Записки Джона Смита как источник по истории крымского ханства в начале XVII в

УДК 94=03(09)"0/2"(4-015)

ЗАПИСКИ ДЖОНА СМИТА КАК ИСТОЧНИК ПО ИСТОРИИ КРЫМСКОГО ХАНСТВА В НАЧАЛЕ XVII в.*

Н.И. Храпунов, С.Н. Храпунова

(Крымский федеральный университет)

В статье анализируются известия о Татарии, собранные английским авантюристом Джоном Смитом. В 1602 г. Смит, служивший наемником в Трансильвании, был взят в плен мародерами и впоследствии продан в рабство. Весной 1603 г. он оказался в приазовских владениях Крымского ханства. Через несколько месяцев ему удалось бежать, добраться до владений московского царя и оттуда вернуться в Трансильванию. Два десятка лет спустя Смит публикует историю своей жизни, сначала в кратком (1625), а затем пространном варианте (1630), важным элементом которой стал рассказ о приключениях автора во владениях турок и татар. В работе Смит широко использовал известия других путешественников (Уильяма Бид-дульфа, Энтони Дженкинсона, Гильома де Рубрук, Мартина Броневского), предоставленные ему первым издателем его записок, Самьюэлем Пёрчасом. В настоящее время можно выделить оригинальные материалы, основанные на личном опыте Смита, касающиеся повседневной жизни и военного дела Крымского ханства.

Англичанин Джон Смит (1580-1631) - авантюрист, наемник и путешественник, легендарная фигура в Северной Америке (рис. 1). Его записки о жизни в Виргинии, описавшие увлекательную историю основания города Джеймстаун, превратили Смита в своего рода «пророка» британской колонизации континента. Смит был одним из лидеров Джеймстаунской колонии, ставшей первым постоянным английским поселением в Новом Свете. Сегодня в общественном сознании имя Смита связано с сюжетом о Покахонтас, дочери вождя индейского племени алгонкинов, Поухатана. Когда в декабре 1607 г. Смит попал в плен к индейцам, именно Покахонтас спасла англичанина от верной смерти - по крайней мере, так говорится в его записках. В наше время выгодно смотрятся и попытки Смита выстроить мирные отношения между индейцами и британскими колонистами. Но приключения в Новом Свете - не единственные, выпавшие на

* Работа выполнена в рамках Гос. задания Минобрнауки РФ № 2015/701-3 по теме «Этнокультурные процессы в Крыму в античности, средневековье и новое время».

долю англичанина. В молодости, еще до того, как отправиться в Америку, Смит много лет был наемным солдатом на службе у разных государей, воевал во Франции, Нидерландах и на Балканах. В 1602 г. он оказался в плену и был продан в турецкое рабство. На следующий год его отправили из Константинополя «в Татарию». Через несколько месяцев пленнику удалось бежать, добраться до владений московского царя и оттуда вернуться «к месту службы». Два десятка лет спустя, уже после возвращения из американских странствий, Смит занялся сочинительством, опубликовав несколько книг. Среди них была и история его жизни, сначала в кратком [28], а затем в пространном варианте [29], важным элементом которой стал рассказ о приключениях автора во владениях турок и татар.

Рис. 1. Джон Смит в тридцатисеми- Рис. 2. Герб Джона Смита, которым летнем возрасте. Гравюра [по: 31] он был удостоен за воинские подвиги

в Трансильвании

Не раз переиздававшиеся, труды Смита принесли автору не только популярность, но и репутацию выдумщика и фантазера. Так, история его пребывания в турецком плену выглядит следующим образом. Дело происходило в Трансильвании, которая в это время стала ареной Пятнадцатилетней войны между императором Рудольфом II Габсбургом и султаном Мехмедом III (рис. 2). Ситуацию дополнительно запутывала борьба между группировками местной знати, стремившимися к большей самостоятельности и, в зависимости

