Спросить
Войти
УДК 947
ЦЕНТРОБЕЖНЫЕ ПРОЦЕССЫ В ПАРТИИ СОЦИАЛИСТОВ-РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ 1917 Г. И ИХ ПОСЛЕДСТВИЯ В ОЦЕНКЕ РОССИЙСКИХ ПАРТИЙ «ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО СОЦИАЛИЗМА»
CENTRIFUGAL PROCESSES IN THE PARTY OF SOCIALIST-REVOLUTIONARIES 1917 AND THEIR CONSEQUENCES EVALUATION OF RUSSIAN PARTIES DEMOCRATIC SOCIALISM
©Протасова О. Л.
канд. ист. наук
Тамбовский государственный технический университет г. Тамбов, Россия, olia.protasowa2011@yandex.ru
©Protasova O.
Tambov State Technical University Tambov, Russia, olia.protasowa2011@yandex.ru
Аннотация. В статье рассматриваются причины, ход и последствия раскола в 1917 г. крупнейшей в России политической партии — социалистов-революционеров. Приводятся политические оценки этого события, данные представителями отечественного «демократического социализма» — правыми эсерами, меньшевиками, народными социалистами. При различном отношении к ПСР все они сходились во мнении, что раскол эсеровской партии не только причинил непоправимый ущерб ей самой, но привел к крайне негативным последствиям для всего дела развития демократии в революционной России.
Основные методы исследования: анализ, синтез, биографический метод, аналогия, сравнение.
Abstract. The article deals with the causes, course and consequences of the split in 1917, Russia&s largest political party — the Socialist-Revolutionaries. We give the political assessment of this event, representatives of the national data of democratic socialism — Right Socialist-Revolutionaries, Mensheviks, People&s Socialists. With a different attitude towards the SRP, they all agreed that the split of the Socialist-Revolutionary Party not only caused irreparable damage to itself but led to extremely negative consequences for the entire development of democracy in revolutionary Russia.
Basic research methods: analysis, synthesis, biographical method, analogy, comparison.
Создание в 1902 г. в России Партии социалистов-революционеров ознаменовало возрождение революционного крыла народничества [1, c. 537]. Эта партия стала самой массовой из всех дореволюционных партий (летом 1917 г. в 436 эсеровских организациях насчитывалось около 1 млн человек [2, c. 44]), а ее теоретики внесли большую лепту в развитие идей российского, а позже, в эмиграции, и международного демократического
социализма — течения, ориентированного на достижение социально-нравственного идеала, применяемого во всех сферах общественной и личной жизни. Представители демократического социализма рассматривают социализм не как промежуточную стадию на пути к коммунизму, а как конечную цель социального прогресса, включая при этом в понятие демократии (неотъемлемого свойства социалистического общества) концепции плюрализма и прав демократического меньшинства.
Отечественный «демократический социализм» представлял собой своеобразный «филиал» западного аналога, и, вполне поддерживая основные ценности интернационального демосоциализма, главное внимание все же уделял не общим, базовым теоретико-идеологическим аспектам, а российским реалиям и тому, как и насколько демократические и социалистические идеалы применимы к российскому обществу с его особенностями, каковы их возможности и перспективы.
Интересно, что эсеры (точнее, значительная их часть) по демократичности взглядов во многом обогнали современных им русских и отчасти европейских социал-демократов марксистов и, имея более широкую социальную базу, оказались ближе к ценностям и принципам современного «демократического социализма», что потом убедительно доказала их деятельность эпохи эмиграции. Наиболее близки к ним были: центристская, или «ортодоксальная» часть ПСР, символом которой всегда был В. М. Чернов, т.н. «правые эсеры» (Н. Д. Авксентьев, М. В. Вишняк, И. И. Фондаминский (Бунаков), В. В. Руднев, А. Ф. Керенский, А. А. Аргунов, Е. К. Брешко-Брешковская), правоцентристы (А. Р. Гоц, В. М. Зензинов и др.) [2, с. 41]. Многие историки сходятся в убеждении, что именно у этой партии в критический для России момент была возможность как стать центром объединения разных политических сил, так и стать властью, способной к эволюции под давлением жизни и интересов тех классов, что находились под их «опекой» — трудового элемента.
