Методология истории в трудах сибирских историков в первой половине XIX века

УДК 901

А. А. Григорьев

МЕТОДОЛОГИЯ ИСТОРИИ В ТРУДАХ СИБИРСКИХ ИСТОРИКОВ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА

Рассматривается проблема становления методологии истории Сибири в первой половине XIXвека. Приведены общие методологические представления, характерные для российской исторической науки в сравнении с теоретическими представлениями сибирских историков. Отдельно рассматривается методология произведений Г. Спасского и П.Словцова. Выясняется влияние изменений в методологии на источниковедение России и Сибири.

Формирование сибирской историографии сопровождается становлением методологических установок, которые легли в основу концептуальных построений первых сибирских историков. Изучение представлений о научной методологии в трудах сибирских ученых позволяет определить особенности становления региональной истории, ее связь с передовыми направлениями отечественных гуманитарных исследований. Методология науки - учение о принципах построения, формах и способах научного познания. Это базовый, исходный элемент науки, изменения в котором ведут к сдвигам в концептуальных положениях, проблематике исследования, источниковой базе. Методология определяет общетеоретические и мировоззренческие установки, на которых строится исследование.

Первая половина XIX в. является переломным периодом отечественной исторической науки. В первую очередь это связано с переменой философских и методологических установок, пересмотром теоретических парадигм, определяющих концептуальные построения. Традиционная рационалистическая философия эпохи Просвещения уступает место новым философским системам, которые легли в основу методологических построений нового направления в российской историографии. Наибольшую популярность в России получили теории Гегеля, Канта, Шеллинга. От Шеллинга в российскую науку пришел телеологический подход к истории, согласно которому развитие каждого народа определяется в первую очередь стремлением к некоей особой идеальной цели, носителем которой изначально этот народ и является. Идея «народного духа» нашла отражение в концептуальных построениях славянофилов, но не только. Теория Н. А. Полевого о «духе века» и «духе народа» также носит отпечаток шеллингианских идей. Влияние Канта выразилось в признании постоянства общественного прогресса, его целесообразности, хотя философские конструкции этого ученого не пользовались особой популярностью у российских историков. Наибольшее воздействие в описываемый период на историческую науку в России оказали идеи Гегеля. Благодаря его трудам в российскую историографию вошли представления о закономерном и едином характере общественного процесса, диалектические идеи о всеобщей связи явлений, единстве и борьбе противоположных начал, историзм в изучении общественных явлений, теория органического развития общества, теория перехода от родовых отношений к гражданскому обществу. Философская система Гегеля достигла пика популярности в России в 30-50-е годы XIX в. Л. Н. Толстой отмечал, что в эти годы «кто хотел познать истину, изучал Гегеля» [1].

В начале XIX в. происходит поворот от изучения истории государей к истории общества. Уходит в прошлое представление о развитии человеческого общества, как о длительной череде удачных или неудачных правителей, творящих историю по своему произволу. В работах Густава Эверса, Николая Полевого, Михаила Каченовского прослеживается стремление использовать новейшие достижения европейской (в первую очередь немецкой) философии для обоснования новых подходов к изучению российской истории. Идея о том, что Россия живет и развивается по единым с Европой законам, была новым словом в отечественной науке.

Таким образом, переворот в отечественной исторической науке в первую очередь отразился на методологии истории. Методологический переворот сказался и на историческом источниковедении, которое выходит на новый уровень и, по сути, начинает оформляться как отдельная отрасль науки.

Первая половина XIX в. стала временем формирования исторической науки в Сибири. Труды по истории Сибири выходили и в предшествующее столетие, но авторами их являлись исключительно ученые центра -Миллер, Фишер. Теперь же прошлым своего края заинтересовались и собственно сибирские историки. Параллельно с сибирской историографией формируется и сибирское краеведение, этнография, историческая география. С другой стороны, развитие исторической науки в Сибири сталкивалось со значительными преградами. К ним относятся: отсутствие высшего образования в регионе, малочисленность не только квалифицированных специалистов, но и образованных людей вообще, огромные затруднения с получением современной научной литературы, слабая поддержка науки со стороны местной администрации. В результате сибирская историческая наука по своему уровню не выдерживала сравнения с крупными научными центрами Европейской России -Москвой Санкт-Петербургом, Казанью, Киевом. Тем не менее, история Сибири, вырастая из прикладного краеведения, становится составной частью отечественной историографии.

