Спросить
Войти
лишь как отражение этой экспансии, что в целом тормозит производство ими оригинальных знаний.
Психологический аспект этой зависимости был описан С.Х. Алатасом как «плененный ум» (captive mind). Это означает, что академически зависимый ученый скорее выступает в роли пассивного реципиента повестки дня, теорий и методов исследований, разрабатываемых в ведущих научных державах. Как правило, наиболее развитые в экономическом отношении страны лидируют и в науке. Но есть и исключения, например Япония, которая преуспела в экономическом развитии, но занимает маргинальное положение в производстве социального знания.
Автор перечисляет различные аспекты академической зависимости. Особое внимание он уделяет зависимости ученых Третьего мира от признания их работ на Западе. Институты и отдельные ученые стараются добиться более высокого статуса, поскольку от этого зависят награды в форме продвижения по карьерной лестнице, теньюре и бонусов. В свою очередь, достичь высокого статуса можно, лишь публикуясь в зарубежных журналах, что обесценивает локальные журналы и мешает развитию социально-научного дискурса на местных языках.
Таким образом, пишет автор в заключение, проблема не только в том, чтобы создать альтернативные способы обучения социальным наукам, что не так уж трудно. Гораздо важнее и сложнее справиться с психологической проблемой «плененного разума» и преодолеть структурные преграды в виде академической зависимости.
Т.В. Виноградова
Автор, индийский математик, оспаривает положение о том, что основы науки были заложены в Древней Греции, а полноценное развитие она получила в Европе в постренессансный период.
Типичное описание развития науки дано в «классической» истории математики, изданной Р. Боллом (R. Ball) в 1960 г. «История математики, - пишет он, - не может быть прослежена до какого-либо периода или школы, предшествующих грекам. Хотя все другие древние расы... что-то знали о нумерации... и... об элементах межевания земли, однако правила, которыми они пользовались, были основаны только... на наблюдениях и эксперименте, никогда не выводились из общих положений и никогда не были частью какой-либо науки» (цит. по: с. 44).
Таким образом, Р. Болл полагает, что: а) дедукция важнее для науки, чем наблюдение или эксперимент; б) только греки владели дедуктивным мышлением. В отличие от политической истории в истории науки труднее разглядеть влияние социальных установок и искажений. Помимо этого, ученые, как известно, во многом опираются на мнения признанных авторитетов, и их больше интересуют техники, а не история или философия той области знания, которой они занимаются. Ярким примером может служить Индия: в индийских университетах до сих пор отсутствуют отделения истории и философии науки, несмотря на давно обретенную независимость.
Тот же миф об «исключительно западном происхождении науки» повторяется и в индийских школьных учебниках. В них часто упоминаются греческие имена основателей математики и науки и почти нет индийских, что наглядно иллюстрируется портретами белокожих мужей. «Дети делайте выводы!» (с. 45).
Теория греческого происхождения науки, по словам автора, датируется довольно поздним временем, а именно периодом Крестовых походов. До этого времени христианский мир переживал свои «темные века». В IV в. н.э. в Римской империи произошло слияние государства и церкви. За этим последовали эдикты о сожжении «языческих книг», подписанные христианскими императорами. Уничтожение знаменитой Александрийской библиотеки в 391 г. н.э. толпой христиан и закрытие всех философских школ византийским императором Юстинианом I в 529 г. н.э. создали вакуум секулярного знания в христианском мире. Выдающимся математиком того времени считается Герберт Орильякский (ставший Папой в 999 г. под именем Сильвестра II). Он посвятил огромный труд абаку (счетной доске, с которой играют современные дошкольники). «Можно сказать, что абак представлял собой кульминацию математического знания в христианском мире до Крестовых походов» (с. 46).
Парадоксальным образом «темные века» христианства совпали с «золотым веком» ислама. В противоположность практике сожжения книг в христианском мире, в начале IX в. н.э. арабскими халифами в Багдаде был построен Дом мудрости. Потребности в книгах возросли настолько, что поиски знаний дотянулись даже до Китая. Из Китая была импортирована технология изготовления бумаги, и в Багдаде, где был процветающий книжный рынок, была открыта фабрика по изготовлению бумаги. Во всем исламском мире создавались библиотеки. В X в. одной из крупнейших стала библиотека в Кордове, где хранилось более 600 тыс. рукописных свитков и книг, описанных в каталоге из 44 томов (с. 47).
До Крестовых походов европейцы считали арабов хранителями знаний. Не случайно Герберт Орильякский в поисках математических знаний обратился к исламским арабам из Кордовы, а не к греческим христианским источникам в Византии. За ним последовали и другие ученые мужи Европы. Поэтому нумерацию, которую Герберт импортировал, сегодня называют арабской. Но как возникла теория об исключительно греческом происхождении науки?
Помимо различий в объеме знаний существовали и выраженные различия в благосостоянии между христианским миром и исламскими арабами. Европейские эмиссары были ослеплены великолепием дворца Харун ар-Рашида (786-809), а подарки, с которыми они вернулись, послужили образцами для искусства эпохи Каролингов. Без сомнения, Крестовые походы были временем религиозной истерии, побудившей многих людей принять в них участие. Но, как полагает автор, для церковных лидеров, поддерживавших эту истерию, большое значение имели материальные мотивы. «Поэтому контраст между арабским процветанием и европейской бедностью, - утверждает автор, - следует считать ключевой причиной Крестовых походов» (с. 47).
