Спросить
Войти
чительно железными наконечниками. Специфика наиболее поздней группы погребений кургана 11 определяется появлением «склеповых» захоронений, ряда новых форм меотской керамики (например, канфары - подражания античным), а также впервые -«горгонейонов» (с. 75-76).
А.Е. Медовичев
ЭТНОЛОГИЯ И ФИЗИЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ
В 2003-2005 гг. Президиум и Отделение историко-филологических наук РАН координировали проект «Этнокультурное взаимодействие в Евразии» - беспрецедентную по российским масштабам программу, объединившую 120 научных проектов с участием сотрудников 36 академических учреждений. Итогом трехлетних усилий стало около 250 коллективных трудов, монографических исследований и сборников статей, полный список которых представлен в конце второй книги.
Авторы введения к двухтомнику В.И. Молодин и В. А. Тишков называют издание «Этнокультурное взаимодействие в Евразии» «коллективной» или «итоговой монографией» (1, с. 5, 20). Весь материал издания сгруппирован по шести большим разделам, каждый из которых предваряет вступительная статья координаторов проектов. Не считая общего введения к двухтомнику и этих вступительных статей, издание содержит 66 оригинальных исследовательских текстов.
Статьи первого раздела «Антропогенез и проблемы становления человечества. Освоение Евразии» охватывают огромную эпоху ранней истории до конца каменного века. В обзоре А.П. Деревянко на основе новых археологических и антропологических открытий реконструируется сложная картина древних популяций гоминид и культу-рогенеза, часть явлений которого автор определяет как результат не миграций, а конвергентного развития.
Обращаясь к той же эпохе, А.А. Зубов и С.В. Васильев опираются в основном на антропологические материалы.
Особое внимание в разделе уделено Кавказу - ведь на Русской равнине почти нет нижнепалеолитических памятников, а на Кавказе их обнаружено несколько десятков, в том числе одна из древнейших стоянок - Дманиси, возраст которой - 1,9-1,7 миллиона лет. В статье В.П. Любина и Е.В. Беляевой представлены основные этапы расселения нижне- и среднепалеолитических гоминид (от «первых визитов» до «массовой колонизации») на Южном и Северном Кавказе и в целом своеобразная роль Кавказа в ранней праистории Евразии.
Статья А.П. Деревянко, Х.А. Амирханова и В.Н. Зенина «Материалы к проблеме прикаспийского пути первоначального заселения Юго-Востока Европы» содержит предварительные результаты проведенных уже в XXI в. раскопок двух древнейших палеолитических местонахождений на Северном Кавказ: Дарвагчай I в Дагестане и Жу-ковское в Ставропольском крае.
М.В. Аникович, Н.К. Анисюткин и Л.Б. Вишняцкий анализируют сложную проблему перехода от среднего к верхнему палеолиту и становления человека современного физического типа. Авторы предлагают «основные сценарии становления верхнего палеолита в разных регионах Евразии». Они не только подчеркивают, что «фактологическая база проблемы становления верхнего палеолита является куда более сложной и разносторонней, чем это представлялось еще лет 25-30 назад», но и предлагают расширить эту базу еще больше -«рассмотреть поднятую проблему в иных регионах Азии, на Австралийском и Африканском континентах» (с. 110).
С.А. Васильев, З.А. Абрамова, Г.В. Григорьева, Г.В. Синицына и Г.А. Хлопачёв выделяют в финале плейстоцена на Русской равнине два типа экологической адаптации древнего человека, связываемых с двумя видами верхнепалеолитических памятников - поселками охотников на мамонтов и стоянками охотников на северных оленей.
Очень разнообразны материалы раздела «Археология, этногенез и этнокультурная история народов Евразии в древности и Средневековье».
В серии публикаций подводятся итоги мультидисциплинарных исследований двух крупных памятников, уже сейчас претендующих на роль эталонных или опорных, - как по размеру, так и по методическому уровню полевых и лабораторных работ. Это действовавший в
Приуралье в эпохи энеолита и бронзы гигантский горнометаллургический комплекс Каргалы (Е.Н. Черных) и западносибирское городище периода перехода от бронзы к железу Чича-1 (В .И. Молодин, Г. Парцингер, Л.Н. Мыльникова, А.Е. Гришин, С.К. Васильев, М.А. Чемякина, А.Н. Василевский, М.И. Воевода, М.А. Губина, Л.Д. Дамба, В.А. Дребущак, Т.Н. Дребущак, А.В. Зубова, А.Ю. Казанский, В.Ф. Кобзев, С.К. Кривоногов, И.В. Куликов, М.В. Нефёдова, А.П. Овчаренко, Д.В. Поздняков, А.О. Пронин, А.Г. Ромащенко, Т.А. Чикишева, Е.О. Шульгина).
