Проблемы источника и метода в академических отзывах В. О. Ключевского о диссертациях петербургских историков

Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 23 (238). История. Вып. 47. С. 9-17.

ЮБИЛЕИ В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ: MEMORIA Статьи

Н. Н. Алеврас

ПРОБЛЕМЫ ИСТОЧНИКА И МЕТОДА В АКАДЕМИЧЕСКИХ ОТЗЫВАХ В. О. КЛЮЧЕВСКОГО О ДИССЕРТАЦИЯХ ПЕТЕРБУРГСКИХ ИСТОРИКОВ

В статье анализируется содержание отзывов историка на две магистерские диссертации петербургских историков - С. Ф. Платонова и Н. Д. Чечулина, представленных ими к соисканию академической премии графа С. С. Уварова.

сертация, отзыв о диссертации, историография, вания, присуждение наград графа Уварова.

Творческое наследие В. О. Ключевского включает такой важный для характеристики научного облика историка компонент, как сочинения научно-рефлексивной природы -отзывы и рецензии, раскрывающие критикоаналитическое мастерство ученого. Оно, в соответствии с функциональным предназначением указанных видов научной продукции, выражалось в актуализации В. О. Ключевским источниковедческих аспектов, методов научного анализа и логики построения рецензируемых им диссертационных исследований.

Приязненность историка к критикоаналитическому жанру и особый стиль Ключевского - рецензента и полемиста -были давно замечены в научном сообществе1. Первым историографическим маркером этой стороны его таланта стала подготовка, вскоре после ухода историка из жизни, специального сборника, вобравшего выражение взглядов историка на труды коллег по историческому цеху и его реакцию на критику в собственный адрес2.

В. О. Ключевский выступал автором отзывов различного назначения: рекомендательных от факультета для допуска к защите диссертаций, оппонентских, являвшихся результатом его выступлений с «возражениями» в ходе диссертационных диспутов, а также академических, написанных им на ряд диссертаций-монографий, номинировавшихся на премию графа Уварова. Интерес к отзывам и рецензиям выдающегося исто-

источниковедческий анализ, методы исследо-

рика вызван не только недостаточной освещенностью в научной литературе роли В. О. Ключевского как эксперта научной зрелости соискателей ученых степеней, но и принципиальной значимостью изучения комплекса его критико-аналитических произведений, дающих возможность углубиться в методологию творчества историка. Нельзя, кроме того, не заметить, что специальное обращение к критико-аналитическим трудам, создаваемым по поводу диссертационных исследований, дает возможность сформировать общее представление о картине корпоративных научных ценностей, характерных для среды ученых-историков рубежа XIX-XX вв.

Неоднократно выполняя различные функции научного эксперта, В. О. Ключевский, прежде всего, позиционировал диссертационные труды магистрантов своей кафедры, причисляемых к кругу его учеников. Он являлся автором как рекомендательных, так и оппо-нентских отзывов в качестве официального и неофициального «возражателя» на большинстве защит своих учеников в Московском университете3. Кроме того, через оппонирование Ключевского, как уже отмечалось в историографии4, состоялись защиты диссертаций историков, представлявших иные университеты - В. И. Семевского, Д. И. Багалея, Г. И. Перетятковича, Н. Н. Фирсова.

Обстоятельный анализ всего комплекса отзывов В. О. Ключевского потребовал бы

создания большого исследовательского текста, что выходит за рамки задач исследования в жанре статьи. Остановим в данном случае внимание на двух академических отзывах Ключевского: о магистерских диссертациях петербургских историков - С. Ф. Платонова (1888) и Н. Д. Чечулина (1889). В связи с представлением их (в виде научных монографий) к соисканию премии графа Уварова отзывы В. О. Ключевского были опубликованы соответственно в 1890 и 1892 гг. в 31-м и 33-м отчетах о присуждении наград этой номинации.

