихся на стороне сёгуната, возможно, пострадали в наибольшей степени как во время военных действий, так и позднее: выходцы из этой местности испытывали определенную дискриминацию во второй половине XIX в.
Большинство сторонников сёгуната тем не менее пережили реставрацию. Первыми защитниками Огури стали его бывшие коллеги и друзья, стремившиеся отдать ему последнюю дань уважения. Многие бывшие вассалы Токугава после реставрации избрали карьеру писателей, журналистов или преподавателей и использовали свою профессиональную деятельность для того, чтобы критиковать новую власть. В частности, Цукагоси Ёситаро, происходивший из Гумма и ставший в Токио членом интеллектуального кружка Минъюся, был одним из первых, кто призывал к посмертной реабилитации Огури. Его работы оказали наибольшее влияние на последующие сочинения, посвященные Тадамаса.
Фукути Гэнъитиро, стоявший у истоков японской журналистики и основавший первую современную газету «Коко симбун», в одной из статей отмечал несправедливость казни Огури, а также его заслуги перед Японией. Ему же принадлежали другие публикации, оправдывавшие проигравшую сторону, включая семью Токугава. Идеи Фукути были обобщены им в труде «О закате и падении сёгуната» (1892), в котором он отрицал узурпацию власти сёгуна-ми. Закрыв в XVII в. страну от внешних контактов, бакуфу заложил основу продолжительного периода стабильности. Реставрация же означала вовсе не возврат власти императору, а создание другого сегуната, но уже представителями юго-западных княжеств. Основной причиной упадка бакуфу стала нерешительность последнего поколения его сановников (Огури при этом был исключением). В целом первое поколение критиков официальной версии событий не было едино ни в своих усилиях, ни в том, какую версию нужно предложить взамен.
Как даймё фигура Ии Наосукэ имела и местное значение, и в его бывшем владении (Хиконэ, совр. преф. Сига) его вспоминали скорее позитивно. Первым в его защиту выступил Симада Сабуро, бывший вассал Токугава и издатель, убеждавший своих читателей в том, что Ии не желал национального унижения Японии и заключил Ансэйские договоры, пренебрегая личными чувствами и исполняя государственный долг.
С 1890-х годов стали появляться исторические общества, видевшие своей задачей сохранение доброй памяти о последнем се-гунате и активно занимавшиеся издательской деятельностью. Стимулом к их созданию послужил 300-летний юбилей Токио. Просветительская деятельность этих обществ была направлена на воссоздание быта, однако они активно использовали любой повод
для реабилитации деятелей прошедшей эпохи. Одно из них, Кю:бакуфу («Старый сёгунат»), собрало и в период 1897-1900 гг. опубликовало наиболее значительные источники по его истории и воспоминания оставшихся в живых его вассалов. Издатель этой серии Тогава Дзанка опубликовал первую биографию Огури, в которой помимо несправедливости его казни отмечался финансовый гений этого человека.
Примечательно, что в поддержку сторонников сегуната в некоторых своих сочинениях выступал такой автор, как Фукудзава Юкити, в целом негативно настроенный в отношение «феодального» прошлого. В одном из эссе он прославлял самураев княжества Микава (одних из последних защитников сёгуната) за их мужество и преданность.
В 1901 г. была опубликована книга, посвященная Огури. Она вышла в популярной серии монографий для юношества издательства Хакубункан. Примерно тогда же, в начале 1900-х годов, имя Огури стало появляться в учебниках, предназначенных для местных школ в Гумма и Ёкосука, но в основном в дополнениях. В них отмечались его заслуги в создании местных промышленных предприятий. Но с этого же времени отмечается снижение интереса к Огури, что связано, в первую очередь, с уходом людей, лично заинтересованных в его реабилитации.
Наиболее популярными персонажами (также погибшими в событиях середины XIX в.) с этого времени становятся Сайго Та-камори (1827-1877), Сакамото Рёма (1836-1867) и Ёсида Сёин (1830-1859), память же об Огури временно переместилась на местный уровень. В период Тайсё (1912-1926) в связи с изменившейся внешней обстановкой произошла переоценка этих исторических фигур. Под впечатлением русской революции новое поколение историков искало и находило в их идеях заботу о широких массах народа (не только о благе престола), а также сделало Сайго и Ёсида провозвестниками идей экспансионизма.