Среди не слишком многочисленной плеяды сибирских историков первой половины XIX в. особенно выделяются Григорий Иванович Спасский и Петр Андреевич Словцов. Их методологические взгляды и установки стали своеобразным фундаментом, на котором складывалось сибиреведение.

В отечественной историографии методологии исторических исследований сибирских историков уделялось немного внимания. Советские исследователи ограничи-

вались констатацией буржуазного характера трудов Слов-цова и Спасского. Несколько подробнее методология истории Сибири показана в работах В. Г. Мирзоева «П. А. Словцов. Очерк из истории культуры Сибири первой половины XIX века» (Кемерово, 1964), «Историография Сибири. Первая половина XIX века» (Кемерово, 1965) и «Историография Сибири (домарксистский период)» (М., 1970). Однако и в этих работах характеристика методологии Словцова и Спасского переводится более в идеологическую плоскость.

Формирование комплекса научных исследований по истории Сибири в первую очередь связано с именем Г. И. Спасского. Он был создателем первого сибирского историко-краеведческого журнала «Сибирский вестник», переименованного впоследствии в «Азиатский вестник». Показателен девиз журнала: «Nosce patriam postea viator eris» («Познай Отечество, потом сделаешься путешественником»). Он ориентировал читателя на изучение в первую очередь своей страны или края, поскольку именно это позволяет понять суть истории народа. У Спасского нет специальных работ, посвященных методологии исторического исследования; нет даже и сколько-нибудь пространных рассуждений на эту тему в многочисленных статьях (их свыше 100). Его произведения носят преимущественно источниковедческий характер. Но высказывания автора по самым различным проблемам истории Сибири позволяют судить и о методологических воззрениях.

Спасский исходил из признания приоритета отечественной истории перед зарубежной не только из патриотических побуждений, но также и руководствуясь идеей об особенном историческом пути России, которая в конце XVIII - начале XIX вв. была преобладающей в отечественной историографии. Главным объектом исторического изучения народов как России, так и Европы, он полагал общественные нравы и развитие образования и воспитания. Это явное отражение просветительской методологии XVIII в. В первом номере своего журнала Спасский определяет потребность в своем издании следующим образом: «Одним только соображением или сравнением великого числа памятников, оставшихся после существования некогда на лице земном народов, надеяться можно осветить исторический мрак древности познать нравы и умственную способность людей тех глубоких времен и, наконец, достигнуть познания сходства их по сходству климата» [2]. Мысль о влиянии климата на общественные нравы была также весьма распространена в это время. В частности, такое мнение высказывал И. Н. Болтин.

Одной из главных методологических проблем является вопрос о предназначении исторической науки, ее роли в обществе. В соответствии с решением этого вопроса историк ставит перед собой определенную научную задачу, выбирает методы исследования. Спасский рассматривал задачи исторической науки в трех аспектах. Во-первых, история призвана воспитывать патриотические чувства. Во-вторых, историческая наука, равно как и другие, способствует совершенствованию нравственно-этических начал, тем самым способствуя прогрессу общества. В-третьих, изучение истории родного края необходимо с утилитарной точки зрения, поскольку помогает осваивать богатства своей земли. Что касается истории

других народов, ее также необходимо знать, ибо взаимодействие и взаимовлияние различных стран оказывает существенное воздействие на их историю. Особое значение в этом отношении Спасский уделял истории Китая и Монголии. В его журналах истории, этнографии и географии этим странам уделено значительное место.

