Кораксийская накидка у Гиппонакта и кораксы Гекатея

DOI :10.30842/ielcp230690152264

В. Т. Мусбахова

КОРАКСИЙСКАЯ НАКИДКА У ГИППОНАКТА И КОРАКСЫ ГЕКАТЕЯ

В одном из фрагментов Гиппонакта, дошедшем до нас благодаря сочинению византийского эрудита Иоанна Цеца, упоминается кораксийская накидка, Fr. 2 a West (Tz. H. 10. 380): Kopa^iKov ^ev ^^фгго^суп ^юпо^ &Одетая в кораксийскую накидку&. Более широкий контекст позволяет понять, ради чего Цец цитирует этот стих Гиппонакта. В 329-й истории из «Хилиад», откуда он происходит, речь идет о знаменитой милетской шерсти, из которой изготавливали роскошные покрывала, при этом Цец сразу же сообщает, что на втором месте по качеству после милетской стоит шерсть кораксов, 10. 348-49:

"Epia та MiXqoia KaXXioxa yap xrov navxrov / Kav юог xrov Кора^г-Krov 98povxa §8uxepaia.

Цец далее приводит примеры, иллюстрирующие славу милетской шерсти, которые завершаются пересказом сцены из «Лягушек» Аристофана (Ar. Ra 541-44), где - в передаче Цеца - Дионис живописует, как было бы, если бы он поменялся местами со своим рабом: раб, возлежа на милетском покрывале, целовал бы танцовщицу, а Дионис приносил бы ему горшок для туалета (10. 370-76)1. Сразу после этого, как бы возвращаясь к началу, где была упомянута кораксийская шерсть, Цец пишет следующее:

Пер! Trov MiXnairov p,sv ёфау noXXoi spirov, Пер! spirov Kopa^rov sv npwcroi 5s &Innrovaf, ornro; sip^Ks p,sTproi xroXrov «Kopa^iKov p,sv ^p^isapivn Xrono;». Tou; Kopa^ou; 5s Kai Liv5ouc; sOvn xuyxavsiv vosi.

На этом 329 история заканчивается. Итак, в стихе Гиппо-накта, как он донесен до нас Цецем, речь идет о некой особе, одетой в кораксийскую накидку, и из предыдущего ясно, что кораксийская шерсть уступала лишь милетской. Но заключительное пояснение Цеца - «Понимай, что кораксы и синды это народы» 2 - вызывает недоумение. Возникает вопрос: причем здесь синды?

Присутствие синдов, однако, послужило основанием для сближения этого стиха Гиппонакта с другим фрагментом поэта, извлеченным из схолия к Аполлонию Родосскому, так что их даже помещают под одним номером3, а была и попытка прямо соединить их в одно двустишие, от которой справедливо воздерживаются В. Медейрос, М. Уэст и Э. Дегани4. Основания

для сближения этих фрагментов можно найти и у Гезихия, который дает также ключ к их интерпретации. В самом деле, Гезихий объясняет выражение 2гу§гкоу 8гаофау^а как то т^^ уиуагко^ (ИевусИ. б. V.), т. е. уиуагкгюу а18оюу, и это же значение фиксируется у него для Кора^гкоу, ИевусИ. б. V. Кора^ог 2ки0юу усуо^ ка! [Кора^гкоу] то уиуагкгюу а18оюу.

