Спросить
Войти
культуре оленных чукчей и коряков, Традиционное воспитание детей у народов Сибири.-Л., 1988.-С. 149.
УДК 37.018.1
М. С. Огарева
ПРОБЛЕМЫ ВОСПИТАНИЯ В ТВОРЧЕСТВЕ ГЛЕБА ИВАНОВИЧА УСПЕНСКОГО
С окончанием Крымской войны 1854-1856 гг. в России началась новая эпоха Освобождения или эпоха Великих реформ. Севастополь «уцарил по застоявшимся умам» и значительно расширил число сторонников перемен, которые рассматривали преобразования как средство, способное не только восстановить мощь и престиж российского государства, но и освободить народ от «умственного мрака».
Отмена крепостного права дала мощный толчок формированию гражданского общества, придала образованию свободное и гуманное направление, усилила потребность народа в образовании, изменила все мировоззрение Руси, так как до нее в России не было настоящего понятия о человеке, были «породы» чиновников, купцов, господ, мужиков.
По словам Г. И. Успенского, «всякая порода имела свои зоологические признаки: чиновник непременно ходил, сгорбившись, был худ, как-то мокр и кожу имел зеленую, дьякон непременно имел бас, священник - тенор и так далее. Породы передавали эти качества из поколения в поколение; вместе с ними передавалось уменье исполнять именно те жизненные цели и обязанности, которые соответствовали той или иной породе» [6, с. 233].
Начало 60-х годов XIX в. - время буржуазных преобразований в России. Вслед за реформой 1861 г. были проведены судебная, земская и военная реформы. Обществу пришлось перестраивать свои экономические и правовые отношения, а вместе с тем обновлять и расширять свои понятия, взгляды и идеи. Экономический прогресс и развитие общественной мысли требовали также обязательного расширения системы народного просвещения и постановки новых задач воспитания, которые теперь сводились к общечеловеческим идеалам, так как воспитание и образование в своей сущности общечеловечны.
Проблема воспитания с середины XIX в. стала предметом широкого обсуждения на страницах печати. Не остались от нее в стороне и русские писатели, которые проповедовали новые идеи и новые начала в литературе. В своем творчестве они видели одно из средств помощи народу и его просвещения.
«Некоторые из современных писателей и писательниц также имели или имеют более или менее близкое отношение к педагогической деятельности, например, г-жа Дмитриева, г.г. Засодимский, Златовратский, Мордовцев, Потехин и многие другие», - писал М. Столяров в своей работе [4, с, 86].
О стремлении одного из выдающихся писателей-народников отображать реальную жизнь в условиях буржуазных реформ и обострившихся социальных противоречий свидетельствуют слова Г. Рокова:
«Наблюдая и изучая всес торонне общественную жизнь, стараясь понять и объяснить ее сложные, запутанные явления, Г. И. Успенский, конечно, не мог обойти вопросов образования и воспитания, освещение которых дает ключ и к уразумению настоящего и к предсказанию будущего» [2, с. 44].
Глеб Иванович Успенский (1840-1903) представлял как картины семейного воспитания, так и бытовые условия, влияющие на формирование личности. По словам А. М. Скабичевского, он не упускал из виду «ни одного явления, мало-мальски поразительного в каком бы то ни было отношении, чтобы тот час же не воспроизвести его и в то же время не обсудить со всех сторон» [3, с. 280].
В русской жизни до 1860-х г. чиновничество имело громадное значение. Нажива, материальное благополучие были единственными непритворными побуждениями их жизни. Цель и смысл агужбы чиновников составляло взяточничество. В их семейном укладе отсутствовало понятие о том, что «в людском обществе надобно жить», а не только «делать туда экскурсии, чтобы выхватить что-нибудь». В атмосфере произвола и приниженной бедности вырастали их дети и, как правило, шли дорогой отцов. Люди, стоявшие на низших ступенях общественной лестницы, с завистью смотрели на легкий способ добывания средств чиновниками, стремились к нему или старались вывести на эту дорогу своих детей.