Рис. 3. Джон Смита - пленник в Татарии. Гравюра по изданию 1630 г. [по: 33]

Рис. 4. Джон Смит совершает побег из плена. Гравюра по изданию 1630 г. [по: 33]

от ситуации, переходившими с одной стороны на другую. По указанию султана на театр боевых действий прибыло крымское войско хана Гази II Герая. В неудачном сражении при Турну-Рошу (Вереш-торонь) 18 ноября 1602 г. отряд графа Модруша, где находился Смит, был разгромлен войском крымского хана. Тяжело раненый англичанин оказался в руках у мародеров, которые продали его в рабство одному турецкому «паше». Тот, в свою очередь, отослал пленника к своей супруге в Константинополь, присовокупив, что это-де богемский лорд, «захваченный им собственноручно, наряду со многими другими, которых он преподнесет ей вскоре, так что [взятый] с них выкуп украсит ее славой его побед». Однако хозяйка немного знала итальянский, язык, на котором говорил и Смит, так что обман раскрылся. Более того, англичанин намекнул, что эта знатная дама прониклась к пленнику романтическими чувствами, которые вскоре перестали быть тайной для ее матери. В результате было принято решение временно отправить англичанина к брату хозяйки, бывшему «пашой» где-то в Северном или Восточном Приазовье (1603 г.). Здесь Смит должен был выучиться турецкому языку и обычаям, рассчитывая на то, что положение его прекрасной дамы со временем изменится. Однако брат ее, заподозрив неладное, заковал Смита в цепи и отправил к прочим своим невольникам (рис. 3). Через несколько месяцев началась уборка урожая, и пленников послали работать в поле. Однажды Смит поссорился с хозяином, убил его в драке, и, понимая, что выхода у него нет, взяв коня и одежду убитого, бежал, куда глаза глядят, положившись на волю случая (рис. 4). Ему удалось отыскать «Астраханский тракт» и добраться до одной из казачьих крепостей на Дону, «где стоял гарнизон московитов». Местный губернатор снабдил Смита документами и всем необходимым, позволившим тому через территорию Речи Посполитой добраться до Трансильвании [33, р. 182-189, 202-203]. В этом драматичном рассказе встречаются известные умолчания и противоречия, а потому не исключено, что Смит приукрасил подлинную историю своих приключений, в частности, сочинив любовную линию.

Отношение к достоверности сочинений Смита стало меняться во второй половине ХХ в. Работы американских исследователей показали, что при всей субъективности Смита, к тому же не чуравшегося заимствовать отрывки из сочинений других авторов, его записки содержат достоверную информацию там, где речь идет о его личном опыте [24; 27; 25; 26; 15; 16; 17; 22; 30; 20]. Пожалуй, решающую роль в «реабилитации» Смита сыграли труды Филиппа-Лемонта Бар-бура (1898-1980). Это был человек исключительно широких интересов. Один из основателей радио «Свободная Европа» («Радио Свобода»), он перевел на английский язык пушкинского «Бориса Годунова», опубликовал биографию царевича Дмитрия, а также занимался исследованием ранней истории североамериканских колоний. Любимым героем Ф.-Л. Барбура стал Джон Смит. Исследователь опубликовал его биографию [18] и до самых последних дней работал над полным критическим изданием его сочинений, завещав известную сумму из личных средств на завершение проекта. Трехтомник вышел уже после смерти Ф.-Л. Барбура [31; 32; 33].

