СССР/РОССИЯ В ВОСПОМИНАНИЯХ, ПИСЬМАХ И ДИПЛОМАТИЧЕСКИХ ДОНЕСЕНИЯХ КАНАДСКИХ ПОСЛОВ В МОСКВЕ ДЖ. ХОЛМСА (1947–1948 гг.1), ДЖ. УОТКИНСА (1948–19511, 1954–1956) И Р. ФОРДА (19471, 1951–19541, 1964–1980)

СССР/Россия в воспоминаниях

УДК 327; 341.76

СССР/РОССИЯ В ВОСПОМИНАНИЯХ, ПИСЬМАХ И ДИПЛОМАТИЧЕСКИХ ДОНЕСЕНИЯХ КАНАДСКИХ ПОСЛОВ В МОСКВЕ ДЖ. ХОЛМСА (1947-1948 гг.1), ДЖ. УОТКИНСА (1948-19511, 1954-1956) И Р. ФОРДА (19471, 1951-19541, 1964-1980)

© 2015 г. Е. Г. Комкова

Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Институт Соединенных Штатов Америки и Канады Российской Академии наук (ИСКРАН), г. Москва, Российская Федерация

Статья посвящена советско-канадским отношениям в начале холодной войны. Точкой отсчета служит 1942 г., когда СССР и Канада установили между собой дипломатические отношения. В статье анализируются донесения и взгляды первых канадских послов и поверенных в делах в Москве Дж. Холмса, Дж. Уоткинса и Р. Форда и исследуется их влияние на формирование внешней политики Канады.

Ключевые слова: российско-канадские отношения; образ

СССР/России в Канаде; послы и поверенные в делах Канады в Москве Дж. Холмс, Дж. Уоткинс, Р. Форд; посольство Канады в Москве; Институт США и Канады; Г. А. Арбатов

This article focuses on Canadian-Soviet relations during the early years of the Cold War. It starts with the first exchange of diplomatic missions in 1942, provides analysis of the dispatches and views of Canadian ambassadors and charges d’affaires in Moscow John W. Holmes, John Watkins, and Robert Ford, and examines their influence on Canada’s foreign policy making.

Комкова Елена Геннадиевна - доктор экономических наук, зав. сектором политических исследований Канады, Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Институт Соединенных Штатов Америки и Канады Российской Академии наук (ИСКРАН), г. Москва, Российская Федерация. E-mail: racs@yandex.ru

Канадский ежегодник

Выпуск 19 - 2015

Мемуары, официальные депеши и частные письма трех канадских послов, имена которых вынесены в заглавие, охватывают в общей сложности несколько послевоенных десятилетий. Все они были людьми неординарными. Дж. Холмс - один из авторов основополагающих принципов послевоенной канадской внешней политики (вместе с публично огласившим их в 1947 г. министром иностранных дел Канады Л. Сен-Лораном); в конце 1940-х - 1950-е гг. он входил в узкий круг канадской внешнеполитической элиты. Холмс был направлен в СССР, как он сам пишет в своих воспоминаниях, «чтобы нанести оскорбление», поскольку в 1947 г. в ответ на «дело Гузенко»2 Оттава решила понизить уровень своего дипломатического представительства в нашей стране, отозвав посла Д. Уилгресса и назначив вместо него поверенного в делах.

Р. Форд проработал в СССР, по его же собственным подсчетам, с перерывами почти 21 год, из них 16,5 лет в ранге главы канадского дипломатического представительства и 8 лет в качестве дуайена дипломатического корпуса в Москве. В силу длительности пребывания, склонности к аналитике, хорошего знания русского языка и культуры он считался не только в Канаде, но и на Западе вообще одним из ведущих специалистов по России [10, 498] (недаром после отставки он был приглашен в Вашингтон госсекретарем США Дж. Шульцем в качестве советника [9]).