Статьи, относящиеся к скифской эпохе, отражают исследования проблем раннескифской хронологии (А.И. Иванчик), этнокультурной атрибуции донских памятников У-1У вв. до н.э. (В.И. Гуляев), реконструкции этнополитической истории Нижнего Подонья (С.И. Лукьяшко).
Статья С.Г. Кляшторного «Степные империи древних кочевников Центральной Азии» - компактный очерк социально-политической истории номадов в I тыс. до н.э. - I тыс. н.э.
М.А. и Е.Г. Дэвлет излагают часть результатов, представленных в фундаментальной монографии «Мифы в камне» (2005). Последовательно придерживаясь мифологической интерпретации древних наскальных изображений, авторы систематизировали внушительную серию петроглифов с убедительно реконструируемыми сюжетами преимущественно космологического содержания.
Статья Г.Г. Король посвящена сравнительному анализу двух культурных феноменов кочевого мира Евразии: выполненных в стиле «степного орнаментализма»(с. 212) изделий прикладного искусства УШ-Х11 вв. и тюркского героического эпоса. Результатом исследования стала развернутая характеристика присущих обоим феноменам особенностей и закономерностей развития.
Основой статьи Ю.Е. Берёзкина «Евразийская прародина аборигенов Америки (анализ ареального распределения фольклорно-мифологических мотивов)» является непрерывно пополняемый электронный каталог фольклорно-мифологических мотивов, включавший в сентябре 2005 г. более 35 тыс. резюме. Исследовательское направление, которое разрабатывает автор проекта, находится в русле исто-рико-географического подхода, характерного для Финской школы первой половины ХХ в. «Мы изучаем не то, что думают или чувствуют рассказчики или слушатели фольклорных произведений, - пишет
автор, - а сравниваем и картографируем формальные элементы записанных текстов. Наличие одинаковых элементов в пределах относительно компактных ареалов с большой вероятностью свидетельствует о едином происхождении вариантов и позволяет строить гипотезы, объясняющие исторические обстоятельства, обусловившие появление подобных связей» (1, с. 229). Глобальная панорама распространения 1225 мотивов континентально-евразийского и индо-тихоокеанского комплексов по 225 ареалам Старого и Нового Света дополняется данными популяционной генетики и расогенеза.
Особняком в разделе стоит работа Г.Г. Гамзатова «Гражданская община как универсальная форма общественно-политического устройства в Дагестане в XVII - начале XIX в.».
Сравнительно небольшой раздел посвящен исследованию экологии жизнеобеспечения народов Евразии - направлению, динамично развивающемуся в отечественной науке в последние два десятилетия. Четыре статьи из пяти принадлежат специалистам в области физической антропологии. Т.И. Алексеева представила итоги шестнадцатилетних антропоэкологических исследований в Монголии, Туве, Ха-кассии и Кемеровской области (шорцы): морфологические и физиологические характеристики популяций, данные по антропоэко-логическим отношениям в Центральной Азии.
В статье М.Л. Бутовской освещены этологические и гормональные механизмы снятия стрессов, возникающих вследствие конфликтов внутри социальных коллективов. К важнейшим этологическим механизмам относятся различные формы постконфликтного примирения. Гормональные механизмы развития и снятия стрессов исследованы благодаря измерению концентрации в слюне участников конфликтов кортизола и сульфата дегидроэпиандростерона.
Роль экологии питания в антропогенезе - тема статьи М.В. Добровольской, утверждающей, что все важнейшие этапы истории гоминид были сопряжены со сменой пищевых стратегий.
Раскопки известного комплекса памятников III-II тыс. до н.э. Гонур-Депе в Южном Туркменистане дали значительное количество антропоморфных изображений. Для Н.А. Дубовой они стали источником антропологической характеристики населения Древней Маргиа-ны, вероятно, участвовавшего в начальной стадии этногенеза современных туркмен.
