Спросить
Войти
Н. М. Каткова
стратагемность мышления и поведения как характерная особенность китайской цивилизации
В процессе завоевания Минской империи и на протяжении всей своей истории маньчжурская империя Цин не раз демонстрировала свои стратагемные планы в отношении союзников и противников. Одним из таких примеров является начальный этап завоевания Минской империи. С целью завоевания Северного Китая в 1626-1627 гг. Абахай предпринимал различные шаги: привлекал на свою сторону монгольских правителей, присваивал им титулы, оказывал помощь в борьбе против других, заключил клятвенный союз. Благодаря этой хитроумной политике уже в 20-х гг. XVII в. государство Маньчжоу подчинило себе большинство княжеств Южной Монголии, которые в дальнейшем стали плацдармом для наступления на Северный Китай. Именно эти действия маньчжуров являются проявлением их стратагемного мышления и поведения в отношении своих противников, так как с помощью интриг, оказания давления на правителей и сталкивания их друг с другом маньчжуры устанавливали контроль над противниками и использовали их в дальнейших завоеваниях империи Мин.
Еще несколько эпизодов в истории империи Цин являются свидетельством использования «хитроумных планов» императора Канси в отношении Монголии, Джунгарии и непосредственно Тибета.
В 1661 г. накануне смерти императора Фулиня новым правителем Цинской империи был провозглашен его семилетний сын Сюанье (1662-1722) с девизом правления Канси (Процветающее и Лучезарное). До совершеннолетия Сюанье страной правил совет регентов во главе с князем Обоем. В 1664 г., еще при правительстве Обоя, цинская империя активизировала свою политику в отношении Монголии, воспользовавшись междоусобной войной за наследство умершего Дзасакту-хана. Пекин нарушил единство монгольской территории: пустыня Гоби была объявлена границей между Внутренней Монголией и Халхой. Переход через границу был запрещен, вдоль границы расположились цинские войска.
Вскоре в союз с Цинской империей вступил глава монголов-хошоутов — сын и преемник Гуши-хана Даши-Батур. Он дал возможность маньчжурам в 1673 г. ввести свои войска и сделать Кукунор (Цинхай) плацдармом для дальнейшей экспансии Тибета, что, очевидно, служит еще одним доказательством использования третьей силы (в данном случае ойратов) для достижения стратагемных планов маньчжуров в установлении своего господства над Тибетом.
С 70-х гг. XVII в. изменились маньчжуро-тибетские отношения. В 30-60-х гг. XVII в. Тибет номинально признал верховенство маньчжурских правителей. Данный союз был выгоден обеим сторонам до тех пор, пока Цинская династия не начала использовать религиозный авторитет далай-лам для подчинения себе Северной Монголии — Хал-хи. Маньчжуро-тибетский союз распался с усилением Джунгарского ханства в 70-х гг.
© Н. М. Каткова, 2011
XVII в., так как ойратские правители Эрдени-Батур-хунтайчжи и Галдан стремились объединить всех монголов-ламаистов под своей властью. Галдан получил от далай-ламы почетный титул Бошокту-хана (Благословенный хан) [1, с. 83-84].
Цинские правители в свою очередь стремились предотвратить создание единого монгольского государства и положить конец союзу Халхи и Джунгарии. Сюанье натравливал одних халхаских ханов на других, ожидая удобного случая для присоединения Халхи к Цинской империи. В 1684 г. среди халхаских ханов разразилась очередная междоусобная борьба, во время которой был убит посол Галдана. В 1687-1688 гг. Галдан разгромил халхасцев. Сюанье не поддержал Халху и позволил джунгарам разгромить их, что и стало прекрасной возможностью для подчинения Халхи под видом ее защиты от Галдана [1, с. 98-99].
С разгромом джунгарского ханства и подчинением Халхи развеялись совместные планы Тибета и Джунгарии по объединению всех монголов-ламаистов, а Цинская империя устранила препятствия для достижения своей долгосрочной цели — покорения Тибета. Данный исторический эпизод — яркий пример достижения маньчжурами с помощью ойратов своих стратагемных планов в отношении Тибета, а также Северной Монголии — Халхи.
Целью статьи является рассмотрение понятия стратагемности и его роли в истории Китая, сознании людей и оценке исторических событий.