Р. Форд и Дж. Уоткинс также известны своими литературными талантами и интересом к культуре в широком смысле этого слова. Р. Форд - поэт, чьи стихи изданы в семи томах, переводчик, в том числе стихов русских/советских поэтов, и автор двух монографий. Это - «Наш человек в Москве: размышления дипломата о Советском Союзе» (1989 г.) и «Московские литературные мемуары: среди великих деятелей литературы и искусства России с 1946 по 1980 г.», в которой он рассказывает о своих встречах с Е. Евтушенко, А. Вознесенским, З. Богуславской, Л. Брик и другими. Дж. Уоткинс - один из самых образованных и начитанных людей в тогдашнем канадском МИДе, собиратель коллекции советского авангарда, включая картины М. Шагала. Он был превосходным рассказчиком и исследователем послевоенной жизни не только в Москве и Ленинграде - двух городах, которые в то время были открыты для иностранцев, но и Средней Азии, куда после снятия запрета на поездки он попал одним из первых зарубежных дипломатов. Он регулярно отправлял пространные депеши в канадский МИД, а также писал многочисленные

СССР/Россия в воспоминаниях

письма друзьям, которые после его смерти были в 1987 г. изданы отдельной книгой. Как сказано в предисловии к ней ее составителями, эти письма и депеши иначе как «belles lettres» назвать нельзя, ибо со временем они «приобрели репутацию литературных перлов, которые читаешь не только ради удовольствия, но и ради получения информации» [7, xvi-xvii]. Их ценность в том, что «Дж. Уоткинс уловил в русском духе нечто, не подвластное старению, и эти его ощущения во время пребывания в Москве могут помочь разгадать загадку сегодняшнего Советского Союза» [7, 142].

Говоря о политических взглядах Дж. Холмса, Р. Форда и Дж. Уоткинса, можно отметить, что двое первых действовали в русле преобладавших в то время в канадском МИДе традиций, мнений и стереотипов. Что касается Дж. Уоткинса, то он проявил себя менее зашоренным наблюдателем, отличавшимся неподдельным любопытством к непривычной для него советской жизни, стремлением расширить круг своего общения, пониманием и даже симпатией к новым знакомым.

Повествуя об СССР и советских людях, канадские дипломаты отмечают некоторые удивлявшие их вещи.

Темой, проходящей красной нитью через все воспоминания, является страх перед КГБ и НКВД/МВД, прослушкой, вербовкой и возможными провокациями. В мемуарах Р.Форда, например, КГБ посвящена целая глава. Дж. Холмс пишет о царившей в то время зловещей обстановке, страхе, исчезновении людей на улицах.

Второй момент - непонятность для западного человека, англосакса, поведения русских, их, якобы, «азиатский» и «византийский» характер. По наблюдению Дж. Холмса, «по причине ли гордости или излишней секретности русские всегда действовали без объяснений» [6, 53]. Он пишет:

Русские, возможно, непреднамеренно делали все для того, чтобы поддерживать самые мрачные предположения. Обычный для дипломатов обмен мнениями с представителями советского Министерства иностранных дел был невозможен. Не было ничего похожего на тот прагматичный диалог с советскими дипломатами в ООН, в котором я часто участвовал в последнее время. Мы были изолированы от советских граждан не по нашему желанию, а потому, что контакты с нами могли иметь для них неблагоприятные последствия, и мы не хотели ставить их под удар, рассылая им приглашения. Слухи и сплетни, от

Канадский ежегодник

Выпуск 19 - 2015

которых мы зависели, вызывали заведомо ненужные подозрения...

Мы не знали, что могут предпринять русские [6, 51].

Ему вторит Дж. Уоткинс: «Кремль не выдал дипломатам ни одной своей тайны» [7, 14].

Р. Форд делает упор на азиатском, по его мнению, характере русских:

<...> многие политические обозреватели сказали бы «Россия - это Азия». <...> Мало того, что 2/3 ее территории находится в Азии. Фактически, большая часть европейской части России находилась под монголо-татарским игом в течение столетий, а Крым, Казанское ханство и Азербайджан были такими же азиатскими, как Турция. Характер русских был и все еще является во многих отношениях более восточным, чем у некоторых народов, имеющих азиатское происхождение, например финнов и венгров. <...> Их азиатское будущее вряд ли может быть поставлено под вопрос, поскольку большая часть обширных природных ресурсов этой страны находится в Сибири [4, 213].