В отечественной историографии сочинения Джона Смита используются как важный источник для изучения истории Северной Америки [например: 13; 11; 1, с. 21-23, 208-217, 301-307]. Однако его автобиография, выходившая под названием «Истинные путешествия, приключения и наблюдения капитана Джона Смита» и, в частности, включающая подробный отчет о пребывании в Татарии (этому сюжету посвящены семь из 28 глав книги), пока не заслужила должного внимания. Исследователи занимались, главным образом, локализацией географических пунктов, отмеченных англичанином в Приазовье и Подонье, а также рассказом о пребывании Смита у донских казаков после бегства из плена [4; 9]. Наблюдения о жизни, быте и военном деле крымских татар практически не рассматривались, возможно, потому, что их сложно выделить в хаосе информации, заимствованной Смитом из разновременных источников. Исследования Ф.-Л. Барбура, и в частности - последнее издание «Истинных путешествий», выявили сложную структуру сочинения Смита и особенности его работы над текстом. По-видимому, в 1610-ых гг. Смит познакомился со знаменитым издателем Самьюэлем Пёрчасом, готовившим фундаментальный корпус известий путешественников о дальних странах. По его предложению Смит записал историю своих европейских приключений, ставшую частью четырёхтомника Пёрча-са [28; 33, p. 354-362]. Смит получил от Пёрчаса собранные тем материалы, с помощью которых «освежал» свою память. Когда впоследствии Смит готовил свои мемуары к публикации в виде отдельной книги, он значительно расширил их за счет материалов Перчаса [33, p. 128, 189-200 (footnotes), 356-359 (footnotes); 18, р. 297, 354, 363-365, 373-374, 413].

Таким образом, рассказ Смита о Татарии приобрел следующий вид. Глава 12, рассказывающая, как он туда попал, полностью оригинальна. Глава 13, сообщающая о пище, одежде и нравах татар, основана на материалах Пёрчаса с некоторой долей собственных наблюдений Смита. Главы 14-16, отсутствующие в первом издании, почти целиком состоят из сведений, собранных Пёрчасом. Наконец, глава 17, рассказывающая о бегстве Смита из плена, снова - оригинальная. Заимствованные Смитом у Пёрчаса материалы включают выдержки из записок Уильяма Биддульфа, Энтони Дженкинсона, Гильома де Рубрук, Мартина Броневского (последние два - в английском переводе). Видел он, по-видимому, и какие-то карты1. Заметим, что Бид-дульф описывал быт сирийского Алеппо, а Дженкинсон - жителей приволжских степей, тогда как Рубрук побывал в Причерноморье на три с половиной столетия раньше Смита. Очевидно, Смит воспринимал «Восток» как некое единство, неизменное во времени и пространстве. Здесь ничего не менялось на протяжении столетий, а жизнь людей мало отличалась на пространстве от Сирии до Казани. Но если убрать «вставные» материалы, оставшееся будет представлять интерес в качестве источника для реконструкции повседневной жизни и военного дела в Крымском ханстве, а также того впечатления, которое быт ханских подданных оказывал на современников-европейцев. Эти оригинальные данные и будут проанализированы в нашей статье2.

Думается, известия капитана Смита о Татарии заслуживают публикации в русском переводе с аннотацией и расширенным комментарием. К несчастью, эта задача не так проста, как может показаться. Недавно «причерноморская» часть сочинения Смита была переведена на русский язык В.М. Калашниковым [5, с. 7-39], но, к сожалению, это издание оставляет желать много лучшего. Перед нами не столько перевод, сколько пересказ, причем смысл отдельных отрывков искажен до полной противоположности, в чем легко убедиться, сравнив «перевод» с английским оригиналом3.

Рис. 5. Карта Татарии Йодокуса Хондиуса [по: 28, р. 1369]

Края, которые описал Смит, в восприятии европейцев были частью Востока, который они полагали полной противоположностью