Новая волна интереса к Ии и Огури поднялась в связи с 50-летними юбилеями двух новых городов: Йокогама и Ёкосука в середине 1910-х годов, в результате обоим деятелям были установлены памятники. Еще с 1881 г. активисты попытались на собственные средства поставить статую Ии в Токио, однако наткнулись на запрет министерства внутренних дел. Новый проект его памятника
в парке Хибия был задуман бывшим вассалом Ии в 1899 г. На этот раз удалось получить согласие городских властей выделить землю. Однако и в этот раз проект был отвергнут центральными властями, после чего был принят закон об ограничении организации публичных мест памяти в Токио.
В период Мэйдзи появляется новая символическая иерархия пространства: наибольшее значение имели парки в Токио (особенно Уэно), далее следовали парки в Киото и Осака. Символическое пространство этих городов принадлежало центральным властям. Именно там были установлены памятники Сайго Такамори, Омура Масудзиро, Ямато Такэру и Кусуноки Масасигэ - личностям, олицетворявшим преданность императору и военную мощь. В других городах парки имели уже, скорее, значение для местной исторической памяти, центральный аппарат не мог их напрямую контролировать. В Йокогама бывшим вассалом Ии была приобретена земля, и через несколько лет городские власти дали согласие на возведение там памятника. Единственное, что смогли сделать токийские власти, - это отложить открытие статуи на десять дней, и оно таким образом не совпало с празднованием 50-летия города.
Первым официальным лицом, оценившим заслуги Огури как основателя морской базы в Ёкосуке, стал адмирал Того Хэйхатиро (1848-1934). В 1915 г. во время празднования 50-летия Ёкосука Огури называли основателем города, и многие газеты отзывались о его деятельности позитивно. Это послужило поводом для того, чтобы отдельные активисты запросили средства у префектуры Гумма на сооружение его бюста в порту. Памятник был открыт в 1922 г., причем на церемонии его открытия присутствовали высокопоставленные военные чины и другие официальные лица.
Еще одним способом реабилитации стало присвоение посмертных придворных рангов. Сама по себе эта процедура стала чрезвычайно распространена после Реставрации, и на первых порах ранга были удостоены не только недавно скончавшиеся сторонники двора в гражданской войне, но и исторические лица (самураи, мыслители), считавшиеся преданными трону. Комиссию по пожалованию ранга возглавлял некто Танака Мицуаки, выходец из княжества Тоса, который лично отобрал около 60% кандидатур, при этом из них 70% являлись его земляками (030, с. 87). Однако вскоре посмертные ранги стали получать и представители дома Токугавы, и чиновники бакуфу. Бывшие самураи княжества Аидзу в 1914 г. основали общество ветеранов, которое ставило целью увековечить память погибших сослуживцев с помощью присвоения им посмертных рангов, а также права поминать их в святилище Ясуку-ни1. Частично эти цели были достигнуты. Активисты из Гумма также стали с 1915 г. добиваться присвоения ранга Огури, однако неудачно. А Ии Наосукэ был удостоен посмертного ранга в 1917 г.
На рубеже 1920-1930-х годов произошла реабилитация членов отряда Синсэнгуми в массовом сознании, когда были опубликованы три книги Симодзава Кан, рисовавшие их позитивный образ. Тогда же дальний родственник Огури Нинагава Арата создал его подробную биографию. Вначале автор испытывал трудности с публикацией, поскольку его версия событий реставрации Мэйдзи сильно противоречила официальной, но когда издатель был найден, книга неожиданно оказалась популярной, и к десятому дню после выхода в свет тираж пришлось допечатывать в третий раз. Всего книга выдержала 16 изданий (030, с. 94). В изображении Ни-нагава Огури был идеальным патриотом, заботившимся только о благе народа и не вовлеченным ни в какие политические игры и борьбу за личную власть. Также в период в 1920-1930-х годов произошел бум краеведения: учебные курсы по местной истории и географии вошли в школьную программу, в результате деятельность многих «проигравших» при Реставрации получила высокую оценку в региональных учебниках.