Следующее впечатление - неприхотливость советских людей, их готовность довольствоваться малым. По свидетельству Дж. Уоткинса, «российский народ удовлетворен столь малым, что нам это трудно представить. С точки зрения политической системы их требования все еще очень скромные» [7, 17]. Р. Форд констатирует, что «русские настолько привыкли к страданиям, смерти и несчастьям, что удовлетворены уже тем, что удалось выжить». Далее Форд обращает внимание на то, что русские не высказывают никакого неудовольствия явным неравенством: «Они согласились с тем, что мы, как иностранцы, должны жить лучше, чем они. Но они также согласились с тем, что чиновники и партработники должны иметь больше, чем они. И это не только основополагающая установка среднестатистического россиянина, но и принцип, официально узаконенный в распределении продуктовых пайков. Даже в посольстве продуктовые карточки распределялись согласно занимаемым должностям. Посол получал больше всех, его жена - немного меньше; затем шел советник-посланник, военный атташе, я, третий секретарь и офисные работники». Форд пишет о том, что поскольку он только что приехал из Великобритании, где все получали одинаковые продуктовые пайки, то он как-то спросил у одного советского работника, как это можно объяснить. Реакция этого работника была следующей: «он счел невероятным, чтобы работники госаппарата, чья деятельность

СССР/Россия в воспоминаниях

считается такой важной, получали бы такое же продуктовое обеспечение, как рядовые граждане. Он счел это несправедливым, нерациональным и неэффективном в долгосрочном плане» [4, 6-7].

Все три канадских дипломата пишут о суровости нравов в СССР после окончания Второй мировой войны. Дж. Холмс, в частности, вспоминает такой эпизод: в 1955 г. он вместе с двумя канадскими журналистами ехал на такси в Ленинграде. Журналистов покоробила грубая манера вождения шофера, обращавшего мало внимания на пешеходов, вынужденных буквально выпрыгивать из-под колес мчавшегося автомобиля. Сначала они просили его быть поаккуратнее, а затем решили вообще выйти из такси. Ответ шофера -«Не были вы на фронте!» [6, 45].

Отмечались и вопиющие несуразности: любое проявление сексуальности, даже прогулка по улицам, взявшись за руки, объявлялось «несоциалистическим»; ученые обычно начинали статьи в научных журналах с цитирования и восхваления Маркса, Ленина и Сталина как основателей подлинной ботаники или медицины, и только потом переходили к изложению сути своих работ [6, 47-48].

Другие небезосновательно подмеченные вещи - огромный разрыв в уровне жизни между столицами и остальной страной (пример - г. Можайск); советская страсть к “гигантизму» и зацикленность на всем огромном; любовь к помпе и церемониям, включая практику отправки за границу масштабных, в несколько сот человек, правительственных делегаций (пример с празднованием 100-летия Канадской конфедерации в 1967 г.); отношение советских руководителей к критике как к «измене»; нежелание (неумение) признавать свои ошибки; часто пристрастные и неверные суждения о других странах и народах [4: 122, 128, 132, 156, 131, 229]; подозрительное отношение к иностранцам [6, 53].

Есть и более спорные наблюдения: якобы характерное для русских сочетание «петушиности» (драчливости), сомнения и отсутствия уверенности в себе; настойчивость в обеспечении единообразия и традиции во всем, боязнь инноваций; паранойя по поводу безопасности.

Канадские дипломаты обнаружили в себе любовь к путешествиям. Дж. Уоткинс после снятия ограничений на поездки в Среднюю Азию в сентябре-октябре 1954 г. в одиночку побывал в Ташкенте,

Канадский ежегодник

Выпуск 19 - 2015

Бухаре, Самарканде, Сталинабаде, Фрунзе и Алма-Ате. Р. Форд объехал Сибирь, Грузию, включая Абхазию, Армению, Центральную Азию, Украину, Белоруссию, Псковскую и Ленинградскую области, южную и центральную Россию.

Другим объединяющим их признаком может служить продемонстрированный ими интерес к великой русской культуре в самых разных ее проявлениях, к богатству культурной жизни в Москве и Ленинграде.