Наш выбор отзывов определился, во-первых, концентрацией в их содержании методологических принципов и источниковедческих пассажей историка. Во-вторых, отдельный интерес может представлять сопоставление источниковедческих принципов и источниковедческой эрудиции представителей двух сообществ историков - Московского и Петербургского университетов. Нельзя, конечно, при этом не учитывать статусных и возрастных различий между рецензентом

- признанным ученым - и авторами монографий, только что защитившими свои труды в качестве магистерских диссертаций. Оба петербургских историка представляли поколение его учеников. Известность В. О. Ключевского и его почитание петербуржцами (особенно С. Ф. Платоновым) придавало отзыву мэтра особую значимость для их научного признания.

Учрежденная в 1856 г. по инициативе

А. С. Уварова академическая премия в память своего отца - С. С. Уварова, президента Академии наук (1818-1855) и министра народного просвещения (1833-1849) - присуждалась Академией наук с 1857 г.5 Ею могли быть удостоены авторы научных трудов по истории, а также писатели, работавшие в драматургическом жанре. В благотворительной практике награждений ученых за интеллектуальную продукцию премия графа С. С. Уварова заняла особое место, как одно из первых поощрений представителей гуманитарной области знаний и культуры. В среде историков она рассматривалась в ряду наиболее престижных наград, открывавших путь к научному самоутверждению. Поэтому историками, защитившими магистерские диссертации, ее получение рассматривалось в качестве стартового институционального капитала.

Создание академического отзыва обязывало рецензента, получавшего особый статус эксперта в академической комиссии6, занять принципиальную позицию в отношении оценки научного труда. Публикация отзывов в «Отчетах» о присуждении наград графа Уварова делало их публичными произведениями и превращало в особый жанр критической литературы. Не только (и даже не столько) достоинства, но и слабые стороны исследований оказывались под пристальным взором рецензента, даже если его окончательный вердикт был положительным. Такая позиция, в частности, весьма характерна для академических отзывов В. О. Ключевского. Они формируют представление о нем как о высоко эрудированном профессионале, строгом критике и активном полемисте. Заметим, однако, что этот вид сочинений историка зачастую остается за пределами внимания историографов7.

Не ставя задачи детализировать все обстоятельства появления отзывов о диссертациях указанных историков и реконструировать концептуальные построения Ключевского в связи с рассмотрением им тех или иных проблем русской истории, сосредоточимся на методологической составляющей этих сочинений историка.

В связи с известными особенностями представлений о научных принципах и характере научного нарратива дореволюционных историков двух столиц, целесообразно акцентировать внимание на источниковедческом сегменте методологической линии критики В. О. Ключевского. Это может быть интересно, если иметь в виду, что именно историки Петербургского университета традиционно рассматриваются разработчиками источниковедческой традиции в российской науке, в то время как москвичи позиционируются как схематизаторы и концептуалисты. Другой момент, актуализирующий замысел статьи, связан со спецификой оформления трудов В. О. Ключевского: во многих из них специальные источниковедческие сюжеты, практически, остаются за текстом8 - в незримой для читателя творческой лаборатории историка. Отзывы как вид творческой продукции позволяют проникнуть в нее.

Авторскиеакцентыакадемическихотзывов В. О. Ключевского на диссертации названных лиц с очевидностью демонстрируют устойчивое убеждение историка в ценности тех иссле-

дований, которые созданы на прочной источниковой основе, представленной их авторами сквозь призму критико-аналитических процедур. «Нет исторического источника, который бы не нуждался в критической проверке», -утверждал историк в своем отзыве на диссертацию С. Ф. Платонова9. Этот принцип, как основу критического рассмотрения рецензируемых работ, он закладывал и в содержание других видов отзывов - рекомендательных и оппонентских. Отметим также, что в отзывах на диссертации В. О. Ключевский не склонен был делать скидку на молодость и неопытность их авторов. Он вел диалог с ними как с равноправными учеными, что подчеркивает характерное для российской научной практики отношение к диссертациям как серьезным фундаментальным исследованиям.