Вторая мировая война и поражение в ней резко изменили оценку исторического прошлого. Герои Реставрации стали изображаться честолюбивыми борцами за собственное благополучие, которые лишь попутно способствовали модернизации страны. В массовом сознании больше симпатий стали вызывать «проигравшие». Появились позитивные оценки деятельности Ии Наосукэ в научной литературе (работы Ока Сигэки). В то же время наиболее влиятельными стали историки-марксисты, в первую очередь Тояма Си-гэки, которые были крайне негативно настроены против «феодализма» и в своих работах доказывали, что в период Мэйдзи сохранились многие его элементы, чем и были обусловлены нега1 Святилище Ясукуни - синтоистское святилище в Токио, где, начиная с эпохи Мэйдзи, поклоняются душам воинов, павших за Японию и императора. -Прим. реф.
тивные явления этого времени. В результате многие исторические личности, включая Огури и Сайго, получили крайне отрицательную оценку как «реакционеры». Появились и работы (Нинагава Арата), авторы которых рассматривали Реставрацию в целом как негативное событие, приведшее к власти олигархию, подавлявшую демократию и любые свободы. В них, напротив, защитники сегуна-та рассматривались как борцы против несправедливости.
Что касается массовой культуры, то во время американской оккупации она находилась под строгим контролем и из фильмов, книг и даже детских игровых наборов было исключено все, что было связано с вассальной преданностью, служением императору и борьбой против иностранцев. События Реставрации практически не были представлены.
Самый популярный автор исторических романов Сиба Рёта-ро создал серию портретов как героев, так и «проигравших» при Реставрации. В его романах Сакамото Рёма предстает экономическим мыслителем, выступавшим за развитие международной торговли. Книга об отряде Синсэнгуми, не давая оценки ее членам, исследовала, каким образом переломная историческая эпоха влияет на человеческие судьбы. Работа Сиба, посвященная Огури Тадама-са, позитивно освещала и его деятельность. Сиба называет Огури одним из «отцов мэйдзийской Японии», образцом бюрократа нового поколения (030, с. 149). Таким образом, спустя сто лет произошло условное «примирение» бывших противников.
С 1960-х годов в массовой культуре, особенно в кинематографе, появляются произведения, изображающие исторические события с акцентом на эмоциях, личной жизни персонажей, не предлагающие однозначной оценки их государственной деятельности, и образ, к примеру Ии Наосукэ, в результате становится нейтральным. Огури Тадамаса, напротив, превращается в злодея в исторических приключенческих драмах, однако выступает как второстепенный и типический персонаж, лишенный индивидуальных характеристик и тем более связи со своим прототипом.
Неожиданно позитивную оценку в массовой культуре, а также публицистике почти вся проигравшая сторона в Реставрации получила после 1989 г., с началом экономической рецессии. Реставрация Мэйдзи тогда виделась как ключевое событие, послужившее причиной всех последующих негативных событий ХХ в.,
поэтому боровшиеся против проимператорской коалиции стали новыми героями массовой культуры. Так, увидел свет роман Домон Фуюдзи, посвященный биографии Огури, в котором тот изображен реформатором и прототипом современного бизнесмена. Огури были посвящены две исторические передачи центральных телеканалов, публичные лекции, экскурсии, статьи в газетах и журналах. Позитивным стал образ и в массовой культуре: в одном из сериалов Огури представлен не только важным государственным деятелем, но и человеком, наделенным превосходными личными качествами. Наконец, в 2005 г. был выпущен комикс манга (автор Кимура На-оми), героем которого является Огури, представленный образцовым патриотом.
Собственную оценку событий 1860-х годов дал в одном из выступлений нынешний глава дома Токугава - Цунэнари: падения сегуната в принципе не произошло, произошел лишь переход власти к другой группе людей. Тем более трагической является судьба проигравшей стороны.
Наконец, в 1990-е востребованным оказался еще один специфический контекст, связанный с именем Огури и появившийся сразу после его смерти, - легенда о том, что он перед смертью спрятал недалеко от своего имения на горе Акаги клад стоимостью 10 млрд йен. Хотя его поиски продолжались практически без перерыва до недавнего времени, пик пришелся на 1990-е годы, когда в течение шести лет один из центральных телеканалов выпускал передачу о раскопках на г. Акаги. Автор связывает такой всплеск активности с экономической рецессией.