том, как бережно следует обращаться со Смитом. Ведь он, кстати, во время общения с прекрасной трапезундкой хорошо выучил турецкий язык и ознакомился с местными обычаями» [5, с. 18]. В оригинальном тексте это место звучит так: «To her unkinde brother, this kinde Ladie writ so much for his good usage, that he halfe suspected, as much as she intended; for shee told him, he should there but sojourne to learne the language, and what it has to be a Turke, till time made her Master of her selfe» [33, p. 188], иначе говоря, «Эта добрая дама столько писала своему недоброму брату о хорошем к нему [Смиту] отношении, что тот заподозрил больше, чем она намеревалась [сказать]; ведь она сообщила ему [Смиту], что он должен пожить там временно, чтобы выучить язык и все необходимое, чтоб стать турком, пока время не сделает ее хозяйкой собственной судьбы». Как видим, «перевод» В.М. Калашникова не только полностью исказил суть языковых проблем англичанина, но и выпустил важный намек на романтическую связь, определившую его судьбу. Заметим, что на самом деле Смит так и не выучил ни турецкий, ни крымскотатарский язык, и потому в своей книге воспроизвел местные имена и называния по памяти, нередко с такими искажениями, что их локализация стала существенной проблемой [27, р. 66-71; 16; 17; 9]. К слову, то же самое происходит и с именами, услышанными им на Балканах [25; 30, p. 28-30; 19, p. 215-216].

Рис. 6. Карта Херсонеса Таврического по Мартину Броне веко му [по: 23, е. VI]

ТАВУ7.Л УЕУ ТУРУУ САР ОКУ СНЕКВРЫЕЯУХ ТШЮСЪ £ЕУ

А/пас ялеп/с^

Тшга. п.

тагиг! &

у& ЕСТ* . "Г*- ™™ Л& #

Юг:др1 епПит Рго

&V, ; •

МАКИ Ж&

ГСШЕДЛ/"^

ГВсг/^гаЦ®^ I РаПасЬнх т

/ёги>ги рог *Западу, местом недружелюбным, но полным чудес [12, с. 92; 14, с. 97-123]. Этой репутации способствовало незнание. Так, например, современник Смита - француз Жак Маржерет, состоявший на русской службе, утверждал, что видел собственными глазами шкурки удивительного творения природы, полуживотного-полурастения, имевшего вид ягненка, вырастающего из земли на стебле, которое добывали в окрестностях Астрахани [10, с. 118-119]. В противоположность этому, рассказы Смита о Татарии приоткрывали европейскому читателю жизнь, конечно, отличавшуюся от его собственной, но все же остававшуюся в сфере реального, а не волшебного.

В соответствии с традициями своей эпохи, Смит добавляет в название страны и ее жителей букву «р» - Тартария (Tartaria), тарта-ры (Tartars). Тем самым проводилась параллель с Тартаром, или преисподней древнегреческих мифов. Корни этого лежат в ужасе перед монгольским нашествием, охватившем Европу за несколько столетий до описываемых событий. «Татария и Скифия - пишет Смит, - суть одно и то же, но она так велика и разнообразна, что немногим, а быть может и вообще никому никогда не удастся точно описать ни её, ни все те различные типы самых варварских народов, что её населяют. Те, кого мы зовём крымскими татарами, граничащие с Молдавией, Подолией, Литвой и Россией, куда более упорядочены, чем [жители] внутренних районов Скифии» [33, p. 191]. Смешение современной и древней этнографии - характерная черта ученых трудов Нового времени, когда историки и географы искали и находили скифов, воплощавших варварство, по всей Восточной Европе [3, с. 297, 310-311, 422 слл., 438 слл.].

Смит не жалеет слов, подчеркивающих варварство, жестокость и дикость жителей Татарии. Это не удивительно, учитывая, что ему пришлось жить среди рабов: «ведь и тем, кому было легче всего, было так скверно, что жизнь эту вряд ли бы вынесла и собака; и к тому же, несмотря на все их тяготы и труды, относились [к ним] не лучше, чем к животным» [33, p. 189]. Рабами были не только христиане, но также «турки и мавры». Им наголо обривали волосы и бороду, а вокруг шеи закрепляли железное кольцо со знаком владельца, позволявшим идентифицировать хозяина беглого раба. Носили они «платье из шерсти длиннорогих овец, подпоясанное куском невыделанной кожи» [33, р. 189, 201]. Еда была скудной: «нашей же обычной пищей [были] потроха лошадей и длиннорогих овец. Изрубив их на мелкие куски, ими наполняют большой котёл и, сварив с просом, раскладывают по большим чашам в форме кастрюли с подогревом; они садятся кругом на землю и затем нагребают, сколько хотят, полными пригоршнями; остатки же отдают рабам-христианам. Часть этой похлёбки смешивают с толчёным просом, и, загасив огонь в очаге, ставят туда полную чашу и потом накрывают углями, пока не запечётся; остатки похлёбки, тушенные с небольшими кусочками мяса, были особенным лакомством» [33, р. 190].