Для понимания источниковедческой позиции В. О. Ключевского важно раскрыть его отношение к центральному вопросу источниковедения, касающемуся природы исторического источника. Для историка феномен источника был связан с его социальной и общекультурной функциями. Источник для него являлся порождением обстоятельств жизни социальной среды, но он же воспринимался им как факт истории, оказывавший воздействие на эту среду.

Это понимание источника как явления и результата социальной активности человека наиболее выразительно представлено в академическом отзыве на магистерскую диссертацию С. Ф. Платонова. Отталкиваясь от интересов современников для выяснения обстоятельств возникновения тех или иных «словесных памятников» (так он называл в курсе источниковедения письменные источники), В. О. Ключевский подчеркивал, что «все они в известной степени тенденциозны»10. Хотя в упомянутом отзыве это наблюдение сделано относительно памятников Смутного времени, но его вполне можно экстраполировать на всю совокупность исторических источников, находящихся в поле внимания историка. При этом «тенденциозность» для него не являлась негативной характеристикой источника в смысле недостоверности его информации. Эта особенность рассматривалась им как фундаментальная черта, присущая всем письменным источникам как продуктам социальноинтеллектуальной деятельности человека.

Продуктивным для конца XIX в. являлся методологический вывод историка о том, что

источник важен для историка не только как некое вместилище фактов-«происшествий», но и как выражение особенностей сознания и мышления человека иной эпохи. «Древнерусские сказания и повести» воспринимались Ключевским, прежде всего, как источник, способный сформировать у историка представление о «миросозерцании» русских книжников XVII в. и его изменении, вызванном расширением «кругозора русской исторической мысли». За этими процессами, по его мысли, последовала трансформация общественных настроений.

Известно, что вслед за С. М. Соловьевым

В. О. Ключевский рассматривал время после Смуты в качестве Нового периода русской истории. В источниковедческом анализе ему важно было установить связь идей источников с процессами изменений сознания русских мыслителей XVII столетия, оказавшихся под влиянием новой литературы европейского происхождения. Ему казалось недостаточным ограничивать критику источников лишь выяснением вопросов атрибуции и состава памятников, к чему, в первую очередь, стремился С. Ф. Платонов. Не соглашается он и с мнением автора диссертации, выдвинувшим вердикт об ограниченных возможностях изученных им «сказаний»: С. Ф. Платонов относил их авторов к категории субъективных информаторов, полагая, что они «не дают фактического материала для историка». В источниковедческой позиции автора «Древнерусских сказаний» явно просматривается позитивистская линия, в противоположность которой В. О. Ключевский выглядит модернистом, ставя вопрос «что называть фактическим материалом для историка?» (курсив - В. О. Ключевского).

В отзыве на диссертацию Платонова Ключевский выдвинул актуальную методологическую проблему о природе событийного, сочетании в нем объективного и субъективного, соотношении исторического факта и исторического источника. «Исторические факты не одни происшествия», - полемически замечает рецензент. Он предлагает под таковыми иметь в виду и то, что относится к сфере субъективно-индивидуального: «... идеи, взгляды, чувства, впечатления людей известного времени - те же факты.»11. В соответствии с этим подходом к сфере научной критики источника Ключевский относил выяснение вопроса о восприятии его

современниками и характере его воздействия на общественное сознание. Он полагал, что Платонов необоснованно вывел эти вопросы за пределы своего внимания, что не позволило ему реализовать одну из сторон критического анализа источника, а именно: создать и объяснить исторический контекст происхождения изучаемых памятников. Не случайно он упрекнул автора источниковедческой по жанру диссертации в том, что изучаемые им «исторические источники являются оторванными от исторической почвы, из которой они вытекли, и его критика не исчерпывает всего материала, какой они ей дают». На этой же основе его не удовлетворил формальный подход автора диссертации в описании одной из разновидностей произведений о Смуте