Михайловское поселение эпохи раннего бронзового века на Юге Украины также принесло археологам разнообразный обильный материал. Анализируя его, Г.Ф. Коробкова реконструирует хозяйственную жизнь поселения во взаимодействии с экологической ситуацией.
Археологические статьи занимают определенное место и в большом разделе «Культурное многообразие и взаимодействие народов Евразии: мировоззрение и религия». Основной темой статьи Б.И. Вайнберг является определение места зороастризма и его взаимодействия с местными религиями в северных областях Ахеменид-ской империи (Закавказье и Средняя Азия). Г.А. Кошеленко и
B.А. Гаибов пишут о поликонфессиональной жизни Мерва - одного из крупных городов государства Сасанидов (Ш-УП вв. н.э.) - здесь открыты памятники, связываемые с зороастризмом, христианством и буддизмом. Сравнивая планировку усадебных домов в городах Золотой Орды, Э.Д. Зиливинская выделяет различные факторы, повлиявшие на формирование строительной культуры XIV в. в Поволжье.
Во введении к следующему разделу, написанному
C.А. Арутюновым, «Мировоззренческие аспекты функционирования евразийского пространства», подчеркивается, что пространство Евразии возможно определить на нескольких уровнях и в разных смыслах. В первом и первичном - это суперконтинент или слабо расчлененный континентальный массив, отороченный выступами крупных полуостровов. «Второе понимание Евразии - это понимание ее как некоего Хартлэнда, т.е. земель сердцевины, которая питает и побуждает к отрастанию все упомянутые полуострова Римлэнда (земель края) - приморской оторочки, окружающей удаленную от моря континентальную массу» (1, с. 309).
И третье - наиболее узкое и наиболее широко распространенное понимание Евразии - это ее понимание в рамках концепции «евразийцев» XX в. - Н.С. Трубецкого, П.Н. Савицкого и др. С этой точки зрения Евразия практически равна территории Российской империи и ближайших сфер ее экономического, культурного и политического влияния в эпоху ее наибольшей протяженности - рубежа Х1Х-ХХ вв.
На всем пространстве Северной Евразии автор выделяет несколько «меридиональных смычек», существовавших в разные исторические эпохи. По обоим стокам Уральского хребта смычка угорской пушнины и иранской торевтики и всего, что за ними стояло, предшествовала заселению этих просторов славянами. Восточнее, т.е. в Западной Сибири, около 1000 лет назад - это смычка среднеазиатских оазисных доисламских и исламских идей и идеологий с таежными шаманскими идеологиями Приобья. Еще восточнее и еще позже (ХП-ХУШ вв.) это было наслоение мистического северного буддизма на духовно близкие шаманские воззрения народов Центральной Азии и Восточной Сибири. И наконец, на российском Дальнем Востоке вплоть до Арктического океана издревле, так или иначе, проявлялось воздействие мощнейших цивилизаций китайско-японского круга.
Обитатели евразийского хартлэнда обладают общими ценностно-коммуникативными паттернами (моделями общения). Эти паттерны, которые все еще находятся в процессе формирования, связаны в конечном счете с одним основным фактором: образованием в пригодной для крестьянского хозяйства зоне Евразии сплошного пояса русских поселений - от Пскова до Охотска. «Евразия» в современном, обыденном геополитическом смысле - это детище русского народа.
А.В. Головнёв в статье "Исторический опыт межэтнического взаимодействия на севере Евразии" обращает внимание на северную перспективу в истории России. Диалог северной и южной традиций этничности и государственности - нордизм и ордизм - оказал решающее влияние на формирование русского народа и российской государственности. Автор предлагает новый взгляд на «Северную Евразию как на связное этнокультурное пространство, созданное магистральными культурами открытых пространств (кочевниками степи, тундры, моря), соподчинившими множество локальных промысловых и земледельческих культур. Северные магистральные культуры обладали мощным потенциалом, позволявшим им создавать обширные экономические и социально-политические сети, о чем свидетельствует исторический опыт скандинавов, северных русских, коми-зырян, эскимосов-туле, ненцев и ряда других народов циркумполярной области. Этот опыт подсказывает необходимость обновления североведческого лексикона - на Севере рождались и развивались культуры больших пространств, а не малых народов» (1, с. 318).