Еще один общий мотив - уважение к советскому народу. Общий рефрен всех, рельефно выраженный Холмсом: «К России и русским, в отличие от СССР, я чувствовал глубокое уважение, как и большинство канадцев, посетивших эту страну даже в самые негостеприимные годы. Ленинград - прекрасный и знакомый. Невозможно не восхищаться русскими за их стоическое долготерпение, их жизнеспособность, их смех. <...> В русских есть сердечность, детская непосредственность и энтузиазм <...> Им, как и ирландцам, присущ определенный шарм» [6, 54].

В воспоминаниях канадских послов немалое место уделено собственно посольству и условиям жизни дипломатов в Москве. Так, по свидетельству Р. Форда, впервые приехавшего в СССР в 1946 г. в ранге 2-го секретаря, в посольстве на тот момент работало 5 канадских дипломатов: посол, советник-посланник, военный атташе и два секретаря, а также канадский офисный персонал и советская обслуга. По его ощущениям (а приехал он с молодой женой из Лондона), «в 1946 г. СССР даже для дипломатов был некомфортным местом пребывания - с физической, эмоциональной и политической точки зрения». «Большинство посольств работало в стесненных условиях. Канадское посольство не было исключением. Оно располагалось в особняке конца XIX века, построенном двумя братьями, богатыми купцами3; и, как это обычно бывает с российскими дворцами и усадьбами, при их строительстве больше внимания уделялось тщательно спланированным приемным покоям, чем спальням и привычным для нас бытовым удобствам. <. > Сад был превращен в огород, а часть гаража использовалась как сарай для хранения в долгий зимний период картошки, капусты и репы» [4, 4-5].

Ситуация была настолько тяжелой, что «некоторым дипломатам оказалось невозможно жить в атмосфере, отличавшейся физическим дискомфортом, нехваткой практически всего, в окружении языка,

СССР/Россия в воспоминаниях

плохо поддающегося изучению и полностью чуждой культуры, и прежде всего, в условиях постоянной и неустранимой полицейской слежки» [4, 150]. Форд утверждает, что из-за дороговизны жизни в Москве и острой нехватки жилья и офисного пространства, все посольства западных стран использовали в больших масштабах местную рабочую силу на таких второстепенных должностях как секретарши, переводчики, водители, горничные и т.п. [4, 143], и что эта категория лиц, равно как и канадские дипломаты, постоянно и даже в большей степени были объектами слежки и провокаций со стороны МВД-КГБ.

Говоря о специфике работы посла в Москве по сравнению с такой же работой в столицах союзнических и нейтральных государств, Р. Форд формулирует ее так:

<. > жизнь в сильно регламентированной, обычно недружественной, а часто и враждебной стране, чья политика и изменения во внутриполитической обстановке, однако, жизненно важны для Канады и Запада. [Эта жизнь] означала, что очень большую часть времени приходилось тратить на политическую работу, анализ советских намерений и защиту канадских интересов. Помимо постоянных усилий по изучению и интерпретации советских событий, она требовала разъяснения политики Запада при каждом удобном случае и внимательного выслушивания явно неправдоподобных оправданий советской политики на каждом уровне [4, 106].

В воспоминаниях Дж. Холмса говорится о том, что во время его пребывания в Москве общая численность сотрудников была «меньше дюжины». «Мы были заперты в посольстве и, как и дипломаты из других стран, ограничены в своих передвижениях: нам было разрешено ездить по железной дороге в Ленинград и по ближайшим окрестностям Москвы на автомобиле на расстояние, покрываемое одним баком бензина» [6, 43]. Однако, в отличие от Форда, Холмс считал бытовые условия вполне приемлемыми. «Посольство было комфортным. <...> неплохое пристанище для одного поверенного в делах, одного военного атташе - бригадира4, впоследствии генерала Жана Аллара, одного первого секретаря Р. А. Ж. Филлипса; высококлассного офисного персонала и русских сотрудников, словно сошедших со страниц книг Достоевского». По меньшей мере двоих из них Дж. Холмс называет поименно - переводчицу Веру Андреевну Семенову, «статную дочь царского адмирала», учившую его с нуля русскому языку, и колоритного дворника Ивана Федоровича