- «видений», поскольку С. Ф. Платонов не раскрыл методические приемы критического обращения с ними и не выяснил то воздействие, которое их «стереотипный склад» претерпел под влиянием политических инноваций XVII в.12

Тема «исторического факта» и его модификаций составляет лейтмотив рецензии

B. О. Ключевского. Она тесно увязана с вопросом определения историком ценности источника. Положительно воспринимая тщательную работу автора диссертации, связанную с его наблюдениями о происхождении и составе изучаемых памятников, он подчеркивает «неопределенность критической мерки», которую тот применяет при анализе их содержания. В. О. Ключевский не понимает

C. Ф. Платонова, когда тот, решая вопрос о ценности для историка литературных памятников периода Смуты, исключает из «фактического материала» источники, воплощавшие «политические мнения и тенденции». Для Платонова они являлись лишь «литературными», но не «историческими фактами». По мнению же Ключевского, нельзя отождествлять «не вполне совпадающие понятия исторического факта и исторического события или происшествия»13. В этом резюме историка проглядывает то, что составит впоследствии проблему различения исторического факта и исторического источника, ставшую началом разрушения классических постулатов позитивизма в сфере исторического познания. Полемическая линия критики Ключевского, на наш взгляд, приобрела антипозитивистский характер, что является немаловажным аргументом для продолже-

ния разговора о методологических приоритетах историка14.

Отмеченные замечания историка позволяют полагать, что для В. О. Ключевского субъективно окрашенное настроением автора содержание источника составляло безусловную ценность. Апелляция именно к литературнопублицистическим традициям изучаемого времени, в том числе к «рассуждениям» их авторов, и позволяет, по мысли историка, понять когнитивную сторону жизни человека изучаемого времени, или, как он писал в своей магистерской диссертации, - «историю нашего умственного развития»15.

В. О. Ключевский воспринимал источник как «живой» продукт времени, в котором субъективная сторона реальности, зафиксированная посредством понимания ее автором источника, приобретала характер объективной данности. Воспринимая авторов «древнерусских сказаний» (в частности, А. Палицына и И. Тимофеева) не только в качестве создателей произведений-источников, но и как представителей исторической мысли, Ключевский к тому же ставил вопрос историографического свойства, а именно - о «роли историка» и степени его свободы в интерпретационных усилиях понимания прошлого. В отзыве на диссертацию Платонова Ключевский сделал принципиально важный вывод о связи событий Смуты, воздействовавших на идентификационные процессы социального и индивидуального уровней, с «переломом», который произошел в историографии раннего нового времени. Завершение летописной традиции в истории исторического знания и возникновение сочинений, осмысливавших недавнее прошлое, он выразил метафоричным умозаключением: «Смута <...> вывела древнерусского повествователя о событиях в родной земле из того эпического бесстрастия, в какое старался, хотя не всегда удачно, замкнуться древнерусский летописец»16.

В отличие от С. Ф. Платонова, В. О. Ключевский высоко оценивает появившуюся у авторов повестей и сказаний времен Смуты способность не только «рассказывать о случившемся», но и «размышлять» о событийной стороне жизни17. Важно подчеркнуть при этом, что для рецензента изучаемая Платоновым группа произведений, соединявших в себе литературно-публицистическую и историографическую традиции, выполняла основную - коммуникативную функцию.

«Сказания и повести» являлись средством передачи информации о культуре XVII в. В этом информационном сгустке было все: и освещение событий бунташного века, и «миросозерцание русских книжников» - их взгляды, оценки, впечатления, интерпретации, а также первые шаги новой, освобождавшейся от традиций провиденциализма, культуры историописания рационального типа. Очевидно, что В. О. Ключевский воспринимал любой источник, а не только литературные памятники данного времени, как продукт культуры. Из этой позиции, заметим попутно, вытекает наше суждение о том, что информационную целостность и значимость источника только весьма условно можно подвергнуть дифференциации по какому бы то ни было основанию18.