Изучению исламского культурно-конфессионального фактора в Евразии посвящены статьи Р.Р. Рахимова (о специфике религиозного поведения таджичек) и А.Г. и И.А. Селезнёвых (о культе святых у мусульманского населения Западной Сибири).
Сложный процесс современного «ренессанса» буддизма и шаманизма в культурном пространстве этноса (по материалам современной Бурятии) обрисован Н.Л. Жуковской. Шаманизм в постсоветской Бурятии, как и у других народов Сибири, вышел из подполья, где он находился с конца 20-х по конец 80-х годов ХХ в. Это проявилось в открытом проведении обрядов, восстановлении мест шаманского культа. В 1993 г. возникло Общество шаманов Бурятии - принципиально новое явление, навеянное спецификой современной общественной и политической жизни. В рамках нового объединения шаманы новой генерации занимаются не только культовой, но также издательской и просветительской деятельностью (1, с. 343).
Вместе с тем такие традиционные шаманские институты, как обязательное наличие шаманских предков, избранность духами, посвящение как форма легализации обретенного шаманского дара, продолжают существовать и по-прежнему остаются обязательными. Сохранилась и культурно-экологическая ниша шаманизма - малая родина, с которой человек связан памятью о своих предках.
Н.И. Шутова знакомит читателей с результатами исследования духовной культуры народов Камско-Вятского региона. Собранные факты говорят о мозаичном и противоречивом характере культурного развития в полиэтничном и поликонфессиональном ареале, в котором взаимодействовали три основных культурно-ментальных компонента (языческий финноугорский, исламско-татарский и русско-православный).
Малоизученные проблемы истории русской культуры освещены Е.В. Беляковой и Я.Н. Щаповым («Законодательство императора Юстиниана в русской и славянской традиции. Особенности русской рецепции римского права»), А.Ю. Майничевой «Русские в Сибири: сохранение традиций формирования поселений в ХУ11-ХУШ веках»), Е.Ф. Фурсовой («Этнографические группы восточных славян в Западной Сибири: типология, идентичность, межкультурные взаимодействия»).
Историко-культурный обзор Н.Г. Очировой «Юг России: взаимодействие народов и культур» фокусируется преимущественно на Калмыкии, но содержит важные данные по культурным взаимоотношениям и других этнических групп региона. Представленные в статье материалы свидетельствуют даже не о мозаичности, а слитности и сплавленности поведенческих, культурно-бытовых и конфессиональных компонентов на территории Южного федерального округа России.
Статья Г.В. Длужневской, О.И. Богуславского и Л.Б. Кирчо «Великий шелковый путь в фотографиях русских путешественников и исследователей второй половины XIX - первой половины XX века». В ней представлены иллюстрации - 18 черно-белых фоторепродукций, наглядно отражающих древние и средневековые торговые пути Евразии.
Большой четвертый раздел «Языки, литературы и фольклор в культуре народов Евразии» открывается подробным введением Н.Н. Казанского и А.Б. Куделина, характеризующим филологические проекты программы.
В.С. Храковский и С.Ю. Дмитренко сжато излагают результаты широкомасштабного типологического изучения различных языков Евразии, в частности, уступительных конструкций, таксиса и эвиден-циальности. Такой же панорамный охват характерен и для сравнительно малоизученной темы языковых союзов и ареалов языковой конвергенции (М.Е. Алексеев, Н.Ф. Алиева, В.А. Виноградов, Л.Р. Додыхудоева, А.В. Дыбо, Вяч.Вс. Иванов, О.А. Казакевич, Г.П. Клепикова, А.И. Коган, Е.К. Молчанова, И.В. Самарина, И.А. Седакова, Т.В. Цивьян, Д.И. Эдельман).