Увеличение финансовой мощи и власти церкви стало прямым следствием Крестовых походов, распространивших влияние церкви на богатые исламские регионы, несмотря на неудачу последних походов. Если воспользоваться терминологией А. Д. Тойн-би, то Крестовые походы лучше всего описываются понятием
«вторжение варваров». В то время Арабский Восток был центром цивилизации, а Европа была периферией, пытавшейся проникнуть в его владения. Условием для этих вторжений стал распад Кордов-ского халифата на мелкие эмираты, начавшийся в 1031 г. В период, непосредственно предшествовавший официальному объявлению о начале Крестовых походов, уже предпринимались попытки вторжения в арабский мир. В результате в 1085 г. Толедо и его огромная библиотека перешли под контроль христиан.
Эта библиотека была сохранена. К этому времени церковными иерархами была признана полезность небиблейских знаний. Государство также с этим согласилось. Германский король Оттон I (912-973) стал первым, кто послал своих эмиссаров в Кордову для сбора знаний. Во время Крестовых походов секулярное знание собиралось с большим трудом шпионами типа Аделарда из Бата (1075-1160), который путешествовал, переодетый студентом-мусульманином. В 1126 г. он первым перевел астрономические таблицы выдающегося арабского математика, астронома и географа Мухаммеда аль-Хорезми (787 - ок. 850), ознакомив европейских ученых с понятиями тригонометрии. Большой и важной работой Аделарда был его перевод «Начал» Евклида с арабского на латынь. «Если темные века христианского мира начались с сожжения великой Александрийской библиотеки, то закончились они последовательным переводом Толедской библиотеки с арабского на латынь, начавшимся в 1125 г.» (с. 50).
Церкви были нужны знания для того, чтобы обращать языческую Европу в христианство. Но как в условиях религиозного фанатизма церкви публично оправдать заимствование знаний у ненавистного исламского врага? Ради этой цели, по утверждению автора, и было допущено искажение истории. Традиция подобных искажений имеет давнюю историю. Еще римский историк, священник Орозий (ок. 380 - ок. 420) в своей книге «История против язычников» доказывал, что христианство явилось спасением для человечества. Фальсификации были продолжены. Был сделан простой вывод: «На протяжении шести темных веков христианства все, что сделали арабы, это сохранили достижения греков, правомерными наследниками которых являются избранные люди - христиане из Европы» (с. 51).
Это фантастическое объяснение, изображающее арабов всего лишь хранителями знаний, а греков их создателями, сделало «греческое» знание в арабских книгах теологически приемлемым для Европы и позволило перевести арабские книги и использовать их на протяжении нескольких веков в качестве университетских учебников. Но, как считает автор, подобная трактовка не соответствует истине. В X в., когда арабы построили Дом мудрости в Багдаде, они собирали знания по всему миру, включая Индию, Персию и Китай. Они не ограничивались греческими источниками и соответственно явно не считали, что наука - это преимущественно греческое изобретение.
Больше, чем на дедукции, наука основывается на количественных вычислениях, но у греков не было арифметических навыков для их проведения. Греческая (античная) система репрезентации чисел была еще хуже римской. Греческие, как и римские, цифры неэффективны по двум причинам. Во-первых, они неуклюжие, так для обозначения числа «1788» необходимо 12 символов. А, например, чтобы записать такое число, как «1053», не хватит жизни. Отсюда легко сделать вывод, что греки и римляне пользовались этой примитивной нумерацией, потому что им были не нужны большие числа и они не проводили сложных вычислений, необходимых для развития науки и астрономии. Соответственно, когда возникла такая потребность, сначала среди флорентийских купцов, а затем среди европейских навигаторов, римские цифры были заменены арабскими. Во-вторых, римские цифры чрезвычайно неудобны для осуществления даже простейших операций сложения, не говоря уже об умножении, делении и вычитании.
Поэтому, хотя арабы и ценили «теологию Аристотеля», в поисках арифметических знаний они обращались к Индии, а не к Греции. Арабы импортировали различные индийские тексты, прежде всего рукописи таких математиков и астрономов, как Ариабха-та, Брахмагупта и Махавира. Они были расшифрованы М. аль-Хорезми, который работал в Доме мудрости. М. аль-Хорезми стал автором многих работ, главной из которых принято считать «Алгебру», в которой алгебра впервые рассматривалась как самостоятельный раздел математики. «Алгебра», переведенная на латинский язык в XII в., долгое время была основным пособием по математике в европейских странах. Благодаря арабским цифрам и алгоритмам (элементарным техникам сложения, вычитания, умножения и деления) арифметика стала доступной даже для детей.
Дом мудрости в Багдаде, безусловно, стал значимой вехой. Однако он лишь продолжил персидскую традицию по сбору рукописей и переводу их на персидский язык (пехлеви). Так, индийская «Панчатантра» (сборник басен и притч Древней Индии) наряду с персидскими книгами, такими как «Тысяча и одна ночь», была переведена на арабский язык не с санскрита, а с пехлеви. Примечательно, что и «Альмагест» Птолемея пришел в Багдад не из Византии, а из Персии. Если бы этот текст существовал тогда в Византии, он легко бы мог быть заимствован оттуда, поскольку в то время Византия подчинялась Багдаду.
В отличие от буквального перевода книг из Толедской библиотеки, осуществлявшегося европейцами, ученые из Багдада презирали слепое копирование. Они перерабатывали и дополняли тексты, полученные из разных регионов. Утверждение о том, что поток знаний шел из Византии в Багдад, может быть оспорено, тогда как нет никаких сомнений в том, что информация шла из Багдада в Византию. Это было вполне естественное направление в движении знаний, если учесть те огромные вложения в собирание знаний, которые были сделаны в Багдаде.
Эти факты и соображения подрывают тезис о том, что вся слава по созданию основ науки должна быть отдана Древней Греции. Если же еще углубиться в историю, то оказывается, что многие тексты в Багдад пришли из Персии, где была та же практика собирания знаний. Но и в Персию астрономические знания были импортированы из Индии, а не из Римской империи.
Т.В. Виноградова