Глубина погружения в эпоху Смутного времени и оригинальность понимания источников времен Смуты как памятников мысли, идей и чувств человека ставит академический отзыв В. О. Ключевского на диссертацию

С. Ф. Платонова в ряд выдающихся исследований в области историографии и отдельно -историографии источниковедения.

О. М. Медушевская, одной из первых обратив внимание на рассматриваемый отзыв историка, показала различие двух историков в понимании природы исторического источника и подчеркнула реализацию в этом сочинении Ключевского «видового подхода», основанного на представлении о существовании связи информационно-видовых особенностей источников с их социальной функцией. Как и другие знаменитые его современники (К. Н. Бестужев-Рюмин, А. А. Шахматов),

B. О. Ключевский, по ее мысли, изучал «процесс формирования информационного ресурса» источника и осуществлял интерпретацию его «информационного потенциала»19.

Отзыв московского историка на диссертацию, в котором преобладала критикополемическая линия, был встречен

C. Ф. Платоновым с определенной долей неприятного удивления и непонимания. Самооценка магистерской диссертации до конца жизни была у него высокой, что хорошо видно и в переписке с современниками, где он выразил недовольство содержанием отзыва

В. О. Ключевского20, и в автобиографической записке 1928 г.21 В последней при упоминании магистерской диссертации он не раскрыл своего отношения к отзыву Ключевского.

Косвенным образом оно выявляется из дневника его супруги - Н. Н. Платоновой. Ее запись (от 25 сентября 1889 г.) об акте вручения ему уваровской премии сопровождалась характерной сентенцией: «Отзыв о Сережиной книге писал Ключевский, и я нахожу, что если несмотря на это книга признана достойной премии, то Сережа может быть доволен, хотя все таки надо сознаться, что во всем этом деле относительно присуждения премии, было много такого, что укололо и обидело нас»22 [курсив мой. - Н. А.].

Магистерская диссертация другого петербургского историка - Н. Д. Чечулина, основанная на материалах писцовых книг, вызвала интерес В. О. Ключевского, вероятно, по нескольким причинам. Во-первых, ряд его учеников (М. М. Богословский еще в одной из студенческих работ, П. Н. Милюков, Н. А. Рожков, Ю. В. Готье в своих диссертациях) осваивали этот сложный источник. Именно дореволюционные историки, в том числе ученики Ключевского, открыли этот видовой комплекс для исторической науки23. Во-вторых, В. О. Ключевский, имея в виду современную ему практику использования историками документов писцового делопроизводства, отнес писцовые книги к «наименее разработанным источникам нашей истории» относительно которого «еще не установились твердые, общепризнанные и испытанные приемы»24.

К моменту публикации отзыва состоялись защиты диссертаций А. С. Лаппо-Данилевского (1890) и П. Н. Милюкова (1892), в которых актуальный источниковый комплекс для решения исследовательских задач был представлен и писцовыми книгами. П. Н. Милюковым к тому же была написана большая рецензия на книгу-диссертацию

А. С. Лаппо-Данилевского, предмет который составили спорные проблемы истории налогообложения и метода изучения этого источника. Сам В. О. Ключевский, как это хорошо видно из оппонентского отзыва на диссертацию П. Н. Милюкова25 и рецензируемой им книги-диссертации Н. Д. Чечулина, а потом и академического отзыва на диссертацию Н. А. Рожкова, был прекрасным знатоком разновидностей писцового делопроизводства.

Отзыв о диссертации Н. Д. Чечулина является, пожалуй, наиболее объемным: рецензент в нем выразил не только отношение к содержанию диссертации, но и продемон-

стрировал собственный опыт изучения этого видового комплекса источников, в частности, новгородских писцовых книг. На основе их интерпретации он выдвинул свою версию о возникновении землевладения одной из социальных категорий населения XVI-XVII вв.

- «земцев», создав внутри отзыва самостоятельный исторический очерк об этом «любопытном классе»26.