Палеолингвистическим реконструкциям посвящены статьи «Проблемы праязыковой реконструкции» (Л.Г. Герценберг, Н.Н. Казанский) и «Палеокультура, прародина и внешние связи языков алтайской семьи в древности» (И.А. Грунтов, А.В. Дыбо, И.В. Кормушин, К.Ю. Решетников). Сведения о народах, которые могли быть отнесены к тюркским - наиболее изученной языковой семьи внутри алтайской языковой макросемьи, - впервые сообщаются в китайских исторических источниках IV-III вв. до н.э. в связи с появлением на исторической арене гуннов. Более того, этот период совпадает с глоттохронологической датировкой отделения булгарской группы от пратюркской общности, прародину которых помещают в северозападной части Центрально-Азиатского плато. Авторы считают достоверной «лексическую реконструкцию представления о пратюрк-ском этносе как народе скотоводов отгонного типа, с преобладающим значением коневодства, с двумя типами поселений - стационарными зимними и кочевыми летними» (2, с. 31). Вспомогательное по своей роли земледелие тем не менее достаточно хорошо развито, имеет специализированные орудия труда. Восстанавливая целостную картину палеокультуры носителей праалтайского языка, авторы вели работу по сбору и анализу праалтайской «культурной лексики» в сопоставлении с соответствующими данными по индоевропеистике.
Общие вопросы исследования грамматики тунгусо-маньчжурских языков В.А. Роббек рассматривает в свете теории функциональной грамматики. К историческим связям бурятского языка с привлечением лингвистических материалов с территории КНР (баргуты, дагуры, шэнэхэнские буряты) обращается Л.Б. Бадмаева.
Пять статей раздела характеризуют современную языковую ситуацию в евразийском пространстве. На материалах Узбекистана написана работа В.А. Виноградова, А.А. Космарского и Д.М. Насилова. Внимание В.Ю. Михальченко, А.Н. Биткеевой, Г.А. Дырхеевой, Е.А. Кондрашкина сосредоточено на актуальных изменениях в ареалах калмыцкого, бурятского и марийских языков. В этих публикациях исследована и современная роль русского языка, а специально эта исключительно важная тема раскрывается В.Н. Белоусовым, который опирается на создаваемую Базу социолингвистических данных о функционировании русского языка в межнациональном общении в странах СНГ (БСД). В настоящее время в БСД представлены материалы обследований 1995-2005 гг. в Азербайджане (г. Баку), в Армении (г. Ереван), Белоруссии (г. Минск, четыре серии опросов), Киргизии (г. Ош), Молдавии (г. Кишинев, три серии опросов), на Украине (г. Черновцы), а также в ряде республик и областей Российской Федерации. Респондентами социолингвистического анкетирования стали преимущественно студенты высших учебных заведений, а также работники научно-производственных учреждений. Данные БСД опираются на результаты непосредственного анонимного опроса и поэтому достоверно отражают реальное функциональное соотношение языков в определенных социальных группах (2, с. 109). Анализ данных БСД свидетельствует, что попытки объяснить сохранение русского языка в коммуникативном пространстве Евразии постсоветским наследием, дни которого сочтены, не представляются убедительными. Очевидно, что действует определенный социально-лингвистический императив, поддерживающий эту функцию русского языка вопреки неблагоприятным факторам, заключает автор.
В центре исследования С.Е. Никитиной - язык и культурные традиции конфессиональных групп - старообрядцев, духоборцев и молокан.
Убыхский язык - один из абхазско-адыгских языков, окончательно исчезнувший в наше время (последний носитель умер в 1992 г.). Его системную характеристику разрабатывает М.А. Кумахов.
Подраздел «Литературы и фольклор народов Евразии» открывается статьей Н.Д. Блудилиной, выявляющей восприятие Запада и Востока в русских литературных источниках ХУШ в. Это историософское эссе о «всемирности» и «национальной оригинальности русской литературы, выработавшейся в единении с культурным опытом человечества».
Тема Востока в русской литературе и история русских переводов восточной литературной классики рассматриваются Б.Л. Рифтиным и Н.И. Никулиным.
Подвижническими усилиями ныне покойного сотрудника Дагестанского научного центра РАН М.Г. Гайдарбекова создана обширная «Антология дагестанской поэзии на арабском языке». Г.Г. Гамзатов,
A.Р. Шихсаидов и П.М. Алибекова характеризуют этот пока неизданный труд и приводят дополнительную биобиблиографию к нему.
К обширной и недостаточно изученной теме тибетско-монгольских литературных связей обращается Д.Н. Музраева в статье о монгольских версиях «Повести о Лунной кукушке» Дагпу Лобсан-Данби-Джалцана (ХУШ в.).