В методологическом и философском отношении творчество Спасского представляет собой реликт второй половины XVIII в. Методология Спасского в целом не выходит за рамки просветительского рационализма и утилитарно-прагматичного подхода к истории. Однако Спасский имел немало последователей среди местных историков и краеведов. Долгое время его труды почитались образцами научного творчества.

Более сложными и многосторонними предстают воззрения П. А. Словцова, автора крупнейшего в XIX в. труда по истории региона - «Исторического обозрения Сибири», написанного в 1835-1843 гг. и опубликованного в 1838-1844 гг. Это первое в XIX столетии цельное произведение, охватывающее историю региона с 1585 по 1823 гг.

В советской исторической традиции Словцова именовали буржуазным историком, тем самым подчеркивая его родство с нарождающейся методологией либерального направления. Верно это лишь отчасти. Теоретические установки Словцова в целом настолько расплывчатые и противоречивые, что его невозможно отнести однозначно к какому-либо направлению философской мысли. В работах Словцова проскальзывают как просветительские идеи, так и шеллингианские поиски «народного духа» вкупе с гегелевской трактовкой гражданского общества. При этом Словцов не владел в совершенстве познаниями об указанных философских системах, скорее он, будучи образованным человеком, имел о них самое общее представление, которое можно получить в далекой провинции. Впрочем, в течение нескольких лет Словцов трудился в столице империи, занимая пост в министерстве коммерции. Но ни в одной из публикаций Словцова нет ссылок на Гегеля, Шеллинга или иного светила европейской философии.

Главной задачей исторической науки Словцов считал объективное и непредвзятое изложение фактов с целью создания достоверной картины прошлого. Не отрицая воспитательного значения истории, Словцов не ставил эту задачу на первое место. Задача ученого, по мнению Петра Андреевича, состоит в конструировании общей картины развития русской истории, любители-непрофессионалы должны помогать специалистам-историкам в отыскании «микроскопических подробностей» местной истории для дополнения научной концепции. С этой целью он организовал в Тобольске кружок любителей и ревнителей местной старины. Словцова не без оснований считают создателем сибирского краеведения.

Стремление к строгой документализации факта отличает Словцова от многих исследователей-дилетантов. Вследствие этого, источниковедческие приемы исследователя вполне соответствуют его методологическим представлениям. Историк считал необходимым взаимодополнение разновидовых источников. Он понимал, что летописи отмечают далеко не все факты, следовательно, использование документальных источников позволяет не

просто дополнять, но и воспроизводить историческую действительность. П. А. Словцов использовал сличение данных летописей и царских грамот, умел выводить «скрытый факт» на основании данных исторической статистики (например, исчисление коренных жителей Камчатки в соответствии с годовым сбором ясака). Хорошее знание источников помогает Словцову обнаружить ошибки и неточности как в документах, так и в трудах других авторов. Актовые источники Словцов считал особо заслуживающими доверия. Их сведения полагались историком абсолютной истиной, следовательно, подлежали обязательному использованию в спорных случаях. В частности, на основании Соборного Уложения 1649 г. Словцов пытается ответить на вопрос: являлась ли Сибирь колонией? Поскольку подобной мысли в Уложении он не нашел, то и ответил на вопрос отрицательно, отметив, что Сибирь являлась скорее государевой вотчиной. Актовые источники, по мнению Словцова, позволяли определить процессы колонизации, благоустройства и освоения Сибири. Впрочем, автор отмечает мимоходом, что на практике государевы указы не всегда находили полное осуществление [3. С. 164].

Этот подход перекликается с мнением Г. Эверса и будущих историков государственно-юридической школы, согласно которому актовый источник в наименьшей степени подвержен конъюнктурным влияниям и субъективистскому подходу, а следовательно, в наибольшей степени соответствует реальной действительности. Абсолютизация достоверности и полезности юридических актов, как исторических источников, - характерная черта российской историографии, начиная с 30-х гг. XIX в.