И все же вопрос «При чем здесь синды?» сохраняет актуальность для текста Цеца, к которому мы ненадолго вернемся. Если исходить из того, что упоминание синдов свидетельствует о том, что Цец располагал более чем одним стихом Гиппонакта, который он цитирует, тогда он, вероятно, имел ясное представление об обсценном характере фрагмента, на который указывают леммы Гезихия. В этом случае не понятно, почему он цитирует Гиппонакта так, как если бы речь шла о буквальном упоминании кораксийской шерсти. Некую подсказку здесь дает то, как Цец пересказывает Аристофана, о чем мы, к счастью, можем себе составить представление, обратившись к нужному пассажу из Лягушек (Аг. Яа. 542-48). Оказывается, что, пересказывая речь Диониса, Цец обрывает ее примерно посередине и таким образом опускает самую пикантную подробность. Ведь Дионис у Аристофана говорит дальше, что (глядя на то, как Ксанфий целует танцовщицу на милетском покрывале) он занимался бы мастурбацией, за что «хозяин» в конце концов выбил бы ему зубы5. Таким образом, Цец пересказывает Аристофана весьма целомудренно, из чего можно заключить, что и Гиппо-накта он не хотел цитировать так, чтобы стал ясен скабрезный смысл его стихов (или, может быть, рассчитывая на то, что знающим он и так понятен?). По этой причине, видимо, стих или стихи, где упоминалась синдская расщелина, не попал в цитату, хотя по смыслу он был, очевидно, тесно связан с процитированным стихом о кораксийской накидке. Вместо этого, Цец завершает свой экскурс ученым пояснением о том, что упоминаемые Гиппонактом кораксы и синды это народы.

Несколько слов к интерпретации интересующего нас Fr. 2а. Лемма Гезихия, хотя и дает общее понимание содержания стиха как обсценного, все же, как и в случае с «синдской расщелиной», не позволяет понять, на чем построена и как устроена метафора Гиппонакта (об интерпретации метафоры

«синдская расщелина» см. Мусбахова 2014). С другой стороны, если отвлечься от сообщения Гезихия, содержание стиха Гип-понакта можно воспринимать совершенно конкретно: в нем говорится о некой особе, облаченной в кораксийскую накидку. В этой ситуации единственной зацепкой, позволяющей прийти к метафорическому значению, зафиксированному у Гезихия, видимо, являются особенности самой этой накидки.

Кораксы были известны современнику Гиппонакта Гекатею как народ где-то в горной местности Понта, на Кавказе. Слово Хюпо^ (Хюпп) означает плащ, а в первом известном нам его употреблении речь идет о пастушеском плаще (Оё. 13. 224)6. Видимо, исходя из этой информации, Э. Диль в свое время высказал замечательную догадку, что за кораксийской накидкой скрывается кавказская бурка (ЯБ 8ирр1. Вё. VII. 8. 336). Правда, он понимал стих Гиппонакта буквально, так что в его трактовке получалось, что кораксийские накидки были известны в греческих городах Малой Азии и что именно такую накидку носит некая красавица у Гиппонакта7. Для знающих, что такое кавказская бурка, такая реалистическая картина, конечно, выглядит довольно комично. Однако, учитывая, что бурка - это ворсистая накидка из скатанной шерсти, целиком укрывающая тело того, кто ее носит, с помощью Гезихия мы получаем оригинальный образ женских гениталий, совершенно достойный Гиппонакта: то уиуагкгюу а!8оюу оказывается одетым в лохматую бурку. Почему же субъект этого стиха стоит в женском роде? К стихам Гиппонакта, частью которых был наш фрагмент, возможно, имеет отношение еще одна лемма Гезихия, а именно: ^ 2ки0(а ка! ^ пору^. При таком допущении

субъектом женского рода в нашем фрагменте могло быть слово &блудница&, метонимически переосмысленное в а!8оюу.

Теперь можно вернуться к «морали», извлеченной Цецем из частично процитированных им стихов Гиппонакта, и рассмотреть их как этногеографическое свидетельство, что собственно и составляет основную задачу этой статьи. Итак, как было ясно ученому византийцу, кораксийская шерсть имеет прямое отношение к народу кораксов, который в его сознании тесно ассоциировался с народом синдов: в оригинале Гиппонакта, как мы предположили выше, синдиянка-блудница была одета в кораксийскую накидку. Все это как будто бы говорит о географической близости синдов и кораксов. К этому можно добавить свидетельство Феникса из Колофона, поэта 3 в., сочинявшего холиямбы в подражание Гиппонакту, который в одном из дошедших фрагментов упоминает парой коракса и синда8. Естественнее всего это объяснить влиянием стихов Гиппонакта, как и в случае Цеца. Проблема, однако, в том, что, в то время как локализация синдов на Таманском п-ове и прилегающей территории северо-западного Предкавказья не вызывает сомнений9, свидетельства о кораксах гораздо менее определенны и к тому же противоречивы. Поэтому и комментаторы, как мы увидим ниже, высказываются в пользу их локализации то в северовосточном Причерноморье, то в Закавказье, чаще всего не пытаясь разобраться в противоречивых указаниях источников.