Последний раздел двухтомника открывается статьей
B.С Мясникова, не только характеризующей академическую программу, но освещающей, главным образом на китайском материале, проблемы и перспективы межцивилизационных контактов в Евразии. В настоящее время в условиях глобализации всех сторон жизни человечества межгосударственные и межэтнические контакты интенсифицируются и расширяются в объеме. Данные об этих процессах представлены в социологических опросах населения 12 стран Евразии, выполненных в рамках проекта «Мониторинг Евразии». По оценке населением России степени дружественности и стремления к сотрудничеству на первое место была поставлена Белоруссия (16% респондентов), Китай вслед за Германией и Украиной оказался на 4-м месте (10%). Седьмое, восьмое и девятое места заняли соответственно Казахстан (5%), Япония (4%) и Индия (4%) (2, с. 180). Автор особо подчеркивает, что сегодня не только востоковеды, но и европейски высокообразованные представители стран Востока выступают в роли пропагандистов этнокультурных достижений азиатских цивилизаций, способствуют постижению европейцами особенностей культуры восточных обществ, в частности, политической с присущей ей страта-гемностью - сплавом стратегии с умением расставлять скрытые от противника западни.
Систематизирующая солидный статистический материал статья «Этнодемографическая и этноконфессиональная история Российской Евразии с древнейших времен до наших дней» (Ю.А. Поляков, В.Б. Жиромская, Н.А. Араловец, О.М. Вербицкая, Я.Е. Водарский) содержит оптимистический вывод о том, что по данным 2000-2005 гг. «в России у многих народов, в том числе и славянских, повышается рождаемость и, по всей видимости, начинается компенсаторный период» (2, с. 196). На близкую тему выполнено исследование у финно-угорских народов Европейского Севера России (А.Ф. Сметанин, И.Л. Жеребцов, В.В. Фаузер, Е.Н. Рожкин).
М.В. Бибиков («Исторический опыт межэтнических отношений на евразийском пространстве (очерки источниковедения и историографии)») выясняет закономерности политических контактов средневековых восточноевропейских кочевников с Византией, Русью и Болгарией.
Известные конфликтные и негативные ситуации на Северном Кавказе анализируют Л. Л. Хопёрская, В. А. Харченко, Д.Г. Котеленко («Локальные этнополитические конфликты в начале XXI в. (на примере Ростовской области, Краснодарского и Ставропольского краев)»), Б.Х. Бгажноков и Ж.М. Хамдохова («Социальное самочувствие в многокультурном обществе (по материалам исследований в Кабардино-Балкарии)»), В.О. Бобровникова («Преступность и власть в эт-нополитическом контексте российского фронтира (Дагестан)»). В первой из работ этой группы анализируются технологии предупреждения и разрешения локальных этнополитических конфликтов. Данные по конфликтным ситуациям в ряде сельских районов Ростовской области в 1989-2002 гг. показали, что локальные конфликты возникали в районах, принимавших значительное количество мигрантов и характеризующихся быстрой сменой этнического состава населения. Конфликты, как правило, протекают в форме межобщинных этнических столкновений, субъектами которых выступали объединения старожильческого (коренного) населения, чаще всего казачество и формальные и неформальные этнические объединения (диаспоры). Наиболее часто в качестве основной группы, против которой были направлены действия местного населения, выступали чеченцы, что обусловлено памятью о событиях двух чеченских войн и сформировавшимися на этой основе взаимными негативными этническими стереотипами. Острота отмечавшихся в 1989-2002 гг. локальных конфликтов к настоящему времени заметно снизилась. Это в значительной степени является результатом формирования новой складывающейся системы управления этнополитическими и миграционными процессами в Ростовской области, основанной на содействии формированию «открытого» типа идентичности, общегражданского сознания у потенциально конфликтных социальных групп. Сегодня можно сказать, что проблема согласия и консолидации полиэтнического сообщества разрешается по мере достижения общности позиций органов власти всех уровней и общественных организаций, в роли которых на локальном уровне выступают этнические общественные объединения. Важное значение для развития положительной динамики имеет специализированное этнологическое и конфликтологическое обучение субъектов управления конфликтами (представителей органов власти и силовых структур) и субъектов влияния на потенциальных участников конфликта (лидеров местных общественных объединений, казачества, этнических диаспор, представителей СМИ, работников образования) (2, с. 226).