Впрочем, судя по словам Смита, быт рядовых жителей Татарии немногим отличался от рабского: «Лучшие из них одеваются как турки, но рядовой татарин прикрывает спину шкурой черной овцы, завязав пару ее ног на шее, а другую - на поясе; другой шкурой прикрывают брюхо, точно также завязав ноги сзади; ещё две, выделанные наподобие пары юбок, служат ему штанами; на голове носят маленькую тесную шапочку из чёрного войлока... Их дома гораздо хуже, чем у ирландцев, а во внутренних областях [живут] только в повозках и шатрах, которые при первой возможности перевозят из области в область; за собой гонят и бесконечные стада чёрных овец, коров и длиннорогих баранов, пожирающих всё на своём пути» [33, р. 190]. По описаниям Смита, Татария представляла собой смесь кочевого и оседлого населения, причем земледелие и каменную архитектуру можно было наблюдать ближе к морскому берегу и судоходным рекам. Англичанин утверждал, что во время путешествия на корабле из Константинополя в Татарию он видел в Приазовье два «белых города» (очевидно, сложенные из светлого камня) и четыре-пять «казавшихся мощными каменных замков с плоскими крышами с зубцами вокруг» [33, р. 188]. Точная локализация этих пунктов является предметом дискуссии [см.: 27, р. 66; 15, р. 364-365; 4, с. 59; 9, с. 200]. К тому же, Смит, по-видимому, не осознавал разницу между владениями крымского хана и османского султана. Одну из этих крепостей он описывает подробнее: «Замок был велик в окружности; примерно в шести футах от стены толщиной в четырнадцать или пятнадцать футов шел частокол, а затем наполненный водой ров около сорока футов ширины. С западной его стороны лежит город, весь из низких домов с плоскими [крышами]... ». Новый хозяин Смита жил «в очень большом каменном замке, окруженном многочисленными дворами, за высокими каменными стенами...» [33, р. 188]. Недалеко от замка начинались поля, где выращивали зерно. В полях работали рабы. Хлеб молотили на гумне с помощью колотушек, «ведь цепов у них нет» [33, р. 200].

Если в Турции рабов перегоняли с места на место, «скованными за шею цепочкой по двадцать душ», то в Татарии эта мера считалась излишней: безлюдные дикие степи были надежной защитой от побега [33, р. 186, 200]. Выбравшись на «Астраханский тракт», Смит обнаружил, что владыки степей делали указатели, показывавшие направление дорог через их бескрайние владения. «Всякий раз, когда эта большая дорога пересекает другие, стоит столб, а на нем -столько стрелок с широкими концами, сколько оттуда уходит дорог; а на каждой стрелке есть рисунок, показывающий, в какую страну ведет эта дорога, так что та, что указывает на страну Крым, помечена половиной Луны, а если на Грузию и Персию - то

черным человеком, испещренным белыми пятнами, если на Китай -то изображением Солнца, если на Московию - знаком Креста, если же к владениям всякого другого князя - то фигурой, что стоит на его знамени» [33, р. 200-201]. Именно эти указатели и помогли англичанину «вслед за крестом» отыскать путь ко владениям христиан-московитов, которые сочли своим долгом помочь ему вернуться в Трансильванию, «полагая, что сами они могут оказаться в таком же бедственном положении» [33, р. 201-202]4.