Уверенности, что человек имеет право жить, не было ни у кого; все простые обыкновенные люди не жили, а «мыкались» или просто «кормились».
Критика писателем типичных для того времени представлений о воспитании в чиновничьей среде, а также отношений между отцами и детьми, которые всегда являлись «больным местом» русского общества, содержится в очерке «Отцы и дети», созданном писателем в эпоху ломки старого общественного уклада и построения основ нового общества.
Иван Матвеевич Руднев, «чиновник в полном смысле этого слова», «влюбленный отец, задолго еще до рождения сына, дал искреннейший обет не щадить живота своего для того, чтобы сын вышел человеком как следует, то есть мог бы выйти в люди и прославить род свой». О развитии Павлуши он и не думал, ибо никогда и не слышал такого слова; не думал подмечать те или другие его наклонности, потому что никогда бы и не подметил их. Целью матери было - воспитать «тихого ребенка, не мешающего семейной гармонии». Она была счастлива, что «из Павлуши выходит не сорванец». Окруженный чрезмерной заботой сын, называемый «умное дитя» и «милое дитя», вскоре усвоил мораль: «будешь слушаться - больше дадут».
Свой вклад в воспитание внес и выбранный разумением Рудневых невежественный учитель-богослов, заставлявший Павлушу выговаривать слова, которые «ломали только язык, но ничего не трогали в голове». Нагруженный такими знаниями, Паша к концу урока просто-напросто «застывал всем своим существом, на губах его бродила короткая и почти глупая улыбка». Даже среди детских забав вспоминались ему сами собою «отвратительные книжки и отвратительное учение». Бессмысленное преподавание сделало из Павлуши «мягко забитый тип», который «стоит теперь посредине полного бездорожья, не зная, куда приклонить голову и зачем жить».
Реформы 60-х годов, прозванные в провинциальном чиновническом кругу «всемирным потопом», нарушили обычный порядок жизни, при котором будущность сына представлялась совершенно ясно: «он должен вырасти чиновником, таким же беспримерным и безответным, как и отец, - в этом высшая цель жизни, в этом вся заслуга человека и перед Богом, и перед Родиной».
С наступлением «новых времен», когда старое начало «валиться, падать, резаться», у Руднева «явились беспризорные дети», которые не могли рассчитывать «даже на самый незначительный уход». Прекращение взяточничества заставляло смотреть чиновника на каждого рождающегося ребенка, как на обузу. Рудневы старались держать детей подальше от себя, чтобы их крик не раздражал огорченных родителей, поэтому воспитание Петруши в корне отличалось от воспитания брата.
Мать, точно так же, как и отец, вспоминала о Петруше только тогда, когда слышала его пронзительный плач где-нибудь в заднем углу двора. Росший на кухне под присмотром старой няньки и во многом предоставленный самому себе, он чувствовал, что «все ему здесь чужие; и папашу, и мамашу, и всех и вся он готов был променять на кухонных котят и гусенят, своих первейших друзей».
Петруша формировался вполне как самостоятельная личность, и с годами «сама судьба» незаметно развивала в нем любовь к угнетенным труженикам и подозрительность ко всем, именовавшимся господами. Наконец-то, отец «принужден был подумать» об «отбившемся от рук» сыне: «что теперь с ним делать, драть ли его или учить?» Мать решила, что вначале его надо «маленько похворостинить. а потом, само собою, учить».
«Затхлые» учебники «не приковывали» его к своим страницам, и вышел из него «сорванец», который впоследствии стал «крайне надоедать начальству ежемину тными проделками, требующими карцера».
Среда, в которой росли чиновничьи дети, способствовала полному разрыву между отцами и детьми. Взаимное непонимание ими друг друга сказывалось даже в мелочах, оканчивающихся нередко трагически, семейными «несчастиями», причиной появления которых родители считали «просвещение». Молодое поколение невольно становилось судьей старших; оно было захвачено новыми, «свежими» течениями и сразу «отшатнулось» от своих воспитателей.