Эсеры боролись за «социальную революцию», не деля ее на «буржуазный» и «пролетарский» этапы. Ее движущей силой они полагали трудовой народ, в который включали всех, кто жил своим трудом, не эксплуатируя при этом никого. Для них представители так называемого «трудового народа» не разделялись на классы и элементы, как то было у марксистов, а интересы крестьянства — самого многочисленного и многострадального в России сословия — находили живое понимание и сочувствие. «Героем народничества не был какой-нибудь один класс, а триединство трудящихся: крестьяне, рабочие, интеллигенция» [цит. по: 2, с. 49], — так кратко и емко выразил суть понятия «трудовой народ» один из ярких представителей умеренного крыла эсеров М. В. Вишняк — юрист, публицист, с 1920-х гг. — видный деятель культуры Русского зарубежья. Русские неонародники — эсеры и народные социалисты за годы своей политической карьеры, пока она была возможна в России, «прилагали все усилия к тому, чтобы стать организованным триединством, соединяющим в лагере Труда труд интеллектуальный с физическим, а индустриально-пролетарский с крестьянско-земледельческим» [там же]. В единстве этих «живых сил» революции эсеры видели залог ее победы, успеха в борьбе с угрозой монархической контрреволюции, которой, к слову, до самого Октябрьского переворота они опасались гораздо серьезнее, чем большевиков. Последний политический просчет, осознанный слишком поздно, отозвался трагическими последствиями не только для эсеров, но и для других социалистических партий — меньшевиков и народных социалистов, не сумевших в критический момент распорядиться властью, отбросив идейные разногласия для ведения конструктивной организационной и политической работы.
В 1907-1917 гг. в ПСР произошла значительная идейная и организационная эволюция: террор перестал быть для них основным тактическим средством, успех правительственных аграрных реформ заставил эсеров отказаться от надежд на общину как инструмент
социалистического устройства [3, c. 170]. Широкий демократизм, простота лозунгов, полемические и публицистические таланты лидеров партии, ореол борьбы и мученичества за справедливость привлекали к эсерам широкие общественные группы — крестьян, рабочих, солдат, средние городские слои. Достичь такой массовости ПСР смогла благодаря своей организационной рыхлости и нестрогому приему в партийные ряды. В течение 1917 г. эсеры составляли большинство в Советах всех уровней и типов, в городских думах, земельных комитетах, профсоюзах и т. п. Однако полного идейного и тактического единства в рядах партии не было и раньше, а в критический для страны период внутрипартийные расхождения обострились, что подтачивало единство ПСР и в конечном счете привело к ее расколу, ставшему, по мнению многих эсеров и представителей других партий роковым и для самой ПСР, и для многих демократических начинаний периода становления республиканской России.