Впервые о кораксах сообщает Гекатей Милетский, младший современник Гиппонакта, БОгН^ 1 Б 210: Кора^ог сОуо^ Ко^%юу л^л^оу Кю^юу. Ъкахаго^ Ашш. Кора^гкоу тсг^о^ ка! Кора^гк^ хюра &Кораксы: народ колхов рядом с колами.

О влиянии Гиппонакта на Феникса см. Degani 1984: 241.

Гекатей в Азии. Кораксийская стена и Кораксийская страна&. У него же имеется информация и о колах, РОгШб! 1 Б 209: КюХог сОУО^ про^ тюг Каикаоюг. &Екатаю<; Ашя. а! §8 ипюрггаг той Каикаоои каХоиухаг КюАжа орп. Л Х®ра КюАж^ &Колы: народ у Кавказа. Гекатей в Азии. Ибо предгорья Кавказа зовутся Колийскими горами. Страна Колика&.

Как видно, прямых указаний на географическую локализацию кораксов в этих свидетельствах нет. Тем не менее можно предположить, что, раз кораксы соседствовали с народом, населявшим предгорья Кавказа, сами они могли локализоваться выше в горах Кавказа (разумеется, возможно и обратное). То, что кораксы в передаче Стефана Византийского отнесены к колхам, надо воспринимать с осторожностью, хотя бы потому, например, что, согласно Гезихию, кораксы являются скифами (ИевусИ. Кора^ог 2ки0юу усуо^)10. Любопытно, что соседящих с кораксами колов Гекатей не причисляет к колхам.

Следующим по времени после Гекатея кораксов упоминает Геланик Лесбосский, логограф второй половины V в. до н. э. Его свидетельство также дошло в передаче Стефана Византийского, который приводит его в связи с этнонимом хариматы (РОгШб! 4 Б 70): St. Ву7. б. Хар^атаг <...> ка! ЪХХаугко^ ¿V Ктшгогу &Е^^ ка! ПоХгю^ «Кгркгта!^ §& ^ю о(коиог Моо^ог ка! Харг^атаг, катю §& &Шю%01, ^ю §8 Кора^о(».

Впервые упоминаемых Геллаником керкетов позднейшие источники обычно локализуют по соседству с Синдикой. Что касается хариматов, то сама форма этнонима позволяет сближать их с племенами Приазовья, имеющими в своих названиях формант -^ата1 (&1а^а^аш1, 2аиро^аш1)п. Определенную проб10 Тем не менее часто кораксов относят к Колхиде на основании только свидетельства Стефана Византийского, см., напр., Анчабадзе 1964: 133: «Исходя из сведений Гекатея нельзя сказать ничего определенного об этнической принадлежности кораксов и колов или дать их точную локализацию. Единственное, в чем можно не сомневаться, так это <...> в том, что они жили на территории исторической Колхиды». Колхида при этом понимается в широком смысле как западное Закавказье. Этот же аргумент использует П. Кунийон: «Dans la mesure où les Koraxoi sont des Kolchoi et voisins de la Kôlikè, piémont du Caucase, on devrait les localizer en Abkhazie, aux alentours de Sotchi et Sukhumi (Dioskourias)» (Counillon 2004: 88). При этом не учитывается, что на основании известных греческих источников район Сочи не может быть отнесен к Колхиде.

