Спросить
Войти

2011. 04. 016. Брэдли дж. Общественные организации в царской России: Наука, патриотизм и гражданское общество. Bradley J. voluntary associations in tsarist Russia: Science, patriotism, and civil society. - Harvard: univ.. Press, 2009. - XIV, 366 p

Автор: указан в статье

бернаторов превращались в указы и законы, но даже те, которые оказывались на сукне министерских столов, все равно служили отправной точкой для разработки каких-либо нововведений в управлении страной. Все они в целом рисовали перед монархом и его министрами картину внутреннего состояния империи» (015, с. 297-298).

Все это свидетельствовало о том, что система местного управления, с одной стороны, имела признаки эффективной модели (руководство губернаторами осуществлялось из единого центра, при их ротации учитывалось мнение как представителей других ведомств, так и местной общественности). С другой стороны, баланс распределения влияния на губернатора из центра был смещен в сторону МВД. В условиях неразвитости демократических институтов и расплывчатой регламентации полномочий губернатора это ведомство фактически узурпировало право влияния на все стороны жизни страны.

Таким образом, заключает автор, самодержавие с пониманием относилось к необходимости реформирования местного управления. «Вместе с тем проведенный анализ изученного круга проблем показал, что одной из причин, определивших нарастание кризиса самодержавной системы управления, стало все-таки недостаточное внимание правительства к потенциалу общественных сил в управлении государством» (015, с. 401).

С.В. Беспалов, В.М. Шевырин

2011.04.016. БРЭДЛИ Дж. ОБЩЕСТВЕННЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ В ЦАРСКОЙ РОССИИ: НАУКА, ПАТРИОТИЗМ И ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО.

BRADLEY J. Voluntary associations in tsarist Russia: Science, patriotism, and civil society. - Harvard: Univ. press, 2009. - XIV, 366 p.

Монография профессора Джозефа Брэдли (университет Талса, Оклахома, США), состоящая из введения, шести глав и заключения, посвящена деятельности научных организаций в Российской

империи конца XVIII - начала ХХ в., их отношениям с государственной властью и роли в становлении гражданского общества.

Автор обращает внимание на то, что в России, где, как принято считать, уровень политической и гражданской активности населения всегда был довольно низким, в начале ХХ в. существовало, по приблизительным оценкам, около десяти тысяч общественных организаций (voluntary associations). Разного рода ассоциации, деятельность которых была санкционирована властями, действовали не только в Петербурге и Москве, но и в российской провинции. Эти организации пронизывали своей деятельностью практически все сферы общественной жизни. Накануне Первой мировой войны Россия занимала первое место в мире по количеству общественных организаций. Наиболее быстрыми темпами количество этих организаций и их численный состав увеличивались во второй половине XIX столетия, что в полной мере соответствовало динамичным экономическим, социальным и культурным изменениям в российском обществе. И хотя правительство во многих отношениях ограничивало общественную самодеятельность, оно, по мнению автора монографии, зачастую не только не препятствовало развитию общественных организаций, но порой даже стимулировало этот процесс. В наибольшей степени это относилось к организациям научной направленности, которые находятся в центре внимания автора. Эти ассоциации позволяли российским подданным проявлять инициативу, самоорганизовываться и сотрудничать ради достижения общих целей. При этом в их деятельности, по мнению Брэдли, в полной мере нашло свое отражение фундаментальное противоречие российской политической культуры: с одной стороны, они содействовали развитию партнерства между правительством и общественностью, с другой - на определенном этапе развития для них становилось характерно стремление избавить общество от бюрократического произвола и в целом от автократического режима. И при этом, отмечает Брэдли, до настоящего времени, «несмотря на потрясающую вездесущность ассоциаций, историки пренебрегали этой уникальной особенностью российской политической культуры»; задачей своей монографии он считает «спасение российских ассоциаций от историографического забвения» (с. 2).