Уже в 1914-1915 гг. партия дала трещину в вопросе отношения к войне. На предвоенных конференциях европейских социалистов эсеры осуждали грядущую войну, но с ее началом волна патриотизма захлестнула большинство партии. В первые месяцы войны стремление к единению дало о себе знать практически по всему фронту русской общественности. По мнению представителей социалистических партий, истинного единения России под влиянием патриотического порыва достичь было изначально невозможно, так как «государственная и общественная организация совершенно не приспособлена для выражения и реализации общей мысли, общего чувства, общей воли» [цит. по: 4, с. 84]. Поэтому многие общественные и политические деятели левого сектора предсказывали скорое охлаждение населения к этой политике и идее национального единства, так как, принося себя в жертву, народ ничего не получает взамен: ни улучшения жизни, ни надежды на это в будущем [4, c. 84-85]. Экономические, социальные и политические трудности страны обострились, переплелись, и стало очевидным, что основная часть огромных военных расходов легла на тот самый «трудовой народ», чьи интересы отстаивали неонародники, в частности, эсеры. По мере затягивания войны притупились воинственно-патриотические настроения, и на первый план вышли проблемы и нужды. Война оторвала от производительного труда миллионы самых сильных работников, лишая вместе с тем миллионы семей их кормильцев. В ПСР также объективная оценка происходящих событий взяла верх над первоначальным воодушевлением, и разногласия внутри партии обрисовывались все четче. Правые эсеры стояли за войну до «победного конца», центр (во главе с В. Черновым, самым именитым теоретиком эсеров) требовал заключения всеобщего мира без аннексий и контрибуций; левые эсеры (М. Спиридонова, Б. Камков, П. Прошьян, В. Алгасов, М. Натансон и др.) примкнули к «интернационалистской» «пролетарской» позиции [3, c. 171]. Характеризуя идейную платформу правых, В. М. Чернов отмечал, что они стремились к «перемещению партийной деятельности из сферы нелегальной в сферу легальную» [цит. по: 5, с. 107], выступали за сохранение классового мира в стране; развивая эти установки в послефевральский период, они стремились к коалиции с либеральными партиями [там же]. Через много лет Чернов, осмысливая события того времени, писал: «Люди правого крыла сначала вовсе отрицали право на революцию во время войны, потом, когда от революции отчураться не удалось, объявили ее революцией ради более успешного ведения войны... коалиция с буржуазными партиями стала их палладиумом, плотиной против так называемого. «углубления революции», попыток дать голой политической форме упразднения монархии — широкое социальное содержание» [цит. по: там же]. По поводу левых Чернов высказывался так: их отличала тенденция к последовательному развитию «старого максимализма», логическим завершением которого стал союз с большевиками [там же]. Хотя Чернов занимал интернационалистскую позицию (1), вопрос
об отношении к войне привел к его расхождению и с левыми: по воспоминаниям С. П. Постникова, отношения между ними «сразу сделались холодными, так как он не шел так далеко в вопросах войны и в отношениях к Временному правительству, как они» (2, л. 59). Комментируя в 1930-е гг. суть разногласия между эсерами, Чернов констатировал: «С.-р. центризм отрицательно сближало с правым крылом признание невозможности просто и кратко выбросить войну за борт (как хотели левые эсеры), а отделяло от правого крыла признание, что именно дальнейшее революционизирование страны должно стать своеобразным оружием ее обороноспособности» [цит. по: 5, с. 108]. Однако внешней политикой внутрипартийные трения не ограничивались. Большая и разномастная партия, заполучившая в начале 1917 г. множество новых сторонников, не могла оставаться даже «биполярной» — авторитетных лидеров, центров притяжения партийных масс было больше. Например, очень непростыми в 1917 г. были отношения руководства эсеров и самого известного деятеля Февральской революции А. Ф. Керенского. Это противопоставление лидеров, как и соперничество между ними, не могло не создать внутри партии известного напряжения, усугубляемого остротой исторического момента. Для ветеранов ПСР абсолютным партийным авторитетом был В. М. Чернов, а для широких масс, в том числе для многих «мартовских» эсеров — неофитов, вступивших в партию на гребне революционной волны, вождем считался Керенский Некоторое время этот внутрипартийный разлад удавалось скрыть от партийных масс, однако со временем делать это становилось все сложнее. Противоречия сопровождались и принципиальными разногласиями внутри партии по поводу организации революционной власти, темпов проведения государственных преобразований, внешнеполитического курса России. Если черновцев можно условно назвать «центристами» (или «левоцентристами»), то Керенский и его «группа поддержки», неформально возглавляемая «бабушкой русской революции» Е. К. Брешко-Брешковской, составляли правый партийный фланг.