«С каждым днем все больше и больше стала возрастать непомерная разница во взглядах на жизнь детей и родителей, а скоро не было уже такого отца и матери, которые не были бы огорчены до глубины души поступками своих детей», - говорит Глеб Успенский [6, с. 45].
С появлением «сорванцов» «шре» чиновников было так велико, что «даже и водка не развеселяла и пилась со вздохами, так же, как и жалобы на детей», которые стали «непочтительными, дерзкими, безбожниками».
Семьи Черемухиных и Птицыных, как «гнездо провинциального хищничества», воспитывали своих детей с младенчества по принципу «в карман-то, в карман-то норови поболе». В их среде не было места состраданию к людям, проявлению склонностей и влечений, а исчезновение «кармана, из которого можно было выхватывать сколько луша желает», разрушило уклад семейной жизни, где даже рабски покорный сын заявил:
«До чего вы меня довели? Что я от вас видел, пользу какую? А называетесь генерал!.. Бог вас наказывает... Какой вы отец? Удавлюсь вот возьму!»
Жажда наживы, деспотизм и самодурство старших, полное порабощение личности — такова атмосфера семьи, губительно сказавшаяся на судьбе талантливого мальчика Вани, вся жизнь которого состояла из «ряда колотушек со стороны отца и матери, дерганья за ухо, ударов в затылок и всякого рода унижений и оскорблений». «Гудошником» и «скоморохом» называли мальчика в семье. Окончательно обезличенный, он не сохраняет даже чувства внутренней правоты, а напротив, его начинают терзать раздумья: «а что, если люди правы, что, если я сам виноват во всем и терплю достойные возмездия за свою собственную вину?» Непонятый родителями и окружающими его людьми, «словно испугавшись того буйства и произвола, которые царили в его семье, он как бы отвернулся ото всех, притаился и пошел своей дорогой».
В семье Павлуши Хлебникова «с седьмого колена все шло против личных чувств, личных желаний, убеждений и покорялось какой-то тягостнейшей необходимости». Семья эта была образцом семей, в которых нет ничего «настоящего», «подлинного», кроме лжи, взаимной ненависти, «притворства», «низкопоклонства», соединенного с полным презрением. Человеческим, свободным отношениям здесь места не было. Дети не вызывали в семье родительской любви. «В доме вставали, ложились, пили чай, принимали гостей, словом, исполняли все, как следует, и главным образом, молчали...»
Лицемерие стало отличительной чертой Павлуши, который, с одной стороны, заискивал перед школьными товарищами, стараясь расположить их к себе; с другой стороны, он, не задумываясь, выдавал их начальству. В конце концов, из этого «обездушенного мальчика не вышло ничего. Бросался он на все, с азартом, но это только по-видимому».
А. Суперанская отмечала, что «подобные люди на всю жизнь остаются пустыми сосудами, и способны только приспособляться к обстоятельствам» [5, с. 6].
Картину воспитания в семьях мелкого чиновничества, где дети находятся близко к «голодной» действительности, находим мы в биографическом очерке Г. И. Успенского «Федор Михайлович Решетников». Дядя-воспитатель не мог воспитывать мальчика иначе, как в приучении к тому лее терпению, повиновению, искренне веря, что для него, как для сироты, предстоит та же тяжелая забота о куске хлеба и та же самая жизнь «между нищими и средними», в которой терпение играет первую роль. Желание добра своему воспитаннику выражалось способом «поистине варварским» - «битьем» и «драньем».
Его били, но он не изменялся, не уступал, а становился озлобленным, мстительным. «Он сделался истинным наказанием целому двору, истинным врагом всем и каждом}&, вскоре ему не было другого имени, кроме «юр», «поганая рожа»; его вихры, уши и щеки сделались общим достоянием; В результате Ф. М. Решетников вступил в жизнь «надломленным».