Данный отзыв как бы продолжает тему о природе и социальной функции источника. Следует оговорить при этом квалификацию

В. О. Ключевским научного жанра диссертации Н. Д. Чечулина. Вникая в характеристику предметного поля диссертации, историк пришел к выводу, что она оригинальна по своему методологическому замыслу, хотя определение в ней предмета исследования страдает двойственностью. Рецензент признал, что в центре внимания автора диссертации оказался не только город, но и источник, легший в его основу. Поэтому он констатировал, что «методологический интерес его труда выдвигается даже на первый план», а «<...>его исследование о городах по писцовым книгам можно назвать и исследованием о писцовых книгах<...>»27.

Таким образом, труд Н. Д. Чечулина преподносился им как источниковедческое исследование. В сравнении с отзывом на книгу С. Ф. Платонова в отзыве на эту работу появился еще один источниковедческий акцент, связанный с выявлением видовой специфики используемого источника - писцовых книг. В. О. Ключевский, по сути, начал тему

о пределах информативных возможностей источника, всегда ограниченных его формой, которая определяется, в свою очередь, функциональным предназначением того или иного памятника. Разбирая, в частности, источниковедческую методику Чечулина, он выявил ряд «недоразумений» в его работе с источником, вытекавших отчасти из недопонимания своеобразия писцовых книг как видового комплекса. «Писцовая книга - очень хороший исторический свидетель, который может много и правдиво рассказать, но ее надобно спрашивать только о том, о чем она может рассказать; иначе ее показания не разъяснят, а запутают дело» - писал в этой связи Ключевский [курсив мой. - Н. А.]28.

Сам В. О. Ключевский, стремясь преодолеть связанные с видовыми особенностями информационные лакуны источников и на

этой основе реализовать всю полноту возможностей историка в достижении целостности исторической картины, в качестве недостатков исследовательской практики рецензируемого труда видит типичную ошибку молодого историка. Автор книги о городах и писцовых книгах XVI в. не предпринял попыток поиска ответов на возникавшие вопросы за пределами узкого круга отобранных им документов. Ограничив свое исследование только той частью писцовых книг, которые касались городов, он не пошел по пути «критического разбора» своего источника в его «полном составе», то есть не использовал информационный потенциал всей совокупности материалов писцового делопроизводства. Более того, по мысли Ключевского, целый ряд исторических характеристик города и городской жизни невозможно сделать без опоры на принципиально иные виды источников. Автор пренебрег этим и в результате выбрал тупиковый путь: в поисках объяснений «темных» свидетельств писцовых книг обращался к содержанию этих же книг. При всей добросовестности его формальных попыток достичь ясности он, по сути, продемонстрировал отсутствие понимания смысла процедуры критики источника, а потому вынужден был пускаться в область предположений и дога-док29.

Имея в виду выставленные Н. Д. Чечулиным ограничения источникового комплекса только писцовыми книгами городов, ему, по мысли В. О. Ключевского, не удалось решить задачи создания полнокровной картины жизни русского города XVI в. Продолжая разговор об узости источниковой базы, информационных пределах и возможностях видовых групп источников, рецензент указывает в отзыве, что, например, попытки автора определить юридический статус различных социальных групп города оказались нерезультативными. Причина этого крылась в непонимании социальной функции источника: писцовая книга «не имела в виду юридических определений», а значит, не могла являться «единственной опорой» для «юридических выводов», подчеркивал В. О. Ключевский30. Он же уточняет функцию основного источника рецензируемой работы: «Писцовые

книги имели преимущественно фискальную цель - привести в известность податные силы и средства народа; потому в них на первом плане - экономические положения и отноше-

ния, люди, которые могли платить, капиталы и обороты, которые могли быть предметом податного обложения». Вывод рецензента закономерен: видовые особенности источника, положенного в основу изучения города, не дают возможности историку раскрыть «значение города как культурного центра»31.