лему в этом контексте вызывают мосхи, которых обычно помещают на крайнем юго-востоке Понта12. Однако Страбон, наряду с обычной локализацией, приводит, со ссылкой на историков митридатовых войн, свидетельство о керкетах и мосхах между гениохами и колхами, на восточном побережье Понта (Str. 11. 2. 14). Некоторую трудность представляет совместная интерЧГ Г гтч

претация пространственных индикаторов avro и катю. Тем не менее, можно предположить, что, поскольку керкеты обычно в наших источниках указываются на побережье за Синдикой, выражение «выше керкетов» в отношении мосхов и хариматов означает, что они живут за ними вглубь материка13. Определяющее положение гениохов наречие катю, видимо, тоже указывает на побережье, где гениохи соседствуют с керкетами. Кораксы же находятся над ними, т.е. дальше вглубь материка. Исходя из этой картины, кораксы по Гелланику оказываются обитателями внутренних районов северо-западного Предкавказья, что не противоречит сообщению Гекатея и вполне удовлетворяет представлению о местности, население которой могло заниматься овцеводством и производить высококачественную шерсть, получившую известность вплоть до Ионии.

Следующие упоминания кораксов появляются уже в IV в. до н. э.

В перипле Псевдо-Скилака, который был составлен, как считается не раньше 338 г. до н. э.14, кораксы названы в цепочке

С. Р. Тохтасьев несколько изменил свою точку зрения на этимологию этнонима савроматы, но не отказался от предложенного морфемного членения указанных этнонимов (Тохтасьев 2017: 245-47). Остается не совсем ясным, почему, упоминая хариматов интересующего нас фрагмента Гелланика, С. Р. Тохтасьев даже не рассматривал выделение в этом этниконе форманта -pmai, но постулировал в нем суффикс -t-, очевидно, по аналогии с соседними KspKsxai, xopsxai (145). Это, однако, слабый аргумент, особенно учитывая, что благодаря положению хариматов в глубине материка, они вполне оказываются соседями также и яксаматов. О хариматах сообщает, кроме Гелланика, только Палефат, у которого они тоже оказываются с цепочке керкеты - мосхи - хариматы (44 F 3: S. Byz. s. Xapipmai).

народов, которых автор перечисляет следующим образом: син-ды, керкеты, тореты, ахеи, гениохи, кораксы, Колика, меланх-лены, гелоны, колхи (РБ-8су1. §§72-81). В параграфе о колхах упоминается Диоскуриада, что и дает нам важнейший репер для хотя бы самой общей локализации перечисленных племен: § 81. Ко^хог Меха §8 тоитои^ [ГгХюуа^ - В. М.] КоХхог 80уо^ ка! Аюокоири; поХг^ ка! Ги^б^ пота^о^<...> 5. Исходя из

этого кораксы (§ 77: <Кора^о(. Мета §8 &Шю^ои^ Кора^о! 8^о^>. 78: КюАж^. Мета §8 Кора^ои^ КюХж^ 8^о<;)16 совершенно определенно локализуются по Пс.-Скилаку к северо-западу от Диоскуриады, и поскольку между ними и колхами названы еще три народа, вероятно, их следует помещать где-то на границе нынешней Абхазии или даже за ее пределами и, конечно, вне Колхиды, которая в данном случае начинается в районе Диоскуриады17. Этот участок северо-западного побережья Кавказа между Геленджиком и Гаграми, где отроги западного Кавказа вплотную подходят к берегу, отличается наибольшей труднопроходимостью и, видимо, в древности был совершенно непригоден для хозяйственной деятельности. Вероятно, благодаря этому основным занятием населявших его племен, как засвидетельствовал Страбон спустя триста лет после Пс.-Скилака, было пиратство 8. Примечательно, что в перипле Пс.-Скилака мы находим кораксов как раз в компании разбойничьих племен ахеев и гениохов, о которых позднее писал Страбон. Эта картина, надо признать, плохо согласуется с образом пастушеского народа, обитающего в горном Прику-банье, который складывался из рассмотренных выше свидетельств. Возможное объяснение состоит в том, что на побережье оказалась часть кораксов, тогда как остальные продолжали вести традиционный образ жизни где-то во внутренних

районах северо-западного Предкавказья19. Некоторые подтверждения этому мы найдем в позднейших свидетельствах.