В настоящее время двумя противоположными друг другу центрами памяти о войне Босин и реставрации на региональном уровне являются бывшие княжества Аидзу с центром в г. Аидзу-Вакамацу (префектура Фукусима) и Тёсю с центром в г. Хаги (префектура Ямагути). Во время боевых действий силы Тёсю взяли Аидзу, убили и оставили без погребения около 3000 его жителей. Во второй половине ХХ в. официальные представители г. Хаги неоднократно выступали с инициативой примирения и приглашали г. Аидзу-Вакамацу стать побратимом, однако они были отвергнуты. В 2007 г. премьер Абэ Синдзо (уроженец Ямагути) во время предвыборной кампании в Фукусиме начал свою речь с извинений за события полуторавековой давности.
Марк Равина (031), профессор истории Университета Эмори (США), исследует развитие исторической памяти о Сайго Такамо-ри, в особенности появление и распространение легенды о его самоубийстве.
Сайго Такамори был центральной фигурой в борьбе против сегуната Токугава, затем одним из наиболее влиятельных лиц нового правительства. Конфликт с бывшими соратниками привел к тому, что в 1873 г. Сайго ушел из правительства, а в 1877 г. возглавил восстание в Сацума, в ходе которого погиб 24 сентября во время битвы на холмах Сираяма (префектура Кагосима). Его смерть ознаменовала собой окончательное поражение самурайства как социальной группы.
Сразу после этого события в печати появилось множество гравюр, по-своему, часто фантастическим образом интерпретирующих обстоятельства его гибели. Согласно одной из них, Сайго после смерти оказался на Марсе (в 1877 г. эта планета подходила близко к Земле). Согласно другой, повторявшей буддийскую иконографию смерти Будды Шакьямуни, Сайго достиг нирваны в спокойствии и пребывает в окружении его соратников. Согласно третьей, после смерти Сайго возглавил восстание в аду против повелителя преисподней. Но наиболее популярным стал сюжет о том, что Сайго совершил ритуальное самоубийство сэппуку. Этот же сюжет пережил все остальные и был растиражирован другими средствами массовой культуры. Большинство как японских, так и американских исторических справочников, а также две основные академические биографии Такамори на японском и английском языках тоже придерживаются этой версии. Между тем Равина утверждает, что история о совершенном по правилам ритуальном самоубийстве является не более чем легендой, превращение которой из популярного мифа в официальную историческую версию совпало по времени со становлением японского милитаризма.
Согласно трем сохранившимся независимым свидетельствам очевидцев, тело Сайго не имело колотых ран в области живота. Скорее всего, он получил в сражении серьезное огнестрельное ранение в бок (что помешало бы ему принять необходимое для сэп-пуку положение тела) и был в спешке обезглавлен одним из подчиненных. Его ближайшие сподвижники также вряд ли могли совершить ритуальное самоубийство.
Иллюстрации к газетным статьям часто не соответствовали содержанию и воспринимались читателями не буквально, а как художественные образы.
Фантастические сюжеты, появившиеся на гравюрах 1870-х годов, были быстро забыты, а в 1880-е обстоятельства смерти Сай-го и само Сацумское восстание обходили в печати стороной. С 1890-х годов, спустя поколение после того, как самураи утратили сословные привилегии, начинается возрождение бусидо: как части государственной идеологии. Бусидо: было серьезно переосмыслено и вместо сословной культуры стало частью общенациональной. До 1893 г. в печати этот термин не употреблялся, но после стал употребляться все чаще, достигнув максимума во время Японо-китайской и Русско-японской войн.