Февральская революция, с восторгом встреченная всеми демократическими партиями России, стала стимулом для самоопределения левых в рядах ПСР [6, с. 97]. Тенденции размежевания эсеров-«оборонцев» и «интернационалистов» коснулись не только столиц, но и провинции; нередко последние находили общий язык и действовали солидарно с максималистами [там же].
В течение 1917 г., когда в политическом смысле день мог быть равен годам, раскол в ПСР ширился: левые эсеры, не отступая от программных основ партии, выступали как сторонники радикальной демократизации государственной власти на основе сочетания советских и земских принципов самоуправления. Они требовали немедленной передачи земли крестьянам, введения народного контроля над производством и финансами, передачи всей власти Советам, немедленного созыва Учредительного собрания и, конечно, придерживались вышеупомянутой позиции по отношению к войне. Левые эсеры вели активную пропагандистскую работу в армии и на флоте (в первую очередь Балтийском), и их усилия не проходили даром, умножив число их сторонников. По мнению историка В. Сапона, это было обусловлено тем, что к первой половине 1917 г. значительная часть матросов-балтийцев в политическом отношении находилась на более радикальных позициях, чем эсеровские вожди, поэтому появление левого течения в ПСР давало им возможность сохранить партийную принадлежность и в то же время удовлетворить свое «бунтарство» [6, с. 98]. При этом, как замечает вышеназванный исследователь, «левым в ПСР было далеко до «экстремизма» анархистов, максималистов и большевиков» [6, с. 99], и при всем несогласии с «генеральной линией» партии интернационалисты не стремились к решительному размежеванию с «умеренными» по примеру Ленина и других радикально настроенных социал-демократов [там же]. Однако вскоре стало очевидным, что компромисс
между фракциями в ПСР носит ситуационный характер [6, c. 100]. На III съезде ПСР, проходившем с 25 мая по 4 июня 1917 г., левых образовала оппозицию («платформу 42-х») [7, c. 215]. В июле ЦК ПСР исключил Б. Камкова и ряд левых оппозиционеров из партии. Хотя на 7-м Совете ПСР в августе состоялось формальное примирение оппозиции с ЦК, в те же дни в первом номере журнала «Наш путь» М. Спиридонова заявила, что «партия социалистов-революционеров, под давлением заполнивших правое крыло партии обывательских, ничего общего с социализмом не имеющих элементов, отклоняется все дальше от своего единственно верного пути — тесной и неразрывной связи и единения с народом» [цит. по: 7, с. 216]. Особенно сильные течения левых-интернационалистов имелись в эсеровских организациях и комитетах Гельсингфорса, Петрограда, Казани, Воронежа. К осени 1917 г. в ряде советов оформились их фракции. На Всероссийском Демократическом совещании в сентябре 1917 г., которое правые социалисты метко назвали «разноголосицей» (3, л. 1) из-за крайней пестроты представленных там оттенков и мнений, левые эсеры выступили против коалиции с кадетами, в то время как большинство этого совещательного форума согласилось признать коалиционное правительство с участием кадетов и торгово-промышленных кругов, исключая причастных к корниловскому мятежу [4, c. 129]. Лидер народных социалистов (партии, с которой по некоторым ключевым позициям близко сходился правый сектор ПСР) А. В. Пешехонов отмечал, что эта рассогласованность «могла показаться особенно неожиданной после Московского Государственного совещания, когда в рядах революционной демократии так наглядно сказалось стремление к единению» [там же]. «Вместо единения оказалась рознь, идущая причем очень глубоко, — сетовал Пешехонов — .Идти вместе революционная демократия уже не сможет, — пути слишком расходятся. При этом не только меньшевики должны разойтись, окончательно порвать с большевиками, но и. с-ры с с-рами... Пора Чернову и Авксентьеву выбрать определенную дорогу ...» (3, лл. 2-5). Тем временем представители левых эсеров вошли в состав Петроградского ВРК, в ряде мест вместе с большевиками участвовали в вооруженном захвате власти. На II Всероссийском съезде советов рабочих и солдатских депутатов 25-26 октября левые эсеры голосовали за предложенные большевиками декреты, приняли участие в переизбранном ВЦИК, хотя и отказались войти в состав СНК. ЦК ПСР за раскольническую деятельность исключил 169 эсеров, оставшихся на съезде, из партии [7, c. 216]. В ноябре 1917 г. исключенные образовали самостоятельную Партию левых социалистов-революционеров (ПЛСР) — интернационалистов численностью до 100 тыс человек [3, с. 171]. I-й (учредительный) съезд новой партии, на котором был принят проект партийной программы, избран ЦК и была образована левоэсеровская фракция Учредительного собрания [7, c. 216], состоялся 2-11 декабря (19-28 ноября) в Петрограде. Левые эсеры все активнее сотрудничали с большевиками, участвуя в установлении советской власти в провинции, содействуя в разработке и реализации закона о социализации земли. В декабре 1917 г. А. Л. Колегаев, И. З. Штейнберг, В. Е. Трутовский, В. А. Карелин вошли в СНК и возглавили ряд наркоматов.