Других такое воспитание «ломало» совсем, уничтожало в них «живых» людей. Таков был Иван Куприянов. Прежде, чем он родился, в его семье появилось множество преданий о том, что человек сам по себе ничего не может сделать, что каждый его шаг зависит от кого-то. Слова «нельзя» и «молчать» его семейство знало в совершенстве. Главная задача жизни Куприяновых сводилась к терпению и повиновению, и десятилетний мальчик «уже был прочно воспитан для безропотного повиновения». К несправедливостям он привык, и «покорно нес свою голову под их удары». На подготовку в первый класс гимназии он «убил несчетное число трудов и бессонных ночей», а, став гимназистом, Иван Куприянов был уже «человек опытный в несчастиях, знавший, что жить на свете трудно, что, слава Богу, если не умрешь с голоду». Он учил аккуратно «глупые и скучные» учебники, отвечал на ненужные вопросы учителей, хоть сам понимал жизнь больше всех учебников. В университете «получал ровно столько баллов, чтобы аккуратно хватало для права более или менее свободно дышать на белом свете». Нужда и семейные заботы убивали в нем порывы к сознательной и свободной жизни. Сделавшись судебным следователем, он педантично исполнял свои обязаннос ти, которые служили для него средством к получению содержания. Совершенно безучастным остается он даже к «кровавым преступлениям, которые ему приходится разбирать по службе».
«Не знаю, - говорит Г. И. Успенский, - хороши ли такие люди, не знаю я, - нужны и важны ли такие дела» [6, с. 471].
Рассказывая о чиновниках, Г. И. Успенский поднял вопрос о женском воспитании, остро стоявший в России во второй половине XIX в.
Не в воспитании характера, не в развитии умственных способностей видели свою задачу родители в произведениях Г. И. Успенского. Их целью было направить детей по такой жизненной колее, которая ближе всего вела к материальной обеспеченности, к жизненным удобствам. Особенно это относилось к девочкам, для которых даже ученье, сообщение элементарных
знаний, в большинстве случаев, считалось ненужною роскошью. Для них было обязательно лишь знание хозяйства и рукоделия.
Целью воспитания чиновничьих дочерей, которые росли в полной зависимости от родителей, было удачное замужество. «Без жениха вам невозможно, - говорит Наде Михаил Иванович. - Потому вы так прилажены.. чтобы на чужое жить. Тепериче маменька вас кормит, одевает, а замуж выйдете - супруг с танет награждать.. .Вы так приучены! В прежнее время в вашем звании всс на чужое жили» [6, с. 51].
Пансионная наука, представлявшая «смешение Гибралтаров с заповедями и Мамаев с перешейками», особенно определенных целей в жизни Софье Васильевне Печкиной не дала, а сделала из нее «существо, о котором, при самом тщательном наблюдении, можно было сказать только, что она румяная и добрая». Павел Иваныч Печкин женился на ней в то время, когда «всякая возможность к дебошам супругов, увечьям и прочим ужасам захолустной тишины» была устранена, и он решил «обновить свою жизнь». «Окаменением» и «одеревенением» называет Г. И. Успенский житье под чьей-нибудь властью, и Софья Васильевна не могла «избегнуть» его. Ей нужно было только слушать «ропот Павла Ивановича на современность, и лучше, ежели бы она не понимала его».
Таким образом, «одеревенение» Софьи Васильевны уничтожило и «тень труда» слушать Павла Ивановича. Она слушала его и не слышала ничего, и это было отлично. Ей было все равно и после того, когда он «выказал намерение запирать ее снаружи, упирая дубинкой дверь».
Г. И. Успенский пишет: «Она продолжала прозябать, теряла человеческий лик и нрав, теряла с каждым днем даже потребность опрятности, и таким образом получились те результаты райской жизни, которые повергли Надю Черемухину в величайшее изумление» [6, с. 65].