В перипле Пс.-Скилака мы впервые находим перечисление народов восточного Причерноморья, которое в основных своих элементах - Синдика, керкеты, гениохи, колхи - будет повторяться в большинстве последующих географических сочинений. Кораксы в этой литературе, нам встретятся четыре раза: дважды - у Мелы, Плиния и еще два раза в Перипле Эвксин-ского Понта. Из них мы рассмотрим лишь свидетельства римских географов20. Но, прежде чем к ним обратиться, остановимся на двух упоминаниях кораксов, не относящихся строго говоря к жанру этногеографического описания (перипл, периэгеза). Одно из них встречается в близком по времени к Псевдо-Скилаку сочинению Аристотеля «Метеорологика».

Кораксы, точнее территория их обитания, упоминаются Аристотелем в связи с так называемыми «пучинами Понта» (ßaBea той növrou). Аристотель, судя по всему, связывал представление о месте, где глубина Понта так велика, что ее невозможно измерить, с выходом здесь вод замкнутого Каспийского моря, Arist. Met. 351. 8-13:

<.. .> n у£ йло xov KauKaaov Xi^vn, KaXoüaiv oi sksi OaXaxxav arnn yap noxapöv noXXöv Kai ^syaXrov siaßaXXövxrov oük sxouaa SKpouv 9avspov SKÖiSroaiv ш;о ypv Kaxa Kopa^oü;, nspi та KaXou^sva ßaösa xoü növxou xaüxa 5& saxiv ansipov xi x^; OaXaxxn; ßaöo; <...>.

<...> Иначе дело обстоит с озером, лежащим под Кавказом, которое тамошние жители называют морем. Не имея стока из-за впадающих в него многочисленных и больших рек, это озеро изливается под землей в районе кораксов, около так называемых пучин Понта. Они же (пучины - В. М.) представляют собой неизмеримую глубину моря <...>.

Наибольшей глубины, по Аристотелю, Понт достигает у побережья кораксов. На картах можно видеть, что Черное море достигает максимальной глубины вблизи берега у северо-западного побережья Кавказа. Речь идет, вероятно, о гористой и почти лишенной бухт части этого побережья, которую Страбон называет частью Кавказа (11. 2. 12: той Каикасои ^гро^ - см. прим. 18). Значимость этой характеристики хорошо видна из описания других частей восточного побережья, например Колхиды, которая по Страбону лежит под Кавказом (Str. 11. 2. 1: ^гта Sc тои^ &Нуюхои<; ц КоХ^ц шо тоц Каикаоюц öpcci ksi^SV^ ка! тог; Мос^ког^). Не исключено, что представление о глубине моря каким-то образом коррелировало с образом скалистого побережья, местами по сути лишенного берега, порождая мысль о том, что обрыв продолжается под водой на большую глубину. Кроме того, место, где отроги западного Кавказа вплотную выходили к Понту, словно бы отмечало начало горного перешейка, соединявшего его с Каспийским морем. Источники Страбона помещали в этих местах ахеев, зигов и гениохов (двигаясь от Синдики), а согласно Пс.-Скилаку, как мы видели выше, в IV в. до н. э. где-то здесь рядом с гениохами

обитали и кораксы. Этой локализации вполне удовлетворяет и

рассматриваемое свидетельство Аристотеля .

Еще одно упоминание пучин Понта в «Метеорологика» не противоречит предлагаемой локализации. В этом случае Аристотель говорит о том, что Кавказ - величайшая из гор и это подтверждается

Итак, наши самые ранние свидетельства о кораксах -Гекатей, Гиппонакт и Гелланик - с большой вероятностью указывают на горное Прикубанье как на место обитания корак-сов. Возможно также, что часть кораксов занимала в это время и какие-то прибрежные территории, или же они оказались там ко второй половине IV в. до н. э., когда был создан перипл Пс.-Скилака и «Метеорологика» Аристотеля.

На фоне вывода о возможном обитании основной массы кораксов во внутренних районах горного Прикубанья нас, пожалуй, не должно удивлять отсутствие упоминаний о них в позднейших географических источниках, поскольку они по большей части содержали сведения о населении прибрежных районов. Так, Страбон сообщает два варианта расселения племен на восточном побережье Понта: один раз пересказывая сведения Артемидора, а другой - историков Митридата (Str. 11. 2. 14). Ценность диатезы, почерпнутой у Митридатовых историков особенно велика, поскольку их сведения наиболее близки к Страбону по времени и определенно основаны на аутопсии. То же можно сказать и о перипле Арриана, который составлялся для практических нужд и благодаря этому отражал актуальный на тот момент состав народов Причерноморья. Нигде в этих источниках кораксов мы не находим.