Канадский ежегодник

Выпуск 19 - 2015

[6: 43, 46]. Несколько фраз в его воспоминания посвящены «русскому греку» Георгию Костаки, родившемуся в 1913 г. в Москве в семье греческого коммерсанта, и долгие годы проработавшему в канадском посольстве в качестве «способного администратора» [6, 43] (или, как указывают некоторые русскоязычные сайты, шофера или завхоза) и ставшему известнейшим коллекционером русского авангарда5

В предисловии к письмам Дж. Уоткинса приводятся такие цифры: по состоянию на сентябрь 1948 г. в канадской дипмиссии, не считая поверенного в делах, работали всего три канадских дипломата: два секретаря посольства и один военный атташе. К марту же 1954 г. в посольстве насчитывалось уже 10 канадских и 9 советских сотрудников. Последние были наняты по контракту на секретарские и технические должности.

По меньшей мере дважды - в 1948 и в 1954 гг. - Оттава всерьез рассматривала возможность закрытия своего посольства в Москве. В 1948 г. поводом для недовольства стал диспаритет в условиях жизни и работы канадских дипломатов в Москве и советских дипломатов в Оттаве. Наибольшую критику канадцев вызывали ограничения на передвижения западных дипломатов по территории СССР, сильно завышенный официальный обменный курс рубля к канадскому доллару и обременительные таможенные процедуры [7, 32]. Однако после визита в СССР Л.Б. Пирсона в 1955 г., сопровождавшегося улучшением двусторонних отношений в торговоэкономической области, этот вопрос уже не возникал, и посольство в Москве стало считаться одним из самых важных канадских дипломатических представительств за рубежом [4: 111, 113].

Наряду с различиями, канадские дипломаты усматривали в характере русских и канадцев и некоторые общие черты, что облегчало им пребывание в стране. Как отмечает Р. Форд, «в некотором отношении канадцам было проще адаптироваться к жизни в России, чем многим другим иностранцам. Огромность этой страны, превышающей по площади территории вторую страну мира - Канаду в два раза, и долгие суровые зимы их не пугали. Ландшафт Центральной России напоминал им онтарийские и квебекские пейзажи, а жизнь в суровом северном климате порождали в канадцах некое чувство симпатии к русским, столь отличным от них в других отношениях»

[4, 15].

СССР/Россия в воспоминаниях

Внимание отечественных ученых, особенно в свете нынешней ситуации вокруг Российской Академии наук, привлекут некоторые свидетельства, касающиеся условий жизни преподавателей ВУЗов и сотрудников академических учреждений в послевоенном СССР. Сравнительно много места уделено им в письмах и донесениях Дж. Уоткинса, который дружил с Владимиром Казакевичем из Института экономики и его супругой Эмили, Алексеем Горбуновым из Института истории и профессором-историком Анатолием Никитиным. Уоткинс, в частности, вспоминает, что с четой Казакевичей -его, наверное, самыми близкими знакомыми в СССР, с которыми он познакомился еще во времена учебы в Колумбийском университете, он, бывало, не расставался по несколько дней, посещая выставки и музеи, и проводя вечера за неторопливой едой и разговором. А с Горбуновым и Никитиным часто бывал в московских ресторанах или ужинал в посольстве. Кроме того, у Горбунова была дача в Крыму, на которую Уоткинс приезжал на уикенд. Все это было бы весьма удивительным, если бы не одно позднее открывшееся обстоятельство: все эти «ученые», по сведениям канадских и западных спецслужб и мнению некоторых журналистов, были либо кадровыми сотрудниками, либо агентами КГБ.

В сборнике донесений встречается и другое наблюдение Дж. Уоткинса, носящее обобщающий характер. В условиях крайне стесненных жилищных условий в Москве на рубеже 1940-х -1950-х гг., преподавателям и научным сотрудникам при распределении жилплощади предоставлялись значительные льготы. «Университетскому профессору - пишет Уоткинс в одном из своих донесений, датированным мартом 1951 г., полагалось по закону две комнаты определенного метража. Если же научной работой занимается и его супруга, то им полагается еще две комнаты. В итоге получается четырехкомнатная квартира с кухней, ванной и т.д.» [6, 16]. Правда, оговаривается Уоткинс, получить такую квартиру практически невозможно.