Переосмысление бусидо: как общеяпонского наследия и части идеологии впервые было осуществлено профессором философии Токийского университета Иноуэ Тэцудзиро, который придал современное звучание идеям самопожертвования и преданности долгу. Он утверждал, что бусидо: является главным японским философским течением, квинтэссенцией японского духа, и хотя его идеи развивались самурайским сословием, они имели отношение не столько к насилию, сколько к самовоспитанию. К мыслителям бусидо: Иноуэ отнес многих авторов предшествующих эпох, включая Ямага Соко и Ёсида Сёин, находя ложную преемственность между их трудами. Такая генеалогия идей стала официальной и упоминалась, в частности, в идеологическом манифесте «Кокутай-но хонги» («Основные принципы государства», 1937). Другие авторы (Сигэно Ясуцугу, Кусака Хироси) возводили бусидо: к мифической древности «создания» Японии первыми богами. Популяризации этих идей способствовали даже христианские писатели: так, чрезвычайно известной стала книга Нитобэ Инадзо, в которой тот сравнивал бусидо: одновременно с рыцарским кодексом чести и христианским учением, и именно это течение, по его мнению, отличало Японию среди незападных стран и поднимало до уровня европейской цивилизации. Распространением нового бусидо: как национальной идеи занимались ассоциации боевых искусств и военных резервистов. Наиболее ярким событием стало самоубийство генерала Ноги Марэсукэ в 1912 г. В предсмертной записке он заявлял, что хотел одновременно последовать за своим господином
(скончавшимся императором Мэйдзи) и искупить свою вину за потерю знамени полка в ходе подавления Сацумского восстания.
Сайго Такамори получил посмертное императорское прощение в 1889 г. Несмотря на это, его активное участие в восстании и обстоятельства смерти, как правило, замалчивались на протяжении 1890-х и начала 1900-х годов. Так, его биография в трех частях, опубликованная Мураи Гэнсай и Фукурой Тикутэй, заканчивалась событиями 1874 г. Но в этот же период в отдельных изданиях начал складываться миф о его смерти. В работе Кацута Магоя 1894 г. Сайго не разрезал свой живот (что противоречило бы источникам), но при этом сам приказал адъютанту отрубить себе голову (что является выдумкой автора). С 1900-х годов версия о самоубийстве получила распространение в школьных учебниках, причем создание в 1903 г. цензорского контроля над этими изданиями не изменило содержания соответствующих разделов. Версия, ставшая впоследствии классической, была предложена в 1912 г. бывшим участником Сацумского восстания, членом группы Кокурю: кай Кадзики Цунэки. Согласно ей, Сайго перед смертью выбрал подходящее для самоубийства место, сел прямо, поклонился на восток (в сторону императорского дворца) и приказал обезглавить себя. Необходимо отметить, что эта работа, во-первых, противоречила ранее опубликованным воспоминаниям того же автора, во-вторых, появилась вскоре после самоубийства генерала Ноги и, таким образом, примиряла бывших противников после смерти общим служением императору. Версия эта была воспроизведена писателем Мусякодзи Сонэацу в биографии Сайго, переведенной в 1942 г. на английский язык, и стала стандартной для американской японистики.
Такая трасформация образа Сайго, по мнению Равина, была связана со стремлением распространить идеи бусидо:. Такамори был одной из самых популярных фигур, импонировавших практически всем слоям населения - от крестьян до потомков самураев. Прогрессивные газеты, критиковавшие правительство, описывали его как защитника гражданских прав, павшего в борьбе за народ. Восторженно о нем отзывался известный публицист Фукудзава Юкити, посвятивший ему пространное эссе. Были известны легенды о том, что он не погиб, а бежал в Индию или Россию, но должен вернуться, чтобы встать на защиту народа. Любопытно отметить, что с этой легендой связано даже нападение на цесаревича Николая, совершенное Цуда Сандзо во время визита наследника царского престола в Японию. Цуда, страдавший психическим расстройством, заявил на следствии, что боялся Сайго, якобы сопровождавшего Николая и вернувшегося из России, чтобы отобрать награды Цуда за участие в подавлении Сацумского восстания. Сайго, персонажа, которому хотела подражать молодежь, официальная идеология сделала последователем бусидо:, а также активным сторонником внешней экспансии. Последняя идея, в частности, распространялась со страниц юношеского издания «Мир приключений», где появилась статья «Что было бы, если бы Сайго победил». По мнению автора статьи, Сайго создал бы империю, включавшую Корею, Китай и Маньчжурию.
Как отмечает автор, развитие легенды о самоубийстве Сайго Такамори примечательно не тем, насколько она исказила реальные обстоятельства его смерти, а тем, что она демонстрирует, насколько историческая наука США находится под влиянием мифов японской официальной историографии, сложившихся еще в начале ХХ в.
А.А. Новикова