Верочка Калашникова выросла при старых порядках, но еще молодою «девицей» захватил ее «погром», который особенно тяжел был для ее семейства. В семье она получила твердое убеждение в том, что «всякая неправда и есть правда». Отца не любили, а притворялись, что любят, уважают и «благоговеют»; мужей не любили, а жили и повиновались потому, что они покупали салопы и платья, кормили, дарили и били. Мужья притворялись, что служат, приносят пользу, а, в сущности, «хлопотали только о том, как бы побольше схватить». Не могла понять Верочка жизни «противоположной» и пришла к выводу, что в ней нет ничего, «что нужно для жизни, в которой нет лжи и обмана».
Воспитание девочек в среде мещан, ремесленников и крестьян мало чем отличалось от воспитания мальчиков. «Ученицы так же, как и «ученики», в мастерских выносили побои и грубости, занимались тяжелым трудом. В деревне мальчики и девочки вырастали одинаково под «властью земли». Как изображает Г. И. Успенский, женщине приходилось много работать «для себя». Выйдя замуж, она шла в жизни «в одних оглоблях» с мужем. Между
ними существовала неразрывная связь «в самых малейших движениях мысли»; здесь нередко было понимание «без разговоров», «по одному взгляду».
Последовательно переходя от одной социальной группы к другой, Г. И. Успенский в очерке «Три письма» изображает семью помещиков.
«Нееловы - помещики, обладающие тысячами десятин степей.,. Эта семья была какой-то гриб, выросший на гнилой и жирной почве крепостного права: жизнь для них - грубое удовольствие, вечное отдохновение от ниче-го-яедел ан и я », — говорит писатель [6, с. 277],
Это «самое безобразное семейство» не принадлежало ни к «тузам», ни к «самодурам», но нравственное разложение в нем было необыкновенное. Ни мать, ни отец не умели даже уложить детей спать и если делали это, то с раздражением и «тиранством», называя при этом детей «наказанием» и «проклятием». Они оба не умели ответить ни на один детский вопрос: «отчего тучи», «отчего ветер». Вместо ответа дети получали: «отстань», «отвяжись, несносный»; «заладил: зачем? зачем? - сиди смирно и молчи».
«Единственное дело, которое они делали легко и с удовольствием, с истинным дарованием, как самые безукоризненные артисты, это было - лганье»,- пишет Г, И. Успенский [6, с. 271].
Умея подмечать и указывать факты уродливой семейной обстановки, писатель вместе с тем представлял себе ясный идеал настоящей семьи, способной воспитывать «живых» людей, таких как «иностранец» (отец его был швейцарец, но родился он от русской матери в России), «Связующий интерес», источник взаимной связи и взаимного уважения составляли основу семьи «иностранца», в которой была жизнь, а не «терпеж» жизни. В семье читали, сам отец играл на скрипке; они любили цветы, животных. В ней можно было узнать, как трудно достаются маленькие минуты счастья, можно было познакомиться с необходимостью и удовольствием жить для ближнего, для другого, а не только для себя.
Заботами о чужих людях и о чужих интересах, «требующих наблюдения и напряженной деятельности», была заполнена жизнь «иностранца» в семье помещиков Нееловых.
«Как доктору надо помнить лекарство, которое он дал больному месяц том}^ назад, так и мне надо помнить каждое свое слово, потому что иначе меня обличат три свидетеля, которые отлично помнят каждое мое слово»,-говорил он [6, с. 287].
Г. И. Успенский не мог не оценить важности воспитательной задачи, от выполнения которой зависит будущность общества, поэтому избавление от окончательной нравственной гибели и перевоспитание «трех человеческих существ, которые только на него и надеются, только в нем одном чают спасение», считал важной общественной задачей для себя и герой очерка «иностранец».