Тем любопытнее упоминание у Страбона шерсти кораксов. Оно возникает в контексте повествования о продуктах, которыми славилась Турдетания (совр. южная Испания). И вот, перечислив много чего - хлеб, вино, оливковое масло и др., упомянув наличие там строительного леса, соли в реках, заготовку соленой рыбы, Страбон пишет, Str. 3. 2. 6: ло^^ Sc

Л9/ЧЛ Г ЧГ fs/ Г» Л V ~ Л Л fs/ ~ Л

каг гоО^ npoxepov ^р^вто, vuv ог грга ^aAAov xrov Kopaqrov. каг "unspßo^n xi^ 8gxi той ка^^ои^ <...>. Принятое толкование этого пассажа таково: «Раньше (оттуда) ввозилось много одежды, а теперь больше кораксовой шерсти», причем под кораксовой шерстью понимается особая шерсть иссиня-черного цвета (цвет воронова крыла), а не шерсть, выделываемая кораксами22. При

тем, что он виден от так называемых пучин, а также тем, кто вплывает в озеро (Меотийское), Arist. Met. 350 a: anpsia 5s той psv йуои^ oxi opaxai каг ало x®v KaXoupsvrov PaOsrov каг ец x^v Xi^vnv sianXsovxrov <...>. Это свидетельство естественнее всего понять как гиперболизацию того факта, что вершины Большого Кавказа в хорошую погоду видны на большом пространстве северо-западного Предкавказья, от Синдики до тех мест, где горы вплотную подступают к берегу. 22 «Formerly much cloth came from Turdetania, but now, wool, rather of

таком понимании, однако, полностью размывается субъект-ность кораксов, которая у Страбона четко выражена Gen. Pl.: шерсть кораксов (i.e. шерсть, производимая кораксами). Более естественной представляется другая интерпретация, которая предполагает, что Страбон сравнивал не шерсть с одеждой, а тамошнюю, турдетанскаую шерсть с шерстью кораксов: «...а сейчас шерсти (оттуда, из Турдетании) поступает больше, чем шерсти кораксов (из Понта)». В пользу такого понимания говорит и то, что, перечисляя в этом пассаже турдетанские продукты, Страбон неоднократно сравнивает их с понтийскиГГ\ "> г г чг г "> г

ми: ^lAxo^ on xsipwv xn^ HivwrciK^ y^, oyrov xapi^eia... on xstpwv x^ novxiK^^ (охра, не хуже, чем охра синопской земли, засолка рыбы, не хуже понтийской)23. Таким образом, Страбон пишет, как кажется, о том, что турдетанская шерсть опередила попу24

лярностью кораксийскую , и, если наше толкование верно, это косвенно свидетельствует о том, что кораксы во времена Стра-бона продолжали заниматься овцеводством, а значит, обитали где-то во внутренних районах северного Кавказа.

После примерно четырехсотлетнего молчания источников кораксы вновь появляются у Мелы и Плиния, что, конечно, ничего не говорит о реальной хронологии этих сведений, поскольthe raven-black sort» (J. H. Leonard in Loeb Strabo); «...heute dagegen vielmehr Wolle von tiefschwarzer Farbe» (Radt). При таком понимании обычно ссылаются на Str. 12. 8. 16, где упоминается лаодикийская шерсть, отличающаяся не только мягкостью, даже от милетской, аХХа каг sk; x^v Kopa^v xpoav (но и кораксовым цветом). Нам не известно, однако, об обозначении цвета с помощью Gen. Pl. Перевод Лассера пытается преодолеть эту трудность: «...ils fournissent aujourd&hui advantage de ces laines du genre des coraxines» (Lassere: Bude), видимо, понимая xrov Kopa^rov как Gen. Part. xrov Kopa^rov spirov. Но это решение подразумевает некоторое множество видов такой шерсти, что кажется натяжкой. Желая сказать о цвете, Страбон употребляет соответствующее слово, как ясно из того же пассажа Str. 12. 8. 16: Kopa^v xpoav, xon oprovopou xpropaxo;.