По мнению Словцова, объективность научного познания обеспечивается всесторонностью изучения. История - не только и не столько деяния правителей и воевод. Огромное значение в жизни общества имеет географический фактор, а также экономика, наука и образование, социальные отношения. Широкое привлечение статистических источников позволило Словцову начать изучение демографических, социальных и экономических процессов, хотя методика обработки и использования статданных у него очень примитивна. Широта проблематики «Исторического обозрения Сибири» объяснялась стремлением его автора связать воедино разнообразные факторы, способствующие прогрессивному развитию общества и установить их взаимозависимость. Это чрезвычайно сложная задача не была исполнена в должной мере, поскольку для ее решения сибирская наука не достигла еще достаточной степени зрелости.

Одним из важнейших методологических вопросов является определение движущей силы исторического процесса. Словцов не расходится принципиально с официально-монархической трактовкой - главная заслуга в завоевании и освоении Сибири принадлежит государству. Но государство выступает в основном как организующая и направляющая сила. Практическая деятельность осуществлялась народом - казаками, переселенцами, промышленниками, которые часто действовали самостоятельно и без помощи власти. Историк первым отметил и значение в освоении региона сибирских аборигенов, которые «были споборниками нашего водворения, нашей

славы и преобладания над собою» [3. С. 13]. Таким образом, Словцов поднимает вопрос и о роли народа в истории. Хотя она признается второстепенной, но не отвергается вовсе, как в трудах дворянских историков XVIII в. Исследование внутренних процессов народной жизни, хотя и примитивное, являлось несомненным достижением Словцова и его вкладом в историографию Сибири.

Словцов обращает внимание и на социальные конфликты - выступления крестьян, самосожжения старообрядцев, волнения государственных хлебопашцев, побеги горнорабочих. Но он не пытается выяснить глубинные причины этих явлений, ограничиваясь констатацией фактов. По всей видимости Словцов считал народные выступления случайными фактами, досадным недоразумением.

В трудах Словцова отмечена и роль экономического фактора. По его мнению, в развитии Сибири особое значение имела местная торговля и промышленность. Одним из первых Словцов пытается проследить процесс становления промышленного производства и ремесла. При этом политическое управление и хозяйство оказываются взаимосвязанными. Отсталость сибирской экономики историк объяснял недостатком капиталов и рабочих рук, а также принудительным характером труда на сибирских казенных заводах.

Книга Словцова удостоилась многочисленных рецензий, большей частью примитивных и состоящих из набора общих фраз. Лучшей можно назвать рецензию

В. И. Семевского, написанную на второе издание «Исторического обозрения». Известный русский ученый отметил, что книга Словцова должна быть настольной как для любого историка Сибири, так и для образованного сибиряка. Прежде всего, значение книги Словцова, по мнению Семевского, состоит в выходе за пределы XVIII в., чего не было у Миллера и Фишера. Словцов в своей книге обращает внимание на самые важные и существенные явления в истории Сибири. Он рассматривает и природные условия этой страны, и жизнь инородческих племен, говорит о географических открытиях, колонизации страны, описывает распространение христианства, пограничные столкновения и народные бедствия, торговлю и промышленность, повинности населения в пользу государства и многое другое. Именами Спасского и Словцова сибирская историография не исчерпывается. Но теоретический уровень работ Н. А. Абрамова, А. И. Сулоцкого, Ф. А. Воле-гова не отличается, по сути, от методологии Спасского.

Характерной чертой сибирских историков и краеведов является эмпиризм и описательность. Основная причина этого состоит в недифференцированности научного знания. По мнению Ю. Л. Троицкого, «исходной методологической посылкой для ученых была уверенность в больших возможностях систематики и логики; отсюда примат номинации над анализом. Такая позиция в своем пределе вела к отождествлению имени и сущности предмета или явления. Познать в этой системе означало правильно назвать» [4]. Впрочем, сибирские авторы иногда прямо оговаривали, что их задачей является не создание цельной концепции истории Сибири, а приведение в известность памятников сибирской старины.

В указанный период складываются и новые методологические установки в области источниковедения.