«Я невольно склоняюсь пред сердцем и делами «иностранца» и стараюсь помнить одно: он возвратил в трудовую массу троих человек, которые приготовлялись быть дармоедами», - говорит Г. И. Успенский [6, с. 302],
Представляя все слои современного ему российского общества, особое внимание писатель уделяет проблеме воспитания в крестьянской среде. Наиболее полно его народнические идеалы отразились в крестьянских очерках, содержащих его размышления и раздумья. Уже одна книга «Власть земли» является блестящей, до мельчайших деталей разработанной, теорией воспитания целого огромного общественного слоя, где автор непосредственно касается жизни детей из народной среды, их духовного развития и всех влияющих на него факторов.
Постигая суть народного миросозерцания, писатель пришел к осознанию роли труда не только как тяжелой необходимости, как условия материального существования, но и как внутренней потребности человека, как фактораобеспечивающего полноту нравственного, духовного бытия человека.
«У земледельца, - говорит писатель. - нет шага, нет поступка, нет совести, которые бы принадлежали не земле. Он весь в кабале у этой травинки зелененькой. Оторвите крестьянина от земли, от тех забот, которые она налагает на него, от тех интересов, которыми она волнует крестьянина, добейтесь, чтобы он забыл крестьянство, и нет этого славного народа, нет народного миросозерцания, нет тепла, которое идет от него. Иди куда хошь» [6, с. 119].
В теоретическом плане, по мнению народника Н, К. Михайловского, «Власть земли является той «гармонией», поисками которой всю жизнь занимался Г. Успенский» [1, с. 95].
Большое художественное дарование Г. И. Успенского позволило ему ярко и образно представить бытовые условия, влияющие на воспитание целых поколений. Его произведения содержат ряд глубоких мыслей, тонких наблюдений обстоятельных и верных картин воспитания.
Произведения писателя-народника, проникнутые стремлением к правде, к нравственному идеалу, сыграли огромную роль не только в формировании общественного сознания россиян в условиях социального переустройства русского общества, но и в деле воспитания интеллигенции, призванной нести просветительские идеи в народ как средство спасения от обнищания и духовного растления.
Опираясь на личные наблюдения, писатель создал произведения, в которых не только исторически освещается жизнь русского народа, но и дается художественное обобщение педагогических взглядов, утверждаются ведущие идеи русской педагогики и идеалы воспитания, ярко пропагандируется общественно-политическая целеустремленность и гуманизм.
Прочная связь проблем педагогики с жизнью имеет большое значение для современной теории и практики воспитания.
Несомненно, произведения Г. И. Успенского должны занять достойное место в библиотеке педагогической литературы. Не только школа, но и все участники педагогического процесса, не отказываясь следить за жизнью и
движением вперед как литературных, так и всех других явлений, должны вместе с тем твердо держаться испытанных и проверенных взглядов прошлого, благотворное влияние которых вне сомнения.
Библиографический список
УДК-37.01(09)
И. I Гугкаева
КРИТИКА ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ДУХОВНОЙ ШКОЛЫ ПЕДАГОГОМ-ПРОСВЕТИТЕЛЕМ М. Ю. ГАДИЕВЫМ
М. Ю. Гадиев, видный просветитель-педагог горских народов, осетин по происхождению родился в 1882 г. в селении Ганис Кудского ущелья. Будущий поэт, драматург, публицист, историк литературы, педагог Михаил Юрьевич Гадиев (в народе «Цомак») высшее образование получил на историко-филологическом факультете Дерпского университета (ныне г. Тарту Эстония). С 1905 г. принимал активное участие в революционном движении, за что был сослан в Сибирь. Он много сил, знаний отдал сибирской детворе, занимаясь «вольным учительством». В условиях ссылки педагог-просветитель читал лекции на историко-литературные темы, выступал со статьями в сибирских газетах.
С 1917 г. участвовал в развитии культуры и народного образования Северной Осетии: работал заведующим облоно, ректором Горского педагогического института, директором Северо-Осетинского научно-исследовательского института.
Годы жизни и деятельности М. Ю. Гадиева пришлись на тревожное время предреволюционного периода и становления советской власти. Воспитанный на передовых идеях революционных демократов, он смело шел по тернистому пути педагогов и просветителей своего времени.