Если в Астрахань ездили по суше, то в Константинополь плавали морем. Морским путем доставили в Татарию самого Смита [33, р. 187-188]. Описанный им маршрут крайне запутан - быть может, потому, что память подвела его, или же турецкие моряки не пожелали делиться с европейцем подробностями плавания5. Но не только турки

умели пользоваться судами. По словам Смита, заинтересованность в плавании по рекам проявляли ногайцы, которые, правда, сами строить корабли не умели. «Если же им удаётся добыть струги, а это -большие лодки, которыми пользуются на реке Волга (которую они называют Итиль), то они причиняют много вреда тем, кто живёт в стране Перелог, и причинили бы куда больше, если бы там не стояли гарнизоны московитов» [33, р. 191]. По предположению Ф.-Л. Барбу-ра, Перелог (Рего^) - это место, где Дон ближе всего подходит к Волге, с переволоком для судов [33, р. 191, п. 1]. В это время по Дону, в том числе и гораздо ниже указанного района, стояли казачьи городки [7], которые Смит мог назвать московскими гарнизонами.

Суровая жизнь закалила характер татар, сделав их прекрасными воинами. «При всех тех жалких знаниях, оружии и упряжи удивителен ущерб, который они [татары] наносят Христианству, причиной чему - тяготы их жизни и крепость характера, смирение, сообразительность, а также дары, почести, милости и титулы, которыми их император6 всегда осыпает тех, кто оказал ему всякую достойную упоминания услугу перед лицом врагов» [33, р. 199]. В высоких боевых качествах крымского войска Смиту довелось убедиться на собственном опыте. И хотя описание сражения при Вереш-торони, где его товарищи потерпели поражение, а сам он попал в плен, Смит, вероятно, заимствовал из сочинения другого автора [33, р. 182, п 5; р. 330-332], ясно, что основные сведения соответствовали тому, что англичанин испытал на собственной шкуре7. Судя по его словам, татарской коннице можно было противостоять силами пехоты, если она стойко обороняется, держит строй и использует импровизированные заграждения. Однако решающим все равно оказывается численность противника.

ся из окружения удалось лишь Модрушу с 1300 или 1400 всадниками, «а все остальные были убиты или попали в плен» [33, р. 184185]. Возможно, этот печальный опыт подсказал Смиту следующее рассуждение об особенностях военного дела крымского хана: «если он [хан] узнаёт [о приближении] врага, то или сражается из засады, или обращается в бегство, ведь он никогда не вступит в сражение, не обладая тройным превосходством [над врагом], если есть возможность уклониться [от битвы]; к тому же по тем виденным мною бесчисленным летящим стрелам, выпущенным его бегущими отрядами, трудно будет судить, что опаснее - когда они вступают в сражение, или когда обращаются в бегство, ведь его лошади прекрасны, а лучники очень опытны. Но если они оказались в таком положении, что вынуждены сражаться, никто не превзойдет их оборону в упорстве или стойкости» [33, р. 197].