Сегодня в западной и отечественной историографии существуют две фундаментальные работы, рассматривающие понятие стратагемности в истории китайской цивилизации. Одна из них — монография швейцарского ученого Харро фон Зенгера «Стратагемы: О китайском искусстве жить и выживать». Она состоит из двух томов и представляет собой широкий анализ 36 стратагем и примеры их применения в истории Китая, художественной литературе, исторических трактатах и современных публикациях. В российской историографии ключевой работой является монография В. С. Мяс-никова «Квадратура китайского круга».
В своей книге В. С. Мясников говорит о том, что взаимоотношения людей на всех уровнях, в том числе и между государствами, подобны определенным игровым системам, имеющим свои правила и особенности. Чтобы одержать верх над противником, необходимо знать не только правила игры, но и ее суть, тонкости, обладать стратегическим видением и тактическими ловушками. Такие игровые системы существуют и по сей день в западной культуре, они становятся материалом для изучения современными психологами и психоаналитиками. Понятие стратагемности мышления и поведения появилось еще за несколько столетий до начала нашей эры и стало характерной особенностью именно китайской цивилизации, перейдя впоследствии в национальные культуры таких стран, как Япония, Корея и Вьетнам [2, с. 13].
Стратагема (чжимоу, моулюе, цэлюе, фанлюе) — это стратегический план, в котором для противника заключена какая-либо ловушка или хитрость. Бином чжимоу одновременно означает и сообразительность, и изобретательность, и находчивость. Понятие стратагемности зародилось в глубокой древности и было связано с приемами военной и дипломатической борьбы. Огромное влияние на развитие понятия стратагемности оказал величайший военный мыслитель Древнего Китая Сунь-Цзы — автор трактата «О военном искусстве», который требовал облекать предварительные расчеты в форму стратагем. Под литературно-философским псевдонимом Сунь-Цзы выступал выдающийся полководец Сунь Бинь, живший в VI в. до н. э. в древнекитайском царстве Ци.
На протяжении тысячелетий китайские полководцы составляли стратагемы для взятия крепостей и достижения успеха в военных кампаниях [2, с. 15].
Политические учителя и наставники правителей были одинаково искусны и в управлении гражданским обществом, и в дипломатии. Дипломатические стратагемы представляли собой нацеленные на решение крупной внешнеполитической задачи планы, рассчитанные на длительный период и отвечающие национальным и государственным интересам. В дипломатии понятие стратагемности определяется как сумма дипломатических и военных мероприятий, связанных с реализацией долговременного стратегического плана, обеспечивающего решение кардинальных задач внешней политики государства.
В Китае за несколько столетий до нашей эры выработка стратегических планов — стратагем — вошла в практику и стала своего рода искусством, обогащаясь многими поколениями.
Знание древних стратагем, составление хитроумных планов стало в Китае традицией не только политической жизни, касающейся дипломатии или войны, но и бытовой жизни.
Умение составлять стратагемы свидетельствовало о незаурядных способностях человека. Поэтому на всех уровнях в Китае привыкли с должным уважением относиться к стратегии и вырабатываемым стратегами планам. Практически во всех сферах жизни шло состязание в составлении и реализации стратагем. Появился специальный термин чжидоу, обозначающий такую состязательность. Стратагемность стала чертой национального характера, особенностью национальной психологии.
Одним из достоинств совершенного человека согласно конфуцианскому учению считалось такое качество, как минь (ум, смышленость, способности). Владение искусством составлять стратагемы служило свидетельством высокой одаренности [2, с. 15-16].
Согласно В. С. Мясникову, китайские стратагемы являются не только аспектом китайской национальной культуры, но и частью культуры всего человечества. Однако на Западе почти отсутствуют исследования по этой теме. Понимание стратагемности на Западе развито слабо. Представители западной цивилизации в своей повседневной жизни постоянно становятся жертвами стратагем и часто сами применяют их в зависимости от ситуации, но никогда не задумываются об этом. Единственным исследованием в этой области является ранее упоминавшаяся работа швейцарского ученого Х. фон Зенгера «Стратагемы: о китайском искусстве жить и выживать».
Китай — единственное место в мире, где стратагемы когда-либо были распределены по категориям и получили собственные названия (в форме каталога 36 стратагем). Основное намерение Х. фон Зенгера — показать возможность универсального применения китайской стратагемности (учения о хитроумных планах) на любом поприще и в любой стране для исследовательских и практических целей.