Показательно «Воззвание Воронежской организации социалистов-революционеров интернационалистов» к рабочим и солдатам, составленное в октябре 1917 г. Оно гласит, что «наступают сумерки реакции», застающие «нас совсем неорганизованными, не закаленными в огне революционного социализма», и ответственность за это «падает на ваших вчерашних руководителей в центре и здесь социалистов-мещан, социалистов-торгашей, которые своей политикой примиренчества с буржуазией, своей борьбой против левого течения разорвали ваш фронт, внесли в вашу среду злобу, вражду и разложение и дали возможность контрреволюции стать на пороге нашей жизни» (4, л. 224). Политика правящих кругов ПСР, говорится далее в документе, «бесконечно далеко отошла от социалистических принципов»
[там же], а Советы «в ряде панических голосований отдали свою волю и народную свободу в руки диктаторов правительства и в руки реакции», «свернули с чистого пути революционного творчества на грязную дорогу буржуазного строительства». Завершается это пламенное воззвание обвинением, брошенным «истинными социалистами-революционерами интернационалистами своим противникам справа и с центра... в том, что они подорвали навсегда престиж партии и поставили страну на край голодной смерти и разорения» [там же].
Большинство эсеров, исключая левых, к взятию власти в октябре 1917 г. большевиками отнеслось враждебно; это чувство, как и негативное отношение к самим большевикам, мало у кого подверглось изменениям в течение всей последующей жизни. «Октябрь сразу, полностью и навсегда сделал меня своим непримиримым врагом» [8, с. 404], — заявлял М. В. Вишняк. В. М. Чернов пытался активно противостоять октябрьскому перевороту, выезжал в Могилев для участия в переговорах в Ставке о создании общесоциалистического правительства [7, с. 497]. А. Ф. Керенский назвал действия ВРК попыткой «поднять чернь против существующего порядка и сорвать Учредительное собрание» [7, с. 174].
До выборов во Всероссийское Учредительное собрание левые эсеры не форсировали создания самостоятельной, отдельной партии, чтобы, по признанию И. З. Штейнберга, использовать «имя партии эсеров». В их руках оказалась столичная организация: на 8-й Петроградской общегородской партийной конференции 8 октября 1917 г. левые эсеры, будучи в большинстве, продиктовали свою волю при выдвижении кандидатов в Учредительное собрание, уступив лишь первую позицию в списке В. М. Чернову [7, с. 216]. В ряде избирательных округов левые эсеры заняли приоритетные места в общепартийных списках. Хотя центральный орган ПСР «Дело народа» выражал надежду, что исключенные из партии левые-интернационалисты, повинуясь долгу чести, снимут свои кандидатуры, этого не произошло.