Авторы второй публикации предлагают анализ так называемого экзистенциального пространства по трем аспектам бытия: объективных характеристик или индикаторов социальной жизни (показатели уровня и качества жизни); личностных переживаний по поводу заданных границ своего существования и образа жизни как совокупности объективных и субъективных факторов. Выявленные в результате исследования структурные связи социального и этнического самочувствия свидетельствуют о высокой степени их взаимозависимости. Причем такую зависимость в явной и жесткой форме демонстрируют все национальности Кабардино-Балкарии. Этническое самочувствие выступает важнейшей характеристикой самосознания, его социального качества. Существует мнение, что удовлетворение этнических потребностей быстро решит проблемы в социальной сфере. Но такие планы и надежды оправдываются лишь в том случае, если они подкреплены соответствующими культурными основаниями, поскольку в конечном итоге все зависит от социального и морального качества интересов, потребностей, ценностей, под влиянием которых совершаются те или иные, в том числе и широкомасштабные, политические действия. «Культуросообразность - самое важное и необходимое условие успешности, оптимальности социоэтнических систем» (2, с. 236). Это существенно меняет традиционный подход к национальной безопасности, акцентируя внимание на праве каждого человека на счастье и достойную жизнь, заставляя пересмотреть приоритеты образования и воспитания, всей государственной политики.
Альтернативные сценарии исторических судеб русскоязычных сообществ в новых независимых государствах излагает и оценивает Н.П. Космарская («Русскоязычные ближнего зарубежья: "диаспорный проект" против "автохтонного"»). Анализ сложной этнодемографиче-ской и миграционной ситуации в одной их таких стран представил Г.Ю. Ситнянский в статье «Миграционные процессы и этнокультурные трансформации в постсоветской Средней Азии (на примере Кыргызстана)».
В особую группу можно выделить публикации В.В. Трепавлова «Присоединение народов к России и установление российского подданства (проблемы методологии изучения)», А.И. Аксёнова, Я.Е. Водарского, Н.И. Никитина и Н.М. Рогожина «Российская империя. Этнокультурное взаимодействие народов России в ХУ-ХУШ вв.», Е.В. Бойковой «Россия и Монголия: взаимоотношения в контексте евразийского пространства (вторая половина XIX - начало XX в.)», К.А. Жукова «Столпы русского влияния в Константинополе: драгоманы российского посольства при Н.П. Игнатьеве и А.И. Нелидове», В.М. Межуева «Диалог между цивилизациями и Россия». При всех различиях в источниках и их интерпретации - от конкретно-аналитической до явно историософской, лейтмотивом этих статей является консолидирующая и, если можно так выразиться, оптимизирующая роль России в Евразии.
Своего рода завершением этой группы публикаций и раздела в целом является статья В. А. Тишкова «Российский народ как европейская нация и его евразийская миссия». Характеризуя Евразию как пространство истории, исследователь подчеркивает, что оно выступает как негомогенное целое. На территории Евразии постоянно формировалась и менялась разнообразная этническая мозаика культур, которая имела не только вид плоской «этнической картины», но и сложный иерархический ситуативный характер. «В целом в Евразии сам феномен этнокультурных взаимодействий в истории следует воспринимать как постоянное воспроизводство культурной сложности, при которой сложно выделить дискретные коллективы с неизменяемой тысячелетней историей. К таковым можно отнести только своего рода малые культурные изоляты - популяционные (этнические) группы, существовавшие в высокогорной или таежно-арктической местностях. Уже в Х1Х и особенно в ХХ в. технологические нововведения, печатное слово, образование, война и армейская служба, чиновничество, торговцы и миссионеры, пропагандисты и политические ссыльные делают пространство таких государств, как Россия, все более связанным, а его население все более схожим. Феномен российскости как общности по государству длительно игнорировался отечественными наукой и идеологами. После 1917 г. он вообще ушел из ментального обихода по причине появления другой дефиниции Новейшего времени - советского народа» (2, с. 320).
Новейшая история Евразии - это прежде всего драматическая история российского/советского государства как одного из крупнейших государств мира ХХ в. И наконец, это новейшая история Российской Федерации, европейская родовая принадлежность которой, к сожалению, подвергается сомнению по разным причинам. Рассмотрев в историческом развитии основные аспекты «цивилизаторской роли российской нации», исследователь приходит к главному выводу: «Россия слишком неосмотрительно решила оказаться от этой миссии, и к ней следует вернуться».
В А. Кореняко