Дальнейшие наблюдения В. О. Ключевского над сочинением Н. Д. Чечулина подводят читателя к мысли о том, что выбор круга источников для изучения заявленной темы и постановки задач исследования должен завершиться только тогда, когда историку уже ясен основной смысл и грани изучаемого явления. Соискатель же на уваровскую премию допустил «двойное несоответствие» избранного круга источников с задачей работы: «<...> источник не соответствует ей ни по содержанию, потому что далеко не захватывает всех отношений, действовавших в черте города как культурного центра, ни по объему, потому что не касается городского округа, тяготевшего к этому центру». Причины этого «недоразумения» для рецензента очевидны: «<...> автор задавал писцовым книгам вопросы, на которые они не могут отвечать, и их молчание пытался восполнить собственными догадками, а с другой стороны - принужден был обходить вопросы, для решения которых стоило бы только расширить изучение писцовых книг, не довольствуясь описями городов»32. Утвердился он в мысли и о том, что для изучения городского быта необходимо было использовать «другие источники»33. В контексте фразы можно понять, что речь здесь шла об иных видах источников.

Будучи строгим критиком, В. О. Ключевский умел в то же время видеть в работах с явными «недоразумениями» и значимые достоинства, имеющие отношение к источниковедческим пассажам. Так, Н. Д. Чечулина он хвалил за то, что в рамках поставленных им задач и выработанного метода он сумел осуществить тщательные «микроскопические наблюдения», позволившие наметить типологию русских городов

XVI в., «объяснить состав и занятия городского населения»34. К достоинствам рецензируемого труда В. О. Ключевский отнес методическое мастерство автора, которое хорошо просматривается в изложении материала, позволяя и «читателю присутствовать при этой работе»35. Н. Д. Чечулин, по мысли рецензента, и сам хорошо понимал горизонты инфор-

мационных возможностей своего источника, хотя «не всегда удачно» решал поставленные им задачи. Достоинства исследования позволили В. О. Ключевскому назвать его «добросовестным трудом, основанным на внимательном изучении мало тронутого источника, стоившим усиленной борьбы с трудностями этого источника и большой черновой работы над ним <...>»36.

Отзыв В. О. Ключевского по поводу изучения писцовых книг, если учесть его неоднократные суждения об этом виде источников и в других отзывах, на наш взгляд, нельзя отрывать от историографического комплекса, связанного с его анализом и использованием37.

Автор статьи об источниковедческих аспектах творчества Н. Д. Чечулина -Н. И. Приймак, одна из первых обратившая внимание на данный отзыв Ключевского, справедливо отмечает, что он «представляет самостоятельную научную публикацию

Имеющееся представление о лидерстве петербургских историков в области разработки проблем исторического источника и источниковедения, а также создания специальных источниковедческих исследований можно не оспаривать. Но опыт В. О. Ключевского с его проникновением в феноменологию источника и пониманием сложности его природы и функции - социальной и познавательной, поднимает его фигуру на пьедестал историка-мыслителя, осознававшего иные, чем это практиковалось в трудах современников, перспективы и горизонты развития интерпретационных методов изучения источников и теоретико-методологического предназначения источниковедения.

Примечания

сомневался. См.: Милюков, П. Н. Воспоминания. М., 1991. С. 107.

B. О. Ключевского». С. 254-258.

C. Ф. Платонова «Древнерусские сказания и

повести о смутном времени XVII в. как исторический источник» // Ключевский, В. О. Собр. соч. : в 9 т. Т. VII. С. 124.

С. 435.

С. Ф. Платонова. С. 123.

люковым (20 окт. 1890 г.) С. Ф. Платонов, стараясь скрыть досаду, писал: «.Прочел я, наконец, рецензию Ключевского на мою книгу. Смело выскажу мнение, диктуемое не самолюбием, что рецензия слабее ее автора: он, видимо спешил. Со многим хочется поспорить».

С. Ф. Платонова. СПб., 1993. С. 264-269.

XVII столетия. Источник, компьютер и методы исследования / Л. В. Милов, М. Б. Булгаков, И. М. Гарскова. М., 1986. С. 6-48.