Сотрудников Института США и Канады РАН (ИСКРАН), кроме того, может заинтересовать канадская оценка деятельности их института, созданного в 1968 г., и его первого директора Г. А. Арбатова. В воспоминаниях Р. Форда Г. А. Арбатов упомянут в пяти местах и всегда назван по имени (в большинстве других случаев речь идет о неких безликих советских чиновниках и мидовцах). Наиболее развернутое описание места и роли ИСКРАН в системе органов изуче96

Канадский ежегодник

Выпуск 19 - 2015

ния, консультирования и принятия внешнеполитических решений в СССР выглядит так: «Институт США во главе с Г. Арбатовым имел достаточно точное представление о том, что происходило в США, но его материалы должны были проходить через сектор Северной Америки ЦК КПСС. Этот сектор был укомплектован работниками, слабо знакомыми с американской проблематикой, но находившимися под сильным идеологическим влиянием. Они были заинтересованы в подготовке идеологически выдержанных аналитических материалов, устраивающих начальство. Большинство членов Политбюро за исключением Громыко почти ничего не знали о США, и те искаженные сведения, которые до них доходили, безусловно, способствовали созданию нереальной картины происходившего» [Цит. по: 1, 109]. Интересно отметить, что и Г. А. Арбатов в своих мемуарах вспоминает о встречах с Р. Фордом6.

Несмотря на то, что с момента опубликования воспоминаний Дж. Холмса и Р. Форда, а также писем Дж. Уоткинса прошло уже несколько десятилетий, коренным образом изменивших жизнь нашей планеты, можно предположить, что некоторые высказанные в них мысли и наблюдения не потеряли своей актуальности. Подобно знаменитому сочинению маркиза де Кюстина «Россия в 1839 г.», эти источники до сих пор привлекают внимание канадских и других дипломатов, работающих в Москве, зарубежных русистов, студентов и аспирантов, специализирующихся на изучении нашей страны.

СПИСОК ЦИТИРУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

СССР/Россия в воспоминаниях

Примечания

Канадский ежегодник

Выпуск 19 - 2015

шают естественные ирисы; в качестве орнамента использованы женские головки и растительная тематика. Особняк имеет два этажа и два подъезда - два парадных входа. Семья Казаковых владела домом до революции. В 1917 г. передовая по тем временам городская усадьба (в доме было электрическое освещение, водопровод, отопление и канализация) была продана голландской подданной Эмилии Пельтцер. Спустя 8 лет она стала резиденцией датской миссии в Москве, а в годы войны перешла к Канаде.

Информация об авторе

Ф.И.О.: Комкова Елена Геннадиевна / Komkova Elena Gennadievna

СССР/Россия в воспоминаниях

Место работы: Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Институт Соединенных Штатов Америки и Канады Российской Академии наук (ИСКРАН), г. Москва, Российская Федерация / Institute of the U.S. and Canadian Studies, Russian Academy of Sciences (ISCRAN), Moscow, Russian Federation

Подразделение: отдел Канады

Должность: зав. сектором политических проблем Канады Ученая степень: доктор экономических наук Электронная почта: racs@yandex.ru

Почтовый адрес: 123995, РФ, г. Москва, Хлебный пер., 2/3, ИСКРАН

Название статьи: СССР / Россия в воспоминаниях, письмах и дипломатических донесениях канадских послов в Москве Дж. Холмса (1947-1948 гг.), Дж. Уоткинса (1948-1951, 1954-1956) и Р. Форда (1947, 1951-1954, 1964-1980) / USSR / Russia in Memoirs, Letters and Diplomatic Dispatches of Canadian Ambassadors and Charge d’Affaires in Moscow J.W. Holmes (1947-1948 гг.), J. Watkins (1948-1951, 19541956) and R. Ford (1947, 1951-1954, 1964-1980)