Народные социалисты, ближайшие политические «соседи» эсеров справа, отреагировали на раскол партии весьма болезненно, видя в нем драматические последствия прежде всего для Учредительного собрания, в ходе выборов в которое эсеры получили свыше 19360 тыс (39,8%) голосов [7, с. 307]. При этом избиратели голосовали еще за единую партию, до ее официального распада на две принципиально разные в политическом смысле организации. Лидер энесов А. В. Пешехонов, не питавший симпатии к В. М. Чернову, назвал последнего «двуликим лидером, который. идет направо — песнь заводит, налево — сказку говорит» (5), поставленным во главе эсеровского списка «только в виде флага», за которым идут реальные кандидаты, и идут в разные стороны. «Кац-Камков, — пишет Пешехонов, — это лидер так называемых «левых эсеров», соратник Ленина и Троцкого в их авантюре, до сих пор остающийся в одной компании с ними. По психологии и тактике — это несомненный большевик, каковых... немало имеется в партии социалистов-революционеров. Г. И. Шрейдер — «правый эсер» .ведущий. во главе городского самоуправления напряженную борьбу с большевиками-насильниками. Это давний и убежденный демократ, без всякого пятна в прошлом» [там же]. Оказывалось, что в Учредительное собрание единым списком идут как уже исключенные из ПСР, так и те, которые должны спасать от них родину и революцию. Народные социалисты, не знавшие подобных противоречий внутри своей небольшой, но очень здравомыслящей и по-настоящему демократической партии, указывали на политическую и моральную недопустимость объединения в одной организации людей, столь резко расходящихся между собой во взглядах и тактике. Энесы заявляли, что ПСР «не имеет права звать граждан к двурушничеству» и «должна устраниться от участия в выборах. ЦК должен объявить эти списки недействительными» [там же].
На открытие Учредительного собрания прибыли 36 левых эсеров, разместившихся вместе с большевиками в гостинице «Астория» [7, c. 216]. Председателем Всероссийского Учредительного собрания был избран эсер-«центрист», интернационалист-циммервальдец В. М. Чернов (6), получивший при баллотировке (ему была противопоставлена кандидатура левой эсерки М. Спиридоновой) 244 белых шара против 151 черного [9]; его секретарем — правый эсер, оборонец М. В. Вишняк. Раскол в рядах ПСР по отношению к войне не миновал и их: два выдающихся деятеля неонароднической партии «разошлись» на долгие годы — до самой II мировой войны. Кандидатура Чернова на роль председателя Учредительного собрания вызывала вопросы у многих, в том числе у его же собственных соратников по партии. Так, А. Ф. Керенский, узнав о предполагаемом выдвижении Чернова «был поражен», так как «все, кто знали этого одаренного и лояльного партийного руководителя, должны были понимать, что он не годится на роль оратора от имени всей России» [10, с. 452]. По мнению Керенского, необходимо было найти другого кандидата, «пусть менее известного и менее талантливого, но обладающего большей силой воли и полностью отдающего себе отчет в том, что трагедия, которую мы переживаем, есть предательство чаяний и идеалов свободы, во имя которой боролись и отдавали свои жизни многие поколения русских людей» [там же]. Меньшевик Н. Н. Суханов утверждал, что «крупнейший литературный талант, единственный и универсальный теоретик эсеров, но на широкой арене революции, несмотря на свой авторитет среди эсеровских работников, Чернов оказался несостоятельным в качестве политического вождя» [цит. по: 7, с. 498]. Речь Чернова в качестве председателя всероссийского форума, была «типичное не то»: «Она была выдержана в социалистических и интернационалистических тонах и как бы пыталась быть созвучной и левому крылу собрания. . Точно оратор стремился в чем-то заверить или переубедить противников, вместо того, чтобы возможно резче отмежеваться от них и противопоставить им себя, как символ всероссийского народовластия. Это было не то, что могло хоть сколько-нибудь импонировать, задать тон, удовлетворить требованиям и ожиданиям исторического момента...» [9]. Соратники по партии эсеров дружно согласились, что «совсем не такой следовало быть этой речи» [цит. по: 10, с. 455-456]. Для подтверждения характеристики личности Чернова-политика приведем впечатление о нем симпатизировавшего народникам публициста Д. А. Лутохина, прямого отношения к активной политике не имевшего: «Идейная. осторожность у него — от склада ума. В своих речах, докладах, которые всегда достаточно злободневны, он дает довольно широкое освещение темы, но как только переходит к выводам и практическим предложениям, так начинает расплываться в общих фразах и сходит на нет. Для лидера — порок недопустимый» [11, с. 72].