ку, как известно, оба римских автора использовали более древние греческие источники.

При описании восточного побережья Понта Мела, как позднее и Плиний, перечисляет племена с юго-востока на северо-запад, что было связано, вероятно, с особенностями римского административно устройства. Интересующие нас сведения необходимо рассматривать в более широком контексте, начиная с Фасиса и колхов, Mela 1. 108-111:

hic sunt Colchi, huc Phasis erumpit <...>. hinc orti montes longo se iugo et donec Riphaeis coniungantur exporrigunt; qui altera parte in Euxinum et Maeotida et Tanain, altera in Caspium pelagus obversi, Cerauni dicuntur, <...>. at in primo flexu iam curvi litoris oppidum est quod Graeci mercatores constituisse, et <.> Cycnum adpellasse dicuntur. reliqua eius ferae incultaeque gentes vasto mari adsidentes tenent, Melanchlaena, Toretica, sex Colicae, Coraxici, Phthirophagi, Heniochi, Achaei, Cercetici, et iam in confinio Maeotidis Sindones. in Heniochorum finibus Dioscorias a Castore et Polluce Pontum cum lasone ingressis <...>.

Это описание, если отвлечься от направления перечисления, содержит знакомую последовательность племен и, очевидно, восходит к греческим источникам дострабоновского времени: за Фасисом при первом повороте берега следует город Кикн, за которым остальную часть берега занимают уже дикие племена - меланхленское, торетское, Колика, кораксийцы, фтирофаги, гениохи, ахеи, керкетийцы и, наконец, у самой Меотиды - син-доны. При этом Мела сообщает, что Диоскуриада, основанная Кастором и Поллуксом (братьями Диоскурами), приплывшими в Понт вместе с Ясоном, находится в пределах гениохов. Используя вновь Диоскуриаду как репер, мы обнаруживаем, что кораксы у Мелы переместились к юго-востоку по сравнению с положением, которое они занимали в перипле Пс.-Скилака. То же можно сказать и обо всей цепочке от гениохов до меланхле-нов, а тореты и вовсе передвинулись в Колхиду из ближайших окрестностей Синдики25. Трудно сказать, отражает ли эта диатеза актуальное для какого-то времени расположение племен на восточном побережье Черного моря, или Мела связал гениохов с Диоскуриадой, проявив осведомленность в этногенетической легенде (гениохи происходят от возниц Диоскуров), благодаря чему произошло перемещение.

При этом восстановление Toretica [gens] остается проблематичным, поскольку рукописное чтение дает мало понятное terrestrea, см. Counillon 2004: 89, n. 273.

С текстом Плиния, в котором упоминаются кораксы, дело обстоит сложнее. Бытует мнение, что описание восточного побережья у Плиния безнадежно запутано26. На самом деле нетрудно показать, что в главах 14, 15 шестой книги Плиния, где описывается интересующее нас восточное побережье Черного моря, приводятся сведения разных источников об одних и тех же местностях. В самом деле, после описания в гл. 1З Фасиса, в гл. 14 Плиний сообщает следующее, Plin. NH б. 14:

inde aliud flumen C<h>arien, gens Saltiae, antiquis Pht<h>irophagi dicti, et alia Sanni, flumen Chobum, e Caucaso per Suanos fluens, dein Rhoan, regio Egritice, amnes Siga<m>a, Thersos, Astel<e>-phus, Chrysor<rh>oas, gens Absilae, castellum Se<b>astopolis, a Phaside C, gens Sanigarum, oppidum Cygnus, flumen et oppidum Penius. deinde multis nominibus Henioc<h>orum gentes.