В. С. Мясников полагает, что первым западным деятелем, который когда-либо упомянул применительно к Китаю термин «стратагема», был русский дипломат начала
XVIII в. С. Л. Владиславич-Рагузинский, который в 1727 г. писал о китайских сановниках: «И сию вторую стратагему они чинили, чем бы меня обмануть» [3, с. 11].
Слово «стратагема» восходит к древнегреческому strategema, что означает военное дело вообще и в частности военную хитрость. В «The Oxford English Dictionary» оно имеет следующие значения: «1a. An operation or act of generalship; usually, an artifice or trick designed to outwit or surprise the enemy (Военная операция или прием, обычно хит-
рость или уловка, предназначенная, чтобы ввести в заблуждение или застать врасплох врага).
lb. In generalized sense: Military artifice (В обобщенном смысле: военная хитрость).
В английском и французском языках слово «stratagem/stratageme» употребляется довольно часто, в отличие от немецкого языка, в котором используется очень редко. Совершенно иначе обстоит дело в Китае. И в произведениях древнекитайской литературы, относящихся к периоду «Весны и Осени» (VIII-IV вв. до н. э.) или к периоду «Сражающихся царств» (V—III вв. до н.э.)1, и в современной китайской литературе и периодике упоминаются следующие иероглифы: Ш современное чтение — чжао; 18 современное чтение — моу; ^ современное чтение — цэ; особенно часто It современное чтение — цзи. Например, иероглиф It состоит из двух частей: s современное чтение — янь «считать»2, "I" современное чтение — ши «десять» — и, таким образом, обозначает «считать до десяти» или вообще «считать, учитывать, рассчитывать», а как существительное — «расчет, план». В зависимости от контекста китайские иероглифы могут выступать в различных значениях. Это касается и «цзи», и других приведенных выше. Данные иероглифы в зависимости от контекста имеют два значения: 1) военная хитрость и 2) хитрость, уловка в политической и частной жизни. Именно этим двум значениям и соответствует в западных языках слово «стратагема».
Приведенные китайские иероглифы в древние времена употребляются вполне нейтрально, а то и в положительном смысле. Необходимо отметить, что китайский иероглиф «чжи», который переводится в большинстве западных словарей как «мудрость», «знание», в китайских текстах — как в древних, так и в новых — употребляется в основном в значении «хитрость» или же — нейтрально — «стратагема». Число 36 в словосочетании «36 стратагем» в дошедшем до нас старейшем трактате о стратагемах объясняется ссылкой на «И цзин» («Книгу перемен»)3 — гадательную книгу, основное содержание которой может быть датировано X-VIII вв. до н. э. Главная идея «Книги перемен», одного из известнейших древнекитайских сочинений, согласно древнейшему (середина I тыс до н. э.) коммен-
Однако постепенно к периоду «Сражающихся царств» («Чжань-го»), который охватывал 403-221 гг. до н. э., главными на исторической арене остались семь царств: Чу, Цинь, Чжао, Ци, Вэй, Янь и Хань. Исторические хроники этого периода носят название «Чжаньго цэ» — «Планы “Сражающихся царств”». Иероглиф «цэ» имеет значение и «план», и «стратегия». Поэтому речь идет о дипломатических и военных стратагемах, использовавшихся в тот период в борьбе между древнекитайскими царствами. Именно это содержание источника и раскрывалось исследователями [4; 5].
тарию, — дуализм Инь и Ян, двух противоположных сил, из которых Ян представляет солнечную сторону, а Инь — теневую. Но Инь означает также «хитрость», и по «Книге перемен» ее число — 6. Исходя из этого число 36 является квадратом элементов Инь и, таким образом, вызывает представление о великом множестве хитростей [3, с. 14-17].
В «Книге перемен» отсутствует список 36 стратагем. До последнего времени считалось, что впервые 36 стратагем были сведены в таблице, известной под названием «Хун-мынь чжэсюэ» («Философия Хунмынь»), принадлежащей тайному обществу Хунмынь, основанному около 1074 г. Общество Хунмынь преследовало цель освобождения из-под власти чужеземной маньчжурской династии (1644-1911) и восстановления коренной династии Мин (1368-1644). Составленный им список 36 стратагем может рассматриваться как прообраз бытующих ныне версий 36 стратагем. Но в 1941 г. был обнаружен более ранний источник — «Трактат о 36 стратагемах», относимый к концу династии Мин [3, с. 17].