В российской историографии в начале XIX в. наблюдаются заметные сдвиги в источниковедческой культуре исследователей, в разработке общей теории источниковедения. Начинается отход от примитивной методологии «здравого смысла», при которой историк подвергал сообщения источника сомнению только в том случае, если он прямо противоречил здравому смыслу или другим источникам. Требование документировать изложение истории, подвергать источники внешней и внутренней критике обосновывал еще А. Л. Шлецер. В трудах М. Т. Каченовского проводится мысль об антинаучности простого воспроизведения источников без критического и филологического анализа их содержания. П. М. Строев и К. Ф. Калайдович разработали научную систему первичной обработки и публикации письменных источников, заложив основы русской археографии. Проблема связи источника с политическими и юридическими реалиями современной ему эпохи была поднята Г. Эверсом. Использование математических методов в работе с источниками, комплексное и системное изучение документов по однородной тематике прослеживается в работах М. П. Погодина. Но несмотря на существенные сдвиги в методике исторического источниковедения, сама наука еще не сформировалась окончательно даже в научных центрах. Как отмечал А. П. Пронштейн, авторы этого периода «оценивали сочинения своих предшественников преимущественно в полемическом плане, отвергая или защищая выработанные ими методы работы с источниками. В такой полемике, как правило, не поднимались общие вопросы источниковедения. Более того, в ней зачастую отсутствовал исторический подход к освещению отдельных проблем»[5]. Большинство историков полагало, что установление подлинности источника автоматически означает и подлинность заключенных в нем сведений.

Отсутствовало также точное представление о самом понятии «исторический источник». В конце XVIII - начале XIX вв. использовались самые разные термины для обозначения этого понятия - «припас», «остаток», «свидетельство», «предание», «памятник», «известие». При этом исторический источник и историческая литература не разделялись, а рассматривались как нечто единое. Необходимость формирования научного терминологического аппарата стала осознаваться историками только к началу XIX в., а понятие «источник» приняло абстрак-тно-обобщающий характер к рубежу веков под влиянием А. Л. Шлецера [6].

Лишь к середине XIX в. были отработаны основные правила и принципы научной публикации исторических источников. Однако даже и в начале 60-х гг. происходили досадные провалы. В частности, была подвергнута жест-

кой критике в печати публикация Русским Археологическим обществом документов периода царствования Алексея Михайловича. Автор разгромной рецензии в «Библиографическом сборнике», отмечая многочисленные искажения, пропуски и неточности в передаче текстов документов XVII в., заметил, что современные ученые издатели «недалеко ушли от издателей прошлого века...» [8].

В Сибири историографическая полемика велась по тем же направлениям, но в целом уровень ее был еще ниже. Одним из главных факторов, способствующих отставанию сибирской историографии в обработке исторических источников, является отсутствие профессиональных кадров и центров по их подготовке в регионе. Усилия отдельных энтузиастов и просветителей способствовали преодолению отставания в накоплении источниковой базы, но не могли серьезно конкурировать с университетскими центрами в научной ее обработке. Слабость теоретического источниковедения тормозила развитие практического направления в науке. Современные достижения зарубежной и российской историографии и источниковедения не были адекватно реализованы сибирскими исследователями.

В методологии сибирских историков первой половины XIX в. переплетались как пережитки рационалистической историографии XVIII в., так и признаки нового направления в исторической мысли. Личностный фактор исторического прогресса, выраженный в апологетике просвещенного царя, постепенно уступал место изучению внутренних явлений общественной жизни. Но переход на новые методологические позиции к середине XIX в. в сибирской историографии еще не был завершен.

Библиографический список

A. A. Grigoryev

METHODOLOGY OF HISTORY IN THE WORKS OF SIBERIAN HISTORIANS OF THE FIRST HALF OF XIX CENTURY

The problem of Siberian history in the first half ofXIX centuries methodology becoming is considered. The general methodological representations, wich are typical for Russian historical science in comparison with theoretical representations of the Siberian historians are submitted. The methodology of G. Spassky&s and P. Slovtsov&s works are separately considered. Influence of changes in methodology on a source study of Russia and Siberia is found out.