В разгоне Учредительного собрания большевиками, по мнению эсеров, были лишь две положительные стороны: во-первых, этот акт закрепил расстановку общественных сил и тем самым прояснил общую политическую обстановку, а во-вторых — «отчасти послужил сплочению эсеровских рядов, так как отпали разногласия относительно того, был ли Октябрь просто авантюрой или началом гражданской войны» [12, c. 21]. «.Все эсеры, кроме т.н. левых, — стали одинаково расценивать большевизм как контрреволюцию, которая отвергла то, что лежало в основе Февральской революции, и на место народной воли поставила свою партийную, объективно враждебную стране и народу» [12, c. 22], — заключал Вишняк. А. В. Пешехонов «путь большевизма», избранный левыми эсерами, охарактеризовал как «путь потакания групповым притязаниям, классовым и национальным. Это же — путь диктатуры, сначала пролетариата, потом — Бонапарта, путь, ведущий к кабале, если не России, то ее свободы» (3, л. 5). После разгона Учредительного собрания водораздел между социализмом «демократическим», то есть антибольшевистским, и левыми радикалами, лагерем, который избрала для себя ПЛСР, стал непреодолимым. Социалисты-демократы,
категорически отметавшие необходимость классовой диктатуры и террора как «революционной целесообразности», полагали, что «со злом надо бороться активно» [13, с. 50], и не могли поддержать позиции некоторых социалистов, которые выступали за сотрудничество с большевиками и участие в их административной власти [там же].
Роковая роль мировой войны как катализатора многих долго вызревавших социально-политических явлений и процессов — неисчерпаемый источник и для научного анализа, и для эмоциональных оценок, и для предположений «если бы.», которых история, как известно, не приемлет. «Пред российской революцией 1917 г. стояли те же вопросы, что и. пред другими революциями. И сверх того еще один труднейший — вопрос о завершении войны в условиях революции, — размышлял через четверть века после описываемых событий М. Вишняк. — Для разрешения всех вопросов, вместе взятых во время войны, она (революция — О. П.) пришла слишком рано. Рок Февраля был в том, что он произошел не вовремя. Октябрь пожрал и войну, и революцию» [8, с. 386]. Ведущие теоретики эсеров, старавшиеся, в отличие от большевиков, отстаивать нравственные начала в политике (даже в ущерб целесообразности, что продемонстрировало их поведение хотя бы в период от февраля к октябрю 1917 г.), признавали, что «Февраль, может быть, и удался бы, если бы пошел путем Брест-Литовска. Но этот путь ему был заказан именно потому, что Февраль не был Октябрем хотя бы морально-политически» [8, с. 393]. Для приверженцев демократического социализма подписание «похабного мира» было предательством по отношению к союзникам, грубейшим нарушением норм международного права [4, с. 143] — то есть актом, неприемлемым и с моральной, и с политической точки зрения. По этому вопросу, занимая собственную позицию, с большевиками расходились и левые эсеры. На III съезде ПЛСР в конце июня 1918 г. была дана директива ЦК всемерно способствовать расторжению Брестского мира (7). Позже список разногласий партий-«союзниц» по Октябрю пополнился отрицательным отношением ПЛСР к аграрным мероприятиям власти, прежде всего, к продразверстке и комбедам. Партия, выражавшая интересы крестьянства, не могла не счесть ленинскую политику в деревне изуверской.