По мнению Брэдли, процесс развития общественных организаций в России - медленный, но все же неуклонный, начинается с

последней трети XVIII столетия. Многие из возникавших ассоциаций оказались недолговечными, однако некоторые из них (прежде всего организации, ориентированные на исследовательскую и просветительскую работу, как, например, Вольное экономическое общество) благополучно пережили те трудности и даже притеснения со стороны властей, с которыми им периодически приходилось сталкиваться, начиная с екатерининских времен и заканчивая периодом правления Николая I.

Характеризуя деятельность таких важных организаций, как Вольное экономическое общество (старейшее из ученых обществ России, созданное в 1765 г.) и Московское общество сельского хозяйства (основано в 1820 г.) в дореформенный период, Брэдли отмечает, что и современники, и историки зачастую критиковали их за неспособность добиться большинства поставленных целей. Однако автор придерживается иного мнения. Прежде всего, само существование этих организаций стало важным прецедентом, без которого процесс развития общественных организаций в пореформенную эпоху, возможно, не был бы столь быстрым и в целом успешным. Кроме того, «сам факт создания ВЭО и - впоследствии - Московского общества сельского хозяйства знаменовал собой начало популяризации экономических знаний в России... Оба общества финансировали прикладные исследования, сбор данных и распространение научных знаний. Они распространяли западные идеи и усовершенствования, а также выстраивали отношения с иностранными научными и сельскохозяйственными организациями, информация о деятельности которых стала регулярно публиковаться в России» (с. 81-82). Эти «сообщества знания» формировали неформальные сети и каналы коммуникации для обмена информацией; в дальнейшем этот опыт оказался востребован другими общественными организациями. Наконец, в неблагоприятной экономической ситуации, в условиях сохранявшегося крепостничества этим обществам все же удавалось внедрять в хозяйственную жизнь некоторые усовершенствования.

В эпоху Великих реформ медленное развитие ассоциаций сменилось их бурным ростом; в результате на рубеже ХК-ХХ вв. Россия имела уже вполне развитую сеть общественных организаций в столицах и других крупных городах, а также отдельные организации практически на всем пространстве Империи. Таким образом, по убеждению Брэдли, гражданское общество в стране развивалось.

Так же, как и европейские монархи, российские императоры дозволяли и даже поощряли ограниченную частную инициативу, прежде всего направленную на распространение научных знаний, поскольку это повышало престиж монархии и содействовало процветанию государства. «Поскольку организации типа ВЭО обеспечивали приращение и распространение научных знаний, а также повышение научного потенциала России, монархи рассматривали их как своих "помощников"... Организации типа Русского географического общества и Русского технического общества были ориентированы на исследование человеческого потенциала России и природных ресурсов страны в целях обеспечения ее экономического роста и процветания. Они мобилизовывали частные ресурсы, которые без их участия оказались бы распылены» (с. 255-256). Ассоциации собирали, систематизировали и обрабатывали разнообразную информацию, тем самым уменьшая издержки доступа к ней как для представителей правительственных структур, так и для всей образованной публики. При этом, подчеркивает Брэдли, осуществляя свою деятельность, эти ассоциации «продвигали» в России те ценности, которые, казалось бы, не могли сформироваться в условиях авторитарного режима, такие как индивидуальная инициатива, уверенность в своих силах, дух предприимчивости, стремление к самосовершенствованию, вера в науку и прогресс. «Все это представляло собой гражданское общество в действии», -утверждает Брэдли.

Начиная с эпохи Великих реформ, все больше представителей высшей бюрократии осознавали, что распространение знаний и развитие современной научной инфраструктуры являлись необходимыми атрибутами современной державы. В то же время лояльность по отношению к власти и ориентация на сотрудничество с правительством преобладали в среде научно-технической интеллигенции на протяжении многих десятилетий. Настроения научной общественности стали меняться к концу XIX столетия; особенно заметно это стало в 1890-х годах. Дж. Брэдли связывает эту перемену с голодом 1891-1892 гг., серьезно повлиявшим на общественное сознание. Идея служения монарху и обслуживания государственных интересов была дискредитирована в глазах многих

представителей академических кругов. Исследование материалов общественных организаций, в особенности Русского технического общества и Пироговского общества врачей, позволяет Брэдли утверждать, что на рубеже Х1Х-ХХ вв. их члены проникаются осознанием того, что миссией научной общественности является прежде всего служение народу, а не государству. Таким образом, представление о сущности патриотического служения Отечеству претерпевает серьезную трансформацию. С этого времени деятельность научных ассоциаций в России существенно отличается от того, как строили свои отношения с властями подобные организации в других странах (прежде всего - континентальной Европы), где роль государства как «просвещенного организатора жизни нации» по-прежнему признавалась учеными.