Смит жил в начале эпохи, когда путешествия из практической необходимости превращались в своего рода «командировку» с научными или образовательными целями, а их описания становились литературным жанром, нередко - исследованием по истории, этнографии и археологии дальних стран. Современник Смита, знаменитый философ Фрэнсис Бэкон в небольшом эссе сформулировал идею путешествия как паломничества в поисках знания. «В юности путешествия служат пополнению образования, в зрелых годах - пополнению опыта. Кто отправляется в страну, не освоившись прежде с ее языком, отправляется в учение, а не в путешествие... Не странно ли, что в морских плаваниях, где нечего видеть, кроме неба и вод, люди ведут журнал; а в путешествиях сухопутных, где столь многое можно наблюдать, они больше частью пренебрегают этим обычаем... Итак, пусть наш путешественник ведет журнал. Посещать и наблюдать надлежит такие места, как: королевский двор... суд... храмы и монастыри... городские стены и укрепления... памятники старины, колледжи, диспуты и лекции... » [2, с. 70]. Впоследствии длительная поездка на континент постепенно становится важным элементом образовательной программы для представителей британского высшего класса [21; 34]. Путешественники стали фиксировать наблюдения в дорожных дневниках, которые впоследствии перерабатывались и издавались. Так путевые записки превратились не просто в распространенный литературный жанр или средство популяризации знаний о дальних странах, но нередко и в научные исследования, потеснившие «кабинетную» науку [3]. Записки Смита о Турции и Татарии предвосхитили эту эпоху. Интересно, что в 1618 г. он обращался к Бэкону, занимавшему пост британского лорд-канцлера, пытаясь заинтересовать его своими проектами колонизации Северной Америки, но не был услышан [18, р. 338-339]. Неизвестно, знал ли Смит о воззрениях Бэкона на путешествия, но обстоятельства его вынужденной поездки в Татарию сделали его опыт противоположным тому, о чем писал философ. Смит не знал языка

тех стран, в которых очутился волею судеб; вести дневник пленнику было тяжеловато; а вместо королевского двора, суда, лекций и диспутов он наблюдал тяжелую жизнь рабов в приазовской глуши. Будь у него такая возможность, Смит вообще предпочел бы избежать этого приключения. Однако он, сам того не зная, следовал, пожалуй, самому главному из советов Бэкона: «пусть будет каждому видно, что он [путешественник] не изменил обычаям родины ради чужеземных, но хочет лишь украсить их лучшим из того, чему научился в чужих краях» [2, с. 71]. Несмотря на призыв прекрасной дамы из Стамбула, Смит так и не стал турком и сумел вернуться на родину. Зато приключения в Татарии научили его не отчаиваться в самых крайних обстоятельствах, что впоследствии не раз пригодилось ему в Новом Свете. К тому же, как полагают многие исследователи, познакомившись с деревянной архитектурой донских казаков [33, р. 202], Смит впоследствии использовал эти технику при строительстве первого постоянного английского поселения в Северной Америке - города Джеймстаун [27, р. 70-71; 18, р. 414, п. 5; 4, с. 160].

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Сведения об авторах: Никита Игоревич Храпунов - старший научный сотрудник Научно-исследовательского центра истории и археологии Крыма Крымского федерального университета, кандидат исторических наук (295007, пр. Вернадского, 4, Симферополь, Республика Крым, Российская Федерация).

Светлана Николаевна Храпунова - начальник отдела Департамента образовательной деятельности Крымского федерального университета (295007, пр. Вернадского, 4, Симферополь, Республика Крым, Российская Федерация).

NOTES OF JOHN SMITH AS A SOURCE FOR THE CRIMEAN KHANATE HISTORY IN THE EARLY 17th CENTURY

N.I. Khrapunov, S.N. Khrapunova

(Crimean Federal University)

The paper analyses the account of Tataria collected by famous English adventurer John Smith. In 1602, Smith, a mercenary in Transylvania, was captivated by pillagers and, later, sold into slavery. In spring of 1603 he found himself a slave somewhere in the Azov Sea Area, in the land of the Crimean Khanate. A few months later, Smith succeeded to escape, he reached the Moscow czar&s country, and whence returned to Transylvania. Twenty years after, Smith published his life story in short (1625) and then long version (1630). A considerable part of the story was the account of the author&s adventures among the Turks and the Tatars. Smith widely used other travellers& accounts (William Biddulph, Antony Jenkinson, William of Rubruck, and Martin Broniovius), collected by famous Samuel Purchas, the first publisher of Smith&s own story. Now we can determine original materials by Smith, based on his personal experience, which describe the Crimean Khanate&s daily life and warfare.

REFERENCES

The Virginia Magazine of History and Biography. 1960. Vol. 68, no. 3, pp. 271283.

18. Barbour Ph.L. The Three Worlds of Captain John Smith. London, Mac-millan, 1964. 5