Как своих союзников левых эсеров большевики терпели недолго. После убийства 6 июля 1918 г. эсерами-интернационалистами Я. Блюмкиным и Н. Андреевым (8) германского посла В. Мирбаха партия была запрещена, ее лидеры арестованы, все левые эсеры исключены из Советов. В результате раскола партии из нее вышли «народники-коммунисты» и «партия революционного коммунизма», вскоре сомкнувшиеся с РКП(б). К 1923 г. партия перестала существовать; многие ее члены были репрессированы [7, с. 216] — их кратковременное пребывание на свободе чередовалось с тюрьмами и ссылками, и лишь единицы пережили 1937 год.
Таким образом, в судьбе ПСР, как и во многих событиях и процессах того времени, мировая война стала роковым фактором, спровоцировав разделение крупнейшей партии, имевшей не так уж много принципиальных внутренних идеологических разногласий (за исключением внешнеполитического аспекта) на две фактически враждующие силы, после Октябрьского переворота оказавшиеся в противоположных лагерях. Этот раскол можно представить как мини-символ общественной трагедии периода Гражданской войны, когда члены одной семьи «из идейных соображений» могли стать врагами. На результатах невезения ПСР, имевшей большие шансы стать политическим фаворитом в демократической России, сказалось и отсутствие сильного партийного лидера с достаточно мощной харизмой, жесткостью и волей, который мог бы стать объединяющим ядром для партии с огромным потенциалом, интеллектуалами, теоретиками, смелыми и достойными людьми, но аморфной структурой и недостатком политической решимости, целенаправленности и расторопности в критический момент истории. Однако согласимся с мнением историка К. Н. Морозова, что,
несмотря на некоторый утопизм в эсеровской концепции преобразования России и, добавим от себя, тактические просчеты, на практике от действий эсеров по защите политических прав и свобод, провозглашенных Февралем 1917 г., была огромная польза, и борьбу ПСР с царизмом, а затем — с большевизмом можно рассматривать как борьбу зарождающегося гражданского общества с системой, на деле отрицающей его принципы и нормы [2, с. 55].
Статья подготовлена при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ), Отделение по гуманитарным и общественным наукам (ранее - РГНФ), проект №15-01-00157а.
The article was prepared with the financial support of the Russian Foundation for Basic Research (RFBR), the Department of Humanitarian and Social Sciences (formerly RGNF), project No. 15-01-00157a.
Источник:
(1). Демократический социализм II Большая Советская Энциклопедия. Режим доступа: http://bse.sci-lib.com/article022940.html
(2). ГА РФ. Ф. 6065. Оп. 1. Д. 1.
(3). ГА РФ. Ф. 4653. Оп. 1. Д. 70.
(4). Государственный архив Воронежской области (ГАВО). Ф. И-214. Оп.1. Д.3.
(5). Народная мысль (Шадринск). 1917. 20 ноября.
(6). Газета Свободное слово. URL: http:IIgazeta-ds.livejournal.com/163402.html
(7). Партия - левый эсер // Большая Энциклопедия Нефти и Газа. Режим доступа: http://www.ngpedia.ru/id243276p3.html
(8). Убийство германского посла Мирбаха // Российский героический календарь. Режим доступа: https://goo.gl/kkNSdt.
Список литературы:
№10 2017 г.
References:
Работа поступила Принята к публикации
в редакцию 18.09.2017 г. 22.09.2017 г.
Ссылка для цитирования:
Протасова О. Л. Центробежные процессы в партии социалистов-революционеров 1917 г. и их последствия в оценке российских партий «демократического социализма» // Бюллетень науки и практики. Электрон. журн. 2017. №10 (23). С. 296-306. Режим доступа: http://www.bulletennauki.com/protasova-ol (дата обращения 15.10.2017).
научный журнал (scientific journal) №10 2017 г.
http://www. bulletennauki. com
Cite as (APA):
Protasova, O. (2017). Centrifugal processes in the party of socialist-revolutionaries 1917 and their consequences evaluation of Russian parties democratic socialism. Bulletin of Science and Practice, (10), 296-306