Правительственная политика в отношении научных ассоциаций на рубеже Х1Х-ХХ столетий была, по мнению автора, глубоко противоречивой. С одной стороны, власть искренне стремилась к постепенному распространению научных знаний в обществе; в то же время она стремилась управлять этим процессом, с тем «чтобы власть естественного знания и технической экспертизы не бросала вызов традиционным властным механизмам и ценностям старого порядка» (с. 258). И потому, когда в конце Х1Х в. достигшие известной зрелости научные ассоциации стали претендовать на большую, чем прежде, автономию от власти, участились случаи бюрократического вмешательства в их деятельность. При этом Дж. Брэдли отмечает, что в этой сфере проявилось традиционное соперничество двух ключевых российских ведомств - Министерства внутренних дел и Министерства финансов. Если руководители последнего исходили из необходимости поощрения частной инициативы и полагали, что активность научных ассоциаций в конечном итоге позитивно повлияет на деятельность субъектов экономической жизни, то представители МВД (и - в целом - большинство правительственных бюрократов) по-прежнему с подозрением относились к попыткам научной общественности установить «неправомочный» прямой контакт с населением. В отличие от распространения передовых аграрных технологий среди землевладельцев, сбора сведений о различных территориях империи и населявших ее народах, а также демонстрации (в музеях, на выставках) достижений современной науки (чем традиционно занимались, прежде всего, соответственно, Русское географическое общество и Русское техническое общество), полностью одобрявшихся бюрократическим аппаратом, выходившая за традиционные рамки деятельность научных организаций, направленная по распространение знаний среди широких слоев населения, вызывала у чиновников все большие опасения.

Этим давлением со стороны власти, а также усиливавшимся политическим радикализмом, представители которого относились к деятельности ученых обществ (и многих других элементов гражданского общества, «отвлекавших» народ от достижения политических целей), как правило, весьма критически, Дж. Брэдли объясняет важнейший парадокс русской истории: несмотря на то, что гражданское общество в стране динамично развивалось, после падения самодержавия в 1917 г. это гражданское общество оказалось не в состоянии обеспечить формирование устойчивого либерально-демократического режима в России.

С.В. Беспалов

2011.04.017. РУЭН К. НОВАЯ ОДЕЖДА ИМПЕРИИ: ИСТОРИЯ РОССИЙСКОЙ МОДНОЙ ИНДУСТРИИ, 1700-1917. RUANE C. The empire&s new clothes: A history of the Russian fashion industry, 1700-1917. - New Haven: Yale univ. press, 2009. - XII, 276 p.

История русской революции в одежде, написанная профессором Кристиной Руэн (университет Талса, Оклахома, США), начинается с указов Петра I об обязательном ношении «немецкого» платья, которые занимали не последнее место в ряду преобразований, имевших своей целью сделать Российскую империю равноправным партнером в семье европейских наций. В соответствии с намерениями императора, его подданные должны были теперь одеваться и вести себя по-европейски. В богато иллюстрированной книге, основанной на архивных и опубликованных источниках -мемуарах, модных журналах и каталогах, делопроизводственном и статистическом материале, рассматриваются экономические, социальные и символические аспекты перехода к европейскому стилю одежды, неразрывно связанные с развитием капитализма, промыш-

РОССИЯ КОНЕЦ xviii НАЧАЛО xx В. ОБЩЕСТВЕННЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ ГОСУДАРСТВЕННАЯ ВЛАСТЬ НАУКА ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО
Другие работы в данной теме:
Контакты
Обратная связь
support@uchimsya.com
Учимся
Общая информация
Разделы
Тесты