Если город Пениус это действительно, как полагают, Питиунт (Подосинов, Скржинская 2010: 313, ком. 475), то Плиний здесь описывает практически все восточное побережье Понта. Дальше следуют, продолжает Плиний, известные под разными именами племена гениохов, расположенные, заметим, на своем месте традиционном месте. При этом, кроме вшеедов и этих гениохов, мы не находим в этом описании ни одного знакомого из предшествующей традиции этнонима. По характеру информации, содержащей перечисление рек и племен, очевидно, актуальное для времени Плиния, и, главное, упоминание крепости Себастополя, этот параграф явно сближается с перип-

лом Арриана . Видимо, это тот случай, когда, как отмечал М. И. Ростовцев, «итинерарий Плиния, восходит к такому же практическому путеводителю (как и перипл Арриана - В. М.), составленному для нужд римской администрации и потому

указывавшему, наряду с другими пунктами, те пункты, которые заняты были римскими войсками и имели особое значение для римлян» (Ростовцев 1925: 54).

Поразительно то, что в следующей главе Плиний дает описание той же территории, но теперь весьма близкое к тому, что мы видели у Мелы, а значит либо заимствованное у последнего, либо восходящее к тому же источнику, Plin. NH б. 15-17:

Subicitur Ponti regio Colica, in qua iuga Caucasi ad Ripaeos montes torquentur, ut dictum est, altero latere in Eu<x>inum et Maeotium devexa, altero in Caspium et Hyrcanium mare. reliqua litora ferae nationes tenent Me<l>anc<h>laeni, Coraxi, urbe Colchorum Dios-curiade iuxta fluvium Anthemunta <...>. sunt qui conditam eam ab Amphito et Telchio, Castoris ac Pollucis aurigis, putent, a quibus ortam Heniochorum gentem fere constat. <. > Achaei, Mardi, Cercetae, post eos Ser<ac>i, Cephalotomi. <...> T<o>retae, civitas Sindica <...>.

Если воспринимать этот текст как продолжение предыдущего, получается, что гениохи живут между Питиунтом и Коликой, а еще дальше на север оказываются меланхлены,

кораксы, Диоскуриада и др. Именно такое толкование пред2o

полагает комментарий Ю. Н. Воронова - А. В. Подосинова , при том что в следующем комментарии у этих авторов та же самая Колика отождествляется уже с Лихским хребтом в районе Фасиса (Подосинов, Скржинская 2011: 314, ком. 477), что немало обескураживает читателя. Однако все становится на свои места, если посмотреть на эту главу через текст Мелы. Плиний, как и Мела, пишет о месте, где Кавказ расходится двумя хребтами, одним к Понту и Меотиде, другим - к Каспию; затем Плиний почти в точности повторяет фразу о диких племенах, вводящую дальнейшее их перечисление (reliqua eius ferae incultaeque gentes... tenent / reliqua litora ferae nationes tenent); Плиний сообщает и о связи Диоскуриады с гениохами, только приводит, на его взгляд, видимо, более убедительную легенду о том, что город был основан возничими Диоскуров (гр. ^vío%oi), от которых пошло племя гениохов29 ; наконец,

Подосинов, Скржинская 2011: 313, ком. 476: «... В данном случае гениохи помещены между Пением (совр. Пицунда) и «страною Понта Коликой» <...>». Как сообщают авторы, комментарий к шестой книге «Естественной истории» Плиния был составлен Ю. Н. Вороновым и дополнен А. В. Подосиновым (Там же: 181).

Плиний называет в этой главе те же народы, лишь вкрапляя в старую диатезу несколько новых названий (марды, сераки, кефалотомы).

Итак, представляется достаточно очевидным, что Плиний в данном случае механически соединил два описания восточного Причерноморья - фрагмент некоего перипла, созданного для нужд римского флота, прообраз того, что лежит в основе составленного позднее перипла Арриана, и восходящую к греческим авторам диатезу, которую использовал и Мела. Едва ли возможно установить, что послужило причиной этого. Можно допустить, что Плиний не имел ясного представления о местных реалиях, и в частности не знал, что Себастополь и Диоску30

риада - это одно и то же место , а поскольку состав племен в

и V "1—г

новой и традиционной диатезе совершенно разный, Плиний мог решить, что это два разных участка побережья31.

Но вернемся к кораксам. Мы показали выше, что содержание гл. 15, где о них говорится, было взято Плинием у Мелы или, что менее вероятно, восходит к тому же источнику, что и свед