В Китае стратагемы с древнейших времен играют важную роль. В течение столетий вновь и вновь возникали идиоматические выражения, образные, метафорические обороты речи для стратагем различного рода. Эти обороты оттачивались среди народа и создавались авторами сочинений по военной теории, философии, истории и литературе. Под «стратагемными» метафорами скрываются выражения, относящиеся к историческим событиям истории древнего Китая и к народным преданиям, повествующим об обстоятельствах, в которых применялась та или иная стратагема. Собрание 36 стратагем с лингвистической точки зрения представляет собой список из 36 речевых оборотов [3, с. 17-18].
Полный список 36 стратагем состоит из 138 китайских иероглифов, лишь по 4 иероглифа на каждую стратагему. Стратагемы могут относиться к различным категориям: камуфлирование; введение в заблуждение; захват добычи; блокада; получение преимущества; соблазнение; бегство.
Кроме того, имеются стратагемы различной степени утонченности, обман на словах и в действиях, специальные военные хитрости и уловки, которые с тем же успехом можно применять в политической и частной жизни [3, с. 18].
В основе концепции стратагем лежат древние китайские представления (впервые письменно зафиксированные в «Книге перемен») о взаимодействии между двумя противоположными началами, теневым Инь и солнечным Ян. При этом с китайской точки зрения стратагемы вовсе не обязательно служат «злому», чтобы перехитрить «доброе». Очень часто возникают ситуации, в которых как раз добрый, но находящийся в более слабой позиции человек может достигнуть достойной цели исключительно с помощью стратагемы. Так было в классическом китайском обществе, в котором законы не служили защитой отдельной личности и никакой независимый суд не был способен помочь человеку в его праве. В древнем китайском обществе, где отсутствовала юриспруденция, служащая интересам личности, стратагемика (практическое знание уловок, необходимых для выживания в жизни) давала человеку жизненно необходимую опору [3, с. 19].
Что касается «36 цзи», то по существу они действительно представляют собой перечень военных хитростей. Ведь древнейший трактат о 36 стратагемах имеет подзаголовок «Сокровенная книга о военном искусстве». В этом сочинении каждая стратагема поясняется преимущественно примерами из китайской истории.
В связи с этим перевод выражения «36 цзи» как «36 стратагем» является наиболее удачным, поскольку немецкое заимствование «стратагема» первоначально обозначало военную хитрость, а в дальнейшем вообще искусный прием, уловку [3, с. 20].
В своей книге Х. фон Зенгер приводит следующую классификацию списка 36 стратагем:
Таким образом, все 36 стратагем могут быть разделены на 3 основных класса:
а) стратагемы обмана (основные разновидности 1 и 2);
б) стратагемы присутствия (основные разновидности 3, 4 и 5);
в) смешанные стратагемы (основная разновидность 6).
Распределение 36 стратагем на шесть основных разновидностей и три класса является заслугой не китайских авторов, а лично Х. фон Зенгера. В Китае на первом плане стоят другие классификации 36 стратагем, в частности на две разновидности: применяемые при сильном положении (наступательные) и при слабом положении (оборонительные) [3, с. 20-21].
По мнению Х. фон Зенгера, умение пользоваться стратагемами всегда помогало китайцам не только уберечься от чужих уловок, но и понять суть происходящего, найти взаимосвязь с другими случаями такого же рода и овладеть более высоким искусством общения. Европейцы же видят лишь конкретные проявления хитрости, не замечая при этом общего в однотипных уловках и не сопоставляя их с аналогичными примерами из истории, художественной литературы и т. д. [3, с. 36].
Знакомство с работами В. С. Мясникова и Х. фон Зенгера и с понятием стратагем, несомненно, является очень полезным и интересным для каждого исследователя, занимающегося изучением Китая, так как позволяет иначе представлять и оценивать различные исторические события, сопоставлять их друг с другом, анализировать и в какой-то степени воздерживаться от однозначных оценок и суждений.
литература
приложение
список 36 стратагем
Дополнения в квадратных скобках служат лучшему пониманию выраженных кратким языком (всего три-четыре знака) китайской письменности определений стратагем.
лета
т. ш ш л
*Г * і* *6
•ОД й. % ш
А П й
й. Щ- Ш £
Ш 1+
Статья поступила в редакцию 12 января 2011 г.
